Но даже здесь расстояние между берегами составляло не меньше ста—ста двадцати саженей. Протекавшая внизу речушка была неширокой и мелкой, однако ее незамерзающая вода разлилась во всю ширь от берега до берега, превратив это пространство в сплошное месиво из грязи, наполовину растаявшего снега и торчавших, точно копья, стеблей сухого прошлогоднего камыша. Вода в реке была мутновато-желтой, слегка пузырившейся у поверхности, а на морозе словно дымившейся. От речушки даже на расстоянии несло сладковатым, резко удушливым запахом. Преодолеть такую преграду без моста нечего было и мечтать, а он виднелся рядом на две трети разрушенным и сожженным.Вздохнув, Владимир Петрович направился к расположенному невдалеке от моста пригорку. На нем стояло несколько изб с хозяйственными постройками, обнесенных со стороны леса и подступающего к зимнику болота изгородью из жердей. В одной из изб прапорщика поджидал за столом сотник.— Казаки говорят, что работы не меньше, чем на четыре часа, — сообщил Владимир Петрович сотнику, занимая за столом место рядом с ним.— Знаю. Но разве есть иной выход? По воздуху не полетишь, вброд тоже не переберешься, только лошадей сгубишь. А подаваться в обход, не ведая толком здешних мест, дело рисковое: угодишь из огня в полымя. Вот и придется ждать, покуда хлопцы какой-нибудь захудалый настил сварганят. Главное, чтоб он коней выдержал.На лежанке большой русской печи, занимавшей добрую половину избы, послышались стоны, вздохи. С нее свесились ноги в стоптанных валенках, после чего на пол с кряхтением и причитаниями спустилась тощая сгорбленная старуха с закутанным теплым платком лицом и одетая в потрепанный, явно не по росту зипун. Волоча за собой несгибающуюся правую ногу и опираясь на клюку, она доковыляла до стола, тяжело плюхнулась на лавку.— День добрый, мать, — приветствовал ее сотник. — Вижу, ты здесь одна. А где остальные?— Ушли все, касатик, — нараспев, сильно гнусавя, ответила старуха. — Как понаехали эти… французы… все и побежали от них в лес. А чего мне страшиться и от кого хорониться? Никому, кроме Господа, я уже не нужна.— Что делали здесь неприятели? — поинтересовался прапорщик— Поначалу про зимник и тракт расспрашивали, потом мост порушили. Чем только он им, басурманам, не по душе пришелся?— Много их было?— Немало, сынок, одних саней невесть сколько прикатило. Трое из них басурманы у нас на подворье даже позабыли.— Что? Позабыли? — встрепенулся прапорщик. — Где они сейчас?— Небось там, где их оставили за ненадобностью или в спешке. Вон за тем сараюшком приткнулись, коли их ваши соколики уже в другое место не перетащили, — и старуха указала пальцем в маленькое подслеповатое окошко.Действительно, за указанным старухой сараем стояли трое саней, доверху нагруженных бочонками.— Осмотреть все до единого, — приказал прапорщик уряднику. — Скажи казакам, пусть ищут на них знак: два маленьких цветочка. За каждый такой бочонок плачу по рублю серебром.Однако, несмотря на старания казаков, ни одного бочонка с лилиями обнаружить не удалось. Приказав для верности все их распечатать, Владимир Петрович убедился, что бочонки наполнены только порохом. Но если осмотр оставленных французами саней и их поклажи прапорщика заметно раздосадовал, то урядника, наоборот, привел в неописуемый восторг. Довольно щуря глаза и потирая от радости нос, он наклонился к уху офицера, доверительно шепнул:— Дурни эти францы, ваше благородие. Забыли возле саней со страху наливку, коей их в святой обители одарили.Прапорщик, поглощенный совсем другими мыслями, с недоумением взглянул на урядника, равнодушно пожал плечами.— Зачем она им? Только лишняя тяжесть и морока. У французов сейчас головы об ином болят.— Ничего, пускай напоследок поболят, недолго осталось. Догоним — совсем без голов оставим. А що прикажете с наливкой делать, ваше благородие? — спросил урядник, с нескрываемым вожделением поглядывая на монастырские бочонки.— Откуда я знаю? Спроси у сотника.Командир сотни, не посвященный Владимиром Петровичем в тайну французского обоза, а потому не проявивший ни малейшего интереса к оставленным на подворье саням, спокойно сидел в избе на прежнем месте. Старуха услужливо расставляла перед ним на столе нехитрую крестьянскую снедь.— Откушай, родимый. Небось устал и проголодался.Остановившийся в дверях урядник, желая привлечь к себе внимание, громко кашлянул.— Доброй вечери, пан сотник, — проговорил он, когда офицер кинул в его сторону взгляд. — Уж больно хороша закуска! Под такую не грех и чарку пропустить, особливо в непогоду.— Верно, друже! Где только ту чарку взять?— Сыщем, пан сотник, — широко ухмыльнулся казак. — Францы бросили на подворье у саней пять бочонков наливки, коей разжились недавно в монастыре. Не знаю, как в обители насчет святости, а в наливках там разбираются добре: сам пробовал и убедился.Командир сотни мгновенно повеселел, махнул уряднику рукой.— Тащи бочонок сюда. А еще один отправь хлопцам, что в лесу да на мосту возятся. Пускай маленько согреются изнутри.Владимир Петрович тронул офицера за локоть.— Может, не стоит связываться с сим зельем? Ведь оно побывало в неприятельских руках. А один бочонок распечатан и даже начат… Всякое может случиться.— Никак нет, ваше благородие, ничего, окромя услады, быть не может, — тотчас откликнулся от двери урядник. — Я самолично осмотрел все бочонки и заверяю, що четыре из них, как из монастырских подвалов… не повреждены, по звуку наполнены доверху, на затычках нетронутые монастырские печати. Так що можете пить смело, пан сотник: я в этих делах толк разумею и никогда не подведу, — уверенно заявил он. — А сомневаетесь, готов немедля вкусить зелье из вашего бочонка первым. Коли жив останусь, пейте следом.Однако командир сотни, истинный казак и потому любитель выпить не меньше подчиненного, уже не слушал его.— Мать, — обратился он к старухе, — найди-ка нам из чего хлебнуть монастырского дара. Да и лучка принеси на стол побольше: с салом он пойдет на закуску за милую душу.— Сейчас, родименький, сейчас, — засуетилась старуха, быстро шныряя по избе глазами в поисках посуды. — Куда все запропастилось, с глаз сгинуло?— Ты что, мать, совсем ослепла? — удивился сотник. — Кружки рядом, вон у тебя под рукой.— Вправду, сынок, — обрадовалась старуха. — Спасибо, что подсказал, совсем слаба глазами стала. Сейчас и лучку найду.— Чего его искать? — с раздражением проговорил от дверей урядник, крайне болезненно воспринимавший все, что оттягивало наступление желанной для него минуты. — Он завсегда в сенях на стене связками висит. Проходи, бабка, — и он посторонился, чтобы пропустить женщину в сени. — Щось совсем ты не в ладах с памятью.Старуха, торопясь прошмыгнуть мимо казака, зацепилась волочащейся ногой за косяк и наверняка распласталась бы на полу, не подхвати ее урядник вовремя за плечи.— Спасибо, миленький, спасибо, — прошамкала старуха, с неожиданной для своего возраста силой вырываясь из рук казака и моментально исчезая в сенях.Урядник, оставшись один, оторопело вытаращил глаза, несколько раз с присвистом потянул носом воздух. На его лице отразились смятение и растерянность. Однако голос сотника быстро вернул его к действительности.— Чего застрял в дверях? Тащи бочонок живей!— Зараз, пан сотник! — обрадовано воскликнул урядник, поворачиваясь к выходу.Но с улицы, загораживая двери, входили несколько казаков. Один, косясь на старуху, что-то зашептал уряднику на ухо, после чего тот незамедлительно подошел к офицерам.— Пан сотник, хлопцы нашли в лесу порубанных людей. Мужики, бабы, детишки — всего восемь душ. Наверное, здешние, що мыслили от францев в чащобе схорониться. Казаки решили предать тела земле и спрашивают, надобно ли кликать на погребение старуху. С одного боку глянуть, среди убитых могут быть ее родичи, с другого — как бы она от дряхлости и волнения сама при похоронах Богу душу не отдала.— Скажи казакам, чтобы подождали меня, — опережая казачьего офицера, ответил уряднику прапорщик и повернулся к сотнику. — Извините, что распорядился вместо вас, однако обстоятельства вынуждают меня к осторожности и быстроте действий. Ввиду этого прошу вас тоже выйти со мной на подворье,— Какого лешего я не видывал на морозе? — недовольно пробурчал командир сотни. — Как будто нельзя здесь все обговорить.— И все-таки прошу вас выйти, — настойчиво повторил прапорщик. — Даже не прошу, а настоятельно требую.Набросив на плечи бурку, сотник в сопровождении урядника не спеша последовал за Владимиром Петровичем, который вышел на улицу первым и уже беседовал с пришедшими казаками.— Убиенных восемь, двое вовсе младенцы-несмышленыши, — рассказывал один из черноморцев. — Лежат на берегу в камышах, а сверху на скорую руку валежником закиданы…— Как одеты? — перебил его прапорщик.— Кто во что. Мужики в рубахах, бабы в сарафанах, детишки вовсе босые. Видать, не дали им францы перед смертью даже как следует одеться.— Вокруг изб и в лесу никаких людских следов не встречали? Может, кому-то удалось ускользнуть от французов?— Чего не видели, ваше благородие, того не видели. Да и как убежать можно было? Их как вывели всех разом, так и порубали у болота в одночас. К чему подобное злодейство?— Ступайте и похороните убитых по христианскому обряду, — сказал прапорщик. — И поторопитесь с починкой моста.Когда казаки ушли, Владимир Петрович с непонятным сотнику возбуждением быстро заговорил:— Слышали? Казаки убеждены, что здешние обитатели не разбежались и не прятались, а были уведены французами из своих жилищ. Представьте, эта же мысль пришла в голову и мне, однако потом старуха уверила нас в их бегстве. Но, помилуй Бог, кто же бежит зимой в лес полуголым неизвестно на какой срок да с босыми детьми? Набросить на плечи зипун или шубейку дело секунды, а верхняя одежда якобы сбежавших по избам… Потом, от чего им бежать? Французы в шубах или плащах, один из них прекрасно говорит по-русски, поэтому их отряд везде сходит за наш. Скрывать свою численность или наличие обоза неприятелям нет смысла: они знают, что мы осведомлены о них полностью. Зачем же им понадобилась сия нелепая жестокость, тем паче, что это первый случай ее проявления? Получается, убитые были им в чем-то опасны или могли стать таковыми в дальнейшем. Но ежели по какой-то неясной для нас причине французы решили отправить всех жителей на тот свет, почему оставили в живых сию старуху? Не нашли на печке? Сомневаюсь. А может, наша встреча с ней один на один им и требовалась, а другие обитатели могли ей помешать? Но чего с помощью старухи они могли надеяться достичь? — в раздумье проговорил прапорщик. — Какая-то несуразица получается.Сотник потрогал усы, потер подбородок.— Действительно, слишком мудрено. Хотя, по правде сказать, бабка мне тоже не нравится. Не может сыскать в собственной избе чашки, не ведает, где лук хранится. Да и как она могла узнать про оставленные французами за сараем сани? Уверяет, что весь сегодняшний день с лежанки не спускалась, но ведь с печи сарая-то не видать. Даже если подглядывала за неприятелями в окошко, то из него заметен лишь угол сарая, но никак не место, где стоят сани. Выходит, французы сами сказали бабке про оставленные пожитки? Вряд ли… Как ни кинь, а старуха что-то не договаривает или хитрит. Но для чего? Может, совсем из ума выжила? Непохоже… Верно, прапорщик, не все чисто с нашей бабкой получается, — согласился с выводами Владимира Петровича казачий офицер.— Да не бабка она, — вступил в разговор урядник, поочередно водя глазами с прапорщика на командира сотни. — Когда она споткнулась о косяк и я подхватил ее, то поневоле облапил. Поскольку зипун на ней худой и драный, то угодил левой рукой в прореху и провел пятерней по телу. И нащупал застежки и пуговки, що держат этот… как его… — от умственного напряжения урядник даже сморщил нос, —… ну, амуницию, що брюхо у баб скрадывает и груди на весу для пущей красоты и нашего соблазну держит. Я с такими штучками еще в седьмом году у австриячек добре ознакомился.— Корсет? — подсказал прапорщик.— Он самый, — обрадовался черноморец. — А когда я удержал старуху и снова на ноги поставил, ейная голова как раз супротив моего носа очутилась. И от бабки пахло точно так, как от вчерашней барышни, що нас в обратную от францев сторону направила.— Нашел чем удивить, — фыркнул сотник. — От всех баб временами одинаково пахнет. Сам должен знать, не дите малое.— Знаю, — обидчиво поджал губы урядник. — Только от нашей хозяйки и той барышни совсем иной дух исходил… цветочный. Кругом зима и снег лежит, а от них, словно от майского луга, свежестью веет. У австриячек тоже подобная вода имеется, що круглый год цветами пахнет. Запамятовал лишь, как именуется…— Духи? — снова подсказал прапорщик— Вот-вот, они самые. Поначалу сей корсет и цветочный запах меня на нехорошую думку навели, а потом из головы все начисто вылетело. Какая думка в ней удержится, коли выпивка рядом?— Что будем делать? — посмотрел на командира сотни Владимир Петрович. — После нашего разговора старуха мне совсем правиться перестала.— Чего мудрить? — вскинул брови черноморец. — Сдерем с нее зипун да платок и проверим, что под ними. Коли хозяйка не бабка, заставим все начисто выложить.— А если откажется? — предположил Владимир Петрович.— Припугнем. Сначала приставим пистолет к носу и предложим все рассказать по-хорошему. Заупрямится — велю для сговорчивости пяток плетюганов всыпать. Средство надежное и проверенное.— Может, покуда не трогать, а тайком присмотреть за ней? Ведь не закуску готовить ее здесь оставили, а с каким-то враждебным для нас помыслом. Рано или поздно она его выдаст.— Зачем понапрасну рисковать и дорогое время переводить? Покуда мы за ней присматривать станем, она подожжет незаметно запальный шнур к паре бочек с порохом, которые где-либо в углу или в подполе припрятаны, и сбежит в лес. Через пяток-другой минут она с дружком-кучером обниматься и миловаться будет, а мы с тобой вверх тормашками на небеса лететь. Правду из нее немедля трясти следует, покуда она никакой шкоды нам не учинила.— Что ж, сотник, пожалуй, вы правы, — согласился прапорщик.Войдя в избу, казачий офицер сразу направился к возившейся у стола подозрительной особе, неожиданным рывком смахнул с ее головы платок. Тотчас длинные, каштанового цвета волосы хлынули потоком на плечи мнимой старухи и перед глазами мужчин предстало лицо красивой, совсем еще молодой женщины. Ее нос, часть лба и щек, которые невозможно было спрятать под платком, оказались настолько умело загримированы, что двадцатилетняя красавица выглядела дряхлой старухой.— Прошу знакомиться, прапорщик, — весело проговорил сотник, указывая на пленницу. — Перед вами очаровательная барышня, которая вчера заставила нас отмахать попусту не один десяток верст. Только что-то быстро ты состарилась, красуля, — с улыбкой обратился казак к женщине. — Ничего, надеюсь, память у тебя осталась прежней и ты сейчас расскажешь, куда подевались твои дружки-французы и что заставило такую милашку обрядиться в чужие лохмотья. Мы ждем…Но француженка, еще не пришедшая в себя после столь быстрой и внезапной перемены в своем положении, лишь часто моргала длинными ресницами и со страхом смотрела на черноморца.— Молчишь? — недобро прищурился сотник. — Или снова какую-либо байку для отвода глаз сочиняешь? А ну, выкладывай без утайки: где обоз и зачем оставлена здесь?Выхватив из-за пояса пистолет, он приставил его ко лбу пленницы, однако Владимир Петрович тотчас отвел оружие в сторону и слегка поклонился женщине.— Сударыня, мой товарищ погорячился. Как русский офицер и дворянин обещаю, что в отношении вас не будет применено никакого насилия. Но отвечать на вопросы, задаваемые нами, настоятельно советую для вашего же блага. Как настоящего, так и дальнейшего.Мари уже пришла в себя и сейчас лихорадочно оценивала обстановку. Бежать в данной ситуации было невозможно: рядом стоял сотник с пистолетом в руке, единственное окошко заслонял прапорщик, а в дверях застыл огромный нахмуренный казак с ружьем наизготовку. Значит, для побега нужно было выбрать более подходящее время, а для этого следовало пережить самое ужасное — предстоящий допрос. Правда, прапорщик заявил, что к ней не будет применено никакого насилия, но что значат на войне какие-то слова? Тем более что казачий офицер старше по чину и, главное, в его руках реальные власть и сила: несколько десятков страшных, вселяющих ужас даже своим внешним видом казаков. Откажись она отвечать или скажи неправду, кто знает, как развернутся события дальше?Что значит честь и даже жизнь молоденькой хорошенькой женщины-пленницы в этой лесной глуши среди толпы далеких от цивилизации и наверняка уже полупьяных мужчин?
1 2 3 4 5 6 7 8