Вот и вся его история.— Невеселая, — сказал Дронго. — Это тот самый агент, который находится в России. Кажется, вы назвали именно его.— Да, — кивнул Осипов, — он сейчас в Москве.— С ним можно поговорить?— Конечно. В идеале было бы лучше, если бы вы поговорили с каждым из них. Нам важно выяснить, кто мог выйти на Барлаха и у кого сейчас находятся копии документов.— Я не совсем понимаю. Группа Хеелиха готовила документы к уничтожению. Если на них напали, когда они были в пути, то все документы должны были похитить нападавшие.— Нет. Дело в том, что на них напали, когда они возвращались после встречи с нашим представителем. У них с собой документов уже не было. Но нападавшие не могли этого знать. Отсюда мы и сделали вывод, что это Нигбур. Только он не знал, что документы уже были сданы нашему представителю. Он и Вайс остались в здании «Штази», пока остальные перевозили документы. Мы изменили наш план в самом конце на случай, если среди сотрудников Хеелиха окажется предатель. И он действительно был среди них. Но документы они уже передали. Это точно.— Тогда мне непонятно, почему вы подозреваете одного из этих людей?— Документы, которые они перевозили, были сверх секретными. О них практически никто из посторонних знать не мог. Вы ведь понимаете, что в разведке ни при каких обстоятельствах нельзя составлять списки самых ценных агентов. Любой, кто заикнется о подобном списке, будет объявлен либо сумасшедшим, либо предателем. Ни в одной разведке мира такого не допустят. Ни в одной, если только заранее не известно, что через несколько дней и ваша разведка, и ваша страна просто исчезнут. Только в этом уникальном случае могут быть заготовлены подобные списки, чтобы уничтожить подлинники всех документов и не дать возможности противной стороне узнать настоящие имена агентов.— Я, кажется, начинаю разбираться в ситуации, — пробормотал Дронго. — Вы, очевидно, считаете, что у меня может получиться то, что не получилось у ваших аналитиков. Вам не кажется, что вы несколько переоцениваете мои возможности?— В таком случае вы ничего не найдете, — раздраженно сказал Осипов, — и мы будем считать, что вам не удалось вычислить этого человека. Я думаю, вы понимаете, что параллельно с вами будут работать и наши эксперты.— Не сомневаюсь, — кивнул Дронго, — но, зная некоторые методы спецслужб, я никогда не поверю, что это единственный вариант разрешения ситуации. В случае, если информатора вычислить не удастся, вы, очевидно, рискнете пойти на нарушение ваших договоренностей с немцами. Верно?Георгий Самойлович поднялся с кресла, подошел к столу, налил в стакан минеральной воды и залпом выпил. Потом сухо осведомился:— Что вам еще нужно для выполнения вашей задачи?— Спасибо, — поднялся Дронго. — Кажется, я получил ответ на предыдущий вопрос. Когда я могу ознакомиться с досье? Надеюсь, они теперь не секретные?— Конечно, нет. Немедленно. Мой водитель отвезет вас. Я попрошу показать вам все материалы, которые имеют отношение к этому делу. Все документы восьмидесятых и относятся к спецслужбе страны, которой уже десять лет не существует. Можете ознакомиться с ними.— Завтра утром я хотел бы встретиться с Шилковским. Хотя завтра воскресенье, но мне нужно срочно с ним переговорить. Это возможно?— Безусловно. Мы с ним много раз беседовали, и вы сможете прочитать протоколы допросов, если захотите. Еще что-нибудь?— На понедельник мне нужен билет в Тель-Авив.— Разумеется. Что-нибудь еще?— Последний вопрос. Зачем вы меня позвали? Вы верите в успех или таким образом хотели использовать последний шанс, перед тем как принять решение о ликвидации всех оставшихся в живых агентов группы Хеелиха?— Вы же прекрасно знаете, что я не отвечу на этот вопрос. Что бы вы хотели услышать? Какой ответ?— Ничего, — ответил Дронго. — Вы уже ответили на все мои вопросы. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Прошлое.Восточный Берлин.8 ноября 1989 года
Он с трудом продвигался по городу. В центре толпились люди — в ГДР уже вторую неделю шли митинги протеста. Несколько дней назад на Александр-плац вышло почти полмиллиона человек. Многие из них несли портреты Горбачева и лозунги на русском языке. Он хорошо понимал русский язык и видел повсюду эти ненавистные ему слова — «гласность» и «перестройка». Он резко нажал на тормоз, нервно просигналил. Трое подвыпивших молодых людей чуть не попали под его машину. У него была советская «волга», и люди обходили машину стороной, весело улыбаясь.Поставив автомобиль, он огляделся. Здесь было тихо, спокойно. Он успел заметить, как зашевелилась занавеска в окне дома напротив. Квартира, где они должны были встретиться, находилась под плотным контролем советского КГБ, который чувствовал себя особенно вольготно на территории Восточной Германии. Он знал об этом. Усмехнулся, затем набрал известный ему код и вошел в подъезд. Автоматически включился свет. Он знал, что сейчас за ним следят камеры, уже зафиксировавшие его появление. Он поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил. Подумал, интересно, будут ли следить за ним и на этом этаже. Ему было чуть больше сорока лет. Коротко постриженный, с резкими, будто вырубленными, чертами лица, внимательными серыми глазами. Он терпеливо ждал, когда ему наконец откроют.Дверь мягко отворилась. Неизвестный мужчина, внимательно взглянув на него, посторонился и пропустил в квартиру. Он поздоровался по-немецки, а гость ответил по-русски. В просторной квартире была оборудована одна из конспиративных квартир советской внешней разведки, которых было так много в Восточном Берлине. В одной из комнат за столом сидел человек невысокого роста лет пятидесяти. У него была характерная запоминающаяся внешность: большой лысый череп, выпуклый лоб, тонкие губы, немного раскосые глаза. Перед ним на столе лежала папка. Увидев вошедшего, он поднялся и поздоровался, не протянув руки. Затем сел первым, жестом пригласив сесть.— Вы полковник Рудольф Хеелих? — спросил он.— Да, — кивнул полковник.— Вы меня знаете?— Знаю. Мы встречались в Москве три года назад, генерал.— Верно. Вы помните, зачем вы тогда приезжали в Москву?— Конечно, помню, генерал.— Я хочу еще раз напомнить некоторые факты. Если я буду неточен, можете меня поправить. Тридцатого мая восемьдесят шестого года ваш бывший непосредственный руководитель генерал Маркус Вольф подал в отставку. По приказу министра национальной безопасности Мильке была сформирована специальная группа офицеров из сотрудников двадцать второго отдела для проверки агентурной сети, известной Вольфу. В течение нескольких месяцев руководителем группы "Р" был полковник Хеелих. Я ничего не спутал?— Ничего, — угрюмо ответил Хеелих. — Зачем вы меня пригласили, генерал? Маркус Вольф уже три года не работает в нашей внешней разведке.— Вы работаете в двадцать втором отделе уже восемь лет. А до этого работали в девятом отделе.— Вы можете объяснить, что происходит?— Не торопитесь, Хеелих. Я прилетел в Берлин только для того, чтобы встретиться с вами. С вашим руководством я уже согласовал нашу встречу. Ни один человек в Германии не знает истинных причин моего приезда. Мы хотим снова использовать вашу группу, Хеелих.— Опять кого-то проверять? — недоверчиво спросил Хеелих. — Вы разве не видите, что творится? Вчера подало в отставку наше правительство.— Именно поэтому я и приехал. Сегодня в отставку ушло Политбюро СЕПГ. Кстати, насчет Маркуса Вольфа. Четыре дня назад он выступал на митинге. Сначала его встретили аплодисментами, а когда он признался, что был генералом госбезопасности, его освистали и не дали закончить выступление.— Да, он был на митинге, — нахмурился Хеелих. — Это его выбор. Какая-то часть немцев все еще верит в вашу страну, верят вашему Горбачеву. Если так будет продолжаться, уже через несколько дней люди прорвутся сквозь берлинскую Стену и мы не сможем их остановить даже с помощью ваших танков.— Наших танков не будет, — вдруг сказал генерал.— Что? — не понял Хеелих.— Советское командование передало приказ Западной группе войск в Германии. При любом варианте развития событий наши войска не станут вмешиваться во внутренние дела Германии. Это установка нашего политического руководства.— Значит, вы нас бросили? — ошеломленно спросил полковник. — Вы нас предали? Этого не может быть.— Я прилетел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами моральные аспекты нашего решения, Хеелих. В вашем ведомстве работали тысячи, десятки тысяч людей. Мы обязаны спасти хотя бы часть из них. Вы правильно заметили по поводу Стены. Вы видите, что творится в Берлине? Только я думаю, что у нас нет в запасе нескольких дней. Мы должны немедленно начать эвакуацию личных дел и документации.— Вернер Гроссман знает об этом? — спросил Хеелих.Генерал несколько секунд молчал. Очевидно, он обдумывал наиболее подходящий ответ.— Мы не хотели бы подставлять никого из сотрудников вашей разведки, — осторожно объяснил он. — Мы не знаем, в каком направлении будет развиваться ситуация внутри Германии и германо-германские отношения.— Нашу группу не пустят в архивы, даже если об этом попросит Эгон Кренц, — возразил Хеелих. — Нужно личное указание Гроссмана. Или министра национальной безопасности.— Это не проблема. Вы знаете Эриха Дамме?— Конечно. Мы знакомы много лет.— В таком случае все гораздо проще. Он отвечает за безопасность архивов. Я думаю, имея приказ, вы сумеете его убедить. А затем нужно срочно эвакуировать наиболее ценные документы.— Я вас понимаю, — угрюмо кивнул Хеелих.— Нет, не понимаете. Часть документов мы вывезем в Советский Союз, а самые ценные досье должны быть уничтожены. Вы меня слышите полковник? Уничтожены. Никто не должен знать о наиболее ценных агентах восточногерманской разведки. Сотрудники нашего четвертого отдела несколько дней работали с руководством «Штази». Мы составили список из двенадцати человек. Даже я не знаю, кто они. Ваша задача — найти эти досье и уничтожить. Никаких имен. Эти люди должны исчезнуть из всех списков. Остальные документы — примерно на триста человек, вы передадите нашим представителям.— Я знаю Анатолия Новикова, берлинского резидента, вашего представителя…— Забудьте про него. Документы передадите моему личному представителю. Это очень важно, Хеелих.Полковник колебался. Затем решительно сказал.— Мне нужно разрешение моего руководства.— Вот документы, подписанные министром безопасности, — устало произнес генерал, протягивая своему собеседнику папку, которая лежала на столе. — Документы завизированы Гроссманом. Вам даны чрезвычайные полномочия для спасения архива внешней разведки, полковник Хеелих.Полковник встал. Теперь он не колебался. Получив приказ, он обязан его выполнить. Кроме того, он хорошо понимал мотивы, изложенные русским генералом. Агентов нужно спасать и прикрывать. Документацию следует уничтожить. Он видел, что творится в Берлине. Знал обстановку в Восточной Германии. После отставки Хонеккера все пошло совсем не так, как предполагалось. И Эгон Кренц наверняка не справится с этим обвалом, происшедшим в стране. Полковник Хеелих был профессионалом. А это означало, что он умел просчитывать варианты. И должен был хотя бы немного уметь предвидеть развитие событий. В конце концов любую разведку можно восстановить, если спасти наиболее ценных агентов.— Хорошо, — сказал Хеелих, — я соберу свою группу немедленно.
Москва.31 октября 1999 года
Весь вчерашний день Дронго читал документы. Старые архивные документы десяти-, пятнадцати-, двадцатилетней давности, о разведке уже не существующей страны, которую уважали и с которой считались даже в КГБ, настолько зримыми и убедительными были успехи восточногерманских профессионалов.Привыкший полагаться на свою память, он запоминал сотни фактов, деталей, имен, кличек, которые могли пригодиться ему для последующей работы. Самым важным было ознакомиться с досье каждого из подозреваемых. Здесь были собраны материалы по каждому из пятерых сотрудников группы "Р". Прежде всего Дронго познакомился с личными делами уже погибших сотрудников. Полковник Рудольф Хеелих, очевидно, был цельной личностью. Несколько наград, работа в девятом отделе. Это, кажется, внешняя контрразведка, вспомнил Дронго. Потом Хеелиха перевели в другой отдел, и он занимался нелегалами. Именно ему было поручено возглавить группу, которая должна была уничтожить документы и выделить главных агентов для их последующей консервации.В деле Нигбура привлекали его связи с бывшими осведомителями «Штази». Раньше он работал с ними, и в числе его внештатных осведомителей был Дитрих Барлах. Затем Нигбур попал в группу Хеелиха. Дронго обратил внимание, что Нигбур попал в группу "Р" последним.Из личного досье Освальда Вайса известно, что он учился в бывшем Советском Союзе. Очевидно, проходил стажировку в Москве: иногда разведчиков стран Восточного блока направляли в Советский Союз для обмена опытом. С одной стороны, это была прекрасная возможность поучиться у советских коллег. А с другой — позволяла советским спецслужбам более пристально наблюдать за работой «дружеских» спецслужб, направляя их деятельность в нужное русло. После событий шестьдесят восьмого года в Чехословакии, когда система местной госбезопасности дала сбой, в Москве уже не всегда доверяли своим «друзьям».Дронго закончил в третьем часу ночи. Сотрудник, отвечавший за материалы, буквально валился с ног от усталости. В отличие от Дронго, он приезжал на работу к девяти и не был «совой». Дронго вернулся домой в четвертом часу утра, назначив встречу с Шилковским на воскресенье. Он решил встать пораньше, и назначил время беседы на час дня, решив для себя, что до этого еще успеет ознакомиться с личным досье Шилковского.Дронго приехал на встречу с некоторым опозданием. Ему отвели комнату, в которой он должен был беседовать с Шилковским. Дронго оглядел голые стены и усмехнулся. Он не сомневался, что все его беседы в этой и в других комнатах будут фиксировать на пленку и сотрудники внешней контрразведки СВР получили указание на его плотную опеку.Шилковский вошел, опираясь на палку, чуть прихрамывая. У него были красивые седые волосы, породистое, чуть вытянутое лицо. Шилковский был похож скорее на поляка, чем на немца — очевидно, сказывались далекие предки, когда-то переехавшие из Бреслау, переименованного позднее во Вроцлав. Шилковский был немного старше Дронго. Ему шел сорок пятый год. Войдя в комнату, он внимательно посмотрел на Дронго. В его глазах была некоторая растерянность, которую Дронго уловил сразу. Такие глаза бывают у сильных людей, оказавшихся по разным причинам жертвами судьбы. Шилковский был сильным человеком, он перенес столько операций и многолетнюю неподвижность. С другой стороны, эти ранения сказались на его характере, сделав его мрачным, нелюдимым.— Здравствуйте, — сказал Дронго по-русски, когда Шилковский вошел. Из его досье Дронго знал, что Шилковский хорошо говорит по-русски.— Добрый день. — Шилковский проковылял к стулу и уселся на него. Ногу он чуть выставил вперед. Палку поставил рядом с собой. Очевидно, он уже привык к допросам в этой комнате. И привык к разговорам о его прежней службе.— Я аналитик, — представился Дронго, — обычно меня называют Дронго. Вы можете называть меня так. У меня к вам несколько вопросов.— Я уже догадался, — усмехнулся Шилковский, — меня обычно приглашают сюда, чтобы задать несколько вопросов. Последние несколько лет я был здесь раз пять. И последний раз — несколько дней назад.— Я знаю, — кивнул Дронго. — Вас спрашивали о Нигбуре. Я читал протокол вашей беседы.Шилковский усмехнулся второй раз. Он оценил тактичность Дронго, назвавшего допрос беседой.— Я хотел узнать подробности той ночи, когда вас тяжело ранили, — пояснил Дронго. — Как могло случиться, что вы оторвались от основной группы и оказались вдвоем. Ведь вы выехали все вместе?— Это есть в документах, — устало сказал Шилковский, — всегда одно и то же. Всех интересует этот вопрос, словно мы специально оторвались, чтобы подставить себя под пули нападавших.— Кто это мог быть?— Не знаю, — ответил Шилковский. — Раньше я полагал, что вы знаете, кто это мог быть. Мне казалось естественным, что нас могли убрать после того, как мы сдали документы. Но когда меня стали лечить и каждый раз спрашивать о нападавших, я задумался. Теперь я не знаю ответа на этот вопрос.— Мне важно услышать вашу версию событий. Вы можете вспомнить, как это было?— В ту ночь мы выехали с документами на встречу с вашими представителями. На месте остались Нигбур и Вайс. В первой машине были полковник Хеелих и Бутцман, в микроавтобусе, где находилась большая часть документов — мы с Менартом, а в третьей, замыкающей, — Габриэлла Вайсфлог и Гайслер. Она была за рулем, а Гайслер следил за дорогой. Он был у нас настоящим мастером своего дела.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дронго - 34. Камни последней стены'
1 2 3 4 5
Прошлое.Восточный Берлин.8 ноября 1989 года
Он с трудом продвигался по городу. В центре толпились люди — в ГДР уже вторую неделю шли митинги протеста. Несколько дней назад на Александр-плац вышло почти полмиллиона человек. Многие из них несли портреты Горбачева и лозунги на русском языке. Он хорошо понимал русский язык и видел повсюду эти ненавистные ему слова — «гласность» и «перестройка». Он резко нажал на тормоз, нервно просигналил. Трое подвыпивших молодых людей чуть не попали под его машину. У него была советская «волга», и люди обходили машину стороной, весело улыбаясь.Поставив автомобиль, он огляделся. Здесь было тихо, спокойно. Он успел заметить, как зашевелилась занавеска в окне дома напротив. Квартира, где они должны были встретиться, находилась под плотным контролем советского КГБ, который чувствовал себя особенно вольготно на территории Восточной Германии. Он знал об этом. Усмехнулся, затем набрал известный ему код и вошел в подъезд. Автоматически включился свет. Он знал, что сейчас за ним следят камеры, уже зафиксировавшие его появление. Он поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил. Подумал, интересно, будут ли следить за ним и на этом этаже. Ему было чуть больше сорока лет. Коротко постриженный, с резкими, будто вырубленными, чертами лица, внимательными серыми глазами. Он терпеливо ждал, когда ему наконец откроют.Дверь мягко отворилась. Неизвестный мужчина, внимательно взглянув на него, посторонился и пропустил в квартиру. Он поздоровался по-немецки, а гость ответил по-русски. В просторной квартире была оборудована одна из конспиративных квартир советской внешней разведки, которых было так много в Восточном Берлине. В одной из комнат за столом сидел человек невысокого роста лет пятидесяти. У него была характерная запоминающаяся внешность: большой лысый череп, выпуклый лоб, тонкие губы, немного раскосые глаза. Перед ним на столе лежала папка. Увидев вошедшего, он поднялся и поздоровался, не протянув руки. Затем сел первым, жестом пригласив сесть.— Вы полковник Рудольф Хеелих? — спросил он.— Да, — кивнул полковник.— Вы меня знаете?— Знаю. Мы встречались в Москве три года назад, генерал.— Верно. Вы помните, зачем вы тогда приезжали в Москву?— Конечно, помню, генерал.— Я хочу еще раз напомнить некоторые факты. Если я буду неточен, можете меня поправить. Тридцатого мая восемьдесят шестого года ваш бывший непосредственный руководитель генерал Маркус Вольф подал в отставку. По приказу министра национальной безопасности Мильке была сформирована специальная группа офицеров из сотрудников двадцать второго отдела для проверки агентурной сети, известной Вольфу. В течение нескольких месяцев руководителем группы "Р" был полковник Хеелих. Я ничего не спутал?— Ничего, — угрюмо ответил Хеелих. — Зачем вы меня пригласили, генерал? Маркус Вольф уже три года не работает в нашей внешней разведке.— Вы работаете в двадцать втором отделе уже восемь лет. А до этого работали в девятом отделе.— Вы можете объяснить, что происходит?— Не торопитесь, Хеелих. Я прилетел в Берлин только для того, чтобы встретиться с вами. С вашим руководством я уже согласовал нашу встречу. Ни один человек в Германии не знает истинных причин моего приезда. Мы хотим снова использовать вашу группу, Хеелих.— Опять кого-то проверять? — недоверчиво спросил Хеелих. — Вы разве не видите, что творится? Вчера подало в отставку наше правительство.— Именно поэтому я и приехал. Сегодня в отставку ушло Политбюро СЕПГ. Кстати, насчет Маркуса Вольфа. Четыре дня назад он выступал на митинге. Сначала его встретили аплодисментами, а когда он признался, что был генералом госбезопасности, его освистали и не дали закончить выступление.— Да, он был на митинге, — нахмурился Хеелих. — Это его выбор. Какая-то часть немцев все еще верит в вашу страну, верят вашему Горбачеву. Если так будет продолжаться, уже через несколько дней люди прорвутся сквозь берлинскую Стену и мы не сможем их остановить даже с помощью ваших танков.— Наших танков не будет, — вдруг сказал генерал.— Что? — не понял Хеелих.— Советское командование передало приказ Западной группе войск в Германии. При любом варианте развития событий наши войска не станут вмешиваться во внутренние дела Германии. Это установка нашего политического руководства.— Значит, вы нас бросили? — ошеломленно спросил полковник. — Вы нас предали? Этого не может быть.— Я прилетел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами моральные аспекты нашего решения, Хеелих. В вашем ведомстве работали тысячи, десятки тысяч людей. Мы обязаны спасти хотя бы часть из них. Вы правильно заметили по поводу Стены. Вы видите, что творится в Берлине? Только я думаю, что у нас нет в запасе нескольких дней. Мы должны немедленно начать эвакуацию личных дел и документации.— Вернер Гроссман знает об этом? — спросил Хеелих.Генерал несколько секунд молчал. Очевидно, он обдумывал наиболее подходящий ответ.— Мы не хотели бы подставлять никого из сотрудников вашей разведки, — осторожно объяснил он. — Мы не знаем, в каком направлении будет развиваться ситуация внутри Германии и германо-германские отношения.— Нашу группу не пустят в архивы, даже если об этом попросит Эгон Кренц, — возразил Хеелих. — Нужно личное указание Гроссмана. Или министра национальной безопасности.— Это не проблема. Вы знаете Эриха Дамме?— Конечно. Мы знакомы много лет.— В таком случае все гораздо проще. Он отвечает за безопасность архивов. Я думаю, имея приказ, вы сумеете его убедить. А затем нужно срочно эвакуировать наиболее ценные документы.— Я вас понимаю, — угрюмо кивнул Хеелих.— Нет, не понимаете. Часть документов мы вывезем в Советский Союз, а самые ценные досье должны быть уничтожены. Вы меня слышите полковник? Уничтожены. Никто не должен знать о наиболее ценных агентах восточногерманской разведки. Сотрудники нашего четвертого отдела несколько дней работали с руководством «Штази». Мы составили список из двенадцати человек. Даже я не знаю, кто они. Ваша задача — найти эти досье и уничтожить. Никаких имен. Эти люди должны исчезнуть из всех списков. Остальные документы — примерно на триста человек, вы передадите нашим представителям.— Я знаю Анатолия Новикова, берлинского резидента, вашего представителя…— Забудьте про него. Документы передадите моему личному представителю. Это очень важно, Хеелих.Полковник колебался. Затем решительно сказал.— Мне нужно разрешение моего руководства.— Вот документы, подписанные министром безопасности, — устало произнес генерал, протягивая своему собеседнику папку, которая лежала на столе. — Документы завизированы Гроссманом. Вам даны чрезвычайные полномочия для спасения архива внешней разведки, полковник Хеелих.Полковник встал. Теперь он не колебался. Получив приказ, он обязан его выполнить. Кроме того, он хорошо понимал мотивы, изложенные русским генералом. Агентов нужно спасать и прикрывать. Документацию следует уничтожить. Он видел, что творится в Берлине. Знал обстановку в Восточной Германии. После отставки Хонеккера все пошло совсем не так, как предполагалось. И Эгон Кренц наверняка не справится с этим обвалом, происшедшим в стране. Полковник Хеелих был профессионалом. А это означало, что он умел просчитывать варианты. И должен был хотя бы немного уметь предвидеть развитие событий. В конце концов любую разведку можно восстановить, если спасти наиболее ценных агентов.— Хорошо, — сказал Хеелих, — я соберу свою группу немедленно.
Москва.31 октября 1999 года
Весь вчерашний день Дронго читал документы. Старые архивные документы десяти-, пятнадцати-, двадцатилетней давности, о разведке уже не существующей страны, которую уважали и с которой считались даже в КГБ, настолько зримыми и убедительными были успехи восточногерманских профессионалов.Привыкший полагаться на свою память, он запоминал сотни фактов, деталей, имен, кличек, которые могли пригодиться ему для последующей работы. Самым важным было ознакомиться с досье каждого из подозреваемых. Здесь были собраны материалы по каждому из пятерых сотрудников группы "Р". Прежде всего Дронго познакомился с личными делами уже погибших сотрудников. Полковник Рудольф Хеелих, очевидно, был цельной личностью. Несколько наград, работа в девятом отделе. Это, кажется, внешняя контрразведка, вспомнил Дронго. Потом Хеелиха перевели в другой отдел, и он занимался нелегалами. Именно ему было поручено возглавить группу, которая должна была уничтожить документы и выделить главных агентов для их последующей консервации.В деле Нигбура привлекали его связи с бывшими осведомителями «Штази». Раньше он работал с ними, и в числе его внештатных осведомителей был Дитрих Барлах. Затем Нигбур попал в группу Хеелиха. Дронго обратил внимание, что Нигбур попал в группу "Р" последним.Из личного досье Освальда Вайса известно, что он учился в бывшем Советском Союзе. Очевидно, проходил стажировку в Москве: иногда разведчиков стран Восточного блока направляли в Советский Союз для обмена опытом. С одной стороны, это была прекрасная возможность поучиться у советских коллег. А с другой — позволяла советским спецслужбам более пристально наблюдать за работой «дружеских» спецслужб, направляя их деятельность в нужное русло. После событий шестьдесят восьмого года в Чехословакии, когда система местной госбезопасности дала сбой, в Москве уже не всегда доверяли своим «друзьям».Дронго закончил в третьем часу ночи. Сотрудник, отвечавший за материалы, буквально валился с ног от усталости. В отличие от Дронго, он приезжал на работу к девяти и не был «совой». Дронго вернулся домой в четвертом часу утра, назначив встречу с Шилковским на воскресенье. Он решил встать пораньше, и назначил время беседы на час дня, решив для себя, что до этого еще успеет ознакомиться с личным досье Шилковского.Дронго приехал на встречу с некоторым опозданием. Ему отвели комнату, в которой он должен был беседовать с Шилковским. Дронго оглядел голые стены и усмехнулся. Он не сомневался, что все его беседы в этой и в других комнатах будут фиксировать на пленку и сотрудники внешней контрразведки СВР получили указание на его плотную опеку.Шилковский вошел, опираясь на палку, чуть прихрамывая. У него были красивые седые волосы, породистое, чуть вытянутое лицо. Шилковский был похож скорее на поляка, чем на немца — очевидно, сказывались далекие предки, когда-то переехавшие из Бреслау, переименованного позднее во Вроцлав. Шилковский был немного старше Дронго. Ему шел сорок пятый год. Войдя в комнату, он внимательно посмотрел на Дронго. В его глазах была некоторая растерянность, которую Дронго уловил сразу. Такие глаза бывают у сильных людей, оказавшихся по разным причинам жертвами судьбы. Шилковский был сильным человеком, он перенес столько операций и многолетнюю неподвижность. С другой стороны, эти ранения сказались на его характере, сделав его мрачным, нелюдимым.— Здравствуйте, — сказал Дронго по-русски, когда Шилковский вошел. Из его досье Дронго знал, что Шилковский хорошо говорит по-русски.— Добрый день. — Шилковский проковылял к стулу и уселся на него. Ногу он чуть выставил вперед. Палку поставил рядом с собой. Очевидно, он уже привык к допросам в этой комнате. И привык к разговорам о его прежней службе.— Я аналитик, — представился Дронго, — обычно меня называют Дронго. Вы можете называть меня так. У меня к вам несколько вопросов.— Я уже догадался, — усмехнулся Шилковский, — меня обычно приглашают сюда, чтобы задать несколько вопросов. Последние несколько лет я был здесь раз пять. И последний раз — несколько дней назад.— Я знаю, — кивнул Дронго. — Вас спрашивали о Нигбуре. Я читал протокол вашей беседы.Шилковский усмехнулся второй раз. Он оценил тактичность Дронго, назвавшего допрос беседой.— Я хотел узнать подробности той ночи, когда вас тяжело ранили, — пояснил Дронго. — Как могло случиться, что вы оторвались от основной группы и оказались вдвоем. Ведь вы выехали все вместе?— Это есть в документах, — устало сказал Шилковский, — всегда одно и то же. Всех интересует этот вопрос, словно мы специально оторвались, чтобы подставить себя под пули нападавших.— Кто это мог быть?— Не знаю, — ответил Шилковский. — Раньше я полагал, что вы знаете, кто это мог быть. Мне казалось естественным, что нас могли убрать после того, как мы сдали документы. Но когда меня стали лечить и каждый раз спрашивать о нападавших, я задумался. Теперь я не знаю ответа на этот вопрос.— Мне важно услышать вашу версию событий. Вы можете вспомнить, как это было?— В ту ночь мы выехали с документами на встречу с вашими представителями. На месте остались Нигбур и Вайс. В первой машине были полковник Хеелих и Бутцман, в микроавтобусе, где находилась большая часть документов — мы с Менартом, а в третьей, замыкающей, — Габриэлла Вайсфлог и Гайслер. Она была за рулем, а Гайслер следил за дорогой. Он был у нас настоящим мастером своего дела.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дронго - 34. Камни последней стены'
1 2 3 4 5