..Обессилевшие пальцы берлинца выпускают наушники, и, уронив голову на приёмник, он разражается истерическим рыданием. Но его рыданий никто не слышит. Они заглушаются грохотом канонады, громом авиабомб, воем мин и рокотом непрекращающихся обвалов. Падают стены, рушатся дома, горят кварталы и целые предместья. Германия платит камнями и кровью Берлина по последнему счёту народов.С этой адской музыкой смешивается стук ротационной машины в подземной типографии геббельсовской газетёнки «Ангрифф». Полумёртвый от страха и голода печатник глазами сумасшедшего смотрит на мчащуюся ленту бумаги. Краска оставляет на ней последние паскудные следы творчества пьяницы Роберта Лея:«Священная миссия фюрера.Вчера, в день рождения фюрера, я думал об этом несравненном муже, об его исторической миссии и о сверхчеловеческих усилиях, затраченных им для спасения германского народа.Что было бы, если бы Адольф Гитлер не принёс нам свою идею? Что сталось бы с германским народом, если бы провидение не подарило нам этого человека?Сопротивление германского народа не будет сломлено, ибо нельзя сломить Адольфа Гитлера».Ни «Ангрифф», ни какую-либо другую газету уже нельзя разносить по Берлину. Штабеля свежих номеров, распространяющие клозетную вонь краски-эрзаца, загромождают улицу возле типографии. Проползающий мимо взвод фольксштурмистов расхватывает газеты и тут же, под стеной, утилизирует их для своих надобностей. У солдат почти непрерывный понос от животного страха, эрзацев хлеба, эрзацев масла и эрзацев правды, которыми их пичкает Гитлер.— Бумага теперь такая редкая штука в Берлине! Если она есть, нужно её использовать!..— Эй, Ганс, — кричит один фольксштурмист другому, — лик дорогого фюрера оставил у тебя чёрный след…Но ни один из них не решается произнести, хотя оба думают про себя. «Господи, хоть бы нашёлся кто-нибудь, кто пустил бы в эту рожу пулю. Может быть, я ещё остался бы тогда жив…»Такие мысли в головах девяти из десяти берлинцев уже катастрофа для гитлеровского режима, но господа на нацистском Олимпе ещё не представляли себе её истинных размеров или сознательно закрывали на неё глаза, хотя и самый Олимп уже переехал под землю и скрывается в бункере Гитлера. Потерявшие рассудок божки ещё грызутся за власть. Едва ли не все действующие лица кровавого фарса являются тайными соперниками друг друга.Гиммлер насторожённее чем когда-либо следит за Герингом, намереваясь использовать момент, когда «наци № 2» всадит нож в спину «наци № 1». Тогда Гиммлер попробует влезть на вершину кучи, повесив Геринга.Борман следит и за Герингом и за Гиммлером.Втихомолку наушничает Гитлеру на всех трех адмирал без флота Дениц, рассчитывая принять от фюрера власть в приближающийся неизбежный день, когда Гитлер должен будет исчезнуть.Все это в большей или меньшей степени ясно уже всякому наблюдательному человеку, который, подобно Бельцу, повседневно трётся среди кукол берлинского гиньоля. Можно было только удивляться тому, что Геринг был ещё способен острить:— Чорт побери, если бы в своё время покушение на фюрера удалось, мне ведь пришлось бы теперь действовать!..Слушатели опускали глаза. Ни у кого нехватало духу ответить, хотя все понимали, почему именно теперь рейхсмаршалу приходят на память панические дни сорок четвёртого года. Только Гиммлер шептал на ухо Деницу:— Не знаю, что знает Геринг, а я-то знаю: только не он!Но и Дениц молчит. Он знает то, чего ещё не знает и Гиммлер. Гитлер сказал адмиралу с глазу на глаз в своём бункере под имперской канцелярией:— Только не Геринг и не Гиммлер!.. Я говорю это вам, так как хочу, чтобы именно вы были готовы ко всему.Дениц слушает теперь Гиммлера с неподвижным лицом. Он ещё боится рейхсфюрера СС. Он не хочет стать объектом его охоты.Геринг мечется между имперской канцелярией и Каринхалле, где Эмма Зоннеман наблюдает за укладкой всего, что её «милый Герман» хочет спасти от русских. Багаж все сокращается и сокращается. Сначала его упаковывали в огромные ящики, которые хотели вывезти на грузовиках: тут было всё, что свозилось в замки Геринга на протяжении пяти лет войны. Потом эти ящики были заброшены: не осталось шофёров, которым можно было доверять, не стало и грузовиков. Под надзором Эммы заготовили длинные чехлы и кожаные сумки для картин и драгоценностей — единственного, что уже можно было вывезти на нескольких легковых машинах; наконец, прижимая к себе испуганную восьмилетнюю Эдду, Эмма принялась сортировать и драгоценности, чтобы решить, что можно увезти на самолёте. И вот наступил час бегства Геринга с Эммой и Эддой. Гитлер принял это бегство за попытку рейхсмаршала захватить власть, сговорившись с американцами…Борман с радостью поддержал слух об измене Геринга. Он тут же, 23 апреля, позвонил Гитлеру в подземелье имперской канцелярии:— Герман организовал путч. Он намерен обосноваться на юге. Он приказал большей части правительства, переехавшей на север, немедленно явиться к нему. Мы должны помешать вылету членов правительства на юг. Необходимо лишить Германа всех постов и чина рейхсмаршала. От вашего имени я уже поручил генерал-фельдмаршалу Грейму командовать воздушными силами.— Он не генерал-фельдмаршал! — сварливо заметил Гитлер.Это было единственное, что он нашёлся возразить.— Ваш приказ об его производстве в генерал-фельдмаршалы уже передан по телеграфу, — ответил Борман. И так, поспешно, чтобы не дать Гитлеру перебить себя, продолжал: — Через офицера связи вице-адмирала Фосса Деницу уже приказано принять меры к тому, чтобы ни один самолёт на севере не мог подняться без его личного разрешения.— Расстреливать в воздухе… — прохрипел Гитлер. — Сейчас же, немедленно отдайте приказ: «В случае моей смерти все лица, совершившие предательство 23 апреля, должны быть расстреляны без суда и следствия там, где будут застигнуты». — И после минутного молчания продолжал: — Борман, составьте документ, о котором должны знать мы двое: если я умру. Геринг должен быть уничтожен, где бы его ни нашли. Слышите, Борман: уничтожен во что бы то ни стало! Власть не достанется ему, даже в случае моей смерти, не достанется!— Будет сделано, — с готовностью согласился Борман.Можно было подумать, будто ни Гитлер, ни Борман, ни остальные не имеют представления о творящемся на фронте. Но даже если бы им не говорили правды их генералы, то перед всеми главарями нацистской шайки лежали немецкие переводы сводок советского командования за то же самое 23 апреля: «Войска 1-го Белорусского фронта, развивая успешное наступление, ворвались в столицу Германии Берлин. Противник яростно сопротивляется, но под ударами советских войск оставляет одну позицию за другой. Ожесточённые бои происходили в северо-восточной части Берлина. Немцы ввели в бой несколько пехотных полков и до 40 отдельных батальонов. Опираясь на укрепления, построенные у линии окружной железной дороги, противник неоднократно переходил в контратаки. После сильного артиллерийского обстрела вражеских позиций наши войска прорвали вражескую оборону. Занят газовый завод и ряд городских кварталов. Занят аэродром. Места боев завалены трупами немецких солдат и офицеров.Немецкое командование принимает самые крутые меры к усилению сопротивления своих войск. Вчера немецким артиллерийским частям был передан по радио приказ — стрелять по своей отступающей пехоте осколочными снарядами. На все просьбы командиров частей разрешить отход немецкое командование неизменно отвечает: «Держитесь при любых обстоятельствах. Кто отойдёт — будет расстрелян».
И Гитлер, и Борман, и Геринг, и остальные — все они знали, что на улицах Берлина появились виселицы: на них болтаются немцы, не желающие больше защищать эту шайку; все они знали, что эсесовцы тратят почти столько же зарядов на расстрел отступающих солдат, сколько на стрельбу по наступающим русским. Сидя в своих бункерах, разбойники знали все…Теперь, раздумывая среди чёрной, как чернила, монгольской степи, Бельц отлично понимал, что Геринг и не помышлял об «измене». Он никогда не решился бы на неё, боясь пули Гиммлера, только и искавшего повод отделаться от самого сильного соперника. Геринг, вероятно, вздохнул бы с облегчением, если бы знал, что случилось на севере после его бегства на юг. Уже 30 апреля Дениц получил радиограмму из имперской канцелярии:«Раскрыт новый заговор. Согласно сообщению неприятельского радио, рейхсфюрер СС Гиммлер сделал через посредство Швеции предложение союзникам о капитуляции. Фюрер не был об этом информирован и с этим не согласен. Фюрер ждёт, что вы будете действовать против всех изменников молниеносно и решительно. Борман».Геринг плясал бы от удовольствия, если бы мог видеть Деница в минуту получения этого радиоприказа: «действовать молниеносно и решительно» против Гиммлера, в подчинении которого находились полиция, СС, гестапо, вся армия запаса, все силы внутренней охраны! Чем мог действовать Дениц: артиллерией стоявших на приколе старых броненосцев? Торпедными аппаратами подводных лодок? Чего стоила вся власть Деница? Борман, под влиянием уговоров Шпеера, 30 апреля послал все-таки депешу о назначении адмирала преемником фюрера, который уже не мог об этом и знать, так как был мёртв.Телеграмма от имени трупа гласила: «Гроссадмиралу Деницу. Господин гроссадмирал! Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас своим преемником. Письменные полномочия высланы. Отныне вы должны принимать все необходимые меры, вытекающие из нынешнего положения. Борман».
«…Меры, вытекающие из нынешнего положения»! — если бы адмирал имел хотя бы приблизительное представление о положении! Что-нибудь, кроме того, что на него свалился весь позор и ужас Германии, груза которых не выдержали другие главари.Наконец на следующее утро прибыла ещё одна радиограмма: «Гроссадмиралу Деницу. Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам как можно скорее. До тех пор, по моему мнению, опубликование следует задержать. Борман».
Это было запоздалым сообщением о том, что Гитлер больше не существует. Дениц окончательно растерялся. Его руки дрожали, принимая столь долгожданную власть. Он вызвал для совещания Кейтеля и единственного находившегося поблизости члена правительства министра финансов Шверина фон Крозиг. Шверин фон Крозиг согласился возглавить кабинет министров, но при условии, что будут немедленно арестованы Геббельс и Борман. Дениц обещал. Но когда Кейтель и Крозиг ушли, он сказал своему флаг-капитану:— Мне вскоре придётся вступить в контакт с противником, быть может через того же Бернадотта, которого не сумел использовать Гиммлер Риббентроп для этого не годится. Из-за его тупости мы и оказались втянутыми в войну. Учитывая предстоящие переговоры, на посту министра иностранных дел необходим человек, с которым согласятся говорить иностранцы. Узнайте, где находится фон Нейрат.Попытки найти Нейрата ни к чему не привели. Он тщательно скрывался, очевидно стараясь остаться в стороне от развязки, неизбежность которой понимал. Дениц приказал привлечь к этим поискам Риббентропа. Обеспокоенный таким поручением, Риббентроп тотчас явился к Деницу. Адмирал объяснил ему, зачем понадобился Нейрат, и приказал, в случае если так и не найдут Нейрата, назвать другую кандидатуру.Риббентроп вернулся в тот же вечер и предложил в качестве единственного кандидата самого себя. Но Дениц приказал ему сдать пост министра фон Крозигу и велел установить неотступное наблюдение за самим Риббентропом, чтобы не дать ему возможности войти в контакт с Гиммлером. Дениц боялся, что эти двое, сговорившись, сумеют не только устранить его самого, но и физически уничтожить.За час до времени приёма, назначенного Гиммлеру, к Деницу пришёл гаулейтер Вегенер и предупредил, что, по имеющимся у него данным, Гиммлер не намерен сдаться без боя.Тотчас был образован отряд из надёжных подводников-нацистов и размещён в комнатах рядом с той, где Деницу предстояло принять бывшего рейхсфюрера СС. Под бумаги, разложенные на письменном столе, Дениц сунул пистолет. Гиммлера ввели в кабинет два адъютанта Деница. Адмирал колебался несколько мгновений, прежде чем решился отпустить адъютантов и остаться с глазу на глаз со «страшным Генрихом». Затем Дениц дал ему телеграмму Бормана. Гиммлер прочёл, смертельно побледнел, но после некоторой задумчивости встал и официально поздравил Деница.— Позвольте мне в таком случае, — добавил он, — быть вторым человеком в государстве.Чувствуя, как холодеют у него кончики пальцев, Дениц решился ответить:— Нет, я обойдусь без вас.— Едва ли, — нагло заявил Гиммлер. — Капитуляция неизбежна, это должно быть вам ясно.— При чем тут вы? — уклончиво спросил Дениц.— У меня уже налажена прочная связь с Эйзенхауэром и Монтгомери.— Через Швецию? — вырвалось у Деница.Гиммлер усмехнулся:— Теперь Швеция мне не нужна.— Я вас не понял.— Я имею непосредственную связь с американцами.— Каким образом?— Это моё дело… Я же вам сказал: вам без меня не обойтись. Кроме того, вы должны учесть, что я и мои войска СС незаменимы как фактор общественного порядка в среднеевропейском пространстве… — И после некоторой паузы Гиммлер добавил: — Я тут хозяин и ещё долго им останусь.— Вы переоцениваете своё положение, — попробовал осадить его Дениц, но Гиммлер ещё более многозначительно возразил:— Боюсь, что из нас двоих в худшем положении вы. Сотрудничество со мною…— Вы хотите сказать: ваше сотрудничество со мною… — обиженно поправил Дениц.— Если вам так больше нравится, но теперь дело не в церемониях: если вы хотите, чтобы американцы говорили с вами, как со своим человеком, вам нужен я.— Попробую договориться с ними и без вас. Йодль уже действует по моему поручению.— Йодль, Йодль! — насмешливо проговорил Гиммлер. — Что он может, этот Йодль! Если вы не найдёте общего языка с Эйзенхауэром, он не станет больше принимать тех, кто хочет сдаться в одиночку, он угрожает оставить на произвол русских всех, кто очутится восточнее американских линий.Дениц знал, что это верно, и с удивлением посмотрел на Гиммлера: откуда тому могут быть известны условия, выставленные американским командованием ему, Деницу? Он резко сказал:— Если мы согласимся объявить о своей капитуляции до двадцати четырех часов восьмого мая, дело будет спасено. Эйзенхауэр согласится принять наши войска, какие успеют оторваться от русских, и перейти за линии англо-американцев.— Без меня и моих СС у вас не будет возможности перегнать максимум войск и беженцев за линии американцев, — упрямо повторил Гиммлер.— Вы больше не рейхсфюрер СС!Гиммлер снял пенсне и несколько мгновении глядел на Деница удивлённо вытаращенными близорукими глазами.— Вы уверены? — спросил он наконец.— Я отрешаю вас от всех должностей! — крикнул Дениц.— Попробуйте объявить об этом… — насмешливо сказал Гиммлер. — Или вам хочется оказаться в руках русских?.. Я ещё могу это организовать. За вас американцы цепляться не станут.— Вон, сию же минуту вон! — больше от испуга, чем в негодовании, закричал Дениц.Гиммлер исчез, и больше никто его не видел.Дениц приказал подготовить радиопередатчик для обращения к войскам с призывом сложить оружие на западе и решительно продолжать борьбу на Восточном фронте, против русских.Но из-за неисправности радиоаппаратуры это обращение не попало бы в эфир, если бы на помощь не пришёл дотоле не известный Деницу группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне. Этот эсесовский генерал каким-то образом оказался обладателем новенького американского военного радиопередатчика, по какому-то счастливому стечению обстоятельств сброшенного на парашюте американским самолётом именно в то место, где находился названный Кроне.Седьмого мая Дениц получил известие из Реймса: в ставке Эйзенхауэра Йодль подписал капитуляцию. С этим делом спешили: немцы, чтобы дать англо-американцам «легальную» возможность продвинуться как можно дальше к востоку, навстречу советским войскам; англо-американцы, чтобы захватить под свою охрану возможно большее число германо-фашистов, которым не приходилось ждать, что советские солдаты дадут им возможность ускользнуть от справедливого суда народов.Но из попытки сепаратного сговора Йодля с западными участниками антигитлеровской коалиции ничего не получилось. Подлинный победитель нацистского зверя — советский народ потребовал, чтобы гитлеровская Германия склочила знамя ужасной войны не в случайном пункте, Реймсе, как того хотелось Эйзенхауэру и Монтгомери, и не рукою случайно подвернувшегося гитлеровского подручного, а в самой берлоге фашистского зверя — в Берлине, и руками высшего немецкого командования; не втихомолку, а в подобающей обстановке.После некоторого сопротивления англо-американского командования и дипломатии им все же пришлось принять советское требование, и капитуляция была подписана по всей форме, как того требовала политическая обстановка, в самом Берлине.
1 2 3 4 5 6 7 8
И Гитлер, и Борман, и Геринг, и остальные — все они знали, что на улицах Берлина появились виселицы: на них болтаются немцы, не желающие больше защищать эту шайку; все они знали, что эсесовцы тратят почти столько же зарядов на расстрел отступающих солдат, сколько на стрельбу по наступающим русским. Сидя в своих бункерах, разбойники знали все…Теперь, раздумывая среди чёрной, как чернила, монгольской степи, Бельц отлично понимал, что Геринг и не помышлял об «измене». Он никогда не решился бы на неё, боясь пули Гиммлера, только и искавшего повод отделаться от самого сильного соперника. Геринг, вероятно, вздохнул бы с облегчением, если бы знал, что случилось на севере после его бегства на юг. Уже 30 апреля Дениц получил радиограмму из имперской канцелярии:«Раскрыт новый заговор. Согласно сообщению неприятельского радио, рейхсфюрер СС Гиммлер сделал через посредство Швеции предложение союзникам о капитуляции. Фюрер не был об этом информирован и с этим не согласен. Фюрер ждёт, что вы будете действовать против всех изменников молниеносно и решительно. Борман».Геринг плясал бы от удовольствия, если бы мог видеть Деница в минуту получения этого радиоприказа: «действовать молниеносно и решительно» против Гиммлера, в подчинении которого находились полиция, СС, гестапо, вся армия запаса, все силы внутренней охраны! Чем мог действовать Дениц: артиллерией стоявших на приколе старых броненосцев? Торпедными аппаратами подводных лодок? Чего стоила вся власть Деница? Борман, под влиянием уговоров Шпеера, 30 апреля послал все-таки депешу о назначении адмирала преемником фюрера, который уже не мог об этом и знать, так как был мёртв.Телеграмма от имени трупа гласила: «Гроссадмиралу Деницу. Господин гроссадмирал! Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас своим преемником. Письменные полномочия высланы. Отныне вы должны принимать все необходимые меры, вытекающие из нынешнего положения. Борман».
«…Меры, вытекающие из нынешнего положения»! — если бы адмирал имел хотя бы приблизительное представление о положении! Что-нибудь, кроме того, что на него свалился весь позор и ужас Германии, груза которых не выдержали другие главари.Наконец на следующее утро прибыла ещё одна радиограмма: «Гроссадмиралу Деницу. Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам как можно скорее. До тех пор, по моему мнению, опубликование следует задержать. Борман».
Это было запоздалым сообщением о том, что Гитлер больше не существует. Дениц окончательно растерялся. Его руки дрожали, принимая столь долгожданную власть. Он вызвал для совещания Кейтеля и единственного находившегося поблизости члена правительства министра финансов Шверина фон Крозиг. Шверин фон Крозиг согласился возглавить кабинет министров, но при условии, что будут немедленно арестованы Геббельс и Борман. Дениц обещал. Но когда Кейтель и Крозиг ушли, он сказал своему флаг-капитану:— Мне вскоре придётся вступить в контакт с противником, быть может через того же Бернадотта, которого не сумел использовать Гиммлер Риббентроп для этого не годится. Из-за его тупости мы и оказались втянутыми в войну. Учитывая предстоящие переговоры, на посту министра иностранных дел необходим человек, с которым согласятся говорить иностранцы. Узнайте, где находится фон Нейрат.Попытки найти Нейрата ни к чему не привели. Он тщательно скрывался, очевидно стараясь остаться в стороне от развязки, неизбежность которой понимал. Дениц приказал привлечь к этим поискам Риббентропа. Обеспокоенный таким поручением, Риббентроп тотчас явился к Деницу. Адмирал объяснил ему, зачем понадобился Нейрат, и приказал, в случае если так и не найдут Нейрата, назвать другую кандидатуру.Риббентроп вернулся в тот же вечер и предложил в качестве единственного кандидата самого себя. Но Дениц приказал ему сдать пост министра фон Крозигу и велел установить неотступное наблюдение за самим Риббентропом, чтобы не дать ему возможности войти в контакт с Гиммлером. Дениц боялся, что эти двое, сговорившись, сумеют не только устранить его самого, но и физически уничтожить.За час до времени приёма, назначенного Гиммлеру, к Деницу пришёл гаулейтер Вегенер и предупредил, что, по имеющимся у него данным, Гиммлер не намерен сдаться без боя.Тотчас был образован отряд из надёжных подводников-нацистов и размещён в комнатах рядом с той, где Деницу предстояло принять бывшего рейхсфюрера СС. Под бумаги, разложенные на письменном столе, Дениц сунул пистолет. Гиммлера ввели в кабинет два адъютанта Деница. Адмирал колебался несколько мгновений, прежде чем решился отпустить адъютантов и остаться с глазу на глаз со «страшным Генрихом». Затем Дениц дал ему телеграмму Бормана. Гиммлер прочёл, смертельно побледнел, но после некоторой задумчивости встал и официально поздравил Деница.— Позвольте мне в таком случае, — добавил он, — быть вторым человеком в государстве.Чувствуя, как холодеют у него кончики пальцев, Дениц решился ответить:— Нет, я обойдусь без вас.— Едва ли, — нагло заявил Гиммлер. — Капитуляция неизбежна, это должно быть вам ясно.— При чем тут вы? — уклончиво спросил Дениц.— У меня уже налажена прочная связь с Эйзенхауэром и Монтгомери.— Через Швецию? — вырвалось у Деница.Гиммлер усмехнулся:— Теперь Швеция мне не нужна.— Я вас не понял.— Я имею непосредственную связь с американцами.— Каким образом?— Это моё дело… Я же вам сказал: вам без меня не обойтись. Кроме того, вы должны учесть, что я и мои войска СС незаменимы как фактор общественного порядка в среднеевропейском пространстве… — И после некоторой паузы Гиммлер добавил: — Я тут хозяин и ещё долго им останусь.— Вы переоцениваете своё положение, — попробовал осадить его Дениц, но Гиммлер ещё более многозначительно возразил:— Боюсь, что из нас двоих в худшем положении вы. Сотрудничество со мною…— Вы хотите сказать: ваше сотрудничество со мною… — обиженно поправил Дениц.— Если вам так больше нравится, но теперь дело не в церемониях: если вы хотите, чтобы американцы говорили с вами, как со своим человеком, вам нужен я.— Попробую договориться с ними и без вас. Йодль уже действует по моему поручению.— Йодль, Йодль! — насмешливо проговорил Гиммлер. — Что он может, этот Йодль! Если вы не найдёте общего языка с Эйзенхауэром, он не станет больше принимать тех, кто хочет сдаться в одиночку, он угрожает оставить на произвол русских всех, кто очутится восточнее американских линий.Дениц знал, что это верно, и с удивлением посмотрел на Гиммлера: откуда тому могут быть известны условия, выставленные американским командованием ему, Деницу? Он резко сказал:— Если мы согласимся объявить о своей капитуляции до двадцати четырех часов восьмого мая, дело будет спасено. Эйзенхауэр согласится принять наши войска, какие успеют оторваться от русских, и перейти за линии англо-американцев.— Без меня и моих СС у вас не будет возможности перегнать максимум войск и беженцев за линии американцев, — упрямо повторил Гиммлер.— Вы больше не рейхсфюрер СС!Гиммлер снял пенсне и несколько мгновении глядел на Деница удивлённо вытаращенными близорукими глазами.— Вы уверены? — спросил он наконец.— Я отрешаю вас от всех должностей! — крикнул Дениц.— Попробуйте объявить об этом… — насмешливо сказал Гиммлер. — Или вам хочется оказаться в руках русских?.. Я ещё могу это организовать. За вас американцы цепляться не станут.— Вон, сию же минуту вон! — больше от испуга, чем в негодовании, закричал Дениц.Гиммлер исчез, и больше никто его не видел.Дениц приказал подготовить радиопередатчик для обращения к войскам с призывом сложить оружие на западе и решительно продолжать борьбу на Восточном фронте, против русских.Но из-за неисправности радиоаппаратуры это обращение не попало бы в эфир, если бы на помощь не пришёл дотоле не известный Деницу группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне. Этот эсесовский генерал каким-то образом оказался обладателем новенького американского военного радиопередатчика, по какому-то счастливому стечению обстоятельств сброшенного на парашюте американским самолётом именно в то место, где находился названный Кроне.Седьмого мая Дениц получил известие из Реймса: в ставке Эйзенхауэра Йодль подписал капитуляцию. С этим делом спешили: немцы, чтобы дать англо-американцам «легальную» возможность продвинуться как можно дальше к востоку, навстречу советским войскам; англо-американцы, чтобы захватить под свою охрану возможно большее число германо-фашистов, которым не приходилось ждать, что советские солдаты дадут им возможность ускользнуть от справедливого суда народов.Но из попытки сепаратного сговора Йодля с западными участниками антигитлеровской коалиции ничего не получилось. Подлинный победитель нацистского зверя — советский народ потребовал, чтобы гитлеровская Германия склочила знамя ужасной войны не в случайном пункте, Реймсе, как того хотелось Эйзенхауэру и Монтгомери, и не рукою случайно подвернувшегося гитлеровского подручного, а в самой берлоге фашистского зверя — в Берлине, и руками высшего немецкого командования; не втихомолку, а в подобающей обстановке.После некоторого сопротивления англо-американского командования и дипломатии им все же пришлось принять советское требование, и капитуляция была подписана по всей форме, как того требовала политическая обстановка, в самом Берлине.
1 2 3 4 5 6 7 8