Откуда-то из этих развалин и бьёт пулемёт.
«Придётся возвращаться!… Как только кончится очередь…»
Стук пулемёта оборвался.
– Назад по одному! – негромко крикнул Калганов.
Вот, оттолкнувшись обеими руками от заснеженной земли, быстро вскакивает рослый Глоба. Пригнувшись, пробегает мимо Калганова. И тотчас же от сгоревшего дома снова торопливо, взахлёб, словно спохватившись, стучит пулемёт.
Обеспокоенный Калганов, повернув голову, смотрит вслед Глобе: успел ли? Кажется, успел. Глоба должен ждать там, где чернеет на краю сквера силуэт давно подбитого немецкого танка. За танком место сбора всех.
Пулемет опять замолкает.
И сразу срывается с места лёгкий на ногу Алексей Чхеидзе. Его невысокая, ловкая мальчишеская фигура в туго подпоясанном бушлате вихрем проносится к танку. Пулемёт бьёт ему вслед. Но Калганов уверен: Алексей успеет, «Пора и мне…»
Калганову удаётся пробежать немного. Из-за своего высокого роста он, наверное, приметнее других – пулемётная очередь взвихривает снег рядом. Калганов падает, потом вскакивает, едва смолкает пулемёт. Бежит к подбитому танку. Снова очередь. Но он уже забежал за танк. И вдруг ногой провалился куда-то, больно ударившись коленом обо что-то твёрдое. Слышно, наверху, по броне танка, с сухим звоном выбивают частую дробь пули. Пусть! За танком уже безопасно.
«Куда это я провалился? – присматривается Калганов. – А, в канализационный люк!» Он вытаскивает ногу из щели между сдвинутой набок круглой крышкой и краем люка. Подползает к матросам, укрывшимся за громадой танка – чёрного, сверху чуть присыпанного снегом.
К пулемёту, всё ещё бьющему по танку, присоединяются другие. Видно, враг переполошился не на шутку. Вот за танком колыхнулось белое, быстро расширяющееся сияние – немцы бросили осветительную ракету.
Ракета гаснет. Смолкает пулемёт. Успокоился враг.
Глоба и Чхеидзе выжидающе смотрят на своего командира. А он молчит. Мнёт в пальцах обмёрзшую бороду, освобождая её от набившегося снега.
Старший лейтенант ещё не решил, повторить ли попытку где-нибудь в другом месте. Сколько земли исползали они за последние четыре ночи здесь, в южной части Будапешта, в Будафоке, пытаясь проникнуть за вражеский передний край! Всё тщетно!… Сейчас осуществить это труднее, чем когда-либо раньше. Окружённые гитлеровцы, теснимые со всех сторон, выбитые уже почти из всех районов города, ещё держатся на левом берегу, в Буде. Их позиции тянутся вокруг крутой Крепостной горы, ограждённой высокой древней каменной стеной. За этой стеной, на горе, огромный королевский дворец и много других старинных зданий прочной постройки.
На Крепостной горе находится ставка командующего окружённой группировкой генерал-полковника Вильденбруха. Сюда стянуты все оставшиеся в Будапеште силы противника. Круг его обороны сократился, но от этого она стала ещё плотнее. Каждый метр пространства перед позициями немцев днём и ночью просматривается множеством их глаз, взят ими под прицельный огонь.
Уже много раз пытались пробраться на Крепостную гору разведчики действующих в Будапеште наших частей. Но слишком плотно кольцо вражеской обороны.
Все попытки окончились неудачей. И поэтому то, что не удалось другим разведчикам, поручили выполнить отряду дунайцев, которым командует старший лейтенант Калганов.
Уже не в первый раз пытаются они пробраться на Крепостную гору. Всё напрасно.
…Тихо. Только изредка щёлкнет где-то одинокий выстрел или простучит глуховато короткая очередь.
Попытаться ещё раз? Калганов вглядывается в лица разведчиков, белеющие в полумраке под чёрными флотскими ушанками. Приказать – и они снова пойдут за ним, под пули. Но имеет ли он право рисковать их жизнями понапрасну? Попытаться ещё? Но уже не сегодня. Взбудораженные немцы теперь до самого утра будут настороже.
– Возвращаемся! – невесело сказал Калганов.
Через полчаса они уже подошли к своей базе, расположенной в подвале большого дома на окраине Буды.
Когда Калганов, Глоба и Чхеидзе вошли, в кухонной плите жарко пылал огонь, весело фыркал огромный чайник. Пришедших не спросили, удачна ли была попытка. Их вид ясно говорил – опять впустую…
Калганов отказался и от чая, и от еды, и от чарки согревающего. Закинул на угол кровати ремень автомата и, как был, в ватнике, завалился на неё. Кто-то из матросов заботливо накинул на командира шинель.
Досада и злость грызли Калганова. Вдобавок болело расшибленное о край люка колено и ещё пуще правая рука – там, где ещё не зажила пулевая рана, полученная недели две назад в Пеште, во время схватки с немцами. С простреленной возле локтя рукой Калганов вынужден был уйти в госпиталь. Но когда от навещавших его матросов узнал, что командование ставит отряду задачу проникнуть на Крепостную гору и привести оттуда «языка», твёрдо решил участвовать в этом поиске сам. Несмотря на протесты врачей, он вернулся в отряд.
Сейчас, раздосадованный и злой, укрывшись с головой, Калганов лежал, потеряв всякую надежду уснуть. Прислушиваясь к тупой боли в растревоженной ране, мучительно думал: как же достать «языка»? День проходит за днём, под пулями исползана вдоль и поперёк «ничейная» полоса, и всё зря. Да ещё в люк угодил, чуть ногу не сломал. Он протянул руку, чтобы потереть расшибленное колено, и замер, захваченный пришедшей вдруг мыслью: «А что, если?…»
Что, если пройти на Крепостную гору не через немецкую передовую, а под ней? Спуститься в люк и пробраться по канализационным трубам. Помнится, когда бои шли ещё в Пеште, несколько раз приходилось заглядывать в люки на мостовых. Через некоторые люки там проходят довольно широкие трубы – такие, что человек, согнувшись, проберётся. Может быть, и здесь, в Буде, тоже так?
«Попробуем! – загорелся Калганов. – Но как узнать, каким путём идти? Подземных каналов, наверное, целая сеть. Идти наобум – можно вообще никуда не выйти. А надо пробраться непременно к дворцу. Наверное, там штаб Вильденбруха. Там можно захватить наиболее ценных „языков“. Эх, если бы нашёлся кто-нибудь, знающий канализационную сеть! Но где взять такого человека? Разведать все ходы сначала самим? Но на это надо много времени».
Теперь Калганову было уже окончательно не до сна…
Утром, многое обдумав за ночь, Калганов поделился с товарищами своим замыслом. Замысел понравился всем. Но как найти под землёй верную дорогу? Над этим сообща думали долго. Наконец командир сказал:
– Надо обойти подвалы, где прячутся жители. Спрашивать, кто специалист по канализации. Но зачем специалисты нужны, не говорить. Помните: среди жителей могут скрываться и враги.
Под вечер матросы привели к старшему лейтенанту двоих людей. При помощи Любиши Жоржевича он расспросил их.
Один оказался слесарем-ремонтником, но он не знал расположения канализационных труб, и его сразу же отпустили. Другой, уже довольно дряхлый старик, объяснил, что он пенсионер, много лет прослужил инженером по канализации и рад помочь русским, чтобы они скорее прогнали из Будапешта фашистов, из-за которых жители терпят так много бедствий. На вопрос, знает ли он расположение труб и люков, выводящих на Крепостную гору, старик ответил, что знает. «А какова ширина труб?» – спросил Калганов. «Разная, – ответил старик. – По некоторым даже можно пройти согнувшись». Калганов попросил его начертить точную схему канализационной сети Буды. Старый инженер, напрягая память, несколько часов чертил схему. Хотя он и не знал, для чего понадобилась она русским, но, видимо, догадывался, что нужна для каких-то военных целей, и очень боялся ошибиться. Его не торопили. Пусть вспомнит всё точно.
Наконец схема была готова. Калганов поблагодарил старого инженера. Разведчики щедро наделили его хлебом и консервами из своего пайка.
О своём плане Калганов доложил командованию. План был одобрен.
Прежде чем начать такой рискованный поиск, надо было провести предварительную разведку. Как получалось по схеме, составленной стариком инженером, начать путь под землёй можно было от того самого люка, в который Калганов провалился ногой. Когда стемнело, разведчики пришли к нему. С люка сдвинули тяжёлую крышку, и командир, включив фонарик, первым спустился в глубокий колодец по вделанным в каменную стену железным скобам. На дне колодца стояла по колено холодная зловонная жижа. Видимо, за время боёв канализационная система была где-то повреждена и сточные воды в некоторых местах перестали уходить из неё. Калганов посветил по стенкам. Как и значилось в схеме, через колодец в сторону немецкой передовой вела труба, в поперечнике около метра. Согнувшись насколько возможно, Калганов решительно полез в трубу.
То и дело задевая головой за осклизлый свод, Калганов шёл, раздвигая сапогами неподвижно стоящую жижу, источающую зловоние. С каждым шагом оно делалось нестерпимее. Всё труднее становилось дышать: в трубе почти не было пригодного для дыхания воздуха…
Но Калганов упрямо продолжал пробираться дальше. Фонарик зажигал только изредка, на секунду-две, чтобы рассмотреть путь впереди, ибо опасался: а вдруг враг находится где-то во встречном колодце?
Изредка оглядывался, прислушивался, идут ли остальные? Идут!
Но сам он с каждым шагом всё больше чувствовал, что идти дальше уже невмоготу. От удушья он терял сознание. Наконец остановился, обернулся:
– Возвращаемся!
Разведчики с трудом выбрались обратно в колодец. Некоторые чуть не задохнулись, их пришлось вытаскивать. Поднявшись наверх, к подбитому танку, все обессиленно легли на снег, жадно вдыхая свежий морозный воздух.
Калганову было ясно, что не каждый из тех, кого он сегодня взял с собой, будет в силах пройти таким трудным путём. Даже если идти в противогазах. Да и поможет ли противогаз? Надо отобрать выносливейших из выносливых, сильнейших из сильных. Сейчас прошли по трубе не более двухсот метров, а многие уже совсем выбились из сил. А ведь путь до королевского дворца во много раз длиннее…
Выход в поиск был намечен на следующую ночь, ночь на седьмое февраля. Надо было торопиться: приближался день решающего штурма Крепостной горы.
Весь день Калганов посвятил подготовке. Из тех, кто ходил с ним в трубу, он после этой «пробы» отобрал наиболее крепких и ловких, в том числе Глобу, Чхеидзе, Малахова. Конечно, включён был в группу и Любиша Жоржевич. Любиша находчив и силен, был до войны в Белграде чемпионом по боксу, и если понадобится без выстрела захватить пленного и скрутить его, Любиша очень пригодится. А кроме того, Любиша, отлично знающий и немецкий и венгерский языки, незаменим на случай, если нужно будет подслушать разговор гитлеровцев или на месте допросить пленного.
Калганов разбил разведчиков на две группы. Одной из них он поручил командовать своему заместителю Андрееву. Вторую возглавил сам. В состав групп, кроме матросов его отряда, были включены и несколько бойцов из бригады морской пехоты. Обе группы должны были сначала двигаться вместе, а затем, дойдя до отмеченного на схеме разветвления трубы, разойтись. Группы должны были выйти на поверхность в двух различных пунктах: одна – за церковью близ площади, немного севернее королевского дворца, другая, которую вёл сам Калганов, – неподалёку от внутренних ворот дворца.
Из всех возможных выходов Калганов выбрал эти два, как наиболее подходящие.
В девять часов вечера шестого февраля, когда над городом уже плотно лежала темнота зимней ночи, изредка прорезаемая светящимися трассами снарядов и пуль, разведчики отправились в этот необычный поиск. Взяли противогазы, запаслись патронами и гранатами. Перед самым выходом, как это делали всегда, провели небольшое, минут на пять, собрание.
– Помните, – сказал командир, – идём на такое дело, труднее которого у нас, может быть, и не было. Самое главное – сохранить выдержку. Сохранить каждому. Если не выдержит один, не смогут идти все: в трубе сворачивать некуда. Наберитесь мужества!
– Выдержим! – сказали матросы. Но понимали, что будет нелегко.
Не замеченные противником разведчики прошли к знакомому подбитому танку, стоящему на «ничейной» полосе. Их сопровождало несколько матросов, которым Калганов приказал залечь возле танка и, на всякий случай, до возвращения разведчиков охранять люк – ведь противник близко.
Калганов первым спустился в колодец. Включил фонарик и, согнувшись, протиснулся в трубу. За ним пошли остальные.
Разведчики медленно двигались по трубе. Миновали то место, которого достигли в прошлый раз. Начиналось неизведанное. Калганов всё с большей осторожностью пользовался фонариком, включая его только на секунду-другую и светя им не прямо перед собой, а в сторону, на покрытую пупырчатой слизью округлую стену трубы.
Он предупредил, чтобы никто, кроме него, не зажигал фонариков. Шли, соблюдая полнейшую тишину. Только хлюпала под ногами жижа да сквозь противогазы слышалось тяжёлое дыхание.
Идти приходилось всё время согнувшись и порой ползти на четвереньках, невольно погружая руки в леденящую липкую жидкость, чтобы опереться ими о дно трубы. Зловоние проникало и в противогазы. Иной раз было уже невтерпёж, и руки сами тянулись к маске, чтобы сорвать её.
Силы терялись быстро. Калганов решил устроить короткую передышку. Сдвинув со рта запотевшую резиновую маску, он шёпотом передал по цепочке:
– Как позади? Все. идут?
– Идут все! – услышал в ответ.
После короткого отдыха двинулись дальше. Все очень устали. Нелегко идти всё время скрючившись, в ужасающей духоте, дыша отравленным воздухом. А силы нужно было беречь. Как подсчитал по схеме Калганов, в таких условиях под землёй им предстояло пройти несколько километров и столько же обратно. И наверху нужны будут силы. Может быть, с боем придётся брать «языка», с боем отрываться от преследования.
Чтобы сберечь силы, Калганов всё чаще устраивал передышки. В минуты остановок командир проверял, все ли налицо, не отстал ли кто, потеряв сознание от духоты. Ведь шли уже более двух часов.
Нет, все ещё держались.
По расчётам, давно прошли под линией обороны врага и сейчас находились, видимо, уже в тылу его передовых позиций.
Несколько раз слышали, как над головой вздрогнула толща земли, донёсся глуховатый гул. Должно быть, это рвались снаряды, посланные нашими артиллеристами в глубину вражеской обороны.
Прошли уже сквозь несколько колодцев, соединяющих трубы с поверхностью. К ним приближались особенно осторожно. Проходя под одним из колодцев, слышали, как наверху, возле крышки люка, похрустывал под тяжёлыми подошвами снег… Несколько раз за стеной глухо звучали голоса, В этих местах трубы проходили совсем близко от подземелий, в которых ютились окружённые гитлеровцы.
После трёх часов пути подошли к нужному разветвлению трубы.
На минуту остановились.
Посветив фонариком на схему, командир удостоверился, что не ошибся. Шёпотом приказал:
– Андреев – влево!
Команду тихо передали назад по цепочке. Калганов шагнул в трубу, уходившую вправо, за ним – разведчики его группы.
От развилки до люка, через который было намечено выйти наверх, оставалось пройти, как значилось по схеме, совсем немного. Сточные воды, стоявшие на дне трубы, теперь не достигали колен – этот участок канализации был расположен, по-видимому, выше предыдущих. Идти было бы легче, если бы разведчиков уже не вымотал весь предыдущий путь. Воздух был так отравлен, что противогазы помогали мало. Мутилось сознание. Только усилием воли люди заставляли себя идти. Болела спина, колени, нестерпимо хотелось разогнуться, а разогнуться было некуда – вплотную на плечах лежал округлый каменный свод.
Особенно трудно приходилось Калганову при его высоком росте, да ещё с раненой рукой.
Но вот Калганов сделал ещё несколько шагов и с нетерпением выпрямился. Труба кончилась. Он стоял в колодце. Затхлый воздух канализационного колодца после удушливой атмосферы трубы показался ему свежим и чистым. Над головой стояла кромешная тьма. Калганов включил фонарик и повёл им вокруг. Круглые, выложенные давно почерневшим кирпичом стены, кое-где кирпич вывалился. Прямоугольные скобы, вбитые в кладку, уходят вверх, к плотно прикрывающей колодец крышке. Многих скоб нет – давно выпали из отсыревшей кладки. Под синеватым лучом блеснула возле ног чёрная стоячая вода. Калганов погасил фонарик. Глянул на светящийся циферблат ручных часов. Начало второго. Они шли по трубам около четырёх часов.
В колодец протискивались из трубы остальные разведчики. Всем уместиться в нём было трудно, стояли, теснясь вплотную друг к другу.
По-прежнему было тихо: все помнили отданный командиром приказ о молчании. Может быть, враг прямо над головой?
Любиша Жоржевич попытался подняться по скобам, но это ему не удалось – слишком многих скоб не хватало.
– Становись нам на плечи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
«Придётся возвращаться!… Как только кончится очередь…»
Стук пулемёта оборвался.
– Назад по одному! – негромко крикнул Калганов.
Вот, оттолкнувшись обеими руками от заснеженной земли, быстро вскакивает рослый Глоба. Пригнувшись, пробегает мимо Калганова. И тотчас же от сгоревшего дома снова торопливо, взахлёб, словно спохватившись, стучит пулемёт.
Обеспокоенный Калганов, повернув голову, смотрит вслед Глобе: успел ли? Кажется, успел. Глоба должен ждать там, где чернеет на краю сквера силуэт давно подбитого немецкого танка. За танком место сбора всех.
Пулемет опять замолкает.
И сразу срывается с места лёгкий на ногу Алексей Чхеидзе. Его невысокая, ловкая мальчишеская фигура в туго подпоясанном бушлате вихрем проносится к танку. Пулемёт бьёт ему вслед. Но Калганов уверен: Алексей успеет, «Пора и мне…»
Калганову удаётся пробежать немного. Из-за своего высокого роста он, наверное, приметнее других – пулемётная очередь взвихривает снег рядом. Калганов падает, потом вскакивает, едва смолкает пулемёт. Бежит к подбитому танку. Снова очередь. Но он уже забежал за танк. И вдруг ногой провалился куда-то, больно ударившись коленом обо что-то твёрдое. Слышно, наверху, по броне танка, с сухим звоном выбивают частую дробь пули. Пусть! За танком уже безопасно.
«Куда это я провалился? – присматривается Калганов. – А, в канализационный люк!» Он вытаскивает ногу из щели между сдвинутой набок круглой крышкой и краем люка. Подползает к матросам, укрывшимся за громадой танка – чёрного, сверху чуть присыпанного снегом.
К пулемёту, всё ещё бьющему по танку, присоединяются другие. Видно, враг переполошился не на шутку. Вот за танком колыхнулось белое, быстро расширяющееся сияние – немцы бросили осветительную ракету.
Ракета гаснет. Смолкает пулемёт. Успокоился враг.
Глоба и Чхеидзе выжидающе смотрят на своего командира. А он молчит. Мнёт в пальцах обмёрзшую бороду, освобождая её от набившегося снега.
Старший лейтенант ещё не решил, повторить ли попытку где-нибудь в другом месте. Сколько земли исползали они за последние четыре ночи здесь, в южной части Будапешта, в Будафоке, пытаясь проникнуть за вражеский передний край! Всё тщетно!… Сейчас осуществить это труднее, чем когда-либо раньше. Окружённые гитлеровцы, теснимые со всех сторон, выбитые уже почти из всех районов города, ещё держатся на левом берегу, в Буде. Их позиции тянутся вокруг крутой Крепостной горы, ограждённой высокой древней каменной стеной. За этой стеной, на горе, огромный королевский дворец и много других старинных зданий прочной постройки.
На Крепостной горе находится ставка командующего окружённой группировкой генерал-полковника Вильденбруха. Сюда стянуты все оставшиеся в Будапеште силы противника. Круг его обороны сократился, но от этого она стала ещё плотнее. Каждый метр пространства перед позициями немцев днём и ночью просматривается множеством их глаз, взят ими под прицельный огонь.
Уже много раз пытались пробраться на Крепостную гору разведчики действующих в Будапеште наших частей. Но слишком плотно кольцо вражеской обороны.
Все попытки окончились неудачей. И поэтому то, что не удалось другим разведчикам, поручили выполнить отряду дунайцев, которым командует старший лейтенант Калганов.
Уже не в первый раз пытаются они пробраться на Крепостную гору. Всё напрасно.
…Тихо. Только изредка щёлкнет где-то одинокий выстрел или простучит глуховато короткая очередь.
Попытаться ещё раз? Калганов вглядывается в лица разведчиков, белеющие в полумраке под чёрными флотскими ушанками. Приказать – и они снова пойдут за ним, под пули. Но имеет ли он право рисковать их жизнями понапрасну? Попытаться ещё? Но уже не сегодня. Взбудораженные немцы теперь до самого утра будут настороже.
– Возвращаемся! – невесело сказал Калганов.
Через полчаса они уже подошли к своей базе, расположенной в подвале большого дома на окраине Буды.
Когда Калганов, Глоба и Чхеидзе вошли, в кухонной плите жарко пылал огонь, весело фыркал огромный чайник. Пришедших не спросили, удачна ли была попытка. Их вид ясно говорил – опять впустую…
Калганов отказался и от чая, и от еды, и от чарки согревающего. Закинул на угол кровати ремень автомата и, как был, в ватнике, завалился на неё. Кто-то из матросов заботливо накинул на командира шинель.
Досада и злость грызли Калганова. Вдобавок болело расшибленное о край люка колено и ещё пуще правая рука – там, где ещё не зажила пулевая рана, полученная недели две назад в Пеште, во время схватки с немцами. С простреленной возле локтя рукой Калганов вынужден был уйти в госпиталь. Но когда от навещавших его матросов узнал, что командование ставит отряду задачу проникнуть на Крепостную гору и привести оттуда «языка», твёрдо решил участвовать в этом поиске сам. Несмотря на протесты врачей, он вернулся в отряд.
Сейчас, раздосадованный и злой, укрывшись с головой, Калганов лежал, потеряв всякую надежду уснуть. Прислушиваясь к тупой боли в растревоженной ране, мучительно думал: как же достать «языка»? День проходит за днём, под пулями исползана вдоль и поперёк «ничейная» полоса, и всё зря. Да ещё в люк угодил, чуть ногу не сломал. Он протянул руку, чтобы потереть расшибленное колено, и замер, захваченный пришедшей вдруг мыслью: «А что, если?…»
Что, если пройти на Крепостную гору не через немецкую передовую, а под ней? Спуститься в люк и пробраться по канализационным трубам. Помнится, когда бои шли ещё в Пеште, несколько раз приходилось заглядывать в люки на мостовых. Через некоторые люки там проходят довольно широкие трубы – такие, что человек, согнувшись, проберётся. Может быть, и здесь, в Буде, тоже так?
«Попробуем! – загорелся Калганов. – Но как узнать, каким путём идти? Подземных каналов, наверное, целая сеть. Идти наобум – можно вообще никуда не выйти. А надо пробраться непременно к дворцу. Наверное, там штаб Вильденбруха. Там можно захватить наиболее ценных „языков“. Эх, если бы нашёлся кто-нибудь, знающий канализационную сеть! Но где взять такого человека? Разведать все ходы сначала самим? Но на это надо много времени».
Теперь Калганову было уже окончательно не до сна…
Утром, многое обдумав за ночь, Калганов поделился с товарищами своим замыслом. Замысел понравился всем. Но как найти под землёй верную дорогу? Над этим сообща думали долго. Наконец командир сказал:
– Надо обойти подвалы, где прячутся жители. Спрашивать, кто специалист по канализации. Но зачем специалисты нужны, не говорить. Помните: среди жителей могут скрываться и враги.
Под вечер матросы привели к старшему лейтенанту двоих людей. При помощи Любиши Жоржевича он расспросил их.
Один оказался слесарем-ремонтником, но он не знал расположения канализационных труб, и его сразу же отпустили. Другой, уже довольно дряхлый старик, объяснил, что он пенсионер, много лет прослужил инженером по канализации и рад помочь русским, чтобы они скорее прогнали из Будапешта фашистов, из-за которых жители терпят так много бедствий. На вопрос, знает ли он расположение труб и люков, выводящих на Крепостную гору, старик ответил, что знает. «А какова ширина труб?» – спросил Калганов. «Разная, – ответил старик. – По некоторым даже можно пройти согнувшись». Калганов попросил его начертить точную схему канализационной сети Буды. Старый инженер, напрягая память, несколько часов чертил схему. Хотя он и не знал, для чего понадобилась она русским, но, видимо, догадывался, что нужна для каких-то военных целей, и очень боялся ошибиться. Его не торопили. Пусть вспомнит всё точно.
Наконец схема была готова. Калганов поблагодарил старого инженера. Разведчики щедро наделили его хлебом и консервами из своего пайка.
О своём плане Калганов доложил командованию. План был одобрен.
Прежде чем начать такой рискованный поиск, надо было провести предварительную разведку. Как получалось по схеме, составленной стариком инженером, начать путь под землёй можно было от того самого люка, в который Калганов провалился ногой. Когда стемнело, разведчики пришли к нему. С люка сдвинули тяжёлую крышку, и командир, включив фонарик, первым спустился в глубокий колодец по вделанным в каменную стену железным скобам. На дне колодца стояла по колено холодная зловонная жижа. Видимо, за время боёв канализационная система была где-то повреждена и сточные воды в некоторых местах перестали уходить из неё. Калганов посветил по стенкам. Как и значилось в схеме, через колодец в сторону немецкой передовой вела труба, в поперечнике около метра. Согнувшись насколько возможно, Калганов решительно полез в трубу.
То и дело задевая головой за осклизлый свод, Калганов шёл, раздвигая сапогами неподвижно стоящую жижу, источающую зловоние. С каждым шагом оно делалось нестерпимее. Всё труднее становилось дышать: в трубе почти не было пригодного для дыхания воздуха…
Но Калганов упрямо продолжал пробираться дальше. Фонарик зажигал только изредка, на секунду-две, чтобы рассмотреть путь впереди, ибо опасался: а вдруг враг находится где-то во встречном колодце?
Изредка оглядывался, прислушивался, идут ли остальные? Идут!
Но сам он с каждым шагом всё больше чувствовал, что идти дальше уже невмоготу. От удушья он терял сознание. Наконец остановился, обернулся:
– Возвращаемся!
Разведчики с трудом выбрались обратно в колодец. Некоторые чуть не задохнулись, их пришлось вытаскивать. Поднявшись наверх, к подбитому танку, все обессиленно легли на снег, жадно вдыхая свежий морозный воздух.
Калганову было ясно, что не каждый из тех, кого он сегодня взял с собой, будет в силах пройти таким трудным путём. Даже если идти в противогазах. Да и поможет ли противогаз? Надо отобрать выносливейших из выносливых, сильнейших из сильных. Сейчас прошли по трубе не более двухсот метров, а многие уже совсем выбились из сил. А ведь путь до королевского дворца во много раз длиннее…
Выход в поиск был намечен на следующую ночь, ночь на седьмое февраля. Надо было торопиться: приближался день решающего штурма Крепостной горы.
Весь день Калганов посвятил подготовке. Из тех, кто ходил с ним в трубу, он после этой «пробы» отобрал наиболее крепких и ловких, в том числе Глобу, Чхеидзе, Малахова. Конечно, включён был в группу и Любиша Жоржевич. Любиша находчив и силен, был до войны в Белграде чемпионом по боксу, и если понадобится без выстрела захватить пленного и скрутить его, Любиша очень пригодится. А кроме того, Любиша, отлично знающий и немецкий и венгерский языки, незаменим на случай, если нужно будет подслушать разговор гитлеровцев или на месте допросить пленного.
Калганов разбил разведчиков на две группы. Одной из них он поручил командовать своему заместителю Андрееву. Вторую возглавил сам. В состав групп, кроме матросов его отряда, были включены и несколько бойцов из бригады морской пехоты. Обе группы должны были сначала двигаться вместе, а затем, дойдя до отмеченного на схеме разветвления трубы, разойтись. Группы должны были выйти на поверхность в двух различных пунктах: одна – за церковью близ площади, немного севернее королевского дворца, другая, которую вёл сам Калганов, – неподалёку от внутренних ворот дворца.
Из всех возможных выходов Калганов выбрал эти два, как наиболее подходящие.
В девять часов вечера шестого февраля, когда над городом уже плотно лежала темнота зимней ночи, изредка прорезаемая светящимися трассами снарядов и пуль, разведчики отправились в этот необычный поиск. Взяли противогазы, запаслись патронами и гранатами. Перед самым выходом, как это делали всегда, провели небольшое, минут на пять, собрание.
– Помните, – сказал командир, – идём на такое дело, труднее которого у нас, может быть, и не было. Самое главное – сохранить выдержку. Сохранить каждому. Если не выдержит один, не смогут идти все: в трубе сворачивать некуда. Наберитесь мужества!
– Выдержим! – сказали матросы. Но понимали, что будет нелегко.
Не замеченные противником разведчики прошли к знакомому подбитому танку, стоящему на «ничейной» полосе. Их сопровождало несколько матросов, которым Калганов приказал залечь возле танка и, на всякий случай, до возвращения разведчиков охранять люк – ведь противник близко.
Калганов первым спустился в колодец. Включил фонарик и, согнувшись, протиснулся в трубу. За ним пошли остальные.
Разведчики медленно двигались по трубе. Миновали то место, которого достигли в прошлый раз. Начиналось неизведанное. Калганов всё с большей осторожностью пользовался фонариком, включая его только на секунду-другую и светя им не прямо перед собой, а в сторону, на покрытую пупырчатой слизью округлую стену трубы.
Он предупредил, чтобы никто, кроме него, не зажигал фонариков. Шли, соблюдая полнейшую тишину. Только хлюпала под ногами жижа да сквозь противогазы слышалось тяжёлое дыхание.
Идти приходилось всё время согнувшись и порой ползти на четвереньках, невольно погружая руки в леденящую липкую жидкость, чтобы опереться ими о дно трубы. Зловоние проникало и в противогазы. Иной раз было уже невтерпёж, и руки сами тянулись к маске, чтобы сорвать её.
Силы терялись быстро. Калганов решил устроить короткую передышку. Сдвинув со рта запотевшую резиновую маску, он шёпотом передал по цепочке:
– Как позади? Все. идут?
– Идут все! – услышал в ответ.
После короткого отдыха двинулись дальше. Все очень устали. Нелегко идти всё время скрючившись, в ужасающей духоте, дыша отравленным воздухом. А силы нужно было беречь. Как подсчитал по схеме Калганов, в таких условиях под землёй им предстояло пройти несколько километров и столько же обратно. И наверху нужны будут силы. Может быть, с боем придётся брать «языка», с боем отрываться от преследования.
Чтобы сберечь силы, Калганов всё чаще устраивал передышки. В минуты остановок командир проверял, все ли налицо, не отстал ли кто, потеряв сознание от духоты. Ведь шли уже более двух часов.
Нет, все ещё держались.
По расчётам, давно прошли под линией обороны врага и сейчас находились, видимо, уже в тылу его передовых позиций.
Несколько раз слышали, как над головой вздрогнула толща земли, донёсся глуховатый гул. Должно быть, это рвались снаряды, посланные нашими артиллеристами в глубину вражеской обороны.
Прошли уже сквозь несколько колодцев, соединяющих трубы с поверхностью. К ним приближались особенно осторожно. Проходя под одним из колодцев, слышали, как наверху, возле крышки люка, похрустывал под тяжёлыми подошвами снег… Несколько раз за стеной глухо звучали голоса, В этих местах трубы проходили совсем близко от подземелий, в которых ютились окружённые гитлеровцы.
После трёх часов пути подошли к нужному разветвлению трубы.
На минуту остановились.
Посветив фонариком на схему, командир удостоверился, что не ошибся. Шёпотом приказал:
– Андреев – влево!
Команду тихо передали назад по цепочке. Калганов шагнул в трубу, уходившую вправо, за ним – разведчики его группы.
От развилки до люка, через который было намечено выйти наверх, оставалось пройти, как значилось по схеме, совсем немного. Сточные воды, стоявшие на дне трубы, теперь не достигали колен – этот участок канализации был расположен, по-видимому, выше предыдущих. Идти было бы легче, если бы разведчиков уже не вымотал весь предыдущий путь. Воздух был так отравлен, что противогазы помогали мало. Мутилось сознание. Только усилием воли люди заставляли себя идти. Болела спина, колени, нестерпимо хотелось разогнуться, а разогнуться было некуда – вплотную на плечах лежал округлый каменный свод.
Особенно трудно приходилось Калганову при его высоком росте, да ещё с раненой рукой.
Но вот Калганов сделал ещё несколько шагов и с нетерпением выпрямился. Труба кончилась. Он стоял в колодце. Затхлый воздух канализационного колодца после удушливой атмосферы трубы показался ему свежим и чистым. Над головой стояла кромешная тьма. Калганов включил фонарик и повёл им вокруг. Круглые, выложенные давно почерневшим кирпичом стены, кое-где кирпич вывалился. Прямоугольные скобы, вбитые в кладку, уходят вверх, к плотно прикрывающей колодец крышке. Многих скоб нет – давно выпали из отсыревшей кладки. Под синеватым лучом блеснула возле ног чёрная стоячая вода. Калганов погасил фонарик. Глянул на светящийся циферблат ручных часов. Начало второго. Они шли по трубам около четырёх часов.
В колодец протискивались из трубы остальные разведчики. Всем уместиться в нём было трудно, стояли, теснясь вплотную друг к другу.
По-прежнему было тихо: все помнили отданный командиром приказ о молчании. Может быть, враг прямо над головой?
Любиша Жоржевич попытался подняться по скобам, но это ему не удалось – слишком многих скоб не хватало.
– Становись нам на плечи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13