Потеряла рубашку, а сердечник пошел дальше, пока не уперся в стойку.
Мамед вскоре извлек на свет маленький черный цилиндрик.
— Меткий пацан пулял в нас, меткий! — сказал он.
Смольников повертел в руках еще теплую вещицу.
— Возьми на память, — предложил Мамед. — Она чуть не задела тебя!
Со второй пулей возникли проблемы. Ее нигде не было. Они долго искали ее примерно в том же месте, куда ударила первая.
— Глянь на ящики, — наконец сказал Мамед.
У Смольникова что-то замерло и сжалось в груди, когда он увидел черную дырку на поверхности контейнера, того, что был поближе к задней стенке. Они подползли и посветили фонариками. Пуля пробила ящик ближе к днищу.
— Блядь! Пуля в ящик попала! — выругался Смольников.
— Чем-то пахнет, мне кажется... — пробормотал Мамед. Смольников тоже теперь чувствовал какой-то посторонний запашок в салоне. У него и до этого было ощущение, что чем-то пахнет, но когда запах очень слабый, он может не восприниматься на уровне обоняния, возникая лишь на эмоциональном фоне.
— Может, радиатор дымит? Или масло потекло?
— Не-а, — возразил Мамед. — Масло так не пахнет.
— Похоже на химию какую-то, — сказал Саша с сомнением. — Неужели утечка?
От одного этого слова «утечка», Мамед резко поднялся, чтобы выйти из машины, но Смольников успел его схватить за руку.
— Не бойся, не слиняю! — приглушенно крикнул Мамед, сверкнув в темноте своими золотыми коронками. Но Саша крепко сжал руку и не отпускал его.
— Мамед, нельзя говорить Жантику про эту дырку, — взмолился он шепотом, глядя на подельника снизу вверх.
— Почему?
— Заказчик почует, что товар поврежден! По глазам Жантика прочтет! Понимаешь, о чем я?
Мамед сел обратно.
— И то верно, — согласился он. — Если увидят, что товар покоцан, то хрен его знает, чем закончится встреча.
Они развязали веревку и проверили ящик с другой стороны. Пуля застряла где-то внутри.
— Сейчас я что-нибудь придумаю, — торопливо заговорил Смольников, оглядываясь вокруг себя. Он подтянул к себе рюкзак, покопался в нем и вытащил скотч.
— Задержи Жантика, если войдет! — приказал он Мамеду. Тот все понял и вернулся в переднюю кабину. Смольников взял нож и отрезал небольшой кусок серебристой ленты, чтобы заклеить им пулевое отверстие.
— Ну как, заметно? — спросил он.
Мамед вернулся назад и оценивающе посмотрел на его работу.
— Да нет вроде, если шибко не зырить...
— Тогда молчок, ты понял?!
Мамед утвердительно кивнул головой.
Жантик, тем временем, закончил курить и открыл дверцу в кабине пассажира.
— Вы там гляньте, куда пули попали! — попросил он ребят.
— Да уже глянули! — чуть ли не хором ответили подельники.
— Ящики целы?
— Да!
— Ну-ка, дайте мне фонарик, я проверю еще раз, — и Омаров полез к ним, в грузовой отсек. Смольников почувствовал, как у него на лице проступают мелкие капельки пота. Он весь напрягся, рука с фонариком замерла. Но тут снаружи послышался шум подъезжающей машины.
— А вот и наши партнеры! — Жантик прервал досмотр и вернулся на переднее сиденье.
30 минут после инфицирования
Представители заказчика оказались людьми осторожными. Из подъехавшей «девятки» вышел какой-то мужик и, не спеша, прошелся по двору. Был он небольшого роста, лысый или стриженный под нуль. Изучил фургон со всех сторон, проверил улицу. Потом подошел поближе, махнул рукой Омарову и вернулся в свою машину. Жантик догадался выскочить за ним. Они коротко о чем-то переговорили, не зажигая свет в салоне. Единственное, о чем сейчас думал Смольников — как поведут себя люди заказчика. Какие вопросы зададут Омарову в связи с аварийным состоянием машины? Обнаружат ли отверстие от пулевого попадания?
Вскоре Омаров вернулся и велел готовить ящики к погрузке. Он был абсолютно спокоен и бодр, и это состояние передалось его маленькой команде. При этом Жантик должен был оставаться в «девятке» до завершения всей процедуры, таков был уговор с этим лысым толстяком.
Смольников с Мамедом взялись за дело. Они разрезали веревки, на которых надежно держался драгоценный груз, и оттащили контейнеры поближе к выходу. Со стороны улицы к фургону подъехал грузовой «Соболь». Из машины вышел человек и распахнул задние дверцы. «Соболь» медленно состыковался с фургоном. Два молчаливых мужика, оба русские, невзрачно и неряшливо одетые, осторожно затолкали ящики к себе в кузов. Только по крепким накачанным фигурам можно было догадаться, что они не замызганные грузчики, а птицы посерьезнее.
Погрузив товар, мужики проверили надписи на крышках контейнеров. Затем взяли рулетку, замерили ширину и высоту каждого ящика. В конце концов, один постучал пальцем по стеклу, подавая знак водителю. В салоне «девятки» тут же включили свет. Видимо водитель «Соболя» сообщил по рации о том, что погрузка окончена.
— Бабки отстегивают, — прошептал Мамед, стоя в сторонке.
Смольников ничего не сказал в ответ. Он едва сдерживал волнение. «Только бы не заметили эту дырку!» — думал он про себя. Почему-то он волновался сейчас намного больше, чем в те минуты, когда они уходили от погони и в сантиметре от него пролетели бронебойные пули.
Нервозность чувствовалась и в стане заказчика. Какой-то ночной обыватель дважды проходил мимо машины, оглядываясь по сторонам, словно заблудился или ошибся домом. Каждый раз в салоне гасили свет и замирали в ожидании. Смольников живо представил себе, как люди заказчика хватаются за стволы, готовые к любому повороту событий. Потом, во двор заехал какой-то полуночник на своей «десятке». Он не нашел ничего лучшего, как припарковаться вплотную рядом с «Соболем», заблокировав выезд. Водитель «Соболя» нервно сверкнул фарами. Полуночник уже заскочил было в подъезд, но, увидев световой сигнал, вернулся и перетащил машину в другое место.
Минут через десять, Жантик, наконец, вышел из машины и направился к ним. В руках он держал пластиковый пакет.
— Ну что, пацаны, — бодро произнес он, — собираем вещи и валим!
Они дождались, пока обе машины покинули двор, и тут же бросились в опустевший фургон. Собрали все инструменты, посветили по углам, проверяя, не обронил ли кто какую-нибудь личную вещицу. Саша отметил про себя, что странноватый чужой запах химии уже улетучился. Значит, он исходил все-таки от поврежденного ящика.
Собрав все свои причиндалы, они оставили машину, и пошли по темным дворам, стараясь не выходить на освещенные участки улиц.
— Ну что, поехали к Маше? Там спокойно поделим бабки, — предложил Омаров, быстро вышагивая впереди.
— Может, сейчас разделим? — возразил Мамед.
— Что, прямо здесь, в темноте?
Мамед ничего не сказал, глядя под ноги.
— Давай все-таки к Маше! Там спокойно посчитаем и разделим.
— Ладно, давай.
Они выбросили свои инструменты в первый же подвернувшийся мусорный ящик. Прошли пару кварталов, и долго потом голосовали на проспекте, пытаясь поймать попутку. По улице гулял легкий прохладный ветерок, шедший со стороны Заилийского Алатау. Иссиня-черные зубцы гор были видны даже над деревьями, словно высокий каменный забор.
— Блин, надо было свитер надеть, что ли, — сказал Саша, поеживаясь.
— Надо было твою тачку заранее поставить на этом месте, — сострил Омаров.
Смольников улыбнулся, вспомнив про свою машину, брошенную где-то на Пастера.
— О, черт! — промямлил вдруг Омаров, закрывая ладонью рот.
Он отбежал в сторонку и склонился над арыком.
— Что с ним? — спросил Мамед.
Они подошли к Жантику, который к тому времени уже вытирал рот рукавом.
— Мутит меня что-то... — пробормотал он, сплевывая в арык.
— Может, укачало? — спросил Мамед.
— Скорее, съел чего-нибудь, — прохрипел Жантик, продолжая нависать над арыком. — Мамед, постой на трассе, а то до утра не поймаем тачку!
Мамед нехотя повернулся и пошел к дороге. Оглянулся на них, как бы давая понять, что совсем не рад, когда двое остаются вместе, а третий порознь.
— Знаешь, Смола, я тебе кое-что хотел сказать...
Омаров отошел от арыка и присел на корточки. Он резко и сипло вдыхал воздух после рвоты.
— На счет чего?
— На счет Мариам.
Смольников присел рядом с ним. Жантик словно угадывал его мысли. После всей этой бодяги с грабежом, тараном и стрельбой, Саше хотелось поговорить об этой женщине, но он стеснялся заводить разговор, боясь показаться человеком мелким и суетливым.
— Ты, наверное, думаешь, что она порченная? Какая-нибудь шалава? — голос Жантика перешел почти на шепот.
Смольников даже вздрогнул от его слов.
— С чего ты взял?
Омаров прижал лицо к коленям и надолго замолчал, словно передумал говорить.
— Ладно, пошли к Мамеду, а то решит, что задумали недоброе, — Омаров резко поднялся и зашагал к ярко освещенной полосе дороги.
— Постой!
Омаров оглянулся на зов товарища и замер в ожидании. Смольников догнал его.
— Раз начал — договаривай! — потребовал он.
Омаров медленно пошел к дороге.
— Просто у меня был когда-то разговор с Машей, — заговорил он все так же тихо. — Она сказала, что ищет мужчину, с которым могла бы жить после смерти мужа. Жить до самого конца своей жизни.
— А ты что?
— Она спросила, могу ли я помочь найти ей такого человека. Такого, которого я мог бы предложить даже собственной матери.
— А ты?
— Я пообещал, что найду такого человека.
— И им оказался я? — Смольников улыбнулся, надеясь, что товарищ не разглядит в темноте его улыбку.
— Да.
40 минут после инфицирования
Всю дорогу, сидя в такси, Смольников думал о Маше. На востоке бледными желтыми красками набирал силу рассвет, пустынные улицы наполнялись мягкими утренними полутонами. Они добрались до квартиры уже в пятом часу утра.
— Вот и ребята пришли! — приветствовала их хозяйка, сонная и взъерошенная. Смольников посмотрел на нее очень пристально, даже немного жадно, словно не видел ее целую вечность.
— Кто еще в доме? — тихо спросил ее Омаров.
— Никого, как ты и просил, — ответила она.
— Это хорошо, — заметил Омаров. — Ну что, пошли на кухню?
— Ой, Сашенька, что у тебя с головой!
Мариам заметила повязку на его многострадальной голове.
— Да так, случайно стукнулся, — ответил Омаров за своего товарища.
Мариам полезла в аптечку. Старый пластырь пришлось отрезать ножницами, вместе с волосами, на которые он приклеился. Удалив его, хозяйка промыла рану перекисью водорода. Саша покорно сидел, согнувшись над столом, пока она его пользовала. Он прикоснулся к затылку и нащупал пальцами огромный твердый желвак.
— Не трогай руками, — приказала Мариам.
— Ну, что Маш, мы тут с ребятами уединимся? — опять влез Омаров. — Прости, что подняли тебя ни свет ни заря...
— Ничего страшного! Тогда я баиньки, — она поцеловала Сашу и вышла из кухни.
Подельники расселись полукругом, глядя на белый пакет с деньгами. Омаров выложил пачки и разделил их поровну. Часть денег была в евро, часть в тенге.
— Они еще в долларах предлагали, но я отказался, — сказал Омаров, аккуратно складывая в пакет свою долю.
— Правильно сделал, — заверил его Мамед. Его загорелое до черноты лицо светилось от счастья. Таких крупных денег ему, видимо, еще не приходилось держать в руках. Он пошарил глазами по комнате, в поисках какой-нибудь сумки.
— На, возьми рюкзак! — предложил Саша.
Мамед затолкал свои деньги в рюкзак и засобирался домой.
— Может, чаю попьешь? — предложил Омаров.
— Не-е, поеду домой, — сказал Мамед, продолжая сверкать своими золотыми коронками.
Они обнялись на прощание, и крепко пожали друг другу руки.
— Мамед, благодарю, — сказал Смольников, хлопая его по плечу.
— Ладно, пока, — сказал тот и пошел к выходу.
— Мамед, постой! — вдруг позвал Омаров.
— Что? — оглянулся тот, открывая уже дверь.
— Что это у тебя на лице?
Омаров включил свет в коридоре. На подбородке Мамеда белело какое-то пятно. Угадав направление взглядов товарищей, Мамед потер подбородок рукой. Тонкая пена сошла с уголков его губ и, когда он ее растер, еще одна порция выступила изо рта двумя белыми струйками.
— Я уже слюной истекаю, так хочу потратить бабки! — пошутил Мамед, вытирая руки об штаны.
— Ты уверен? Может, останешься?
— Не, пойду, за меня не беспокойтесь!
Они закрыли за ним дверь и снова пошли на кухню.
— Да, молодчина Мамед! Если бы не он, мы бы с тобой здесь не сидели! — сказал Омаров.
— Давно с ним знаком? — спросил Саша.
— Давно, да. Когда только начинал работать в строительном деле, я искал людей для своей первой бригады. Вот тогда и познакомился с ним. Он работал у меня водителем грузовика.
Жантик сел на свое место и поежился, скрестив руки на груди.
— Что-то прохладно с утреца, тебе не кажется?
Смольников тоже чувствовал легкий озноб. Но не придал этому значения, решив, что просто заработал легкое сотрясение мозга, что всегда болезненно отражается на общем состоянии организма.
— Он не местный? — продолжил он разговор.
— Из Петропавловска, — ответил Жантик. — Сидел на зоне, конечно, как ты мог догадаться.
— Да, это заметно — у него все руки в наколках.
— Специализировался на угоне грузовых машин. Вообще, он в машинах — бог!
Жантик поставил чайник и зажег плиту.
— Ну что, поглушим чайку, и на боковую?
— Давай.
Через пять минут они уже пили чай, вприкуску с булочками, которые хозяйка специально напекла им. Потом посидели еще немного, и пошли в гостиную. Смольников так и не решился сказать ему про разгерметизацию ящика. Он так и этак подбирался к этому разговору, но повода не нашел.
— Давай здесь заляжем, в зале, чтобы не будить Машу, — предложил Омаров.
В их распоряжении был диван и просторный мягкий уголок. Саша выбрал себе уголок и подложил под голову какую-то мягкую детскую игрушку. Был когда-то мода класть на диван вместо подушек всяких пушистых собачек и плюшевых львов, а в этом доме она существовала до сих пор.
— Жантик, а кем тебе приходится Маша? — спросил Смольников, глядя на товарища сквозь полуприкрытые веки.
— А ты не догадался?
— Нет.
Омаров с минуту хранил молчание, может быть, заснул. А потом вдруг выдал:
— Она мне сестра.
— Да ты что? — от удивления Смольников даже пристал на локтях.
— Да лежи, лежи, не вскакивай! — тихо засмеялся Омаров.
И добавил, немного помолчав:
— Мать родила ее от второго мужа, поэтому мы такие разные. Я черный как негр, а она беленькая.
— Красивая у тебя сестра, — произнес Саша, зевая.
— Что будешь делать с деньгами? — спросил Омаров, меняя тему разговора.
Этот вопрос застал Смольникова врасплох. Денег, действительно, было так много, что поначалу даже немного теряешься, думая о них.
— Дом куплю, конечно, — сказал он, зевая. — Может, дело свое открою.
— Я тоже вложу в свое дело. Куплю экскаватор, компрессор, землеройный комплект... — голос Омарова утончился почти до фальцета, словно он уже парил где-то под облаками.
— Славно мы сегодня поработали, — таковы были его последние слова.
2 часа после инфицирования
Смольникову приснился какой-то странный сон. Будто идет он по лестнице, куда-то вверх, смотрит на номера квартир и не может понять, куда он попал. Наконец, до него доходит, что он направляется в квартиру Маши. Вот он видит ее дверь, вот нажимает на кнопку звонка.
— Ну, наконец-то, Смола! — радостно приветствует его Омаров, что-то жуя с аппетитом. — Заходи, заходи!
— А где Маша? — спрашивает Смольников.
— На рынок поехала. Да ты заходи, не стой у порога!
Омаров ведет в его гостиную, где играет музыка, а за большим праздничным столом восседают неизвестные люди. Только один Мамед знаком ему среди шумной компании.
— Вот, решили отметить успешную сделку! — говорит ему Жантик, усаживая рядом с собой.
— Что за сделка? — удивляется Саша.
— Семе-е-н Семе-е-ныч! — в шутку распекает его Омаров.
— А-а, ну да! — догадывается Саша.
— Люди! Тишина! — Омаров стучит вилкой по тарелке. — Среди нас есть человек, который даже кровь пролил ради успеха дела!
— У-у-у! — раздается коллективный вздох.
— Ну-ка покажи свою рану! — требует кто-то со смехом.
— Саш, продемонстрируй, — просит Жантик.
Смольников наклоняется и показывает присутствующим свой затылок.
— Да... Герой! — вздыхает толпа.
— Это дает ему право объявить первый тост!
Кто-то дает ему рюмку, и Саша неловко поднимается со стола. Теперь он может хорошо разглядеть сидящих. Напротив него сидит Мамед, скромно притулившийся в самом дальнем углу. Справа расположился какой-то круглый лысый субъект, весь взмокший от жары. По его загорелому лицу можно предположить, что он казах, хотя, впрочем, мог быть и кыргызом. Сейчас в Алмате много кыргызов.
Саше кажется, что где-то он уже встречал его, во всяком случае, ясно помнит его лицо. По левую руку сидят два парня, одинаково одетые во что-то серое и безвкусное, как близнецы-братья. Так одевались в начале девяностых, на огромных барахолках, где всегда торговали чем-то серым и черным. Тоже знакомые лица, между прочим. Чуть поодаль, на просторном диване, разместился еще кто-то, но за головами сидевших он едва виден.
1 2 3 4 5 6 7