— Римо! Сын мой! — Он царапал ногтями землю, но она сомкнулась намертво.Мастер Синанджу поник головой и долго сидел неподвижно. Потом он нацарапал на земле знак — разделенную надвое трапецию, символ Синанджу. Пусть им будет отмечено место последнего успокоения двух белых Мастеров Синанджу, на которых прервется династия.С выражением покорности Мастер Синанджу поднялся, отряхнул землю со своего кимоно и тихонько прочел заупокойную молитву, затем повернулся, чтобы покинуть скалу Дьявола. Он вдруг обнаружил, что идти с пустыми руками еще тяжелее, чем нести на себе тело сына, ведь это означало оставить его здесь навеки.Он вышел из крепости, и тут его остановил знакомый голос:— Решил без меня уйти, папочка?Чиун развернулся. От удивления морщины на его лице разгладились.— Римо! — ахнул он. — Римо, сынок! Ты жив?— Более или менее, — небрежно бросил тот. Лицо его было в поту и пыли, под мышкой он держал безжизненное тело в пурпурном шелке. Руки Перселла были связаны желтым кушаком.— Но я видел, как вы оба провалились под землю!— Это были не мы, — сказал Римо.Он попробовал изобразить улыбку, но Чиун видел, что это дается ему с трудом. Мастер Синанджу подошел к Римо и пощупал его — сначала руку, потом лицо.— Ты настоящий? Не жестокое видение, призванное усугубить мое горе?— Настоящий!— Но я видел, как этот негодяй тебя поборол!Римо покачал головой.— Ты видел то, что было у Голландца в воображении, что он хотел тебе внушить. Ты оказался прав, Чиун: он окончательно свихнулся. Помнишь тот момент, когда свет стал совсем нестерпим?— Да.— Вот тогда я его и сломил. И он это понял. Мне кажется, в тот момент он и спятил окончательно. Он понял, что не сможет победить. Мне это тоже было ясно. Он стоял на коленях — и вдруг обмяк. И тут же на его месте возник другой Голландец и другой я, и они стали биться. Когда я понял, что произошло, то отошел в сторону и так же, как ты, наблюдал.— А бездна?— Очередная игра воображения. Впрочем, в каком-то смысле ее можно считать реальной — это была бездна безумия, навсегда поглотившая Голландца. Единственное, что я сейчас твердо могу сказать: вот я, а вот — он.— Он не умер? — удивился Чиун.— Можно считать, что умер.Римо положил Перселла на камень. Тот едва дышал, а в глазах еле-еле теплилась жизнь. Губы его шевельнулись.— Он хочет что-то сказать, — заметил Чиун. Римо приник к кривящемуся рту Голландца.— Я победил. Несмотря ни на что!— Не дождешься! — сказал Римо.Прежде чем в глазах его потух последний свет разума, Голландец резко выпрямился, как от разряда электрического тока.— Теперь вам ни за что не спасти кандидатов в президенты! — И снова обмяк.Чиун внимательно его осмотрел.— Жив. Но судя по глазам, рассудок оставил его.— Он больше не представляет для нас угрозы. Кажется, мне это удалось! Я остановил Голландца, а сам остался цел!— Не будь таким хвастуном! Последнее слово еще может быть за ним.— Если мы торопимся, — сказал Римо, сгребая Перселла, — не будем тратить зря время!— Нет! — остановил его Чиун. — Вниз его понесу я. Я столько лет ждал искупления!Они покинули скалу Дьявола, а высоко в безмятежном небе им светила ясным светом утренняя звезда. Глава 36 Последние перед голосованием теледебаты двух претендентов транслировались в прямом эфире из студии на Манхэттене всеми без исключениями каналами. После того как ведущий представил кандидатов, вице-президент произнес вступительное слово, которое завершил уверением в том, что в случае его избрания все тайные операции американских спецслужб будут свернуты.Губернатор Майкл Принсиппи начал свое выступление с того, что пообещал не оставить в федеральном бюджете ни одной закрытой статьи.Посреди его речи все телевизионные экраны в Соединенных Штатах погасли. * * * Служба безопасности перекрыла на телестудии все входы и выходы. По периметру здания вместо обычных цементных блоков стояли бронированные лимузины — бампер к бамперу. Охрана была готова ко всему.Ко всему, кроме поджарого белого мужчины и сухонького азиата, которые разом выскочили из подъехавшего такси, перемахнули через лимузины и, не спрашивая разрешения, промчались мимо охранников.— Стоять! — раздалось им вслед вместе с предупредительными выстрелами.— Нам некогда! — на ходу бросил белый, и они вдвоем скрылись за углом, на какую-то долю секунды опередив пули.При входе в студию стояли двое других агентов безопасности, они отреагировали на вторжение молниеносно и ринулись на незнакомцев, однако немедленно были повергнуты в глубокий сон мимолетным движением ловких рук. * * * Римо Уильямс ворвался в студию. Три камеры перемешались взад-вперед, показывая кандидатов в президенты с разных ракурсов. В студии было некоторое количество зрителей — в основном тщательно отобранные представители прессы.— Начнем с камер! — крикнул Римо. — Это не должно попасть на экраны!— Конечно, — согласился Мастер Синанджу.Они бросились каждый в свою сторону и быстро отключили питание. В режиссерской все пришли в оцепенение: экраны мониторов разом погасли.— Опять вы! — От изумления вице-президент подскочил до потолка.— Потом, потом! — торопливо буркнул Римо и с такой силой сдернул его со стула, что прикрепленный к лацкану пиджака микрофон отлетел.— Что мы тут ищем? — спросил Чиун, проделав то же самое с губернатором Принсиппи.— Понятия не имею! Бомбу. Да что угодно! — рявкнул Римо, отрывая стул от пола. — Здесь чисто.Он отшвырнул стул в сторону.— Бомбу?! — изумился режиссер.Мгновенно в студии возникла паника. Все устремились к выходу, и людская волна отсекла охранников от дверей.— Есть что-нибудь? — перекрывая шум голосов, спросил Римо.— Нет! — прокричал в ответ Чиун, взламывая половицы подиума. Они разлетались в стороны с легкостью зубочисток.Римо в отчаянии огляделся. Яркий свет софитов мешал ему смотреть. До него доносились испуганные голоса бросившихся к выходу людей и отчаянные приказания охранников, тщетно пытающихся расчистить себе путь. Все три камеры слепо смотрели на него, и вдруг одна двинулась вперед.В первый миг у Римо мелькнула мысль, что бестолковый оператор, по-видимому, не понял, что питание отключено, но тут в камере что-то щелкнуло, и из-под объектива высунулась металлическая трубка.— Автомат! — успел крикнуть Римо.Мастер Синанджу рванулся к повергнутым в смятение кандидатам в президенты и повалил их на пол. Римо сделал сальто, увернулся от пуль тридцатого калибра и приземлился четко на ноги. Камера двинулась к трем вжавшимся в пол фигурам и нацелилась пониже.Римо прыгнул. Времени для раздумий не было.У него за спиной студийный занавес повис лохмотьями под градом пуль, которые летели все ниже и ниже. * * * Херм Аккорд решительно орудовал своей “камерой”. Он не сомневался, что поджарого парня в белой футболке он снял. А где остальные? Нелегкое, оказывается, дело — управлять студийной телекамерой. Объектив оказался значительно больше, нежели дуло автомата, который он вмонтировал в камеру накануне ночью. Получалось, что обзор у него гораздо шире, чем он мог накрыть автоматной очередью. Это было все равно что целиться в комара через дренажную трубу.Раздосадованный, он прекратил огонь, высунулся из-за камеры и в каком-то дюйме от себя увидел лицо худого.— Какого... — начал он, но закончить не сумел, ибо в этот момент наелся собственных зубов.Он отпрянул и схватился за горло, его стал бить кашель. Он не успел осознать, что один коренной зуб, посланный быстрее автоматной пули, разлетелся у него прямо в гортани. Его это уже не волновало: он видел только тянущуюся к его лицу руку. Она приняла угрожающие размеры — и свет для Херма Аккорда, как и для всей Америки в тот вечер, погас. * * * Римо не стал проверять рухнувшее на пол тело, а скорее бросился к Чиуну. Тот как раз помогал вице-президенту подняться.— Благодарю вас.Вице-президент еще не отошел от шока.— За нас обоих! — поддакнул губернатор Принсиппи.— Похоже, мы подоспели вовремя, — вставил Римо.— Синанджу всегда успевает вовремя, — уточнил Чиун.— Надо убираться, — сказал Римо и бросил взгляд на дверь, откуда доносились отчаянные вопли охранников, грозящих пустить в ход оружие, если путь не будет очищен немедленно. — Но вы можете быть спокойны: больше покушений не будет. Мы разобрались с тем типом, который это устроил.— Думаю, губернатор меня поддержит, если я скажу, что мы благодарны вам за помощь, — от души сказал вице-президент, застегивая пиджак.— Поблагодарите Смита, — посоветовал Римо. — Это в его ведении. Чтоб вы знали: мы снова в строю.— Благодарю за службу! — сердечно произнес вице-президент.— И забудьте Адониса. Он был в числе заговорщиков.— Ничего не понимаю! — пробормотал губернатор Принсиппи, озираясь по сторонам. — Где же мой ниндзя? Он сказал, что всегда будет рядом, даже если я этого не буду знать. Мне надо было только свистнуть.— А вы свистнули? — вежливо осведомился Чиун.— Честно говоря, нет. Мне было не до этого.— Это все равно бы не помогло, — заверил Чиун. — Всем известно, что у ниндзя отсутствует музыкальный слух.Губернатор Принсиппи заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист.— Никого! — разочарованно протянул он.— Вот видите? — обрадовался Чиун. — Запомните, Синанджу вам не придется вызывать свистом. Достаточно позвонить по телефону.И Римо с Чиуном растворились в кишащей у дверей толпе. Хотя толчея напоминала часы пик в нью-йоркском метро, они каким-то чудом просочились через толпу под самым носом у обезумевших охранников.Когда служба безопасности пробилась наконец в студию, им предстали оба кандидата в президенты, спокойно прилаживающих свои микрофоны.— Вы немного припозднились! — самодовольно произнес вице-президент. — Может, ребятки, раз уж вы здесь, возьмете на себя труд убрать это тело? А то нам надо дебаты закончить. * * * Телеэкраны по всей Америке снова ожили. Ведущие неуверенно мямлили что-то по поводу технических неполадок. Когда же дебаты возобновились, никто не удосужился объяснить телезрителям, почему кандидаты продолжили их стоя и откуда в студийном занавесе столько пулевых отверстий.Губернатор Принсиппи невозмутимо досказал свою тираду.— Когда нас прервали, я начал говорить о том, что надо свернуть деятельность тайных служб. Но я должен сразу оговориться, что для определенного рода разведподразделений в моей администрации место будет. Речь главным образом идет о контрразведке. В конце концов, она существует для того, чтобы свести до минимума применение вооруженных сил. Я хочу сейчас публично поблагодарить наших безымянных героев — Томов, Диков и Харолдов, которые неустанно трудятся на этой ниве. Именно им Америка обязана своим могуществом. Вы согласны, господин вице-президент?— Всем сердцем! — подхватил тот. — Они у нас есть, и честное слово, они нам нужны! Так же, как и Брауны, Джонсы и Смиты, которые ими командуют.Никогда еще американцы не были свидетелями столь резкого изменения точки зрения. Впрочем, это мало кого удивило. В конце концов претенденты на место в Белом доме — политики.Доктор Харолд В. Смит следил за теледебатами, находясь в больничной палате. Он один мог предполагать, что произошло в студии в тот момент, когда передача вдруг прервалась. Римо и Чиун — они сделали это. Уже в который раз! КЮРЕ будет жить. Он сам не знал, смеяться ему или плакать. * * * Прошло два дня. Римо Уильямс оставил машину у железной ограды кладбища Уайлдвуд и прошмыгнул в ворота.Рядом с ним шагал Мастер Синанджу. В походке Римо чувствовалось нетерпение.— Смит бы расстроился, если бы узнал, что ты здесь, — предостерег Чиун.— Это было единственное, что пришло мне в голову в качестве места встречи.— Смит и так огорчен!— С чего бы ему огорчаться? Он спас свою шкуру. И Америку тоже спас. В Белый дом приходит новый президент, убежденный в необходимости существования КЮРЕ на вечные времена. Голландец остаток дней проведет в обитой резиной палате в “Фолкрофте”, ковыряя мох из собственного пупка. Никому из нас он больше не страшен. Все наши проблемы позади. Мне не терпится рассказать обо всем Джильде!— Смит расстроен, потому что, когда к нему вернулось зрение, он прочел контракт.— Что ты ему подсунул? Удвоил предыдущий тариф?— Этого было бы мало за то унижение, какому он подверг Мастера Синанджу, когда безбожно сбил цену, а потом и вовсе порвал документ! Я оговорил тройное увеличение оплаты.— Тогда мне понятно, чем вызвана его печаль. Ты его здорово надул!— Это было необходимо. Он должен платить Мастеру Синанджу за услуги, за свои неблаговидные поступки в отношении Мастера... а кроме того — за тебя.Римо остолбенел. Чиун невозмутимо поднял на него глаза.— За меня?! Ты включил меня в контракт еще на целый год?— На два. Считай, что это форма страхования от безработицы.— А у меня совсем нет права голоса?— Нет. Мастер пока — я, а ты всего лишь ученик. Строго говоря, ты подмастерье, а следовательно, за тебя решаю я. Как всегда.Римо покрутил головой и зашагал дальше.— Посмотрим, что скажет Джильда.— Вот именно, — лицемерно поддакнул Чиун. — Посмотрим, что она скажет.На могиле с надписью “Римо Уильямс” лежали свежие цветы. Римо остановился.— Интересно, — сказал он, — кто бы мог принести на мою могилу цветы?Он нагнулся и поднял букет. Внутри была спрятана записка, она слегка намокла от недавнего дождя.Римо уронил цветы и стал читать. Письмо было адресовано ему и подписано: “Джильда”.— Что пишет? — полюбопытствовал Чиун.— Она не придет, — ответил Римо. — Никогда.— Ну, это еще как сказать!— Пока я не брошу свою нынешнюю работу. А она знает, что это единственное, чем я могу заниматься. Она считает, что на этот раз не она меня бросила, а я — ее. И это помогло ей принять решение. Она пишет, что когда увидела, как мы с тобой улетаем в Америку, то ей стало окончательно ясно, что я всецело принадлежу этой работе.— Ты это и сам понимаешь.— Пишет, что Фрея уже по мне соскучилась, — продолжал Римо. Взгляд его потух. — И что когда придет время, она подумает, не разрешить ли Фрее тренироваться по системе Синанджу, если и она, и я этого захотим.— Размечталась! — высокомерно изрек Чиун. — Еще ни одной женщине не удавалось стать Мастером Синанджу! Женщина от природы на это не способна. Это решительно невозможно!— Есть постскриптум, — сказал Римо. — Она пишет, что Фрея, когда не катается на своем пони, отрабатывает дыхание. И шлет от себя подарок, чтобы дедушка понял, что она хочет вырасти большой и сильной, как папа и мама.Римо порылся в корзинке с цветами и извлек оттуда маленькую подкову, согнутую в крендель.— Смотри-ка! — сказал он.— Гнутая подкова, — фыркнул Чиун. — Что с того?— Ты что, не понимаешь? Это сделала Фрея! Своими маленькими ручонками!— Не может быть! — подивился Чиун. — Такая маленькая, к тому же белая, да еще и девчонка! Я сам только к двенадцати годам этому научился!— Вот видишь! — подхватил Римо. — А ты, между прочим, не белый и не девчонка!Чиун сердито топнул ногой.— Ни за что не поверю!— А я верю! — заявил Римо. — И сохраню на память.Чиун наморщил лоб.— И ты даже не попытаешься вытащить из меня, где сейчас находится Джильда?Римо надолго замолчал, потом сказал, не сводя задумчивого взора с подковы:— Нет. Джильда знает, что делает. И наверное, она права. К тому же она больше не живет в Уэльсе. Так, по крайней мере, следует из письма.— Что? — вскричал Чиун. — Ты хочешь сказать, что она не оставила нового адреса? Как же я стану посылать своей внучке подарки на день рождения? Как я смогу следить за ее успехами в раннем возрасте?— Ничего, мы еще с ними повидаемся, — заверил Римо. — Только не знаю когда.— Значит, ты остаешься в Америке? Со мной?Римо вздохнул.— Кажется, меня больше нигде не ждут. В Синанджу все считают меня ничтожеством. В любом случае с Кореей у меня связано слишком много тяжелых воспоминаний.— Положение, надо сказать, не из приятных, — согласился Чиун. — Жить в жемчужине Азии — об этом можно было бы только мечтать. Что ж, придется смириться.— Секундочку, — прервал его Римо. — Мне казалось, ты сам хочешь жить в Америке? Как же тогда с твоим гардеробом? Ты ведь специально накупил себе костюмов, чтобы больше походить на американца!— Я все их сжег! Как ни прискорбно, но я обнаружил, что они совершенно не пригодны для лазанья по стенам, а для людей нашей уважаемой профессии это большой изъян.— Ладно. Но разве не ты признавал, что твое родное селение Синанджу — не более чем куча навоза?Чиун запыхтел.— Римо! — Он был шокирован. — Я ничего такого не говорил! Я клеветы не потерплю!— Признайся, ты рад тому, как все обернулось, и отныне с придирками будет покончено!— Ни за что! Я старый человек, в учениках у меня безответственный белый, а достойного преемника нет! Такова моя горькая судьба, но я буду достойно нести свой крест. Я не стану жаловаться. Не стану сетовать, что из-за того, что ты не сумел родить сына, вынужден буду работать до конца дней, вместо того чтобы, как полагается, уйти на покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27