Склоны ближних скал окрасились в нежно-розовые, меркнувшие с каждой минутой тона, и именно тогда, с наступлением сумерек, апачи ринулись в атаку.
В лощине снова загремели выстрелы, и два индейца замертво повалились на землю, потом еще один. Остальных же как ветром сдуло, но они не ушли, а только отступили, выжидая. Клэнахан осторожно перебрался в другое место, а затем перезарядил винтовку и вспомнил черноглазую девушку из Хуареса.
Из-за камня выскочила ящерка, ее маленькое тельце дрожало от жары и частых ударов крошечного сердца, в немом изумлении смотрела она на огненно-рыжие волосы огромного человека с винтовкой.
Шериф Билл Глисон осадил коня. Утро застало их небольшой отряд далеко в пустыне, он решил ехать вперед только до полудня, а затем повернуть назад. Отправившиеся с ним в погоню мужчины боялись за свои семьи, и дальнейшее продвижение вызвало бы всеобщее недовольство. День уже был в самом разгаре, а следы все еще вели на запад.
— Клэнахан совсем рехнулся! — сказал Эклз, хозяин лавки из Чольи. Этот разговорчивый человек самым последним увидел следы, но зато первым заявил, что здесь проехал Рыжий Верзила. — Какого черта он едет на запад? Его единственный шанс — двинуться на юг!
Олли Уидин, горожанин из Чольи, тронул Глисона за руку.
— Канюки, Билл. Гляди!
— Поехали, — решительно объявил Глисон, чувствуя, как внутри у него что-то сжалось. Те четверо, кого они в данный момент выслеживали, были матерыми волками, но в краю апачей все могло сложиться самым непредсказуемым образом.
— Если индейцы их укокошили, так им и надо! — зло проговорил Эклз. — Бандюги чертовы!
Уидин с отвращением взглянул на него.
— Да любой из них получше тебя, Эклз!
Лавочник в удивлении уставился на него.
— Но они же воры! — с негодованием воскликнул он.
— Конечно, — сказал кто-то, — но сейчас времена такие, что одно от другого отличить непросто. Они где-то оступились, встали не на ту дорожку. А вообще этот Клэнахан «здорово управлялся с арканом.
Оказавшись в ложбинке среди холмов, куда и вела цепочка следов, они увидели одинокого серого мерина, сонно пощипывающего куст меските. А затем, подъехав поближе, заметили темневшие на земле неподвижные человеческие тела. Такого еще не видел никто из них: расплата настигла и белого, и индейца, и обе дороги были омыты кровью и опалены пороховым дымом.
— Неплохо постреляли! — воскликнул Уидин. — С одной стороны — четверо апачей.
— Пятеро, — поправил его Глисон. — Вон за тем кустом лебеды лежит еще один.
Послышался тихий шорох, и мужчины мгновенно вскинули винтовки, но затем замерли на месте. Поодаль стоял стройный мальчик с торчащими дыбом волосами цвета спелой кукурузы, в потертых выгоревших на солнце джинсах и клетчатой рубашке. Рядом с ним, крепко вцепившись в его рукав, — тонконогая девочка.
— Остались только мы, мистер, — сказал мальчик.
Глисон огляделся вокруг. Неподвижный и невидящий взгляд Джо-яки был устремлен на яркое солнце, словно он все еще удивлялся тому, как умело белые пальчики перевязывают рану, — возможно, первое и последнее проявление доброты, которое ему довелось испытать в жизни. В груди у него застряли две пули.
Мустанг Смит лежал на том самом месте, где его настиг выстрел, уткнувшись лицом в камни, и на губах у него запеклась темная кровь.
Немец и в смерти сохранял столь же умиротворенный вид, что и при жизни. В руке у него был зажат патрон, а казенник винтовки был открыт.
Глисон молча оглядывался по сторонам. Услышав восторженный вопль Эклза, он обернулся.
— А вот и денежки! Вот на этих дохлых мулах!
Олли Уидин украдкой взглянул на шерифа, но промолчал. Эклз, посмотрев вокруг, начал было что-то говорить, но тут же осекся, перехватив на себе тяжелый взгляд Олли, и сглотнул.
— Вот это бойня! — проговорил кто-то.
— Семнадцать индейцев, и все убиты, — объяснил мальчик. — Никто не ушел.
— И когда закончилось это побоище? — спросил Глисон.
— Вчера вечером, когда стало смеркаться. Сначала их было шестеро. Я убил одного, а он застрелил из своего шестизарядника двоих или троих. Потом они снова полезли на нас, начали окружать. Я не видел, было очень темно, но продолжалось это недолго.
Глисон взглянул на него и пожевал ус.
— И где произошла эта самая последняя битва, сынок? — спросил он.
— Вон там.
Мужчины молча стояли вокруг. Истерзанная земля была залита кровью. Тут лежали два мертвых индейца, и один из них был зарезан собственным же ножом.
Уидин отвел глаза, похоже, остальные тоже чувствовали себя неловко, и после мгновенного замешательства все потянулись обратно к своим лошадям. Глисон заметил, что мальчик бросил быстрый, испуганный взгляд в сторону каменного завала и разросшегося там кустарника, но виду не подал.
Олли переступил с ноги на ногу.
— Ну что, Билл, думаю, можно возвращаться? И врагу не пожелал бы связаться с такими боевыми детишками.
— Ты прав. Уезжаем.
Но он медлил, не в силах оторвать взгляд от истерзанной земли, как будто хотел прочитать послание, оставленное на ней, затем развернулся и зашагал к своему коню.
Все остальные тоже старались не смотреть в сторону серого мерина, и даже если кое-кто и заметил, как фляга шерифа выскользнула из его руки и осталась сиротливо лежать на песке, то никто ничего не сказал.
Эклз взглянул на коня, сонно застывшего рядом с кустом меските, но прежде чем он успел что-то сказать, его взгляд встретился со взглядом Олли Уидина, и, внезапно поперхнувшись, он отвел глаза. Всадники поехали прочь, и никто не обернулся назад. Эклз вымученно усмехнулся.
— Ну что, парень, — сказал он, обращаясь к мальчику, — ты застрелил несколько краснокожих, так что, думаю, теперь ты вырежешь несколько засечек на прикладе своей винтовки.
Мальчик упрямо замотал головой.
— Никогда, — презрительно сказал он. — Это дешевый трюк, который придумали хвастуны!
Глисон взглянул на Олли и улыбнулся.
— Слушай, Олли, а табака пожевать у тебя не найдется?
— Вот с табаком загвоздка, Билл. Должно быть, я нечаянно обронил его где-то там, по дороге.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20