Хватит с меня этого. А тот сукин сын, который это говорит, чего доброго, получает тысячу долларов в неделю в каком-нибудь государственном учреждении только за то, что повсюду твердит, какая ужасная у нас страна. Хватит, я сыт по горло!— Ладно, — печально сказал Смит. — Во всяком случае, спасибо за все, что вы сделали.— Всегда рад вам услужить, — сказал Римо без всякой радости в голосе.Он отодвинулся от Смита, а когда обернулся, то увидел, что на бледном лбу Смита в свете полуденного солнца поблескивают капельки пота. Хорошо, подумал Римо. Смит все-таки испугался. Он просто слишком горд, чтобы показать это.— Ну, а теперь вернемся к вам. Мастер Синанджу, — сказал Смит.Чиун кивнул и заговорил:— Что касается увеличения оплаты, мы с благодарностью принимаем ваше милостивое предложение; с остальным же возникает некоторая экономическая неувязка, и это, поверьте, очень нас огорчает. Мы бы рады обучать сотни, тысячи новых учеников, но не можем себе этого позволить. Мы вложили много лет в это. — Чиун кивнул в сторону Римо. — И теперь приходится защищать свое капиталовложение, каким бы ничтожным оно всем ни казалось.— В пятьсот раз больше того, что получает ваша деревня сейчас, — сказал Смит.— Вы можете увеличить плату в миллион раз, — подал голос Римо. — Он не станет учить ваших людей. Может, он научит их плясать на татами, но никогда не передаст им учение Синанджу.— Верно, — радостно подтвердил Чиун. — Я никогда не стану учить больше ни одного белого из-за возмутительной неблагодарности вот этого. И следовательно, мой ответ — нет. Я остаюсь с этим неблагодарным.— Но вы можете избавиться от него и стать богаче, — сказал Смит. — Я изучил историю Дома Синанджу. Вы занимаетесь этим бизнесом столетия.— Многие и многие столетия, — поправил Чиун.— А я даю вам больше денег, — сказал Смит.— Он не бросит меня, — сказал Римо. — Я лучший из всех его учеников. Лучше даже, чем ученики-корейцы. Если бы ему удалось найти приличного корейца, который смог бы когда-нибудь занять его место, он никогда бы не стал работать на вас.— Это правда? — спросил Смит.— Ничто из сказанного белым человеком никогда не являлось правдой — за исключением ваших слов, о славный император.— Это правда, — сказал Римо. — Он вообще никогда не бросит меня. Он меня любит.— Ха! — с негодованием произнес Чиун. — Я остаюсь, чтобы защитить свой капитал, вложенный в это недостойное белокожее существо. Вот почему остается Мастер Синанджу.Смит уставился на свой «дипломат». Римо никогда еще не видел этот живой компьютер таким задумчивым. Наконец он поднял глаза и чуть улыбнулся, почти не разжимая тонких губ.— Похоже, Римо, нам не отделаться друг от друга, — сказал он.— Возможно, — сказал Римо.— Вы — единственный, кто может сделать то, что нам нужно.— Слушаю, но ничего не обещаю, — сказал Римо.— Дело довольно неприятное. Мы сами точно не знаем, что мы ищем.— Ну, и что в этом нового? — сказал Римо.Смит мрачно кивнул.— Около недели назад в бедном квартале была замучена до смерти одна старая женщина. Это произошло в Бронксе, и теперь агенты многих иностранных разведок разыскивают какой-то предмет, может быть, техническое устройство, которое, по всей видимости, хранилось в доме этой женщины. Устройство привез из Германии ее муж, умерший незадолго до того.Багряное солнце склонялось к горизонту над Тихим океаном, а Смит все продолжал свой рассказ. Когда он закончил, на небе высыпали звезды.И Римо сказал, что возьмется за эту работу, если к утру не передумает.Смит еще раз кивнул и поднялся.— До свидания, Римо. Удачи вам, — сказал он.— Удачи! Вы не понимаете, что такое удача, — презрительно отозвался Римо.— Америка благоговейно выражает свое восхищение и почтение непобедимому Мастеру Синанджу, — сказал Смит Чиуну.— Это естественно, — сказал Чиун. Глава 3 Полковник Спасский полагал, что нет на свете таких проблем, которые не имели бы разумного решения. Он считал, что войны начинаются только из-за недостатка достоверной информации у тех, кто их начинает. Если информации достаточно, а анализ ее верен, то любой дурак может понять, кто в какой войне победит и когда.Полковнику Спасскому было двадцать четыре года — совершенно исключительный случай в истории КГБ, чтобы человек в столь раннем возрасте вознесся на такие высоты. Причиной этого были феноменальные способности Спасского, позволявшие ему с блеском выполнять любое задание.Он лучше, чем кто-либо, понимал основное различие между КГБ и американским ЦРУ. У ЦРУ больше денег, оно шмякается мордой об стол на глазах всего общества. У КГБ денег меньше, но эта фирма садится в лужу без огласки.Спасский знал, что если дела в конторе организованы надлежащим образом, то двадцатичетырехлетних полковников в мирное время быть не должно.Даже в КГБ, для которого мирного времени не существовало никогда. И еще он знал, что скоро станет генералом. Однако в Америке дураков тоже хватает, поэтому, когда его вызвали в отдел США, он не испытал особого беспокойства.Судя по всему, возникла какая-то проблема, за которую никто не хотел браться. Когда он увидел у проводящего инструктаж маршальские погоны, то понял, что проблема действительно серьезная.Через десять минут он ее практически разрешил.— Проблема в следующем: вы чувствуете, что в Америке происходит нечто серьезное, но не знаете точно, что именно. Вы не хотите всерьез ввязываться, пока не выясните все до конца, так? Вы в замешательстве, поскольку мы включаемся в игру с большим опозданием. Поэтому придется поехать туда и разобраться, что же произошло с миссис Герд Мюллер в Бронксе, черном районе Нью-Йорка, и выяснить, почему разведслужбы всего мира снуют по округе и почему ЦРУ понадобилось срыть до основания дом миссис Мюллер и вывезти его в небольших контейнерах. Разумеется, я поеду туда, — заявил полковник Спасский.Голубоглазый блондин, с тонкими правильными чертами лица, Спасский, по всей видимости, происходил из немцев Поволжья. Он был достаточно хорошо сложен и, как считали некоторые из его женщин, «технически — великолепный любовник, но чего-то в нем не хватает. С ним получаешь удовольствие — как будто сыр в магазине покупаешь».Полковник Владимир Спасский въехал в США через Канаду под именем Энтони Спеска. Дело было в середине весны. Его сопровождал телохранитель по имени Натан. Натан понимал по-английски, но говорить не мог. Рост его был сто пятьдесят пять сантиметров, а вес — пятьдесят килограммов.Недостатки роста и веса Натан компенсировал постоянной готовностью стрелять в любое теплокровное существо. Ему ничего не стоило влепить девять граммов свинца в рот новорожденному младенцу. Натану нравился вид крови. Он ненавидел стрельбу в тире — из мишеней кровь не течет.Однажды Натан признался тренеру по стрельбе, что когда попадаешь человеку прямо в сердце, то кровь течет очень некрасиво: «Лучше всего, когда задеваешь аорту. Вот тогда это смотрится здорово.»Кагэбэшное начальство долго не могло решить, отправить ли его в больницу для душевнобольных преступников или продвинуть по службе. Спасский взял его к себе в телохранители, но разрешал брать оружие в руки только в исключительных случаях. Натан попросил иметь при себе хотя бы патроны. Спасский разрешил при условии, что Натан не станет вынимать и полировать их прилюдно. Когда Натан надевал форму, к которой полагалась кобура, Спасский позволял ему носить игрушечный пистолет. Но он никогда не разрешал своему телохранителю разгуливать по улицам Москвы с заряженным оружием.Волосы у Натана были темные, а зубы выдавались вперед. Он казался представителем какой-то новой породы людей, питающейся корой деревьев.Когда полковник Спасский, он же Энтони Спеск, доехал до города Сенека Фолз, штат Нью-Йорк, он достал из чемодана новенький пистолет 38-го калибра — на границе между Канадой и США багаж не досматривался — и протянул его Натану.— Натан, вот твой пистолет. Я даю его тебе, потому что доверяю. Я верю, что ты понимаешь, как надеется на тебя Родина-мать. Ты пустишь в ход оружие только тогда, когда я скажу. Понял?— Клянусь, — ответил Натан. — Клянусь всеми святыми и именем Генерального секретаря, клянусь русской кровью, текущей у меня в жилах, клянусь памятью героев Сталинграда! Клянусь исполнить ваш приказ, товарищ полковник. Я клянусь, что буду бережно и экономно относиться к данному мне оружию и не пущу его в ход, если только вы мне не прикажете.— Молодец, Натан, — похвалил его Энтони Спеск.Натан поцеловал командиру руку.Когда машина остановилась на красный свет светофора перед выездом на скоростное шоссе — главную автомагистраль штата Нью-Йорк, Спеск услышал, как что-то громыхнуло у него над правым ухом. Он увидел, как девушка, «голосовавшая» на обочине, вдруг подпрыгнула и опрокинулась навзничь. Из груди ее бил фонтан крови. Пуля попала в аорту.— Простите, — пробормотал Натан.— Отдай пистолет! — потребовал Спеск.— Я по-настоящему клянусь на этот раз, — сказал Натан.— Если ты будешь продолжать убивать людей, то в конце концов американская полиция нас сцапает. У нас важное дело. Отдай мне пистолет.— Простите, — повторил Натан. — Я же попросил прощения! Мне правда жаль, что так вышло. На этот раз я клянусь. В тот раз я просто обещал.— Натан, у меня нет времени с тобой спорить. Надо убираться отсюда как можно скорее. И это все из-за тебя. Смотри, больше чтоб это не повторилось.Спеск не стал отбирать пистолет у Натана.— Спасибо, спасибо! — воскликнул Натан. — Вы — самый лучший полковник на свете.И всю дорогу до местечка под названием Нью-Палц Натан вел себя хорошо.Там Спеск решил остановиться в мотеле и съехал с трассы. Натан разрядил пистолет в лицо администратору.Спеск выхватил у Натана пистолет и уехал. Вместе с рыдающим Натаном.На самом деле все было не так страшно, как могло показаться. Человек, изучивший Америку так хорошо, как полковник Спасский, не мог не знать, что убийства в США редко раскрываются, если только убийца сам того не хочет. В стране отсутствовал механизм защиты жизни граждан. Если бы это была Германия или Голландия, Спеск вряд ли взял бы с собой телохранителя.Но Америка стала диким местом, где было опасно появляться без охраны.— Пистолет останется у меня, — сердито бросил Спеск и, усталый, повел машину сквозь мрак ночи по направлению к Нью-Йорку.— Фашист, — пробормотал Натан.— Что-что? — переспросил Спеск.— Ничего, товарищ полковник, — огрызнулся Натан.Заря уже окрасила небо в багряные тона, когда полковник Спасский въехал в город. Он приказал Натану прекратить указывать пальцем на редких прохожих и выкрикивать при этом «пиф-паф». Натан вдруг пожаловался, что ему страшно.— С чего бы это? — спросил Спеск, изучая карту.— Мы умрем с голоду. Или нас убьют толпы в драке за еду.— В Америке с голоду не умрешь. Посмотри на эти магазины. Здесь можно купить все что угодно.— Это генеральские магазины, — заявил Натан.— Нет, не генеральские. Это для всех.— Неправда.— Почему? — удивился Спеск.— В «Правде» было написано, что в Америке голодные бунты и людям не хватает пищи.— "Правда" отсюда далеко. Иногда на таком большом расстоянии сообщения несколько искажают действительность.— Но это напечатано! Я сам читал.— Ну, а как же американские газеты? В них нет сообщений о голодных бунтах, — сказал Спеск.— Американские газеты — это буржуазная пропаганда.— Но они тоже напечатаны, — сказал Спеск.Натан немного смутился. Он нахмурился. Смуглое лицо его затуманилось.Он принялся думать — шаг за шагом, мысль за мыслью, натужно и сосредоточенно. Наконец, человек-пистолет улыбнулся:— Правильно только то, что напечатано по-русски, потому что это можно прочитать. То, что напечатано по-американски, — ложь, потому мы этого прочитать не можем. Этими их закорючками можно напечатать любое вранье.— Молодец, Натан, — похвалил его Спеск, но тут, к его неудовольствию, телохранитель задал еще какой-то вопрос, и тогда Спеск сказал, что сейчас объяснит ему все: в чем заключается задание, почему он приехал в Америку лично и почему он взял с собой Натана, хотя тот и не знает языка.— Зато я хороший коммунист и хороший стрелок, — с гордостью заявил Натан.— Правильно, — подтвердил Спеск.— Так, может, вы вернете мне пистолет?— Нет, — сказал Спеск. — А теперь слушай внимательно, потому что я сейчас окажу тебе большую честь, — наставительно произнес самый молодой полковник КГБ. — Сейчас ты узнаешь, зачем мы здесь. Этого не знают даже генералы.Натан сказал, что знает, зачем они здесь. Они борются против империализма. Бороться везде — от границ Германии, где стоят советские войска, и до Кубы, и борьба будет идти, пока империализм не будет побежден во всем мире и над всей землей не будет развеваться никаких других флагов, кроме красного знамени с серпом и молотом.— Все так, — согласился Спеск и продолжал: — Дней десять тому назад, когда тебя вызвали из Владивостока, в Америке произошло нечто очень странное. ЦРУ, наш главный враг, по кирпичику разобрало один старый дом. Это привлекло внимание нескольких разведок. Заинтересовалась западногерманская разведка. И аргентинская разведка тоже. Плотность разведчиков на квадратный километр необычайно возросла, и мы узнали об этом потому, что засекли перемещение больших групп людей — восемь и десять человек, а это в разведке много. Всех их сняли с рутинной работы и направили следить за тем, как сносится один старый дом. И еще, чтобы поговорить с дочерью женщины, которая была там убита.— Кто ее убил?— Сначала мы думали, что просто налетчики.— А что такое налетчик?— Налетчик — это такой человек, который набрасывается на другого, избивает его и отбирает деньги. Таких в Нью-Йорке огромное количество.— Капиталистическая эксплуатация приводит к тому, что в стране появляются налетчики, верно? — спросил Натан.— Нет, нет, — сказал Спеск с досадой. — Я хотел бы, чтобы ты себе четко уяснил одно. Забудь все, что ты читал. В этой стране во многих штатах отменена смертная казнь. Почему-то здесь решили, что если убить человека за совершенное им преступление, то число преступлений не уменьшится. И вот они отменили высшую меру наказания и теперь больше не могут спокойно выйти на улицу. Вот поэтому я и взял тебя с собой. Поскольку в этой стране отменена смертная казнь, то развелось много убийц, и ты нужен мне для защиты от них. Еще хуже здесь законы о людях, не достигших восемнадцати лет. Эти могут убивать совершенно безнаказанно — их даже в тюрьму не посадят. А в Америке тюрьмы теплые и удобные, и в них кормят три раза в день и даже дают мясо.— У них, наверное, миллионы совершают преступления, чтобы попасть в тюрьму, — сказал пораженный Натан.Сам он стал регулярно есть мясо только после того, как попал на службу в КГБ. Мясо — еда для правящей коммунистической верхушки, а не для масс.— Да, здесь миллионы преступников, — подтвердил Спеск. — Но я бы хотел предостеречь тебя: не вздумай совершить преступление, чтобы попасть в одну из их тюрем. Мы можем обменяться заключенными с американцами, и тогда ты попадешь в обычную советскую тюрьму. И еще — тебя может ждать смерть. Причем, как предателя — совсем не легкая и не быстрая.Натан заверил Спеска, что вовсе не собирается стать предателем.— И вот, Натан, мы подходим к вопросу, почему я лично оказался здесь. Ты, наверное, думаешь: какие дураки эти американцы. Так оно и есть. Они ужасные дураки. Если убедить американцев, будто что-то является высоко нравственным, они за это готовы перерезать себе глотку. Ну, конечно, если их кто-то не остановит.— Кто? — вопросил Натан.Он сидел на заднем сиденье машины, припаркованной под метромостом. Высоко над головами проносились поезда. В некоторых американских городах поезда метро ходят не под землей, а над землей. И каждый раз, когда над головой грохотал поезд, Натан вздрагивал, потому что боялся, как бы мост не упал вместе с поездом. В Москве часто рушатся целые здания, так почему бы не свалиться этому поезду, который грохочет и трясется?— Мы, — ответил Спеск. — Мы их остановим. Видишь ли, наши генералы не хотят, чтобы капиталисты сами перерезали себе глотку, потому что тогда в наших генералах не будет никакого проку. Они бы хотели, чтобы все выглядело так, будто их руки лежат на бритве. И для этого им постоянно нужно что-то делать, но всякий раз, как они что-то сделают, капиталисты кажутся умнее их. Потому-то мы и приехали в Америку и оказались в Бронксе, в этой трущобе.— По мне, это вполне нормальное место, — заявил Натан.Магазины работали, витрины ломились от товаров, по улице шли очень приличные люди — в одежде без заплаток и в обуви, не подвязанной веревками.— По американским стандартам — это трущобы. Есть, правда, места и похуже, но это неважно. Я приехал сюда лично по одной простой причине. Если бы я отдал все на откуп нашим генералам, то они бы написали отчеты, где было бы много слов и мало смысла, а потом — независимо от того, что бы на самом деле произошло, — получилось бы так, что они все предвидели заранее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18