Но в данном случае есть и что-то еще, во всяком случае они так полагают. Они взяли ее с собой в Испанию, чтобы выпытать у нее тайну о золоте инков.
— Ах так? Тогда в этом действительно есть какой-то смысл! Значит, речь идет о золоте? О золоте инков! Откуда же девушке известна эта тайна?
— Она только наполовину испанка, в ее жилах течет кровь королей инков. Ты ведь знаешь, когда испанцы захватили в плен короля инков, они потребовали за него огромный выкуп. Но получив золото, они тем не менее его убили. Однако они не догадывались, что большая часть выкупа еще была в пути, и, когда они убили короля, инки спрятали оставшееся золото в тайнике. Им кажется, что эта девушка знает местонахождение клада.
Говорят, в горах сохранились старые укрепления инков, где они и сейчас живут, поклоняются своим древним богам, хранят свои древние обычаи и образ жизни. И там тоже, должно быть, много золота: согласно их взглядам, этот металл порожден солнцем — божеством, которому они поклоняются.
— Стало быть, эта девушка сама по себе — сокровище. Ну, тогда, конечно... И у тебя, капитан, тоже свой интерес? Ладно, ладно, не спускай глаз с золота. Оно никогда не утрачивает своей прелести. Женщины? Они увядают и превращаются в сварливых уродин к старости. Вот золото — это да! Женщины остаются всегда молодыми, если у тебя есть золото.
Он наконец замолчал. Я раздумывал, что предпринять. Вызволить Гвадалупу Роману из плена не так уж сложно, но что делать дальше? Трудная проблема! Какой смысл освобождать ее из рук захватчиков, чтобы обречь на жизнь в лесу? Нет, она должна не только стать свободной, но и уехать домой!
Как ни заботила меня спрятанная шлюпка и сокровище в ней, сейчас я ничего не способен был предпринять. Поэтому пустился через лесную чащу к лагерю пиратов... если только это в самом деле были пираты.
В лесу было тихо. Возле ручья, на солнечном припеке щебетали птицы, по ту сторону залива кричала чайка.
Терли положил мне руку на плечо.
— Они охраняют лагерь, капитан. Будь осторожен. Иначе попадешь в лапы этого толстяка и будешь потом кусать себе локти.
Мы остановились, прислушиваясь, ничего не услышали и снова двинулись вперед... Лагерь открылся неожиданно. Дон Диего и дон Мануэль разговаривали между собой. Кончита хлопотала возле костра, что-то варила... кофе, если меня не обманывает обоняние.
Я поискал глазами баска, которого числил среди своих сторонников, но ни его, ни Фелипе не увидел. В стороне стояло несколько пиратов — все они были вооружены, но вели себя без всякой настороженности — похоже, им еще не довелось встречаться с индейцами.
Что же делать? Гиганта среди них не было, это мне не понравилось, я предпочел бы, чтобы он был у меня на глазах.
Гвадалупа сидела под деревом, совсем близко от нас. Она держала в руке кружку и время от времени поднимала ее ко рту. Вряд ли она предавалась пустым мечтам — скорее всего ее мысли были сосредоточены на планах побега.
Она сидела боком к нам, а все остальные — спиной. Меня как будто что-то подтолкнуло: ведь чтобы помочь ей, надо прежде всего дать ей знать, что мы здесь. И я чуть высунулся из кустов, где мы скрывались. Гвадалупа как раз поднимала свою кружку, на мгновение кружка застыла в воздухе. Я не сомневался, что девушка заметила меня, и снова спрятался. Гвадалупа встала и потянулась, вскинув руки и обратив свои ладони ко мне, как будто отталкивала меня.
Возможно, этот отталкивающий жест был случаен, но я воспринял его как предостережение. Она снова потянулась и села на прежнее место.
— Ну, и что все это значит? — спросил Терли.
— Она поняла, что я здесь, и велит держаться в укрытии, так по крайней мере это выглядит.
Терли отнесся к моим словам скептически.
— Может быть. Если ты правильно ее понял, то она действительно очень хитра. Но сомневаюсь, что женщина способна проявить такую изобретательность.
— Эта девушка способна, — возразил я.
— Тогда нам лучше затаиться. — Он оглянулся кругом. — Чем меньше мы двигаемся, тем меньше шансов, что нас обнаружат. Здесь неплохое местечко. Давай подождем, пока все будут в сборе.
— Это может произойти не скоро.
— Да, — согласился он. — А ты поспи. Я разбужу тебя через часок или если в лагере что-то изменится. А потом посплю я.
В кустах было много валежника, сквозь ветви пробивались лучи солнца. Росла трава, за стволами деревьев было удобно прятаться, не теряя лагерь из виду.
За одним из таких лежащих стволов я завернулся в плащ и заснул.
Во сне я вновь перенесся во времена своего детства. Почему именно сейчас, спустя столько лет, мои сны и мысли обращаются назад — к моему первому бегству?
После того как я ускакал на лошади Вайпонта, я много дней шел не останавливаясь; иногда побирался, иногда, когда удавалось, подрабатывал. Одежда моя превратилась в лохмотья, но я должен был неустанно идти вперед. Тогда-то я и повстречался со стариком, которого видел в той злосчастной таверне.
Фургон старика стоял на лужайке, неподалеку ослик щипал траву. Старик сидел у костра. Он видел, что я направляюсь к нему, но продолжал заниматься своим делом. Видно, ему часто досаждали бродяги.
Я подошел к костру, он взглянул на меня, узнал и улыбнулся.
— Ты прошел долгий путь, — сказал он.
— Да, и вы тоже.
— Такова моя судьба. Когда-то я... впрочем, это не важно. Последние четырнадцать лет вся моя жизнь проходит на колесах.
— Вы бродячий торговец?
— Я продаю ткани, брелоки, иголки, булавки. Но я и лудильщик, по дороге собираю травы и потом продаю их в городах и поселках.
— И какой же доход это приносит?
— На жизнь хватает. Но зато я свободный человек. Ночи длинные и тихие, утра холодные и ясные, надо мной солнце, луна и звезды, я дышу свежим воздухом, никто не погоняет меня и ничего от меня не требует.
— Прекрасная жизнь!
Он взглянул на меня:
— Хочешь есть?
Я пожал плечами.
— Я ел вчера, а перед этим два дня не ел.
— Садись, поешь со мной. Я ем что Бог пошлет, кое-что покупаю. Садись... или, пожалуй, принеси сперва хвороста для костра.
На склоне холма я видел сухое дерево — я пошел к нему и принес охапку сучьев, веток, коры.
Старик налил мне полную миску похлебки.
— Отведай моего варева, — сказал он.
В фургоне лежала раскрытая на середине толстая книга.
— Что это за книга? — спросил я.
— Маймонид.
— Ты еврей?
— Я англичанин, но мудрые мысли можно найти у всех народов. Я часто читаю Маймонида — ему есть что сказать. А ты откуда знаешь Маймонида?
— Мой отец тоже читал его. У нас было много книг, и отец часто читал мне, и мы обсуждали прочитанное.
— Сейчас у меня немного книг, но все они — мои старые друзья. — Он посмотрел мне в глаза и спросил: — Куда ты идешь?
— В Лондон. Собираюсь искать работу. Мне нужно многому научиться.
— А чему именно?
— Я хочу научиться владеть оружием. На войне легче всего сделать карьеру и разбогатеть.
— Разбогатеть? Может быть, но само по себе это пустое занятие.
— У нас раньше был свой дом. Сейчас он в чужих руках, а я хочу вернуть его. Стены этого дома хранят память о моем отце, а в озерах отражаются черты моей матери. Самые счастливые свои дни я провел, бродя по скалам со своим отцом и слушая его рассказы об Ахилле, Гекторе, Улиссе.
— Да, хорошо иметь корни. У меня они тоже когда-то были. — Он замолчал. — Годы уходят. Я уже не такой проворный, как прежде, и одиночество не радует. Сейчас я иду в Йоркшир, а потом, вероятно, направлюсь к окраинам Лондона.
Я ничего не ответил, ожидая, что он скажет дальше. Помолчав немного, он предложил:
— Если ты не очень спешишь, пойдем со мной. Научишься моему ремеслу и кое-чему другому. Вскоре я должен встретиться со своими друзьями, среди них есть один цыган.
— В Ирландии тоже живут цыгане.
— Да, они живут повсюду, но этот цыган большой мастер в фехтовании и вообще владеет всеми видами холодного оружия. Он обучался этому искусству в Венеции, Милане, в Париже и в Лондоне. Сейчас он скитается по всей стране.
— Как так? Такой искусный фехтовальщик?
— Он дрался на дуэли и убил своего противника — тот был из знатной семьи. Ему пришлось бежать. Если он попадется, его убьют или бросят в тюрьму по какому-нибудь сфабрикованному обвинению. О том, что он цыган, власти не знают и поэтому здесь его не ищут. А он сейчас занимается тем, что точит ножи, подковывает лошадей и делает всяческие металлические поделки. Я поговорю с ним, попрошу взять тебя в обучение. Поверь, лучшего учителя тебе не сыскать.
— Как случилось, что ты стал бродячим торговцем? Ты говоришь, как образованный человек.
— Когда-нибудь я расскажу тебе. Мне дали хорошее образование, и, было время, я даже занимал видное положение. Теперь я никто и ничто. Но зато счастливее меня не найти на свете человека!
Хотелось еще расспросить его, но интуиция подсказала мне, что делать этого не следует. Ночь возле костра резко перевернула всю мою жизнь. Раньше я был просто беглецом, теперь же у меня появилась перспектива обрести свое место в мире.
На следующий день, пройдя еще шесть миль, мы встретили цыгана.
Как его настоящее имя, я так и не узнал. Все звали его Кори, хотя он был выходец то ли из Венгрии, то ли из Румынии, словом, из тех краев.
Его фургон стоял обок дороги, а сам он сидел возле костра, на котором готовил пищу. Он не оглянулся на нас, пока старик не окликнул его. И только тогда поднялся одним гибким движением и поглядел на нас в упор.
Кори был самым смуглым цыганом, какого я когда-либо видел, но глаза у него были ярко-зеленые и удивительно блестящие. У него были впалые щеки и крутые скулы. На вид ему можно было дать лет тридцать, но, судя по тому, что он рассказывал у костра, на самом деле ему было лет шестьдесят, если не больше. Он двигался легко и непринужденно, как танцовщик. Увидев моего старика, он широко улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы.
— А, приятель! Как давно мы не виделись! — Он бросил быстрый оценивающий взгляд на меня. — Ты хочешь присоединиться ко мне?
— Да, мы для того и пришли. — Старик положил руку мне на плечо. — Кори, у меня нет сына, но если бы он у меня был, я хотел бы, чтобы он походил на этого юношу.
Улыбка исчезла с лица Кори. Он взглянул мне в глаза и кивнул:
— Ты пришел ко мне... Зачем? Чего ты хочешь?
— Он привел меня к тебе, — сказал я. — Я хочу научиться владеть клинком. Хочу стать лучшим фехтовальщиком в мире.
Услышав мои слова, он не засмеялся.
— Это хорошо, — сказал он, — нужно с самого начала стремиться стать мастером своего дела. — Затем выражение лица у него изменилось. — Чтобы стать лучшим фехтовальщиком в мире, ты должен превзойти меня.
— Этому научить меня можешь только ты. Только такой учитель, как ты, способен научить ученика большему, чем умеет сам.
— Да, это правда. — Он повернулся к старику: — Вы ели? Нет? Тогда садитесь. У меня еды достаточно, я как чувствовал, что у меня будут гости.
Он снова повернулся ко мне:
— Принеси-ка дров.
Я сразу же пошел за дровами, а он стоял, глядя мне вслед, и его цепкие глаза оценивали каждое мое движение.
Я подошел к изгороди и собирался перелезть через нее.
— Прыгай! — неожиданно крикнул он, и я перепрыгнул изгородь, а потом, сообразив, что это своего рода испытание, перепрыгнул обратно.
Набрав дров, я вернулся к костру. Кори со стариком разговаривали, перебирая события прошлых лет. Наконец, обратившись ко мне, спросил:
— Почему ты решил овладеть боевым искусством? Тебе надо кого-то убить?
— Нет. Но я видел, как умер мой отец, а он был неплохой фехтовальщик. Я хочу отлично владеть шпагой, чтобы, когда придут убивать меня, я смог дать отпор. Даже если они убьют меня, я хочу, чтобы они дорого за это заплатили. Среди убийц моего отца был один, который хорошо владел шпагой. Я хочу превзойти его в этом искусстве.
Помолчав немного, я продолжал:
— Пути Господни неисповедимы. Я не стану искать этого человека, но, боюсь, он сам найдет меня. И я не хочу разочаровывать его, я должен стать достойным противником.
— Ха, — сказал Кори, снова взглянув на меня. — Похоже, твой отец кое-чему научил тебя!
— Очень многому. Но он был мирным человеком. Он научил меня драться, как это принято у джентльменов, и с ними я так и буду драться. Но ведь встречаются люди иного склада.
— Да, и еще как часто, — отозвался старик.
— Ладно, — Кори взглянул на старика, — я беру его в ученики. — И, повернувшись ко мне, продолжил: — Это будет нелегко. Ты будешь работать, пока у тебя не заноют мышцы, и снова работать, пока они не перестанут болеть. Этого не добьешься за месяц, и даже за год, но, во всяком случае, я обучу тебя всему, что умею сам.
— А это больше, чем умеет кто-либо еще, — добавил старик. — Отлично, ты увидишь, он хороший парень.
— Да, — тихо сказал Кори. — Я знаю. Ему предстоит пройти кровавый путь, но он неизбежен. Ну, сейчас мы поедим, выспимся, а завтра с утра за работу!
Как стремительно неслись месяц за месяцем! Как быстро наступил конец года! Мы кочевали по лугам Англии, пересекали границу и оказывались в Шотландии. Мы разбивали лагерь возле Стены Адриана и на берегах озера Лох-Ломонд. Мы бродили по Йоркширу и останавливались в самых глухих местах. Мы точили ножи, ножницы и любые лезвия, лудили кастрюли, подковывали лошадей, торговали тканями, нитками, иголками. И все время занимались фехтованием.
При дневном свете и при свете костра, на лесных прогалинах и в вересковых пустошах, в пустынных дюнах — словом, всюду, где можно было найти подходящее место, мы дрались на шпагах. Но всегда старались делать это не на людях, потому что к цыганам, владевшим оружием, здесь относились с подозрением. Кори особенно приходилось соблюдать осторожность: если бы его схватили, ему грозила бы виселица.
Итак, мое обучение взял в свои руки мастер своего дела. Отец прекрасно фехтовал, но Кори был непревзойденным бойцом.
По ночам мы со стариком читали при свете костра или обсуждали книги, прочитанные раньше, или говорили о том, что произошло днем. Иногда в наших беседах участвовал и Кори, но обычно он молча слушал, изредка улыбаясь.
Старика звали Томас Бренсби. Его настоящего имени я не знаю, но за время нашего путешествия кое-что мне открылось. Он учился в самых престижных учебных заведениях, занимал важный государственный пост, но затем потерял его, при этом пострадала и вся его семья. Думаю, что он принадлежал — или его заподозрили в том, что он принадлежал — к одной из группировок, которые после смерти Генриха VIII выдвигали своего претендента на престол.
Иногда мы расставались с Кори на день и даже на несколько дней, но затем он вновь появлялся. По мере того как я совершенствовался в искусстве фехтования, он тоже восстанавливал забытое было мастерство.
— Нас неправильно называют цыганами, — сказал он мне однажды, — неправильно считают выходцами из Египта. В действительности это не так. Цыгане — одно из древних кочевых племен Индии. Наш язык похож на хинди, некоторые наши песни напоминают индийские, у нас одинаковые обычаи.
Кори был умный человек, и не было места, где бы он не побывал. На привалах, или когда я ехал в его фургоне, или же когда мы с ним, давая отдых лошадям, шли пешком, он рассказывал мне о своих странствиях по Европе и Азии. Он знался со многими важными людьми, служил у них или просто сопровождал в путешествиях. Племя, к которому он принадлежал, было почти целиком уничтожено войной и чумой, но его знали в других цыганских племенах и всюду встречали дружески.
По дороге мы собирали целебные травы. Они здесь росли во множестве, но по незнанию их обычно принимали за сорняки. Целебные травы мы увязывали в пучки и продавали их потом в аптеки или докторам, которые изготовляли из них лекарства.
Я набирался знаний и в других областях. Так, Кори рассказывал мне об уловках и трюках воров, карманников, мошенников и шулеров. Эти нравы царили на большой дороге, и тогда я не предполагал, что эти знания мне вскоре понадобятся.
Путники на больших дорогах постоянно подвергались нападениям местных бандитов, которые без зазрения совести грабили тех, кого считали бродягами и кто не был под защитой закона, даже если таковой существовал.
Странники, в свою очередь, объединялись для совместного отпора шайкам разбойников. Когда напали на нас, наш караван состоял из трех фургонов — Бренсби, Кори и двух братьев-цыган, которые часто выступали на состязаниях по боксу на местных ярмарках.
Братья были хорошие боксеры и искусные борцы. Они нередко состязались с местными парнями — иногда побеждали, иногда проигрывали, и последнее порой приносило даже большую выгоду.
В тот раз Бренсби ехал впереди, а мы с Кори шли поодаль рядом с его фургоном и должны были нагнать старика в ближайшей лощине.
Только Бренсби скрылся за поворотом, как мы услышали стук копыт, громкие голоса и возмущенные крики старика.
У меня всегда при себе была тяжелая дубинка, и сейчас, перехватив ее поудобнее, я бросился вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Ах так? Тогда в этом действительно есть какой-то смысл! Значит, речь идет о золоте? О золоте инков! Откуда же девушке известна эта тайна?
— Она только наполовину испанка, в ее жилах течет кровь королей инков. Ты ведь знаешь, когда испанцы захватили в плен короля инков, они потребовали за него огромный выкуп. Но получив золото, они тем не менее его убили. Однако они не догадывались, что большая часть выкупа еще была в пути, и, когда они убили короля, инки спрятали оставшееся золото в тайнике. Им кажется, что эта девушка знает местонахождение клада.
Говорят, в горах сохранились старые укрепления инков, где они и сейчас живут, поклоняются своим древним богам, хранят свои древние обычаи и образ жизни. И там тоже, должно быть, много золота: согласно их взглядам, этот металл порожден солнцем — божеством, которому они поклоняются.
— Стало быть, эта девушка сама по себе — сокровище. Ну, тогда, конечно... И у тебя, капитан, тоже свой интерес? Ладно, ладно, не спускай глаз с золота. Оно никогда не утрачивает своей прелести. Женщины? Они увядают и превращаются в сварливых уродин к старости. Вот золото — это да! Женщины остаются всегда молодыми, если у тебя есть золото.
Он наконец замолчал. Я раздумывал, что предпринять. Вызволить Гвадалупу Роману из плена не так уж сложно, но что делать дальше? Трудная проблема! Какой смысл освобождать ее из рук захватчиков, чтобы обречь на жизнь в лесу? Нет, она должна не только стать свободной, но и уехать домой!
Как ни заботила меня спрятанная шлюпка и сокровище в ней, сейчас я ничего не способен был предпринять. Поэтому пустился через лесную чащу к лагерю пиратов... если только это в самом деле были пираты.
В лесу было тихо. Возле ручья, на солнечном припеке щебетали птицы, по ту сторону залива кричала чайка.
Терли положил мне руку на плечо.
— Они охраняют лагерь, капитан. Будь осторожен. Иначе попадешь в лапы этого толстяка и будешь потом кусать себе локти.
Мы остановились, прислушиваясь, ничего не услышали и снова двинулись вперед... Лагерь открылся неожиданно. Дон Диего и дон Мануэль разговаривали между собой. Кончита хлопотала возле костра, что-то варила... кофе, если меня не обманывает обоняние.
Я поискал глазами баска, которого числил среди своих сторонников, но ни его, ни Фелипе не увидел. В стороне стояло несколько пиратов — все они были вооружены, но вели себя без всякой настороженности — похоже, им еще не довелось встречаться с индейцами.
Что же делать? Гиганта среди них не было, это мне не понравилось, я предпочел бы, чтобы он был у меня на глазах.
Гвадалупа сидела под деревом, совсем близко от нас. Она держала в руке кружку и время от времени поднимала ее ко рту. Вряд ли она предавалась пустым мечтам — скорее всего ее мысли были сосредоточены на планах побега.
Она сидела боком к нам, а все остальные — спиной. Меня как будто что-то подтолкнуло: ведь чтобы помочь ей, надо прежде всего дать ей знать, что мы здесь. И я чуть высунулся из кустов, где мы скрывались. Гвадалупа как раз поднимала свою кружку, на мгновение кружка застыла в воздухе. Я не сомневался, что девушка заметила меня, и снова спрятался. Гвадалупа встала и потянулась, вскинув руки и обратив свои ладони ко мне, как будто отталкивала меня.
Возможно, этот отталкивающий жест был случаен, но я воспринял его как предостережение. Она снова потянулась и села на прежнее место.
— Ну, и что все это значит? — спросил Терли.
— Она поняла, что я здесь, и велит держаться в укрытии, так по крайней мере это выглядит.
Терли отнесся к моим словам скептически.
— Может быть. Если ты правильно ее понял, то она действительно очень хитра. Но сомневаюсь, что женщина способна проявить такую изобретательность.
— Эта девушка способна, — возразил я.
— Тогда нам лучше затаиться. — Он оглянулся кругом. — Чем меньше мы двигаемся, тем меньше шансов, что нас обнаружат. Здесь неплохое местечко. Давай подождем, пока все будут в сборе.
— Это может произойти не скоро.
— Да, — согласился он. — А ты поспи. Я разбужу тебя через часок или если в лагере что-то изменится. А потом посплю я.
В кустах было много валежника, сквозь ветви пробивались лучи солнца. Росла трава, за стволами деревьев было удобно прятаться, не теряя лагерь из виду.
За одним из таких лежащих стволов я завернулся в плащ и заснул.
Во сне я вновь перенесся во времена своего детства. Почему именно сейчас, спустя столько лет, мои сны и мысли обращаются назад — к моему первому бегству?
После того как я ускакал на лошади Вайпонта, я много дней шел не останавливаясь; иногда побирался, иногда, когда удавалось, подрабатывал. Одежда моя превратилась в лохмотья, но я должен был неустанно идти вперед. Тогда-то я и повстречался со стариком, которого видел в той злосчастной таверне.
Фургон старика стоял на лужайке, неподалеку ослик щипал траву. Старик сидел у костра. Он видел, что я направляюсь к нему, но продолжал заниматься своим делом. Видно, ему часто досаждали бродяги.
Я подошел к костру, он взглянул на меня, узнал и улыбнулся.
— Ты прошел долгий путь, — сказал он.
— Да, и вы тоже.
— Такова моя судьба. Когда-то я... впрочем, это не важно. Последние четырнадцать лет вся моя жизнь проходит на колесах.
— Вы бродячий торговец?
— Я продаю ткани, брелоки, иголки, булавки. Но я и лудильщик, по дороге собираю травы и потом продаю их в городах и поселках.
— И какой же доход это приносит?
— На жизнь хватает. Но зато я свободный человек. Ночи длинные и тихие, утра холодные и ясные, надо мной солнце, луна и звезды, я дышу свежим воздухом, никто не погоняет меня и ничего от меня не требует.
— Прекрасная жизнь!
Он взглянул на меня:
— Хочешь есть?
Я пожал плечами.
— Я ел вчера, а перед этим два дня не ел.
— Садись, поешь со мной. Я ем что Бог пошлет, кое-что покупаю. Садись... или, пожалуй, принеси сперва хвороста для костра.
На склоне холма я видел сухое дерево — я пошел к нему и принес охапку сучьев, веток, коры.
Старик налил мне полную миску похлебки.
— Отведай моего варева, — сказал он.
В фургоне лежала раскрытая на середине толстая книга.
— Что это за книга? — спросил я.
— Маймонид.
— Ты еврей?
— Я англичанин, но мудрые мысли можно найти у всех народов. Я часто читаю Маймонида — ему есть что сказать. А ты откуда знаешь Маймонида?
— Мой отец тоже читал его. У нас было много книг, и отец часто читал мне, и мы обсуждали прочитанное.
— Сейчас у меня немного книг, но все они — мои старые друзья. — Он посмотрел мне в глаза и спросил: — Куда ты идешь?
— В Лондон. Собираюсь искать работу. Мне нужно многому научиться.
— А чему именно?
— Я хочу научиться владеть оружием. На войне легче всего сделать карьеру и разбогатеть.
— Разбогатеть? Может быть, но само по себе это пустое занятие.
— У нас раньше был свой дом. Сейчас он в чужих руках, а я хочу вернуть его. Стены этого дома хранят память о моем отце, а в озерах отражаются черты моей матери. Самые счастливые свои дни я провел, бродя по скалам со своим отцом и слушая его рассказы об Ахилле, Гекторе, Улиссе.
— Да, хорошо иметь корни. У меня они тоже когда-то были. — Он замолчал. — Годы уходят. Я уже не такой проворный, как прежде, и одиночество не радует. Сейчас я иду в Йоркшир, а потом, вероятно, направлюсь к окраинам Лондона.
Я ничего не ответил, ожидая, что он скажет дальше. Помолчав немного, он предложил:
— Если ты не очень спешишь, пойдем со мной. Научишься моему ремеслу и кое-чему другому. Вскоре я должен встретиться со своими друзьями, среди них есть один цыган.
— В Ирландии тоже живут цыгане.
— Да, они живут повсюду, но этот цыган большой мастер в фехтовании и вообще владеет всеми видами холодного оружия. Он обучался этому искусству в Венеции, Милане, в Париже и в Лондоне. Сейчас он скитается по всей стране.
— Как так? Такой искусный фехтовальщик?
— Он дрался на дуэли и убил своего противника — тот был из знатной семьи. Ему пришлось бежать. Если он попадется, его убьют или бросят в тюрьму по какому-нибудь сфабрикованному обвинению. О том, что он цыган, власти не знают и поэтому здесь его не ищут. А он сейчас занимается тем, что точит ножи, подковывает лошадей и делает всяческие металлические поделки. Я поговорю с ним, попрошу взять тебя в обучение. Поверь, лучшего учителя тебе не сыскать.
— Как случилось, что ты стал бродячим торговцем? Ты говоришь, как образованный человек.
— Когда-нибудь я расскажу тебе. Мне дали хорошее образование, и, было время, я даже занимал видное положение. Теперь я никто и ничто. Но зато счастливее меня не найти на свете человека!
Хотелось еще расспросить его, но интуиция подсказала мне, что делать этого не следует. Ночь возле костра резко перевернула всю мою жизнь. Раньше я был просто беглецом, теперь же у меня появилась перспектива обрести свое место в мире.
На следующий день, пройдя еще шесть миль, мы встретили цыгана.
Как его настоящее имя, я так и не узнал. Все звали его Кори, хотя он был выходец то ли из Венгрии, то ли из Румынии, словом, из тех краев.
Его фургон стоял обок дороги, а сам он сидел возле костра, на котором готовил пищу. Он не оглянулся на нас, пока старик не окликнул его. И только тогда поднялся одним гибким движением и поглядел на нас в упор.
Кори был самым смуглым цыганом, какого я когда-либо видел, но глаза у него были ярко-зеленые и удивительно блестящие. У него были впалые щеки и крутые скулы. На вид ему можно было дать лет тридцать, но, судя по тому, что он рассказывал у костра, на самом деле ему было лет шестьдесят, если не больше. Он двигался легко и непринужденно, как танцовщик. Увидев моего старика, он широко улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы.
— А, приятель! Как давно мы не виделись! — Он бросил быстрый оценивающий взгляд на меня. — Ты хочешь присоединиться ко мне?
— Да, мы для того и пришли. — Старик положил руку мне на плечо. — Кори, у меня нет сына, но если бы он у меня был, я хотел бы, чтобы он походил на этого юношу.
Улыбка исчезла с лица Кори. Он взглянул мне в глаза и кивнул:
— Ты пришел ко мне... Зачем? Чего ты хочешь?
— Он привел меня к тебе, — сказал я. — Я хочу научиться владеть клинком. Хочу стать лучшим фехтовальщиком в мире.
Услышав мои слова, он не засмеялся.
— Это хорошо, — сказал он, — нужно с самого начала стремиться стать мастером своего дела. — Затем выражение лица у него изменилось. — Чтобы стать лучшим фехтовальщиком в мире, ты должен превзойти меня.
— Этому научить меня можешь только ты. Только такой учитель, как ты, способен научить ученика большему, чем умеет сам.
— Да, это правда. — Он повернулся к старику: — Вы ели? Нет? Тогда садитесь. У меня еды достаточно, я как чувствовал, что у меня будут гости.
Он снова повернулся ко мне:
— Принеси-ка дров.
Я сразу же пошел за дровами, а он стоял, глядя мне вслед, и его цепкие глаза оценивали каждое мое движение.
Я подошел к изгороди и собирался перелезть через нее.
— Прыгай! — неожиданно крикнул он, и я перепрыгнул изгородь, а потом, сообразив, что это своего рода испытание, перепрыгнул обратно.
Набрав дров, я вернулся к костру. Кори со стариком разговаривали, перебирая события прошлых лет. Наконец, обратившись ко мне, спросил:
— Почему ты решил овладеть боевым искусством? Тебе надо кого-то убить?
— Нет. Но я видел, как умер мой отец, а он был неплохой фехтовальщик. Я хочу отлично владеть шпагой, чтобы, когда придут убивать меня, я смог дать отпор. Даже если они убьют меня, я хочу, чтобы они дорого за это заплатили. Среди убийц моего отца был один, который хорошо владел шпагой. Я хочу превзойти его в этом искусстве.
Помолчав немного, я продолжал:
— Пути Господни неисповедимы. Я не стану искать этого человека, но, боюсь, он сам найдет меня. И я не хочу разочаровывать его, я должен стать достойным противником.
— Ха, — сказал Кори, снова взглянув на меня. — Похоже, твой отец кое-чему научил тебя!
— Очень многому. Но он был мирным человеком. Он научил меня драться, как это принято у джентльменов, и с ними я так и буду драться. Но ведь встречаются люди иного склада.
— Да, и еще как часто, — отозвался старик.
— Ладно, — Кори взглянул на старика, — я беру его в ученики. — И, повернувшись ко мне, продолжил: — Это будет нелегко. Ты будешь работать, пока у тебя не заноют мышцы, и снова работать, пока они не перестанут болеть. Этого не добьешься за месяц, и даже за год, но, во всяком случае, я обучу тебя всему, что умею сам.
— А это больше, чем умеет кто-либо еще, — добавил старик. — Отлично, ты увидишь, он хороший парень.
— Да, — тихо сказал Кори. — Я знаю. Ему предстоит пройти кровавый путь, но он неизбежен. Ну, сейчас мы поедим, выспимся, а завтра с утра за работу!
Как стремительно неслись месяц за месяцем! Как быстро наступил конец года! Мы кочевали по лугам Англии, пересекали границу и оказывались в Шотландии. Мы разбивали лагерь возле Стены Адриана и на берегах озера Лох-Ломонд. Мы бродили по Йоркширу и останавливались в самых глухих местах. Мы точили ножи, ножницы и любые лезвия, лудили кастрюли, подковывали лошадей, торговали тканями, нитками, иголками. И все время занимались фехтованием.
При дневном свете и при свете костра, на лесных прогалинах и в вересковых пустошах, в пустынных дюнах — словом, всюду, где можно было найти подходящее место, мы дрались на шпагах. Но всегда старались делать это не на людях, потому что к цыганам, владевшим оружием, здесь относились с подозрением. Кори особенно приходилось соблюдать осторожность: если бы его схватили, ему грозила бы виселица.
Итак, мое обучение взял в свои руки мастер своего дела. Отец прекрасно фехтовал, но Кори был непревзойденным бойцом.
По ночам мы со стариком читали при свете костра или обсуждали книги, прочитанные раньше, или говорили о том, что произошло днем. Иногда в наших беседах участвовал и Кори, но обычно он молча слушал, изредка улыбаясь.
Старика звали Томас Бренсби. Его настоящего имени я не знаю, но за время нашего путешествия кое-что мне открылось. Он учился в самых престижных учебных заведениях, занимал важный государственный пост, но затем потерял его, при этом пострадала и вся его семья. Думаю, что он принадлежал — или его заподозрили в том, что он принадлежал — к одной из группировок, которые после смерти Генриха VIII выдвигали своего претендента на престол.
Иногда мы расставались с Кори на день и даже на несколько дней, но затем он вновь появлялся. По мере того как я совершенствовался в искусстве фехтования, он тоже восстанавливал забытое было мастерство.
— Нас неправильно называют цыганами, — сказал он мне однажды, — неправильно считают выходцами из Египта. В действительности это не так. Цыгане — одно из древних кочевых племен Индии. Наш язык похож на хинди, некоторые наши песни напоминают индийские, у нас одинаковые обычаи.
Кори был умный человек, и не было места, где бы он не побывал. На привалах, или когда я ехал в его фургоне, или же когда мы с ним, давая отдых лошадям, шли пешком, он рассказывал мне о своих странствиях по Европе и Азии. Он знался со многими важными людьми, служил у них или просто сопровождал в путешествиях. Племя, к которому он принадлежал, было почти целиком уничтожено войной и чумой, но его знали в других цыганских племенах и всюду встречали дружески.
По дороге мы собирали целебные травы. Они здесь росли во множестве, но по незнанию их обычно принимали за сорняки. Целебные травы мы увязывали в пучки и продавали их потом в аптеки или докторам, которые изготовляли из них лекарства.
Я набирался знаний и в других областях. Так, Кори рассказывал мне об уловках и трюках воров, карманников, мошенников и шулеров. Эти нравы царили на большой дороге, и тогда я не предполагал, что эти знания мне вскоре понадобятся.
Путники на больших дорогах постоянно подвергались нападениям местных бандитов, которые без зазрения совести грабили тех, кого считали бродягами и кто не был под защитой закона, даже если таковой существовал.
Странники, в свою очередь, объединялись для совместного отпора шайкам разбойников. Когда напали на нас, наш караван состоял из трех фургонов — Бренсби, Кори и двух братьев-цыган, которые часто выступали на состязаниях по боксу на местных ярмарках.
Братья были хорошие боксеры и искусные борцы. Они нередко состязались с местными парнями — иногда побеждали, иногда проигрывали, и последнее порой приносило даже большую выгоду.
В тот раз Бренсби ехал впереди, а мы с Кори шли поодаль рядом с его фургоном и должны были нагнать старика в ближайшей лощине.
Только Бренсби скрылся за поворотом, как мы услышали стук копыт, громкие голоса и возмущенные крики старика.
У меня всегда при себе была тяжелая дубинка, и сейчас, перехватив ее поудобнее, я бросился вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30