Бывшие партийные секретари, успешно трансформировавшиеся в полудемократических президентов, стали оплотом стабильности в своих государствах. Только в Таджикистане не удалось установить подобной власти, и началась гражданская война. Только в Армении убрали законно избранного президента, заменив его на премьера, и ограничители, сдерживающие беззаконие, исчезли. И уже следующий премьер-министр и спикер парламента были убиты прямо во время заседания высшего органа страны.
Таджикистан стал прообразом будущих гражданских конфликтов, которые неминуемо должны были возникнуть в обществах с криминальной экономикой, повальным воровством, коррупцией, где преступные кланы, грабившие собственный народ, презирали сограждан, которые, в свою очередь, люто ненавидели обиравших их паразитов. Зачатки войны были в каждом обществе. Они проявились даже в Восточной Европе: на Украине президентам Кравчуку и Кучме пришлось лавировать между востоком, где преобладает русскоязычное население, и западом, где зарождается национальное самосознание. Они проникли даже в Молдавию, где Снегуру не удалось решить проблему Приднестровья, а следующий президент просто упустил власть из своих рук, и республика из президентской превратилась в парламентскую.
Но в Восточной Европе, втянутой в геоцентрическую орбиту интересов Запада и европейских структур, вопросы решались более цивилизованно, чем на Кавказе и в Средней Азии. Показателем в этом отношении была Россия, находящаяся и в Азии, и в Европе. С одной стороны, здесь дважды проводились выборы, пусть даже и не совсем корректные с точки зрения демократических норм. С другой стороны, именно в Москве был расстрелян собственный парламент, и выведенные на улицу танки били по зданию прямой наводкой.
И если трагедию в Москве демонстрировали телеканалы всего мира, то события в Таджикистане комментировались как факты, происходившие совсем в другой, «дикой» части света, где-то далеко, где находились неспокойный Афганистан и труднопредсказуемый Пакистан.
Задержанного, за которым Баширов устроил настоящую охоту, ввели в палатку и посадили на стул перед столом, за которым сидел полковник. Старший лейтенант взглянул на полковника, и тот молча кивнул ему, разрешая удалиться. Когда Баширов остался вдвоем с пленником, он поднял пистолет, показывая оружие задержанному.
– Давай сразу договоримся: без дурацких фокусов, иначе я тебя просто пристрелю.
– Кто ты такой? – спросил его задержанный, облизывая губы.
– А ты как думаешь? – спросил полковник.
– Смелый, – сказал задержанный, – и умный, – добавил он, чуть подумав, – я ведь шел сначала вверх по течению реки, а потом в горах хотел оторваться. А ты заранее туда собак высадил. Умный ты очень. Наверно, полковник или генерал.
– Хорошо соображаешь, Меликов, или мне называть тебя Мирзой, как тебя называли в горах Афганистана? Ты ведь бывший майор Советской Армии. Тебе тридцать восемь лет. Ушел с бандитами за границу в девяносто третьем. С тех пор там и сидишь. Три раза приходил к нам в гости. У тебя награды еще за прошлые войны. Продолжать или достаточно?..
– Хватит, – кивнул Меликов.
У него было заросшее густой щетиной, чуть опухшее удлиненное лицо. Крупный нос с горбинкой, кустистые брови, бритая голова. Внешне он ничем не отличался от тех боевиков и контрабандистов, которые ежедневно пытались перейти границу. Но полковник знал, что это обманчивое впечатление. Майор Меликов был одним из лучших специалистов по проведению террористических актов, ему не было равных на другой стороне. Именно поэтому прилетевший сюда Баширов приложил все свои силы, чтобы взять сидевшего перед ним человека живым.
– Я уже понял, что вам нужен, – сказал Меликов, – вы ведь меня «бережно» брали, старались не убить, даже собак отогнали, хотя одну я там положил сразу. Зачем я вам понадобился? Могли бы пристрелить, как собаку. Зачем вам со мной возиться?
– А русский язык ты еще не забыл, Меликов, – заметил полковник, – и акцента почти нет.
– Ты ведь все знаешь про меня, – хищно улыбнулся Меликов, показывая крупные зубы, – я ведь в Дербенте рос, в русской школе учился. Скажи, зачем ты за мной охотился? Я ведь чувствовал, что в меня вцепилась хорошая гончая собака. Не обижайся, но твои зубы я все время чувствовал.
– Может быть, – согласился Баширов, – ты ведь сам все понимаешь. Значит, нужен ты нам.
– И вы знали заранее, что я к вам приду, – продолжал Меликов. – Сведения оттуда получали? Тоже мне вояки. Я всегда говорил, что любой из них продаст меня за несколько долларов, которые ему заплатят. Вот и продали. А вы, наверно, им тоже платите, как и американцы. Поэтому они берут и у вас деньги, и у них. А потом ненавидят и вас, и их.
Он попытался изменить позу, но Баширов мгновенно поднял пистолет.
– Ты мою реакцию не проверяй, – на всякий случай посоветовал полковник, – если попытаешься встать со стула, получишь пулю в лоб. Сразу закончим разговор. Может, нам и не стоит его продолжать. Мирза, как ты думаешь? Давай, попробуй, встань со стула. Я жду…
Меликов смотрел на пистолет в руках полковника. Он понимал, что не успеет даже вскочить. Пуля попадет ему точно в голову. С трех метров этот человек не промахнется.
– Не нужно, – прохрипел он, – убери пистолет. Я не буду вставать. И скажи, что тебе нужно.
– Так лучше. – сказал Баширов, убирая пистолет. – я тлю, что твоя группа шла в Ташкент готовить террористический акт. Я даже не стану уточнять, где и когда. Все члены твоей группы убиты. Все, кроме тебя. Но для своих ты тоже убит. Мы уже передали сообщения, что на границе погибли четверо неизвестных, которые пытались прорваться в районе Пянджа. Поэтому для всех ты мертвец. Для всех, кроме меня.
Пленник нахмурился. Он чувствовал в словах говорившего силу. Он давно не беседовал с такими сильными людьми.
– Для всего мира ты убит, – продолжал Баширов, – а я хочу предложить тебе новую работу, новое имя, новый паспорт. Если мы договоримся, то ты можешь уехать куда захочешь – с новым паспортом. Если нет… Тогда твой труп завтра выдадут афганцам. Твой настоящий труп, Меликов, а не другой, которым мы завтра тебя заменим.
– Что ты хочешь? – спросил Меликов. – Не тяни.
– Ты ведь лучший специалист по террористическим актам? Мне нужно, чтобы ты один раз продемонстрировал свое мастерство. Только один раз, и, возможно, мы сохраним тебе жизнь.
– Ты хочешь, чтобы я работал на вас?! – изумился Меликов. – Ты будешь мне доверять?
– Никогда в жизни, – усмехнулся полковник, – но мы можем воспользоваться твоим опытом. И твоим мастерством.
– Зачем вам новые теракты в Ташкенте? – недоверчиво спросил Меликов. – Или вы хотите убрать Каримова? Он вас не устраивает? Стал слишком самостоятельным?
– Мышление питекантропа, – поморщился Баширов, – я думал, кроме мастерства у тебя ничего не осталось. Горный воздух прочищает мозги, и они у тебя сейчас, как у чабана.
– Значит, не Каримов, – понял Меликов, – значит, не он. Вы хотите здесь устранить Имамали Рахмонова и свалить все на нас? Хотите нашими руками?
Он увидел презрительное выражение на лице полковника и понял, что ошибся во второй раз. Меликов замолчал, прикусив разбитую губу. Он размышлял почти минуту. И неожиданно, вздрогнув, спросил:
– Я нужен вам в Москве?
– Может быть, – сказал полковник, – в любом случае мы должны договориться сегодня и здесь. Если тебя устраивают мои предложения, ты соглашаешься и летишь со мной. Получишь отсрочку от смерти. Иначе я выдам тебя таджикам, а они с тобой долго церемониться не будут. Или тебе больше нравятся узбекские тюрьмы? Если не хочешь в тюрьму… всегда можно умереть героем. Ты хочешь умереть героем?
Молчание длилось долго. Десять секунд, пятнадцать, двадцать. Наконец Меликов облизнул губы и сказал:
– Не хочу.
– Тогда будем работать, – кивнул Баширов, – и учти, что сегодня мы вылетаем в Ташкент. По дороге я тебе все объясню. Только одно непременное условие. При малейшей попытке побега ты получаешь пулю в лоб. Или в спину. Охране приказано стрелять на поражение.
– Этого ты мог бы мне не говорить. Не маленький, сам догадался.
– Тогда договорились, и учти, что с этой секунды я должен знать о тебе все, даже твои сны, чтобы в случае необходимости контролировать и их. Голубев, – крикнул Баширов кому-то, стоявшему рядом с палаткой, – можешь войти.
В палатку вошел мужчина почти двухметрового роста. Он посмотрел на Меликова долгим тяжелым взглядом. Выражение его глаз не сулило задержанному ничего хорошего.
– Голубев будет твоим напарником, – сказал полковник, – и твоим палачом, если захочешь бежать.
– Хитрый ты, – вздохнул Меликов, – я думал, ты рассчитываешь только на свой пистолет, а ты, оказывается, держал за палаткой своего громилу.
– А я привык иметь страховку, – ответил Баширов, – на всякий случай. Так удобнее жить.
МАДРИД. 9 ИЮНЯ
– Как ты мог согласиться на такую авантюру? – спросил Вейдеманис. – Ведь с самого начала было ясно, что это задача нереальная.
Они сидели в небольшом кафе на улице Сан-Мигеле, там, где были расположены небольшие латиноамериканские ресторанчики, столь любимые испанцами. Вейдеманис, прилетевший в Мадрид вчера вечером, встретился с Дронго, чтобы передать ему последние данные по проверкам, проведенным аналитической службой ФСБ.
– Почему нереальная? – усмехнулся Дронго, – в конце концов, их не так много. Всего сто сорок человек. Нужно вычислить одного или двоих. Я думаю, месяца, оставшегося до Москвы, мне хватит.
– Как это – двоих? – спросил Вейдеманис. Он пил свой любимый каппучино, тогда как Дронго неизменно заказывал чай.
– Я думаю, что у исполнителя акции должен быть помощник. Если Грейвз все-таки не приехал, значит, вместо него мог появиться кто-то другой. Кстати, можешь передать Потапову, что ФСБ в Лондоне сработало очень грубо. Англичане довольно быстро все просчитали и прислали своего наблюдателя. Теперь у нас почетный эскорт из российской контрразведки и английской разведки.
– Кого прислали? – мрачно уточнил Эдгар.
– Планнинга, кого же еще? Джеймс Планнинг, один из лучших специалистов британской разведки. Кстати, в Каишкаше мы с ним едва не стали покойниками. Какой-то идиот решил поупражняться в стрельбе. Хорошо, что Планнинг успел заметить автомат раньше, чем в нас начали стрелять. Иначе тебе пришлось бы руководить отправкой моего тела, взяв на себя организацию почетных похорон. Хотя не уверен, что они были бы в таком случае почетными.
– Столько лет тебя знаю, и всегда мне трудно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, – пробормотал Вейдеманис.
Они были знакомы еще с тех пор, как Вейдеманис был приговорен к смерти тяжелым онкологическим заболеванием. Дронго удалось совершить чудо, он буквально вытащил Эдгара с того света, заставив сначала его поверить в возможность благоприятного исхода, а затем зарядив этой энергией всех окружающих. Врачи совершили невозможное, они вырезали правое легкое Вейдеманису, подарив ему оставшуюся часть жизни. С тех пор он не мог кричать и громко говорить. Эдгар Вейдеманис был бывшим сотрудником Первого главного управления КГБ СССР и оказался незаменимым помощником для Дронго. Они понимали друг друга буквально с полуслова. Молчаливый, сдержанный, внешне немного флегматичный Вейдеманис и многословный, веселый, всегда неунывающий сангвиник Дронго. Очевидно, в дружбе, как и в любви, сочетание противоположностей приносит лучшие результаты.
– Правда стреляли, – вздохнул Дронго, – только я почему-то полагаю, что они не очень хотели нас убить, скорее предупредить или испугать. У нас не было оружия, и они могли спокойно добить нас, выйдя из автомобиля. Но бандиты этого не сделали. Они предпочли уехать, что само по себе непонятно.
– Тебе нужно все бросить и вернуться домой, – предложил Вейдеманис, – это может быть очень опасно. Возможно, английская разведка и организовала это нападение.
– Рискуя таким агентом, как Планнинг? Или подставляя его под мое подозрение? Нет, это исключено. Здесь задействован третий фактор, о котором мы еще ничего не знаем. У тебя нет аспирина? У меня ужасно болит голова.
– Ты не выспался?
– Хуже. Я вчера во время переезда из Лиссабона в Мадрид попал за один столик с ирландцем и двумя русскими писателями. Можешь себе представить, сколько мы выпили. Отказаться было невозможно. На нас смотрел весь вагон. И я подсознательно чувствовал, что среди смотревших на меня есть некто, кто ждет моего поражения. Я чувствовал на себе обжигающий взгляд чужого человека, который хотел меня проверить. Пришлось пить наравне со всеми.
– Ты напился? – не поверил Вейдеманис.
– Не совсем. Видимо, после ранения у меня сдвинулся какой-то рычажок в голове, и я могу выпить гораздо больше, чем обычные люди, не теряя рассудка. Может быть, дело в моей комплекции. Я все-таки достаточно крупный человек, и меня трудно свалить обычной дозой.
– Вот это новость, – пробормотал потрясенный Вейдеманис, – не хватает еще, чтобы ты напивался.
– Этого не будет, – успокоил его Дронго. – Ты привез мне списки? С некоторыми я уже познакомился и сделал для себя некоторые пометки. С другими еще не успел. Интересно, совпадут ли результаты моих наблюдений с твоими списками.
– У вас в группе должны быть три семейные пары, – начал говорить по памяти Вейдеманис, – это испанцы Мария Глория Мануэль и Альберто Порлан, украинцы Андрей Бондаренко и Екатерина Вотанова, а также турки Тургай и Фатима Фисекчи. Мы проверили все три пары. Мужья действительно литераторы. Но интересный факт. Альберто Порлан пишет об истории среднеазиатских народов, о средневековой истории этих народов. И неоднократно бывал в бывшем СССР. Андрей Бондаренко довольно молодой человек, он учился в православной семинарии, когда вдруг неожиданно решил все изменить и стать поэтом.
– Это нужно рассматривать как подозрительное обстоятельство? – усмехнулся Дронго. – С каких это пор вера в Бога становится основанием для подозрения?
– Они не могут установить, почему он так неожиданно решил изменить свою жизнь. При этом его старший брат живет в России. У Бондаренко интересные взгляды на будущее Украины, на ее отношения с Россией. Кстати, в группе у вас еще двое украинцев – Юрий Семухович и Микола Зинчук. Оба не скрывают своего настороженного отношения к Москве. Они умеренные националисты.
– Как и все национальные писатели, – кивнул Дронго, – это понятно. Каждому из них хочется развития собственного языка, роста популярности своей литературы. Но на этом основании я не могу подозревать всех поэтов, которые едут в Москву.
– Не все из них поэты и писатели, – тихо сказал Вейдеманис. Он сделал знак официанту, чтобы тот принес еще одну чашку кофе. – О семейных парах мы поговорили. Ты хотел иметь данные на все три семьи, я их привез. Когда встанешь, возьми газету, которая лежит на другом стуле. Там все данные.
– И это все, что смогли установить в ФСБ за несколько дней?
– Нет, конечно. Теперь список наиболее подозрительных лиц. Первый из них – Яцек Пацоха. Он полковник польской разведки, отлично владеет восемью европейскими языками, в том числе и русским. В вашей группе он официальный представитель польского государства и проходит как журналист. Учитывая, что в Польше вы будете встречаться с президентом Квасьневским, его появление должно быть оправданно, но в Москве всегда настороженно относились к представителям польских спецслужб, особенно сейчас, когда отношения Москвы и Варшавы переживают не лучшие времена. Они рекомендуют обратить на него особое внимание.
– Ясно. Это номер первый. Я наблюдал за ним. Он говорит с каждым из членов группы на его языке. Такой необычный полиглот. Кто следующий?
– Еужений Алисанка, литовский представитель. Официально он едет как журналист и прозаик. На самом деле он бывший капитан Советской Армии, кстати, ушедший в отставку уже в начале девяностых. Мы получили данные из его части. Он был замполитом, и на него пришли абсолютно блестящие характеристики. Его коэффициент интеллекта бьет такие рекорды, словно он академик, а не обычный офицер. Прекрасно подготовлен физически…
– Я знаю, кто это, – вспомнил Дронго, – высокий красивый молодой человек. У него небольшая бородка и волосы завязаны этаким узелком на затылке. Кстати, он, по-моему, выше меня ростом. Значит, где-то метр девяносто и больше. Что ты говоришь про коэффициент интеллекта?
– Более ста тридцати единиц, для обычного офицера это абсолютный рекорд. Некоторое время он работал в Союзе писателей. Очевидно, он тоже представляет официальные литовские власти, так как в Вильнюсе намечена встреча с президентом Литвы.
– По-моему, в ФСБ сидят халтурщики, – недовольно заметил Дронго. – Они отбирали только тех, кто официально будет представлять свои государства?
1 2 3 4 5 6 7
Таджикистан стал прообразом будущих гражданских конфликтов, которые неминуемо должны были возникнуть в обществах с криминальной экономикой, повальным воровством, коррупцией, где преступные кланы, грабившие собственный народ, презирали сограждан, которые, в свою очередь, люто ненавидели обиравших их паразитов. Зачатки войны были в каждом обществе. Они проявились даже в Восточной Европе: на Украине президентам Кравчуку и Кучме пришлось лавировать между востоком, где преобладает русскоязычное население, и западом, где зарождается национальное самосознание. Они проникли даже в Молдавию, где Снегуру не удалось решить проблему Приднестровья, а следующий президент просто упустил власть из своих рук, и республика из президентской превратилась в парламентскую.
Но в Восточной Европе, втянутой в геоцентрическую орбиту интересов Запада и европейских структур, вопросы решались более цивилизованно, чем на Кавказе и в Средней Азии. Показателем в этом отношении была Россия, находящаяся и в Азии, и в Европе. С одной стороны, здесь дважды проводились выборы, пусть даже и не совсем корректные с точки зрения демократических норм. С другой стороны, именно в Москве был расстрелян собственный парламент, и выведенные на улицу танки били по зданию прямой наводкой.
И если трагедию в Москве демонстрировали телеканалы всего мира, то события в Таджикистане комментировались как факты, происходившие совсем в другой, «дикой» части света, где-то далеко, где находились неспокойный Афганистан и труднопредсказуемый Пакистан.
Задержанного, за которым Баширов устроил настоящую охоту, ввели в палатку и посадили на стул перед столом, за которым сидел полковник. Старший лейтенант взглянул на полковника, и тот молча кивнул ему, разрешая удалиться. Когда Баширов остался вдвоем с пленником, он поднял пистолет, показывая оружие задержанному.
– Давай сразу договоримся: без дурацких фокусов, иначе я тебя просто пристрелю.
– Кто ты такой? – спросил его задержанный, облизывая губы.
– А ты как думаешь? – спросил полковник.
– Смелый, – сказал задержанный, – и умный, – добавил он, чуть подумав, – я ведь шел сначала вверх по течению реки, а потом в горах хотел оторваться. А ты заранее туда собак высадил. Умный ты очень. Наверно, полковник или генерал.
– Хорошо соображаешь, Меликов, или мне называть тебя Мирзой, как тебя называли в горах Афганистана? Ты ведь бывший майор Советской Армии. Тебе тридцать восемь лет. Ушел с бандитами за границу в девяносто третьем. С тех пор там и сидишь. Три раза приходил к нам в гости. У тебя награды еще за прошлые войны. Продолжать или достаточно?..
– Хватит, – кивнул Меликов.
У него было заросшее густой щетиной, чуть опухшее удлиненное лицо. Крупный нос с горбинкой, кустистые брови, бритая голова. Внешне он ничем не отличался от тех боевиков и контрабандистов, которые ежедневно пытались перейти границу. Но полковник знал, что это обманчивое впечатление. Майор Меликов был одним из лучших специалистов по проведению террористических актов, ему не было равных на другой стороне. Именно поэтому прилетевший сюда Баширов приложил все свои силы, чтобы взять сидевшего перед ним человека живым.
– Я уже понял, что вам нужен, – сказал Меликов, – вы ведь меня «бережно» брали, старались не убить, даже собак отогнали, хотя одну я там положил сразу. Зачем я вам понадобился? Могли бы пристрелить, как собаку. Зачем вам со мной возиться?
– А русский язык ты еще не забыл, Меликов, – заметил полковник, – и акцента почти нет.
– Ты ведь все знаешь про меня, – хищно улыбнулся Меликов, показывая крупные зубы, – я ведь в Дербенте рос, в русской школе учился. Скажи, зачем ты за мной охотился? Я ведь чувствовал, что в меня вцепилась хорошая гончая собака. Не обижайся, но твои зубы я все время чувствовал.
– Может быть, – согласился Баширов, – ты ведь сам все понимаешь. Значит, нужен ты нам.
– И вы знали заранее, что я к вам приду, – продолжал Меликов. – Сведения оттуда получали? Тоже мне вояки. Я всегда говорил, что любой из них продаст меня за несколько долларов, которые ему заплатят. Вот и продали. А вы, наверно, им тоже платите, как и американцы. Поэтому они берут и у вас деньги, и у них. А потом ненавидят и вас, и их.
Он попытался изменить позу, но Баширов мгновенно поднял пистолет.
– Ты мою реакцию не проверяй, – на всякий случай посоветовал полковник, – если попытаешься встать со стула, получишь пулю в лоб. Сразу закончим разговор. Может, нам и не стоит его продолжать. Мирза, как ты думаешь? Давай, попробуй, встань со стула. Я жду…
Меликов смотрел на пистолет в руках полковника. Он понимал, что не успеет даже вскочить. Пуля попадет ему точно в голову. С трех метров этот человек не промахнется.
– Не нужно, – прохрипел он, – убери пистолет. Я не буду вставать. И скажи, что тебе нужно.
– Так лучше. – сказал Баширов, убирая пистолет. – я тлю, что твоя группа шла в Ташкент готовить террористический акт. Я даже не стану уточнять, где и когда. Все члены твоей группы убиты. Все, кроме тебя. Но для своих ты тоже убит. Мы уже передали сообщения, что на границе погибли четверо неизвестных, которые пытались прорваться в районе Пянджа. Поэтому для всех ты мертвец. Для всех, кроме меня.
Пленник нахмурился. Он чувствовал в словах говорившего силу. Он давно не беседовал с такими сильными людьми.
– Для всего мира ты убит, – продолжал Баширов, – а я хочу предложить тебе новую работу, новое имя, новый паспорт. Если мы договоримся, то ты можешь уехать куда захочешь – с новым паспортом. Если нет… Тогда твой труп завтра выдадут афганцам. Твой настоящий труп, Меликов, а не другой, которым мы завтра тебя заменим.
– Что ты хочешь? – спросил Меликов. – Не тяни.
– Ты ведь лучший специалист по террористическим актам? Мне нужно, чтобы ты один раз продемонстрировал свое мастерство. Только один раз, и, возможно, мы сохраним тебе жизнь.
– Ты хочешь, чтобы я работал на вас?! – изумился Меликов. – Ты будешь мне доверять?
– Никогда в жизни, – усмехнулся полковник, – но мы можем воспользоваться твоим опытом. И твоим мастерством.
– Зачем вам новые теракты в Ташкенте? – недоверчиво спросил Меликов. – Или вы хотите убрать Каримова? Он вас не устраивает? Стал слишком самостоятельным?
– Мышление питекантропа, – поморщился Баширов, – я думал, кроме мастерства у тебя ничего не осталось. Горный воздух прочищает мозги, и они у тебя сейчас, как у чабана.
– Значит, не Каримов, – понял Меликов, – значит, не он. Вы хотите здесь устранить Имамали Рахмонова и свалить все на нас? Хотите нашими руками?
Он увидел презрительное выражение на лице полковника и понял, что ошибся во второй раз. Меликов замолчал, прикусив разбитую губу. Он размышлял почти минуту. И неожиданно, вздрогнув, спросил:
– Я нужен вам в Москве?
– Может быть, – сказал полковник, – в любом случае мы должны договориться сегодня и здесь. Если тебя устраивают мои предложения, ты соглашаешься и летишь со мной. Получишь отсрочку от смерти. Иначе я выдам тебя таджикам, а они с тобой долго церемониться не будут. Или тебе больше нравятся узбекские тюрьмы? Если не хочешь в тюрьму… всегда можно умереть героем. Ты хочешь умереть героем?
Молчание длилось долго. Десять секунд, пятнадцать, двадцать. Наконец Меликов облизнул губы и сказал:
– Не хочу.
– Тогда будем работать, – кивнул Баширов, – и учти, что сегодня мы вылетаем в Ташкент. По дороге я тебе все объясню. Только одно непременное условие. При малейшей попытке побега ты получаешь пулю в лоб. Или в спину. Охране приказано стрелять на поражение.
– Этого ты мог бы мне не говорить. Не маленький, сам догадался.
– Тогда договорились, и учти, что с этой секунды я должен знать о тебе все, даже твои сны, чтобы в случае необходимости контролировать и их. Голубев, – крикнул Баширов кому-то, стоявшему рядом с палаткой, – можешь войти.
В палатку вошел мужчина почти двухметрового роста. Он посмотрел на Меликова долгим тяжелым взглядом. Выражение его глаз не сулило задержанному ничего хорошего.
– Голубев будет твоим напарником, – сказал полковник, – и твоим палачом, если захочешь бежать.
– Хитрый ты, – вздохнул Меликов, – я думал, ты рассчитываешь только на свой пистолет, а ты, оказывается, держал за палаткой своего громилу.
– А я привык иметь страховку, – ответил Баширов, – на всякий случай. Так удобнее жить.
МАДРИД. 9 ИЮНЯ
– Как ты мог согласиться на такую авантюру? – спросил Вейдеманис. – Ведь с самого начала было ясно, что это задача нереальная.
Они сидели в небольшом кафе на улице Сан-Мигеле, там, где были расположены небольшие латиноамериканские ресторанчики, столь любимые испанцами. Вейдеманис, прилетевший в Мадрид вчера вечером, встретился с Дронго, чтобы передать ему последние данные по проверкам, проведенным аналитической службой ФСБ.
– Почему нереальная? – усмехнулся Дронго, – в конце концов, их не так много. Всего сто сорок человек. Нужно вычислить одного или двоих. Я думаю, месяца, оставшегося до Москвы, мне хватит.
– Как это – двоих? – спросил Вейдеманис. Он пил свой любимый каппучино, тогда как Дронго неизменно заказывал чай.
– Я думаю, что у исполнителя акции должен быть помощник. Если Грейвз все-таки не приехал, значит, вместо него мог появиться кто-то другой. Кстати, можешь передать Потапову, что ФСБ в Лондоне сработало очень грубо. Англичане довольно быстро все просчитали и прислали своего наблюдателя. Теперь у нас почетный эскорт из российской контрразведки и английской разведки.
– Кого прислали? – мрачно уточнил Эдгар.
– Планнинга, кого же еще? Джеймс Планнинг, один из лучших специалистов британской разведки. Кстати, в Каишкаше мы с ним едва не стали покойниками. Какой-то идиот решил поупражняться в стрельбе. Хорошо, что Планнинг успел заметить автомат раньше, чем в нас начали стрелять. Иначе тебе пришлось бы руководить отправкой моего тела, взяв на себя организацию почетных похорон. Хотя не уверен, что они были бы в таком случае почетными.
– Столько лет тебя знаю, и всегда мне трудно понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, – пробормотал Вейдеманис.
Они были знакомы еще с тех пор, как Вейдеманис был приговорен к смерти тяжелым онкологическим заболеванием. Дронго удалось совершить чудо, он буквально вытащил Эдгара с того света, заставив сначала его поверить в возможность благоприятного исхода, а затем зарядив этой энергией всех окружающих. Врачи совершили невозможное, они вырезали правое легкое Вейдеманису, подарив ему оставшуюся часть жизни. С тех пор он не мог кричать и громко говорить. Эдгар Вейдеманис был бывшим сотрудником Первого главного управления КГБ СССР и оказался незаменимым помощником для Дронго. Они понимали друг друга буквально с полуслова. Молчаливый, сдержанный, внешне немного флегматичный Вейдеманис и многословный, веселый, всегда неунывающий сангвиник Дронго. Очевидно, в дружбе, как и в любви, сочетание противоположностей приносит лучшие результаты.
– Правда стреляли, – вздохнул Дронго, – только я почему-то полагаю, что они не очень хотели нас убить, скорее предупредить или испугать. У нас не было оружия, и они могли спокойно добить нас, выйдя из автомобиля. Но бандиты этого не сделали. Они предпочли уехать, что само по себе непонятно.
– Тебе нужно все бросить и вернуться домой, – предложил Вейдеманис, – это может быть очень опасно. Возможно, английская разведка и организовала это нападение.
– Рискуя таким агентом, как Планнинг? Или подставляя его под мое подозрение? Нет, это исключено. Здесь задействован третий фактор, о котором мы еще ничего не знаем. У тебя нет аспирина? У меня ужасно болит голова.
– Ты не выспался?
– Хуже. Я вчера во время переезда из Лиссабона в Мадрид попал за один столик с ирландцем и двумя русскими писателями. Можешь себе представить, сколько мы выпили. Отказаться было невозможно. На нас смотрел весь вагон. И я подсознательно чувствовал, что среди смотревших на меня есть некто, кто ждет моего поражения. Я чувствовал на себе обжигающий взгляд чужого человека, который хотел меня проверить. Пришлось пить наравне со всеми.
– Ты напился? – не поверил Вейдеманис.
– Не совсем. Видимо, после ранения у меня сдвинулся какой-то рычажок в голове, и я могу выпить гораздо больше, чем обычные люди, не теряя рассудка. Может быть, дело в моей комплекции. Я все-таки достаточно крупный человек, и меня трудно свалить обычной дозой.
– Вот это новость, – пробормотал потрясенный Вейдеманис, – не хватает еще, чтобы ты напивался.
– Этого не будет, – успокоил его Дронго. – Ты привез мне списки? С некоторыми я уже познакомился и сделал для себя некоторые пометки. С другими еще не успел. Интересно, совпадут ли результаты моих наблюдений с твоими списками.
– У вас в группе должны быть три семейные пары, – начал говорить по памяти Вейдеманис, – это испанцы Мария Глория Мануэль и Альберто Порлан, украинцы Андрей Бондаренко и Екатерина Вотанова, а также турки Тургай и Фатима Фисекчи. Мы проверили все три пары. Мужья действительно литераторы. Но интересный факт. Альберто Порлан пишет об истории среднеазиатских народов, о средневековой истории этих народов. И неоднократно бывал в бывшем СССР. Андрей Бондаренко довольно молодой человек, он учился в православной семинарии, когда вдруг неожиданно решил все изменить и стать поэтом.
– Это нужно рассматривать как подозрительное обстоятельство? – усмехнулся Дронго. – С каких это пор вера в Бога становится основанием для подозрения?
– Они не могут установить, почему он так неожиданно решил изменить свою жизнь. При этом его старший брат живет в России. У Бондаренко интересные взгляды на будущее Украины, на ее отношения с Россией. Кстати, в группе у вас еще двое украинцев – Юрий Семухович и Микола Зинчук. Оба не скрывают своего настороженного отношения к Москве. Они умеренные националисты.
– Как и все национальные писатели, – кивнул Дронго, – это понятно. Каждому из них хочется развития собственного языка, роста популярности своей литературы. Но на этом основании я не могу подозревать всех поэтов, которые едут в Москву.
– Не все из них поэты и писатели, – тихо сказал Вейдеманис. Он сделал знак официанту, чтобы тот принес еще одну чашку кофе. – О семейных парах мы поговорили. Ты хотел иметь данные на все три семьи, я их привез. Когда встанешь, возьми газету, которая лежит на другом стуле. Там все данные.
– И это все, что смогли установить в ФСБ за несколько дней?
– Нет, конечно. Теперь список наиболее подозрительных лиц. Первый из них – Яцек Пацоха. Он полковник польской разведки, отлично владеет восемью европейскими языками, в том числе и русским. В вашей группе он официальный представитель польского государства и проходит как журналист. Учитывая, что в Польше вы будете встречаться с президентом Квасьневским, его появление должно быть оправданно, но в Москве всегда настороженно относились к представителям польских спецслужб, особенно сейчас, когда отношения Москвы и Варшавы переживают не лучшие времена. Они рекомендуют обратить на него особое внимание.
– Ясно. Это номер первый. Я наблюдал за ним. Он говорит с каждым из членов группы на его языке. Такой необычный полиглот. Кто следующий?
– Еужений Алисанка, литовский представитель. Официально он едет как журналист и прозаик. На самом деле он бывший капитан Советской Армии, кстати, ушедший в отставку уже в начале девяностых. Мы получили данные из его части. Он был замполитом, и на него пришли абсолютно блестящие характеристики. Его коэффициент интеллекта бьет такие рекорды, словно он академик, а не обычный офицер. Прекрасно подготовлен физически…
– Я знаю, кто это, – вспомнил Дронго, – высокий красивый молодой человек. У него небольшая бородка и волосы завязаны этаким узелком на затылке. Кстати, он, по-моему, выше меня ростом. Значит, где-то метр девяносто и больше. Что ты говоришь про коэффициент интеллекта?
– Более ста тридцати единиц, для обычного офицера это абсолютный рекорд. Некоторое время он работал в Союзе писателей. Очевидно, он тоже представляет официальные литовские власти, так как в Вильнюсе намечена встреча с президентом Литвы.
– По-моему, в ФСБ сидят халтурщики, – недовольно заметил Дронго. – Они отбирали только тех, кто официально будет представлять свои государства?
1 2 3 4 5 6 7