Дама достала сигареты и, посмотрев на него, щелкнула зажигалкой.— Насколько я знаю, вы не курите.— Нет.— Дым вам не мешает? — Кажется, язвительность его партнерши не имеет пределов.Дронго засмеялся.— Считайте, что первый раунд вы выиграли.Мария подхватила его тон:— Мне столько рассказывали о ваших подвигах. Это впечатляет.Автомобиль выехал на трассу.— Нам далеко ехать? — спросил он.— Здесь минут десять.— Вы уже знаете свой маршрут?— Да, через Швейцарию.— Встречаемся в…Достав листок, Дронго написал название города и улицы. Мария удивилась.— Почему там? Мы не говорили о другом городе.— Я люблю менять план действий в рамках разумного. Никогда не следует пренебрегать безопасностью.Оба знали, что в автомобиле включен скэллер, исключающий возможность подслушивания. Однако последние достижения техники позволяли подслушивать по колебаниям оконных стекол путем направленного луча. Дронго не хотел рисковать.Взяв зажигалку, он сжег листок.— Вы бывали в этом городе?— Неоднократно.— Значит, встретимся там в условленное время. Пароль вам не нужен? — почти серьезно спросил Дронго.Мария засмеялась.— Вы отыгрываете свое очко. Я привезу «инструменты» прямо туда.— Договорились. Постарайтесь узнать особенности его характера, время, место обычных встреч. У вас есть его фотография?— Нет, но я видела его лицо.— Насколько я могу судить, достаточно волевое. Если этот тип что-либо задумает, обязательно осуществит. Кстати, такую характеристику на него дали наши психологи. Вы знаете, сколько у нас времени? — спросил Дронго.— Три дня. У меня есть рекомендации психологов по поводу его предполагаемых действий в случае обострения ситуации.— Какие шансы на его согласие?— Все просчитано. Коэффициент больше шестидесяти. Если ничего не помешает, — добавила спутница.— Человеческий фактор изменчив. Просчитывали два месяца назад, за это время многое могло произойти.— У него умерла жена. Мы ввели поправку. С учетом особенностей его психики коэффициент согласия даже несколько повысился.— Я никогда особенно не доверял этим данным, — возразил Дронго, — они всегда бывают не до конца продуманными.— Знаете, — вдруг улыбнулась Мария, — я вспомнила, как в аналитическом отделе мне всегда говорили о неверии ребят из Первого управления в их науку. Разведчики — снобы, утверждали аналитики.— Не думаю, просто разведчики иногда лучше просчитывают варианты на месте с учетом человеческого фактора.— Кстати, вы знаете, что бывшие руководители разведки Крючков и Шебаршин тоже не особо доверяли аналитикам?— Ну и что?— Ничего. Просто есть один известный случай. Семнадцатого августа девяносто первого года, за сутки до начала активных действий, на стол председателя КГБ Крючкова положили информацию аналитического отдела. Там прямо указывалось, что путч обречен. Крючков не поверил, посчитав это обычной перестраховкой. Последствия вам известны.— Откуда у вас такая информация? Кстати, вы разве сами не из Первого управления? — Агент внимательно посмотрел на собеседницу.— Я из управления «К». — Остановив машину, женщина сняла очки. В автомобиле наступила минутная тишина.— У вас красивые глаза, — только и нашелся Дронго.— Что? — немного растерялась Мария.— Я говорю, у вас очень красивые глаза. Значит, в случае провала моих усилий вы…— Да, я ликвидирую его.Управление «К» занималось ликвидацией неугодных агентов и связных. Это был отряд профессиональных убийц в КГБ.— Я начинаю вас бояться. У вас нет полномочий в отношении меня?— Есть, — отозвалась Мария, — если вы попадете к американцам раньше назначенного времени.— Что значит раньше времени? Вы меня уберете?— Я постараюсь нейтрализовать последствия нежелательного срыва. Они смотрели друг на друга в упор.— У вас красивые глаза, — повторил Дронго. — Зачем вы мне это рассказываете?— У вас не должно быть иллюзий. Операция исключительно важна, и вы об этом знаете.Он вышел из машины, осторожно закрывая дверцу.— У меня давно нет никаких иллюзий в отношении всех разведок мира, — устало произнес Дронго.Вышедшая за ним Мария громко хлопнула дверцей.— Я должна быть предельно искренней с вами. Это входит в мои установки и соответствует моим желаниям.— Идемте в ресторан. И договоримся, о делах ни слова.В маленьком эстонском ресторанчике, рассчитанном на двадцать — двадцать пять человек, было почти пусто. Они сели в углу, вежливый официант, предложив меню, удалился.— Что вы будете есть? — спросил Дронго.— Мне все равно. Вернее, выбор за вами.— Хорошо. — Он углубился в изучение меню.Сделав заказ, откинулся на спинку кресла и задал неожиданный вопрос:— Кто из писателей вам больше нравится?— Что? — не поняла Мария в первый момент.— Я спрашиваю, кого вы любите читать?— Ремарка, — сухо ответила женщина и, помолчав немного, добавила: — Еще Франсуазу Саган.Официант принес минеральную воду, бутылку вина, бесшумно разлил его в бокалы.— Ваше здоровье, — провозгласил Дронго.Он обратил внимание, что его дама почти не пьет.— Отдаю должное вашему вкусу. Ремарк — изумительный писатель. Особенно его «Триумфальная арка». А я люблю Хемингуэя, — поведал Дронго, — и американских фантастов: Азимова, Брэдбери, Шекли, Саймака.— Я знаю, — кивнула Мария, — мне говорили об этом.— Вам, наверно, известно обо мне все. А я вас вижу первый раз в жизни. У вас есть семья?— Дочь, — сухо ответила собеседница, доставая сигареты.— Вы разведены?— Муж погиб десять лет назад. — Мария осторожно положила сигарету в пепельницу.— Простите.— Ничего. Это случилось в Афганистане, в октябре восемьдесят второго. Он был летчиком.Официант принес первые закуски, аккуратно расставив все на столе.— Мы будем вместе достаточно долго, — объяснила свою словоохотливость женщина, — и в наших интересах знать друг о друге достаточно много.— Вы делаете это только из профессионального интереса?Усмехнувшись, Мария достала из сумки очки, протерла их платком и положила обратно.— Да, — решительно ответила она, — только потому. Мы же договорились: о делах ни слова.— Больше не буду. Давайте поговорим о Ремарке.Через три часа, когда они снова садились в автомобиль, Дронго спросил спутницу:— Можно я задам вам один вопрос?— Конечно, — кивнула женщина, надевая очки, — но только один.— Вы давно в управлении «К»?— Восемь лет, — просто ответила она.— И… есть успехи?— Вы обещали задать только один вопрос, — сухо напомнила женщина.— Простите.Обратно возвращались молча. Уже у самой гостиницы она вдруг быстро произнесла:— Насколько я знаю, на вашем счету тоже есть кое-что, и немало.— Да, но это была суровая необходимость. Я защищал свою жизнь, — возразил Дронго. Глава 4
В Хельсинки он прибыл рано утром. Сойдя с корабля, поспешил в гостиницу, по дороге успев разменять несколько тысяч немецких марок. Обычный маршрут разведчиков через другую страну включал в себя обязательно и этот элемент безопасности. Несмотря на то что разведка предпочитала использовать деньги, получаемые в банках за рубежом, возможность провала нельзя было исключить. Купюры могли быть взяты под контроль при выдаче, и тогда прибывший на место агент автоматически проваливал хорошо продуманную операцию. По инструкции для большей гарантии рекомендовалось разменивать деньги в третьей стране. Дронго никогда не пренебрегал этими правилами, не раз спасавшими ему жизнь.Кроме того, по легенде Андрэ Фридман прибывал в Германию именно из Финляндии. В Хельсинки он не должен встречаться ни с кем из связных, но в условленном месте его ждал «почтовый ящик». Дронго благополучно отправил первое донесение в Москву и взял билет на вечерний рейс в Мюнхен.Многие полагают, что «почтовый ящик» — это обязательно тайник в лесу или в городе, где нужно оставить зашифрованную записку. На самом деле разведка давно отказалась от подобных уловок, которые встречаются разве что в плохо сделанных детективных фильмах. «Почтовым ящиком» теперь могли служить скамейка, бар или улица, где разведчик должен появиться.Особенности походки, различные предметы в руке, стиль одежды — все это могло быть кодом для связного, принимающего эти данные как понятные только ему сообщения. Даже платок, вынутый во время прогулки, мог о многом сказать профессионалам.Прибыв в Мюнхен, Дронго сразу отправился в отель, заказанный предварительно из Хельсинки, и попросил портье принести ему билеты на завтрашний вечерний поезд в Дрезден. Из номера он заказал также автомобиль на завтрашний день.Рано утром «Мерседес», взятый напрокат, уже стоял в гараже отеля, и, пока постоялец завтракал, расторопный швейцар распорядился подогнать машину к дверям.Выходя из гостиницы, Дронго попросил дежурную в холле разрешить ему позвонить. Девушка весело кивнула. Он набрал номер и, услышав голос, сказал по-английски:— Добрый день. Вас беспокоит Андрэ Фридман. Я звоню по поручению своей фирмы.На другом конце провода глуховатый мужской голос, чуть поколебавшись, с акцентом ответил:— Я знаю о ваших предложениях. Давайте встретимся и поговорим.— Договорились. Я буду через два часа. Он положил трубку, улыбнувшись дежурной.— Большое спасибо.За рулем разведчик всегда чувствовал себя не совсем уверенно, помня, как однажды в Индонезии потерял преследуемую машину и лишь чудом нашел затем нужного ему человека.До места встречи в Штарнберге можно было доехать за полтора часа. Поэтому Дронго вел машину осторожно, попутно проверяя, нет ли за ним наблюдения. Все было спокойно, и он добрался до Штарнберга минут за десять до назначенного времени.Подъехав к озеру, он остановил автомобиль у небольшой лодочной станции, где было пришвартовано несколько маленьких катеров. В одном из них сидел пожилой мужчина лет шестидесяти. Он был в кожаной куртке и большой кепке, надвинутой на глаза. Увидев Дронго, он привстал, приветливо махая рукой.— Мистер Фридман? — обратился к нему хозяин катера.— Да.— Идите сюда. Я вас жду.Дронго прошел вдоль причала и спрыгнул на катер. Мужчина протянул ему руку.— Альфред Греве.— Андрэ Фридман.Рукопожатие было крепким. Греве прошел в каюту, вскоре послышался треск мотора. Развернув катер, они отошли от берега. Было довольно прохладно, и Дронго подумал, что его легкий костюм не предназначен для таких прогулок. Тем не менее он предпочел остаться у борта. Через двадцать минут их причал уже невозможно было разглядеть за линией горизонта. Заглушив мотор, хозяин катера прошел на палубу.— Вам не холодно? — спросил Греве.— Ничего.— Если хотите, пройдем в каюту. Там у меня есть виски.— Спасибо, я не пью виски, — улыбнулся Дронго, — мне действительно пока не холодно. "Греве сел рядом с ним.— Вы из Москвы? — перешел он на русский.— Да, — кивнул Дронго. — Они просили передать вам привет.— Спасибо. Как там дела?— Ничего хорошего, — честно признался Дронго.— Понятно. Я, конечно, читаю газеты, но понять трудно. Почему все так кончилось?— Вы давно не были дома? — сочувственно спросил Дронго.— Двадцать лет.— Немало.— Я тоже так думаю. Вы, кстати, второй живой человек, с которым я разговариваю за все это время. Первый связной прибыл двенадцать лет назад. До этого восемь лет я «вживался» в эту среду. С ним я работал почти столько же. Хотя «работал» громко сказано. Мы с ним встречались два раза в год. В восемьдесят девятом его отозвали. С тех пор я один. — По-русски Греве говорил с акцентом.— Понимаю.— Последние три года не могу понять, что происходит. Молчит мой «почтовый ящик», никто не выходит на связь. Думал, может, обо мне забыли? Хоть я и немец по национальности, но всегда считал себя советским гражданином. А кто я теперь? Я даже, наверное, не могу назвать себя гражданином России. Все мои родные из Северного Казахстана.Дронго молчал, понимая, что человеку нужно выговориться.— С другой стороны, я здесь уже привык. За двадцать лет обзавелся друзьями, женился. Как я теперь могу уехать, куда? Иногда даже беспокоюсь, вдруг дома узнают, что я русский шпион. Я ведь начал забывать русский язык. Мне кажется, что я всегда жил здесь, в Германии, и вообще это моя родина, дом моих предков, а все остальное дурной сон. Вы же знаете, я был «законсервирован».В борт катера чуть слышно ударяли волны.Греве усмехнулся.— Термин какой придумали: «законсервирован». Я должен был сидеть и ждать, когда я понадоблюсь. Двадцать с лишним лет ждал. Так и не понадобился. Смешно?— Не очень. — Дронго вздохнул. — Кажется, становится зябко. Давайте ваше виски.Они прошли в каюту. Альфред, достав из бара бутылку, разлил янтарную жидкость в два глубоких бокала.— Не разбавлять?Дронго кивнул, получая свой виски.— Ваше здоровье.От выпитого стало действительно тепло. Греве достал сигареты, закурил.— Двадцать лет, — продолжал он. — Иногда я спрашиваю себя: кому была нужна моя жизнь? Я прибыл сюда, когда мне было тридцать четыре года. Сейчас мне пятьдесят пять. Я уже старик. Двадцать лет ожидания хуже всякой тюрьмы. Постоянно на натянутых нервах. Хоть бы я что-то делал, так было бы легче. А то «законсервирован». Как разведчик, я все понимаю, нужны и такие агенты, но, поверьте, тяжело, очень тяжело.Он снова разлил виски в бокалы, на этот раз добавив немного тоника.— Знаете, зачем я вам это рассказываю? — спросил вдруг Греве. — Чтобы у вас не было иллюзий. Я потерянный агент, человек дисквалифицировавшийся. Двадцать лет без работы, такое даром не проходит. Недавно в газетах прочел, что госбезопасность наша сумела-таки взять генерала Полякова. Его расстреляли, а он ведь был моим учителем в разведшколе.— Зачем вы мне это говорите? — угрюмо спросил Дронго.— А может, у вас есть приказ и о моей ликвидации. Сейчас ведь наши агенты сотнями переходят на другую сторону. Там, у победителей, лучше. Деньги, слава, безопасность. Здесь ничего нет.— Вы не перейдете, — покачал головой Дронго, — мы это знаем. Психологи просчитали ваши действия.— Верно, — кивнул Греве, — не перейду. И знаете почему? Во мне остались какие-то непонятные мотивы, называйте, как хотите; идеалы, исключающие такую возможность. А вы правда считаете, что я смогу работать в полную силу спустя двадцать лет?— Не знаю, — пожал плечами Дронго. — Я прибыл не для этого, — он понимал, что его ложь выглядит наивной, — пока я ваш связной на ближайшее время или вы мой, как вам будет угодно. Может, скоро меня сменит кто-нибудь другой.— Непохоже, — Греве снова потянулся за бутылкой, — не обижайтесь, но правда непохоже. Ваш «Мерседес», ваши манеры и одежда выдают вас. Связные такими не бывают. Они не разъезжают на «Мерседесах», взятых напрокат.У вас скорее какое-нибудь важное задание. Ведь вы, по-моему, даже не говорите по-немецки.Дронго улыбнулся.— А вы считаете, что потеряли квалификацию.Греве засмеялся.— Здорово. Это вы меня вынудили. — Он чуть пригубил бокал. — Я должен что-то сделать?— То же, что и раньше. Просто жить. Ваше время еще не пришло.— Вы действительно думаете, что мое время придет и я могу кому-то понадобиться?— Я думаю, да, — почти честно ответил Дронго, — вы здесь двадцать лет, а это огромный капитал для дальнейшей деятельности.— Как сейчас называется наша разведка? КГБ ведь не существует.— Управление внешней разведки. Возглавляет Примаков.— Ясно. Слушайте, можно я задам вам один вопрос?— Валяйте.— Вы отдаете себе отчет в том, что мы проиграли третью мировую войну? Лично вы понимаете это? Только честно, без пропагандистских клише?— Понимаю, — почти сразу ответил Дронго, — даже лучше, чем вы думаете.Они помолчали.— Вам присвоено звание полковника, — сообщил Дронго.— Спасибо. Кстати, там еще не поменяли форму?— Нет, такая, как раньше. Три звезды и две полосы. Просто звездочки чуть сместили в сторону плеча.— Значит, и здесь поменяли, — махнул рукой Греве. — А как там в стране, правда тяжело?— Правда, — подтвердил Дронго, — но словами это трудно объяснить. И потом, сейчас у нас разные страны. У вас своя, у меня своя, а работаем мы на третью.— Да, да, — кивнул его собеседник. — Я все понимаю. Вам, наверное, тоже нелегко. Простите.— Обсудим дальнейшую работу. Скоро у вас будет встреча по варианту три. Вы все помните? Канал связи прежний.— Конечно, помню.— У вас есть какие-нибудь личные просьбы?— Нет. Наверное, нет. В Казахстане у меня брат, сестра. Мать умерла десять лет назад, а как они, я не знаю.— С ними все в порядке. Ваш брат уже дедушка. Кстати, дочь вашей сестры недавно переехала в Германию.— Да? — оживился Альфред. — Где они живут, я их… — Он осекся. — Впрочем, не говорите, а то я не выдержу и поеду туда.— А я и не скажу. Во-первых, я правда не знаю. Во-вторых, когда ее выпускали, была соответствующая операция. Они живут далеко отсюда, в северной части Германии. Не думаю, что вы когда-нибудь увидитесь. И потом, вы их вряд ли теперь узнаете.— Да, наверное, это к лучшему… — кивнул Греве. — Сейчас мы спустимся вниз по озеру и подойдем к причалу через полчаса. Вы возьмете такси и поезжайте в Штарнберг.
1 2 3 4
В Хельсинки он прибыл рано утром. Сойдя с корабля, поспешил в гостиницу, по дороге успев разменять несколько тысяч немецких марок. Обычный маршрут разведчиков через другую страну включал в себя обязательно и этот элемент безопасности. Несмотря на то что разведка предпочитала использовать деньги, получаемые в банках за рубежом, возможность провала нельзя было исключить. Купюры могли быть взяты под контроль при выдаче, и тогда прибывший на место агент автоматически проваливал хорошо продуманную операцию. По инструкции для большей гарантии рекомендовалось разменивать деньги в третьей стране. Дронго никогда не пренебрегал этими правилами, не раз спасавшими ему жизнь.Кроме того, по легенде Андрэ Фридман прибывал в Германию именно из Финляндии. В Хельсинки он не должен встречаться ни с кем из связных, но в условленном месте его ждал «почтовый ящик». Дронго благополучно отправил первое донесение в Москву и взял билет на вечерний рейс в Мюнхен.Многие полагают, что «почтовый ящик» — это обязательно тайник в лесу или в городе, где нужно оставить зашифрованную записку. На самом деле разведка давно отказалась от подобных уловок, которые встречаются разве что в плохо сделанных детективных фильмах. «Почтовым ящиком» теперь могли служить скамейка, бар или улица, где разведчик должен появиться.Особенности походки, различные предметы в руке, стиль одежды — все это могло быть кодом для связного, принимающего эти данные как понятные только ему сообщения. Даже платок, вынутый во время прогулки, мог о многом сказать профессионалам.Прибыв в Мюнхен, Дронго сразу отправился в отель, заказанный предварительно из Хельсинки, и попросил портье принести ему билеты на завтрашний вечерний поезд в Дрезден. Из номера он заказал также автомобиль на завтрашний день.Рано утром «Мерседес», взятый напрокат, уже стоял в гараже отеля, и, пока постоялец завтракал, расторопный швейцар распорядился подогнать машину к дверям.Выходя из гостиницы, Дронго попросил дежурную в холле разрешить ему позвонить. Девушка весело кивнула. Он набрал номер и, услышав голос, сказал по-английски:— Добрый день. Вас беспокоит Андрэ Фридман. Я звоню по поручению своей фирмы.На другом конце провода глуховатый мужской голос, чуть поколебавшись, с акцентом ответил:— Я знаю о ваших предложениях. Давайте встретимся и поговорим.— Договорились. Я буду через два часа. Он положил трубку, улыбнувшись дежурной.— Большое спасибо.За рулем разведчик всегда чувствовал себя не совсем уверенно, помня, как однажды в Индонезии потерял преследуемую машину и лишь чудом нашел затем нужного ему человека.До места встречи в Штарнберге можно было доехать за полтора часа. Поэтому Дронго вел машину осторожно, попутно проверяя, нет ли за ним наблюдения. Все было спокойно, и он добрался до Штарнберга минут за десять до назначенного времени.Подъехав к озеру, он остановил автомобиль у небольшой лодочной станции, где было пришвартовано несколько маленьких катеров. В одном из них сидел пожилой мужчина лет шестидесяти. Он был в кожаной куртке и большой кепке, надвинутой на глаза. Увидев Дронго, он привстал, приветливо махая рукой.— Мистер Фридман? — обратился к нему хозяин катера.— Да.— Идите сюда. Я вас жду.Дронго прошел вдоль причала и спрыгнул на катер. Мужчина протянул ему руку.— Альфред Греве.— Андрэ Фридман.Рукопожатие было крепким. Греве прошел в каюту, вскоре послышался треск мотора. Развернув катер, они отошли от берега. Было довольно прохладно, и Дронго подумал, что его легкий костюм не предназначен для таких прогулок. Тем не менее он предпочел остаться у борта. Через двадцать минут их причал уже невозможно было разглядеть за линией горизонта. Заглушив мотор, хозяин катера прошел на палубу.— Вам не холодно? — спросил Греве.— Ничего.— Если хотите, пройдем в каюту. Там у меня есть виски.— Спасибо, я не пью виски, — улыбнулся Дронго, — мне действительно пока не холодно. "Греве сел рядом с ним.— Вы из Москвы? — перешел он на русский.— Да, — кивнул Дронго. — Они просили передать вам привет.— Спасибо. Как там дела?— Ничего хорошего, — честно признался Дронго.— Понятно. Я, конечно, читаю газеты, но понять трудно. Почему все так кончилось?— Вы давно не были дома? — сочувственно спросил Дронго.— Двадцать лет.— Немало.— Я тоже так думаю. Вы, кстати, второй живой человек, с которым я разговариваю за все это время. Первый связной прибыл двенадцать лет назад. До этого восемь лет я «вживался» в эту среду. С ним я работал почти столько же. Хотя «работал» громко сказано. Мы с ним встречались два раза в год. В восемьдесят девятом его отозвали. С тех пор я один. — По-русски Греве говорил с акцентом.— Понимаю.— Последние три года не могу понять, что происходит. Молчит мой «почтовый ящик», никто не выходит на связь. Думал, может, обо мне забыли? Хоть я и немец по национальности, но всегда считал себя советским гражданином. А кто я теперь? Я даже, наверное, не могу назвать себя гражданином России. Все мои родные из Северного Казахстана.Дронго молчал, понимая, что человеку нужно выговориться.— С другой стороны, я здесь уже привык. За двадцать лет обзавелся друзьями, женился. Как я теперь могу уехать, куда? Иногда даже беспокоюсь, вдруг дома узнают, что я русский шпион. Я ведь начал забывать русский язык. Мне кажется, что я всегда жил здесь, в Германии, и вообще это моя родина, дом моих предков, а все остальное дурной сон. Вы же знаете, я был «законсервирован».В борт катера чуть слышно ударяли волны.Греве усмехнулся.— Термин какой придумали: «законсервирован». Я должен был сидеть и ждать, когда я понадоблюсь. Двадцать с лишним лет ждал. Так и не понадобился. Смешно?— Не очень. — Дронго вздохнул. — Кажется, становится зябко. Давайте ваше виски.Они прошли в каюту. Альфред, достав из бара бутылку, разлил янтарную жидкость в два глубоких бокала.— Не разбавлять?Дронго кивнул, получая свой виски.— Ваше здоровье.От выпитого стало действительно тепло. Греве достал сигареты, закурил.— Двадцать лет, — продолжал он. — Иногда я спрашиваю себя: кому была нужна моя жизнь? Я прибыл сюда, когда мне было тридцать четыре года. Сейчас мне пятьдесят пять. Я уже старик. Двадцать лет ожидания хуже всякой тюрьмы. Постоянно на натянутых нервах. Хоть бы я что-то делал, так было бы легче. А то «законсервирован». Как разведчик, я все понимаю, нужны и такие агенты, но, поверьте, тяжело, очень тяжело.Он снова разлил виски в бокалы, на этот раз добавив немного тоника.— Знаете, зачем я вам это рассказываю? — спросил вдруг Греве. — Чтобы у вас не было иллюзий. Я потерянный агент, человек дисквалифицировавшийся. Двадцать лет без работы, такое даром не проходит. Недавно в газетах прочел, что госбезопасность наша сумела-таки взять генерала Полякова. Его расстреляли, а он ведь был моим учителем в разведшколе.— Зачем вы мне это говорите? — угрюмо спросил Дронго.— А может, у вас есть приказ и о моей ликвидации. Сейчас ведь наши агенты сотнями переходят на другую сторону. Там, у победителей, лучше. Деньги, слава, безопасность. Здесь ничего нет.— Вы не перейдете, — покачал головой Дронго, — мы это знаем. Психологи просчитали ваши действия.— Верно, — кивнул Греве, — не перейду. И знаете почему? Во мне остались какие-то непонятные мотивы, называйте, как хотите; идеалы, исключающие такую возможность. А вы правда считаете, что я смогу работать в полную силу спустя двадцать лет?— Не знаю, — пожал плечами Дронго. — Я прибыл не для этого, — он понимал, что его ложь выглядит наивной, — пока я ваш связной на ближайшее время или вы мой, как вам будет угодно. Может, скоро меня сменит кто-нибудь другой.— Непохоже, — Греве снова потянулся за бутылкой, — не обижайтесь, но правда непохоже. Ваш «Мерседес», ваши манеры и одежда выдают вас. Связные такими не бывают. Они не разъезжают на «Мерседесах», взятых напрокат.У вас скорее какое-нибудь важное задание. Ведь вы, по-моему, даже не говорите по-немецки.Дронго улыбнулся.— А вы считаете, что потеряли квалификацию.Греве засмеялся.— Здорово. Это вы меня вынудили. — Он чуть пригубил бокал. — Я должен что-то сделать?— То же, что и раньше. Просто жить. Ваше время еще не пришло.— Вы действительно думаете, что мое время придет и я могу кому-то понадобиться?— Я думаю, да, — почти честно ответил Дронго, — вы здесь двадцать лет, а это огромный капитал для дальнейшей деятельности.— Как сейчас называется наша разведка? КГБ ведь не существует.— Управление внешней разведки. Возглавляет Примаков.— Ясно. Слушайте, можно я задам вам один вопрос?— Валяйте.— Вы отдаете себе отчет в том, что мы проиграли третью мировую войну? Лично вы понимаете это? Только честно, без пропагандистских клише?— Понимаю, — почти сразу ответил Дронго, — даже лучше, чем вы думаете.Они помолчали.— Вам присвоено звание полковника, — сообщил Дронго.— Спасибо. Кстати, там еще не поменяли форму?— Нет, такая, как раньше. Три звезды и две полосы. Просто звездочки чуть сместили в сторону плеча.— Значит, и здесь поменяли, — махнул рукой Греве. — А как там в стране, правда тяжело?— Правда, — подтвердил Дронго, — но словами это трудно объяснить. И потом, сейчас у нас разные страны. У вас своя, у меня своя, а работаем мы на третью.— Да, да, — кивнул его собеседник. — Я все понимаю. Вам, наверное, тоже нелегко. Простите.— Обсудим дальнейшую работу. Скоро у вас будет встреча по варианту три. Вы все помните? Канал связи прежний.— Конечно, помню.— У вас есть какие-нибудь личные просьбы?— Нет. Наверное, нет. В Казахстане у меня брат, сестра. Мать умерла десять лет назад, а как они, я не знаю.— С ними все в порядке. Ваш брат уже дедушка. Кстати, дочь вашей сестры недавно переехала в Германию.— Да? — оживился Альфред. — Где они живут, я их… — Он осекся. — Впрочем, не говорите, а то я не выдержу и поеду туда.— А я и не скажу. Во-первых, я правда не знаю. Во-вторых, когда ее выпускали, была соответствующая операция. Они живут далеко отсюда, в северной части Германии. Не думаю, что вы когда-нибудь увидитесь. И потом, вы их вряд ли теперь узнаете.— Да, наверное, это к лучшему… — кивнул Греве. — Сейчас мы спустимся вниз по озеру и подойдем к причалу через полчаса. Вы возьмете такси и поезжайте в Штарнберг.
1 2 3 4