«Альманах "Искусство войны" № 1»: 2006
Павел Андреев
Пыль
Солнце палило почти в макушку. Беготня за неуловимым противником по виноградникам изматывала нещадно. Группы мальчиков с автоматами по 6–8 человек, выполняя приказы-корректировки групп управления, метались, пытаясь выдержать дистанцию между друг другом и график выхода в контрольные точки. Тех стратегов, что рисовали стрелки на картах, по понятным причинам не было рядом с нами и они не смогли разделить нашего энтузиазма, вызванного очередной вводной.
Пленный сидел в тени дувала на корточках. Неподалеку, уткнувшись своим хоботом в мутный поток широкого арыка, стоял наш танк, подорванный этим тщедушным худым человеком с мотыгой. Его взяли сразу после взрыва, он прятался в винограднике, в который вели провода от мощного фугаса, заложенного в тело маленького узкого мостика через широкий арык. Если бы не война и серьезность случившегося, можно было подумать, что этот человек хотел подобным образом избавить от ужасных мучений хлипкое, но каким-то чудом выдерживающее жуткое давление многотонной стальной махины танка, тело обычного мостика через арык.
Танкисты шустро сновали вокруг танка. Натужно гудели БэТэРы, пытаясь помочь вытащить танк, оказавшийся в ловушке. Медленно, степенно, скрывая силу своего течения, нес свои мутно-желтые воды арык. Эфир был наполнен командами и обрывками фраз из рапортов и приказов. Батальон пытался не расползтись по зеленке, сохранить порядок в кажущемся хаосе движения разрозненных групп. Обычное состояние на проческе, когда кто-то попадает между полупопий аллаха. Обычное «бежим-лежим.»
Наша группа из восьми человек вылетела к мосту как раз к моменту «раздачи слонов». Покрытые пылью, в хрустящих от пота ХэБэ, обвешанные лифчиками, лентами от ПэКа и «мухами», выдрессированные дембелем — старшим сержантом Мишей Шикуновым — мы, возглавляемые дагестанцем Алибеком, выполняющим роль дозорного и минной собаки одновременно, видимо, представляли колоритную картинку должников-интернационалистов.
Наше появление было явно заметно среди царившей деловой суеты бронегруппы.
Держась в рамках неписанных законов, мы не стали изображать поход к водопою в период засухи, а чинно продемонстрировали, как можно с толком использовать себе на пользу подобные минуты отдыха. Быстро построились, посчитались, «в затылочек» отбежали без лишнего шума в тень уже подмеченного заранее дувала, соблюдая дистанцию прямого оклика, уважая голосовые связки командира. Мгновенно легли, уже по заранее утвержденному порядку определили очередность походов парами к арыку. Чтобы не придавать праздности нашему присутствию, молодые остались стоять, изображая своими тремя телами строй из шести человек, пока сержанты, я и Миша, бодро засеменили с докладом в сторону комбата, стоящего в кружении других офицеров.
Выслушав степенный, без подробностей и эмоций доклад старшего группы, комбат, повернувшись спиной к нам обоим, сказал Мише просто и обыденно: «Прочешешь, сынок, правый фланг до рубежа сушилки, что в 300 метрах от нас дальше по арыку, там закрепишься и жди продолжения. Там и отдохнешь. Ваша рота идет дальше. Вы остаетесь с бронегруппой. Все, вперед, сынок!»
Второго «индейца» нашел Алибек. Когда мы его увидели, он уже потерял интерес к происходящему и покорно взирал на остальных семерых русских, что окружили его и с нескрываемым интересом мысленно примеряли его шикарные кроссовки, веря заверениям Алибека, что денег у духа не оказалось. Видимо, ссадина с левой стороны челюсти бедолаги была результатом его разговора с Алибеком на тему «шкурных вопросов». Кроме каких-то бумажек у него не оказалось ничего. Даже часов. Хотя, какие часы после Алибека?
Наш «толмач» Эргашев вынес приговор нашей находке — дух, причем не самый последний, судя по одежде и кроссовкам. Пленный лопотал что-то про виноград, хозяина виноградника, сбежавшего в Пакистан и про машину, что должна была приехать за урожаем винограда по сломанному нами мосту… А вот про мост он пусть комбату расскажет, решили мы.
Комбат пришел в сопровождении связиста и пленного худого дехканина с мотыгой, пойманного ранее ребятами из бронегруппы. Наш дух стоял с гордо поднятой головой, на его ногах уже красовались солдатские ботинки без шнурков, явно не соответствуя его расписной роскошной жилетке с оторванным зачем-то карманом. Мы уже знали, что раненный при взрыве танкист скончался в вертолете. Мы так же знали, что он был родом из Волгограда, а это было одно из крупных землячеств в бригаде. Комбат тоже был родом из Волгограда, что, очевидно, шансов духам не прибавляло.
Комбат постоял несколько секунд напротив нашего духа. Послушал его лепет, затем, повернувшись в мою сторону, кивнул мне головой в сторону сушилки. Я развернул бедолагу и подтолкнул для скорости. Я первым вошел в сушилку, за мной зашел дух, за ним комбат. В сушилке было темно и сухо. Темнота создавала иллюзию прохлады. Из стен сушилки торчали палки с навешанными на них виноградными кистями, обильно присыпанными мелкой белой пылью. Каждое мое движение поднимало целый рой этих мельчайших частиц и создавало чудную картину их движения в воздухе в свете солнечных лучей, пробивавшихся сквозь дырки в стенах сушилки. Комбат остановился и я хорошо видел его. Дух был между нами и стоял лицом к комбату. «Душман?», — без обиняков спросил комбат афганца. «Нис, дуст», - афганец сделал удивленное лицо, голова его задергалась в ритм выговариваемых им со скоростью пулемета слов. «Подойди-ка, сынок», — подозвал меня комбат и я, стараясь поднять как можно меньше пыли, протиснувшись между жердями с виноградом и афганцем, пошел к нему. «Посмотри за дверью, чтоб не мешали», — сказал комбат. Я оказался за его спиной. Афганец что-то лопотал, комбат слушал его рассеянно, зачем-то глядя по сторонам. «Значит, много наших ребят положил», - подвел он итог разговору. Афганец видимо понял перемену, уловив настроение комбата по интонации сказанного им. Он хотел что-то сказать в ответ, для убедительности протянул руки к комбату и тут же получил от него жесткий удар «шито» в живот. Несказанные слова застряли в его горле, задыхаясь, он схватился за живот и согнулся пополам, продолжая хватать воздух ртом. «Сынок, дай-ка нож», — комбат протянул руку, обернувшись вполоборота ко мне. Тут я хочу объяснить, что нож я носил в эРДэ, в специально пришитом кармане на клапане, что позволяло его доставать, если тянуть строго в верх из-за головы — без ножен и, если тянуть вправо-вверх — с ножнами. Вот и весь фокус.
Я, не успев понять, что происходит, достал по команде нож в ножнах. Это было моей ошибкой. Комбат, приняв нож из моих рук, с поворота ударил им духа по шее. Дух захрипел и опрокинулся от удара на спину, подняв тучу пыли. Комбат, со словами: «Что ж ты меня позоришь, череп!», швырнул мне, оголив нож, ножны. Ножны попали прямо мне в лицо, ослепив меня на миг. Когда вспышка в глазах и искры от нее прошли, я увидел, как комбат, оседлав тело духа, опрокинутое на спину, раз за разом вгоняет в него нож со словами: «Где ж у него сердце-то?». Пыль, что кружилась в этом бешенном танце смерти в свете солнечных лучей, рожденном движением двух тел, придавала картине какую-то нереальность. Когда комбат поднялся, я продолжал стоять, завороженный этим солнечным потоком пыли…
Я так и запомнил этого духа. Косые лучи солнца сквозь дыры в стене пронзают темноту сушилки. Гроздья винограда, собранные чьими-то заботливыми руками, несмотря на войну и разруху. Подбитый танк. Взорванный мост. Арык с сильным, но медленным течением. Погибший танкист. Наша группа, уставшая, потная, вся в пыли. Комбат с воспаленными глазами. Кажущаяся прохлада сушилки. Тело мертвого духа. Нож в моих руках со следами чужой, густеющей на глазах крови. И пыль. Везде пыль. Мелкая, всепроникающая. Витающая над всем происходящим. Медленно оседающая в черную лужу крови. И лишь в контрасте солнечных лучей и темноты сушилки виден ее танец, наполненный глубоким, как мне тогда показалось, смыслом. Мы все песчинки в шлейфе каких-то движений судьбы. Кого-то она заставляет подняться и кружиться в этом танце света и темноты, а кто-то остается неподвижным и безучастным, как тот дехканин с мотыгой, не подозревающий о том, что ему тоже придется принять уже уготованную ему судьбой участь:
Танк удалось вытащить и его утащили в бригаду прибывшие на помощь танкисты. Батальон к вечеру все-таки вышел из зеленки, выполнил поставленную задачу, прочесав район.
Мы спали в БэТэРах. Наспех умытые и накормленные. Утром нас ждал марш в другой район боевых действий. Шел третий день бригадного рейда. Я спал в родном БэТэРе. Мне ничего не снилось. И лишь спустя семь месяцев я стал бояться снов, просыпаясь на госпитальной койке от войны, что приходила ко мне по ночам. Война стерла грань между Победой и Поражением. И то и другое я сейчас воспринимаю как очередное испытание жизнью. А тогда я был ей не нужен, потому что принадлежал ей с потрохами, как и все спящие рядом со мной. Со временем все покроется пылью…

1