Валерия обернулась и сорвала горсть шнуров с ближайшей занавеси.
— Гадина! — процедила она. — Вот я сейчас сорву с тебя все тряпки, привяжу к постели и буду пороть до тех пор, пока не сознаешься, кто тебя послал и зачем!
Ясала даже не пробовала сопротивляться. Потом в комнате слышался только свист туго скрученных шелковых шнуров, врезающихся в нагое тело. Ясала не могла двинуться, тело ее извивалось и вздрагивало в такт ударам. Она только закусила губу, и оттуда потекла струйка крови. И снова — ни звука.
Все новые и новые красные полосы появлялись на смуглой коже Ясалы. Валерия хлестала изо всей мочи, а рука ее была закалена в сражениях. И Ясала не выдержала.
Она тихо застонала и Валерия остановила поднятую руку, сбросив со лба прядь золотых волос.
— Ну что, начнешь, наконец, говорить? — спросила она. — Или я должна потратить на тебя целую ночь?
— Пощади! — прошептала женщина. — Я все скажу!
Валерия разрезала держащие ее веревки и помогла встать, но служанка бессильно опустилась на ложе. Все тело ее дрожало.
— Дай вина! — попросила она умоляющим голосом и показала на золотой кубок. — Дай мне напиться. Я совсем обессилела от боли. Сейчас я все тебе расскажу.
Валерия взяла кубок. Ясала неуверенно встала, чтобы взять его, поднесла к губам и внезапно выплеснула его содержимое прямо в лицо аквилонке. Валерия потеряла равновесие и отшатнулась, тряся головой и протирая кулаками глаза от едкой жидкости. Как в тумане увидела она, что Ясала пробежала через комнату, подняла засов, открыла дверь, обитую медью, и скрылась в глубине коридора. Когда Валерия добежала до двери, то увидела только пустой зал, на другом конце которого зиял черный проход. Оттуда тянуло плесенью и Валерия вздрогнула — то были двери, ведущие в катакомбы.
Ясала нашла спасение среди мертвецов.
Валерия подошла к дверям и увидела каменную лестницу, исчезающую в полном мраке. Ход этот, вероятно, вел прямо в подземелье и не был связан с другими этажами. Дрожь охватила ее при мысли о тысячах мертвых тел в истлевших саваннах, что лежали там, внизу. Она вовсе не собиралась спускаться вслепую по каменным ступеням, а Ясала наверняка ориентировалась там свободно.
Она уже собиралась вернуться к себе, сбитая с толку и разгневанная, когда из темноты донесся отчаянный крик. Голос был женский.
— О, помогите! На помощь! Во имя Сета! Аххх! — голос затих вдали, и Валерии почудилось, что она слышит смех.
Кровь застыла в жилах Валерии. Что случилось с Ясалой там, в непроглядной тьме? Несомненно, это был ее голос. Что за беда поджидала ее там? Внизу спрятался ксоталанец? Но Ольмек уверял. что катакомбы Техултли отделены от остальных крепкой каменной стеной. Да кроме того и смех не принадлежал человеческому существу.
Валерия так заторопилась назад, что даже не закрыла дверь, ведущую в подземелье. Она добралась до своей комнаты и задвинула засов. Потом обула сапоги, подпоясалась и решила пойти в комнату киммерийца, чтобы уговорить его (если он еще жив) бежать прочь из этого дьявольского города.
Она уже открыла дверь в коридор, когда услышала в зале предсмертные стоны. Потом раздался топот бегущих ног и звон оружия…
5. ДВАДЦАТЬ КРАСНЫХ ГВОЗДЕЙ
В караульной на этаже Орла сидели двое воинов. Их небрежные позы вовсе не свидетельствовали о потере бдительности. Штурм бронзовых ворот мог начаться в любую минуту, но в течение многих лет ни одна из сторон не предприняла такой попытки.
— Чужеземцы — сильные союзники, — сказал один из воинов. — Думаю, что завтра Ольмек выступит на врага.
Он говорил, как солдат на настоящей большой войне. В маленьком мире Ксухотла любая горстка вооруженных людей считалась армией, которую предстояло завоевать.
Другой воин задумался.
— Допустим, с их помощью нам удастся покончить с ксоталанцами, — сказал он наконец. — А что потом, Ксатмек?
— Как это что? — удивился Ксатмек. — За каждого из них мы вобьем по гвоздю. Пленников сожжем, обдерем заживо или четвертуем.
— А потом? — настаивал первый. — Потом, когда их не будет? Странно даже как-то — не будет с кем сражаться… Всю свою жизнь я рубился с ксоталанцами и ненавидел их. Чем я буду жить, когда вражда окончится?
Ксатмек пожал плечами. Его собственные мысли никогда не устремлялись так далеко.
Вдруг оба услышали за воротами какой-то шум.
— Ксатмек, к воротам! Я погляжу через Око…
Ксатмек с мечом в руках прильнул к воротам, напрягая слух, а его товарищ глянул в систему зеркал и увидел, что перед воротами полно людей! Мечи они держали в зубах, а уши заткнули пальцами. Один из них, с султаном из перьев, поднес к губам дудочку и, едва стражник закричал тревогу, начал играть.
Голос застыл в горле стражника, когда высокий, необыкновенный писк прошел сквозь металлические двери и коснулся его ушей. Ксатмек упал у ворот, словно парализованный и заслушался. Другой воин, находившийся подальше, почувствовал угрозу в этом дьявольском свисте. Высокие звуки, словно невидимые пальцы, вонзились в его мозг, наполняя его чем-то чужим и безумным. Страшным усилием воли ему удалось сбросить чары и отчаянным голосом прокричать сигнал тревоги.
И тогда музыка изменилась, невыносимый свист стал резать барабанные перепонки. Ксатмек застонал от нестерпимой муки и последние остатки разума покинули его. Не помня себя, он разомкнул цепь, открыл ворота и с мечом в руках бросился в зал прежде, чем товарищ успел его остановить. Тотчас же в него вонзилась дюжина клинков, и по его окровавленному телу с рычанием пронеслась ватага ксоталанцев. Их торжествующий вопль наполнил залы и комнаты Техултли.
Стражник, оставшийся в живых, выставил копье и только тут сообразил, что враг в крепости! Острие его копья вонзилось в чей-то живот, и больше он ничего не видел — удар сабли раскроил ему голову.
Крики и звон оружия разбудили Конана. Он вскочил с постели, схватил меч и, подбежав к двери, распахнул ее настежь. В коридор он вышел как раз в минуту, когда по нему мчался воин Техултли.
— Ксоталанцы! — рычал он. — Они в крепости!
Конан помчался по коридору и наткнулся на Валерию, которая выскочила из своей комнаты.
— Что творится, черт побери? — закричала она.
— Говорят, прорвались ксоталанцы, — сказал он. — И похоже, что это правда.
Втроем они ворвались в тронный зал и зрелище, которое открылось им, было самым кровавым из кошмаров. Около двадцати мужчин и женщин с изображениями белых черепов на груди схватились с людьми Техултли. Женщины обоих кланов бились наравне с мужчинами и пол в зале был усеян мертвыми телами.
Ольмек в одной набедренной повязке бился у подножия своего трона. Таскела прибежала из своих покоев с мечом в руке.
Ксатмек и его напарник были убиты, и поэтому никто не мог объяснить людям Техултли, каким образом враг ворвался в крепость. И тем более никто не мог объяснить причины этой безумной атаки.
Но потери ксоталанцев были большими, а положение более отчаянным, чем полагали их враги. Союзник, покрытый чешуей, был покалечен, Пылающий Череп убит, а один из четырех воинов перед смертью успел сообщить о двух белокожих рубаках, которые укрепили силы неприятеля. Этого было достаточно, чтобы привести их на грань отчаяния и бросить на врагов.
Люди Техултли оправились уже от первого шока, стоившего им нескольких жизней и яростно сражались, а стражники с нижних этажей изо всех сил спешили, чтобы вступить в бой.
Это была битва диких собак, слепая, безжалостная, до последнего вздоха. Все больше ярко-красных пятен расцветало на пурпурном полу. Трещали столы и кресла из слоновой кости, падали бархатные шторы и тоже окрашивались красным, Это была кровавая кульминация кровавого полувека и все это понимали.
Но исход битвы был предрешен. Люди Техултли, и так вдвое превышающие противника числом, воспрянули духом, когда в бой вступили их светлолицые союзники.
А они ворвались, словно ураган, ломающий молодой лес. Сила Конан превышала силу троих тлацитланцев и ни один из них не мог сравниться с ним в быстроте. В этой людской гуще он двигался с быстротой молнии и сеял смерть, словно волк в овечьем стаде, оставляя за собой груды искалеченных тел.
Рядом с ним с улыбкой на губах сражалась Валерия. Она превосходила силой обычного мужчину, но была много опасней. Меч в ее руке казался живым. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Валерия сначала ошеломляла врага своим несравненным искусством фехтования. То один, то другой воин падал с пробитой грудью, не успев даже замахнуться. Конан шел по залу подобно буре, сметающей все на пути, Валерия же казалась призраком. Она постоянно меняла позицию, рубила и колола, а все мечи, направленные в нее, пробивали воздух. Враги умирали, слыша ее издевательский смех.
Ни пол, ни состояние участников не имели значения в этом сумасшедшем бою. Еще до того, как Конан и Валерия ворвались в зал, пятеро ксоталанок уже лежали на полу, с перерезанными глотками. Когда кто-нибудь опускался на пол, всегда наготове был кинжал для беззащитной шеи или нога, способная размозжить голову об пол.
От стены к стене, от двери к двери перекатывались волны беспощадного сражения. В конце концов на ногах остались только люди Техултли и двое белых наемников. Тупо и мертво глядели друг на друга оставшиеся в живых — жалкие обломки целого мира.
Они стояли, широко расставив ноги, их клинки были окрашены и выщерблены, кровь текла по их рукам, когда они смотрели друг на друга над телами изрубленных друзей и врагов. Не было ни сил, ни воздуха в груди, чтобы издать победный клич, поэтому из уст их вырвался только безумный звериный вой, подобный волчьему.
Конан схватил Валерию за руку и прижал к себе.
— У тебя рана на ноге, — буркнул он.
Она глянула вниз и только сейчас почувствовала боль. Должно быть, какой-то умирающий воин успел вонзить кинжал.
— Ты сам в крови, как мясник, — засмеялась она.
— Со мной порядок. Ничего серьезного. А вот твою ногу надо перевязать.
Широкая грудь и борода Ольмека тоже были в крови. Глаза его горели, словно отблески пламени на черной воде.
— Мы победили! — самозабвенно кричал он. — Война окончена! Ксоталанские псы мертвы! О боги, хоть бы один выжил, чтобы содрать с него кожу! Но они и так хороши. Двадцать мертвых псов! Двадцать красных гвоздей в черном дереве колонны!
— Лучше займись ранеными, — отвернулся от него Конан. — Эй, девочка, дай-ка я погляжу твою ножку.
— Подожди! — она нетерпеливо оттолкнула его руку. Пламя борьбы все еще пылало в ее душе, — Вы уверены, что все лежат здесь? Что если на нас нападут с другой стороны?
— Они не стали бы разделять клан перед таким походом, — сказал Ольмек. Рассудок помаленьку возвращался к нему. Без своих пурпурных одежд он походил скорее на обезьяну-людоеда, чем на князя. — Клянусь головой, мы положили их всех. Их было меньше, чем я думал, и вело их отчаяние. Но каким образом они проникли в крепость?
К ним подошла Таскела, вытирая меч о бедро. В руке она держала предмет, найденный возле трупа вождя Ксоталанцев — того самого с султаном из перьев.
— Флейта безумия, — сказала она. — Один из воинов сказал мне, что Ксатмек открыл врагам ворота и бросился на них — воин сам это видел и даже слышал последние звуки этой мелодии, которая, как он сказал, заледенила его душу. Толькемек много рассказывал об этой флейте. Жители Ксухотла поклонялись ей, потом она лежала в гробнице какого-то древнего мага. Каким-то образом эти псы нашли ее и сумели использовать.
— Кому-то нужно пойти в Ксоталан и убедиться, что никто не остался в живых, — сказал Конан. — Я и сам пойду, если найдется проводник.
Ольмек посмотрел на остатки своего народа. Выжило лишь два десятка, да и большинство из них лежали на полу. Таскела была единственной, кто вышел из боя без царапины, хотя она сражалась так же яростно, как все.
— Кто пойдет с Конаном в Ксоталан? — спросил Ольмек.
Приковылял Техотл. Рана на его бедре снова открылась, а на груди зияла свежая.
— Я пойду!
— Ты не пойдешь, — возразил Конан. — И ты не пойдешь, Валерия, а то у тебя нога начнет отниматься.
— Тогда пойду я, — сказал воин, перевязывавший себе руку.
— Хорошо, Янат. Ступай с киммерийцем. И ты тоже, Топал, — Ольмек указал на еще одного воина, который был лишь слегка оглушен. — Но сперва помогите поднять раненых на постели. Там их обиходят.
Все было сделано быстро. Когда склонились над женщиной с разбитой головой, борода Ольмека коснулась уха Топала. Конан заметил это, но виду не подал. Через минуту все трое покинули зал.
Проводники со всеми предосторожностями провели Конан через зал за воротами и через анфиладу комнат, залитых зеленым светом. Никого не встретили они, не услышали ни малейшего шума. Когда они подошли к Большому Залу, что пересекал город с севера на юг, то стали еще более осторожными: ведь они находились на вражеской земле. Но и следующие залы были пусты — до самых бронзовых ворот, похожих на Ворота Орла в Техултли. Ворота отворились неожиданно легко.
Со страхом смотрели воины Техултли на зеленый зал. Вот уже пятьдесят лет никто из их племени не попадал сюда иначе как пленник, обреченный на мучительную смерть. Не было горшей участи для жителя западной крепости, чем попасть в Ксоталан. Кошмар плена преследовал их с самого детства. Для Яната и Топала эти ворота были Вратами Ада.
Конан оттолкнул спутников и вступил в Ксоталан.
С опаской они двинулись за ним, поминутно озираясь. Но тишину нарушало лишь их собственное дыхание.
За воротами была такая же караульная, и ход из нее вел в такой же тронный зал, как у Ольмека. Конан вошел туда, глянул на ковры, диваны и шторы и стал внимательно прислушиваться. Ни звука. Комната была пуста. Он уже не верил, что в Ксухотле остался хоть один живой ксоталанец.
— Пошли, — сказал он и вошел в тронный зал.
Но далеко не ушел, потому что понял, что за ним следует один Янат. Конан обернулся и увидел, что Топал застыл в ужасе и вытянул руки, словно защищаясь от неведомой опасности.
— В чем дело?
Тут он и сам увидел, в чем дело, и мурашки пробежали по его могучей спине.
Чудовищная голова поднималась над диваном, змеиная голова, большая, как у крокодила. Над нижней челюстью нависали огромные зубы, но было в этой голове что-то беспомощное. Конан глянул за диван. Там лежала змея — огромнее ее он не встречал в своих странствиях… От нее пахло тлением и холодом земных глубин. На горле твари зияла огромная рана.
— Это Ползун! — прошептал Янат.
— Та самая скотина, которую я рубанул на лестнице, — сказал Конан. — Он гнал нас до Ворот Орла и у него еще хватило сил вернуться сюда, чтобы сдохнуть. Как ксоталанцы с ним управлялись?
— Они вызывали его из черных туннелей под катакомбами. Им ведомы были тайны, закрытые для нас.
— Ну, этот сдох, а если бы у них были другие, они непременно приволокли их с собой в Техултли. Вперед!
Они шли за ним по пятам.
— Если никого не найдем на этом этаже, спустимся вниз, — рассуждал Конан. — И перероем Ксоталан от подвала до чердака. Черт, что это такое?
Они вошли в тронный зал. Там был такой же яшмовый постамент и трон из слоновой кости. Не было только черной колонны… Здесь признавали другой символ вражды.
На стене за постаментом возвышались ряды каменных полок, и с этих полок на пришельцев смотрели остекленевшими глазами сотни прекрасно сохранившихся человеческих голов.
Топа бормотал ругательства, Янат же стоял недвижно и в глазах его снова появилось безумие. Конан поморщился — он знал, что разум людей племени Тлацитлан постоянно висит на волоске.
Вдруг Янат вытянул в сторону страшных трофеев дрожащий палец.
— Это голова моего брата! — зарычал он. — А вот младший брат моего отца! А за ним старший сын моей сестры!
Внезапно он заплакал. Глаза его были сухи, но из груди вырывались хриплые рыдания. Потом плач перешел в тонкий пискливый смех и наконец в невыносимый визг. Янат сошел с ума.
Конан положил руку ему на плечо, и это прикосновение словно бы выпустило безумие на волю. Янат завыл и крутнулся на месте, пытаясь достать Конана мечом. Киммериец парировал удар, а Топал попытался схватить Яната за руку. Безумец выскользнул из его рук и вонзил меч в тело товарища. Топал со стоном опустился на пол. Янат закружился в сумасшедшем танце, потом бросился к полкам и стал рубить их, скрежеща зубами.
Конан подскочил к нему сзади, желая обезоружить, но безумец обернулся и с воем бросился на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
— Гадина! — процедила она. — Вот я сейчас сорву с тебя все тряпки, привяжу к постели и буду пороть до тех пор, пока не сознаешься, кто тебя послал и зачем!
Ясала даже не пробовала сопротивляться. Потом в комнате слышался только свист туго скрученных шелковых шнуров, врезающихся в нагое тело. Ясала не могла двинуться, тело ее извивалось и вздрагивало в такт ударам. Она только закусила губу, и оттуда потекла струйка крови. И снова — ни звука.
Все новые и новые красные полосы появлялись на смуглой коже Ясалы. Валерия хлестала изо всей мочи, а рука ее была закалена в сражениях. И Ясала не выдержала.
Она тихо застонала и Валерия остановила поднятую руку, сбросив со лба прядь золотых волос.
— Ну что, начнешь, наконец, говорить? — спросила она. — Или я должна потратить на тебя целую ночь?
— Пощади! — прошептала женщина. — Я все скажу!
Валерия разрезала держащие ее веревки и помогла встать, но служанка бессильно опустилась на ложе. Все тело ее дрожало.
— Дай вина! — попросила она умоляющим голосом и показала на золотой кубок. — Дай мне напиться. Я совсем обессилела от боли. Сейчас я все тебе расскажу.
Валерия взяла кубок. Ясала неуверенно встала, чтобы взять его, поднесла к губам и внезапно выплеснула его содержимое прямо в лицо аквилонке. Валерия потеряла равновесие и отшатнулась, тряся головой и протирая кулаками глаза от едкой жидкости. Как в тумане увидела она, что Ясала пробежала через комнату, подняла засов, открыла дверь, обитую медью, и скрылась в глубине коридора. Когда Валерия добежала до двери, то увидела только пустой зал, на другом конце которого зиял черный проход. Оттуда тянуло плесенью и Валерия вздрогнула — то были двери, ведущие в катакомбы.
Ясала нашла спасение среди мертвецов.
Валерия подошла к дверям и увидела каменную лестницу, исчезающую в полном мраке. Ход этот, вероятно, вел прямо в подземелье и не был связан с другими этажами. Дрожь охватила ее при мысли о тысячах мертвых тел в истлевших саваннах, что лежали там, внизу. Она вовсе не собиралась спускаться вслепую по каменным ступеням, а Ясала наверняка ориентировалась там свободно.
Она уже собиралась вернуться к себе, сбитая с толку и разгневанная, когда из темноты донесся отчаянный крик. Голос был женский.
— О, помогите! На помощь! Во имя Сета! Аххх! — голос затих вдали, и Валерии почудилось, что она слышит смех.
Кровь застыла в жилах Валерии. Что случилось с Ясалой там, в непроглядной тьме? Несомненно, это был ее голос. Что за беда поджидала ее там? Внизу спрятался ксоталанец? Но Ольмек уверял. что катакомбы Техултли отделены от остальных крепкой каменной стеной. Да кроме того и смех не принадлежал человеческому существу.
Валерия так заторопилась назад, что даже не закрыла дверь, ведущую в подземелье. Она добралась до своей комнаты и задвинула засов. Потом обула сапоги, подпоясалась и решила пойти в комнату киммерийца, чтобы уговорить его (если он еще жив) бежать прочь из этого дьявольского города.
Она уже открыла дверь в коридор, когда услышала в зале предсмертные стоны. Потом раздался топот бегущих ног и звон оружия…
5. ДВАДЦАТЬ КРАСНЫХ ГВОЗДЕЙ
В караульной на этаже Орла сидели двое воинов. Их небрежные позы вовсе не свидетельствовали о потере бдительности. Штурм бронзовых ворот мог начаться в любую минуту, но в течение многих лет ни одна из сторон не предприняла такой попытки.
— Чужеземцы — сильные союзники, — сказал один из воинов. — Думаю, что завтра Ольмек выступит на врага.
Он говорил, как солдат на настоящей большой войне. В маленьком мире Ксухотла любая горстка вооруженных людей считалась армией, которую предстояло завоевать.
Другой воин задумался.
— Допустим, с их помощью нам удастся покончить с ксоталанцами, — сказал он наконец. — А что потом, Ксатмек?
— Как это что? — удивился Ксатмек. — За каждого из них мы вобьем по гвоздю. Пленников сожжем, обдерем заживо или четвертуем.
— А потом? — настаивал первый. — Потом, когда их не будет? Странно даже как-то — не будет с кем сражаться… Всю свою жизнь я рубился с ксоталанцами и ненавидел их. Чем я буду жить, когда вражда окончится?
Ксатмек пожал плечами. Его собственные мысли никогда не устремлялись так далеко.
Вдруг оба услышали за воротами какой-то шум.
— Ксатмек, к воротам! Я погляжу через Око…
Ксатмек с мечом в руках прильнул к воротам, напрягая слух, а его товарищ глянул в систему зеркал и увидел, что перед воротами полно людей! Мечи они держали в зубах, а уши заткнули пальцами. Один из них, с султаном из перьев, поднес к губам дудочку и, едва стражник закричал тревогу, начал играть.
Голос застыл в горле стражника, когда высокий, необыкновенный писк прошел сквозь металлические двери и коснулся его ушей. Ксатмек упал у ворот, словно парализованный и заслушался. Другой воин, находившийся подальше, почувствовал угрозу в этом дьявольском свисте. Высокие звуки, словно невидимые пальцы, вонзились в его мозг, наполняя его чем-то чужим и безумным. Страшным усилием воли ему удалось сбросить чары и отчаянным голосом прокричать сигнал тревоги.
И тогда музыка изменилась, невыносимый свист стал резать барабанные перепонки. Ксатмек застонал от нестерпимой муки и последние остатки разума покинули его. Не помня себя, он разомкнул цепь, открыл ворота и с мечом в руках бросился в зал прежде, чем товарищ успел его остановить. Тотчас же в него вонзилась дюжина клинков, и по его окровавленному телу с рычанием пронеслась ватага ксоталанцев. Их торжествующий вопль наполнил залы и комнаты Техултли.
Стражник, оставшийся в живых, выставил копье и только тут сообразил, что враг в крепости! Острие его копья вонзилось в чей-то живот, и больше он ничего не видел — удар сабли раскроил ему голову.
Крики и звон оружия разбудили Конана. Он вскочил с постели, схватил меч и, подбежав к двери, распахнул ее настежь. В коридор он вышел как раз в минуту, когда по нему мчался воин Техултли.
— Ксоталанцы! — рычал он. — Они в крепости!
Конан помчался по коридору и наткнулся на Валерию, которая выскочила из своей комнаты.
— Что творится, черт побери? — закричала она.
— Говорят, прорвались ксоталанцы, — сказал он. — И похоже, что это правда.
Втроем они ворвались в тронный зал и зрелище, которое открылось им, было самым кровавым из кошмаров. Около двадцати мужчин и женщин с изображениями белых черепов на груди схватились с людьми Техултли. Женщины обоих кланов бились наравне с мужчинами и пол в зале был усеян мертвыми телами.
Ольмек в одной набедренной повязке бился у подножия своего трона. Таскела прибежала из своих покоев с мечом в руке.
Ксатмек и его напарник были убиты, и поэтому никто не мог объяснить людям Техултли, каким образом враг ворвался в крепость. И тем более никто не мог объяснить причины этой безумной атаки.
Но потери ксоталанцев были большими, а положение более отчаянным, чем полагали их враги. Союзник, покрытый чешуей, был покалечен, Пылающий Череп убит, а один из четырех воинов перед смертью успел сообщить о двух белокожих рубаках, которые укрепили силы неприятеля. Этого было достаточно, чтобы привести их на грань отчаяния и бросить на врагов.
Люди Техултли оправились уже от первого шока, стоившего им нескольких жизней и яростно сражались, а стражники с нижних этажей изо всех сил спешили, чтобы вступить в бой.
Это была битва диких собак, слепая, безжалостная, до последнего вздоха. Все больше ярко-красных пятен расцветало на пурпурном полу. Трещали столы и кресла из слоновой кости, падали бархатные шторы и тоже окрашивались красным, Это была кровавая кульминация кровавого полувека и все это понимали.
Но исход битвы был предрешен. Люди Техултли, и так вдвое превышающие противника числом, воспрянули духом, когда в бой вступили их светлолицые союзники.
А они ворвались, словно ураган, ломающий молодой лес. Сила Конан превышала силу троих тлацитланцев и ни один из них не мог сравниться с ним в быстроте. В этой людской гуще он двигался с быстротой молнии и сеял смерть, словно волк в овечьем стаде, оставляя за собой груды искалеченных тел.
Рядом с ним с улыбкой на губах сражалась Валерия. Она превосходила силой обычного мужчину, но была много опасней. Меч в ее руке казался живым. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Валерия сначала ошеломляла врага своим несравненным искусством фехтования. То один, то другой воин падал с пробитой грудью, не успев даже замахнуться. Конан шел по залу подобно буре, сметающей все на пути, Валерия же казалась призраком. Она постоянно меняла позицию, рубила и колола, а все мечи, направленные в нее, пробивали воздух. Враги умирали, слыша ее издевательский смех.
Ни пол, ни состояние участников не имели значения в этом сумасшедшем бою. Еще до того, как Конан и Валерия ворвались в зал, пятеро ксоталанок уже лежали на полу, с перерезанными глотками. Когда кто-нибудь опускался на пол, всегда наготове был кинжал для беззащитной шеи или нога, способная размозжить голову об пол.
От стены к стене, от двери к двери перекатывались волны беспощадного сражения. В конце концов на ногах остались только люди Техултли и двое белых наемников. Тупо и мертво глядели друг на друга оставшиеся в живых — жалкие обломки целого мира.
Они стояли, широко расставив ноги, их клинки были окрашены и выщерблены, кровь текла по их рукам, когда они смотрели друг на друга над телами изрубленных друзей и врагов. Не было ни сил, ни воздуха в груди, чтобы издать победный клич, поэтому из уст их вырвался только безумный звериный вой, подобный волчьему.
Конан схватил Валерию за руку и прижал к себе.
— У тебя рана на ноге, — буркнул он.
Она глянула вниз и только сейчас почувствовала боль. Должно быть, какой-то умирающий воин успел вонзить кинжал.
— Ты сам в крови, как мясник, — засмеялась она.
— Со мной порядок. Ничего серьезного. А вот твою ногу надо перевязать.
Широкая грудь и борода Ольмека тоже были в крови. Глаза его горели, словно отблески пламени на черной воде.
— Мы победили! — самозабвенно кричал он. — Война окончена! Ксоталанские псы мертвы! О боги, хоть бы один выжил, чтобы содрать с него кожу! Но они и так хороши. Двадцать мертвых псов! Двадцать красных гвоздей в черном дереве колонны!
— Лучше займись ранеными, — отвернулся от него Конан. — Эй, девочка, дай-ка я погляжу твою ножку.
— Подожди! — она нетерпеливо оттолкнула его руку. Пламя борьбы все еще пылало в ее душе, — Вы уверены, что все лежат здесь? Что если на нас нападут с другой стороны?
— Они не стали бы разделять клан перед таким походом, — сказал Ольмек. Рассудок помаленьку возвращался к нему. Без своих пурпурных одежд он походил скорее на обезьяну-людоеда, чем на князя. — Клянусь головой, мы положили их всех. Их было меньше, чем я думал, и вело их отчаяние. Но каким образом они проникли в крепость?
К ним подошла Таскела, вытирая меч о бедро. В руке она держала предмет, найденный возле трупа вождя Ксоталанцев — того самого с султаном из перьев.
— Флейта безумия, — сказала она. — Один из воинов сказал мне, что Ксатмек открыл врагам ворота и бросился на них — воин сам это видел и даже слышал последние звуки этой мелодии, которая, как он сказал, заледенила его душу. Толькемек много рассказывал об этой флейте. Жители Ксухотла поклонялись ей, потом она лежала в гробнице какого-то древнего мага. Каким-то образом эти псы нашли ее и сумели использовать.
— Кому-то нужно пойти в Ксоталан и убедиться, что никто не остался в живых, — сказал Конан. — Я и сам пойду, если найдется проводник.
Ольмек посмотрел на остатки своего народа. Выжило лишь два десятка, да и большинство из них лежали на полу. Таскела была единственной, кто вышел из боя без царапины, хотя она сражалась так же яростно, как все.
— Кто пойдет с Конаном в Ксоталан? — спросил Ольмек.
Приковылял Техотл. Рана на его бедре снова открылась, а на груди зияла свежая.
— Я пойду!
— Ты не пойдешь, — возразил Конан. — И ты не пойдешь, Валерия, а то у тебя нога начнет отниматься.
— Тогда пойду я, — сказал воин, перевязывавший себе руку.
— Хорошо, Янат. Ступай с киммерийцем. И ты тоже, Топал, — Ольмек указал на еще одного воина, который был лишь слегка оглушен. — Но сперва помогите поднять раненых на постели. Там их обиходят.
Все было сделано быстро. Когда склонились над женщиной с разбитой головой, борода Ольмека коснулась уха Топала. Конан заметил это, но виду не подал. Через минуту все трое покинули зал.
Проводники со всеми предосторожностями провели Конан через зал за воротами и через анфиладу комнат, залитых зеленым светом. Никого не встретили они, не услышали ни малейшего шума. Когда они подошли к Большому Залу, что пересекал город с севера на юг, то стали еще более осторожными: ведь они находились на вражеской земле. Но и следующие залы были пусты — до самых бронзовых ворот, похожих на Ворота Орла в Техултли. Ворота отворились неожиданно легко.
Со страхом смотрели воины Техултли на зеленый зал. Вот уже пятьдесят лет никто из их племени не попадал сюда иначе как пленник, обреченный на мучительную смерть. Не было горшей участи для жителя западной крепости, чем попасть в Ксоталан. Кошмар плена преследовал их с самого детства. Для Яната и Топала эти ворота были Вратами Ада.
Конан оттолкнул спутников и вступил в Ксоталан.
С опаской они двинулись за ним, поминутно озираясь. Но тишину нарушало лишь их собственное дыхание.
За воротами была такая же караульная, и ход из нее вел в такой же тронный зал, как у Ольмека. Конан вошел туда, глянул на ковры, диваны и шторы и стал внимательно прислушиваться. Ни звука. Комната была пуста. Он уже не верил, что в Ксухотле остался хоть один живой ксоталанец.
— Пошли, — сказал он и вошел в тронный зал.
Но далеко не ушел, потому что понял, что за ним следует один Янат. Конан обернулся и увидел, что Топал застыл в ужасе и вытянул руки, словно защищаясь от неведомой опасности.
— В чем дело?
Тут он и сам увидел, в чем дело, и мурашки пробежали по его могучей спине.
Чудовищная голова поднималась над диваном, змеиная голова, большая, как у крокодила. Над нижней челюстью нависали огромные зубы, но было в этой голове что-то беспомощное. Конан глянул за диван. Там лежала змея — огромнее ее он не встречал в своих странствиях… От нее пахло тлением и холодом земных глубин. На горле твари зияла огромная рана.
— Это Ползун! — прошептал Янат.
— Та самая скотина, которую я рубанул на лестнице, — сказал Конан. — Он гнал нас до Ворот Орла и у него еще хватило сил вернуться сюда, чтобы сдохнуть. Как ксоталанцы с ним управлялись?
— Они вызывали его из черных туннелей под катакомбами. Им ведомы были тайны, закрытые для нас.
— Ну, этот сдох, а если бы у них были другие, они непременно приволокли их с собой в Техултли. Вперед!
Они шли за ним по пятам.
— Если никого не найдем на этом этаже, спустимся вниз, — рассуждал Конан. — И перероем Ксоталан от подвала до чердака. Черт, что это такое?
Они вошли в тронный зал. Там был такой же яшмовый постамент и трон из слоновой кости. Не было только черной колонны… Здесь признавали другой символ вражды.
На стене за постаментом возвышались ряды каменных полок, и с этих полок на пришельцев смотрели остекленевшими глазами сотни прекрасно сохранившихся человеческих голов.
Топа бормотал ругательства, Янат же стоял недвижно и в глазах его снова появилось безумие. Конан поморщился — он знал, что разум людей племени Тлацитлан постоянно висит на волоске.
Вдруг Янат вытянул в сторону страшных трофеев дрожащий палец.
— Это голова моего брата! — зарычал он. — А вот младший брат моего отца! А за ним старший сын моей сестры!
Внезапно он заплакал. Глаза его были сухи, но из груди вырывались хриплые рыдания. Потом плач перешел в тонкий пискливый смех и наконец в невыносимый визг. Янат сошел с ума.
Конан положил руку ему на плечо, и это прикосновение словно бы выпустило безумие на волю. Янат завыл и крутнулся на месте, пытаясь достать Конана мечом. Киммериец парировал удар, а Топал попытался схватить Яната за руку. Безумец выскользнул из его рук и вонзил меч в тело товарища. Топал со стоном опустился на пол. Янат закружился в сумасшедшем танце, потом бросился к полкам и стал рубить их, скрежеща зубами.
Конан подскочил к нему сзади, желая обезоружить, но безумец обернулся и с воем бросился на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9