— Предлагаю работу, — сказал Афанасий Степанович уже совсем другим, деловым и сухим тоном. — Условия следующие. Вы сопровождаете машины с грузом, охраняя их. И получаете за это сто тысяч долларов. Вас устраивает такая сумма?Молодые люди переглянулись. Все были потрясены названной суммой.Афанасий Степанович внимательно наблюдал за ними:— Вы ничего не ответили.— А что нужно будет делать? — спросил наконец Слава на правах старого знакомого.— Перегнать груз из Средней Азии в Белоруссию, — охотно пояснил Афанасий Степанович.— И все? — недоверчиво уточнил Слава.— Все, — кивнул их заказчик, — груз должен дойти в полной сохранности.Кроме вас, там будут еще и другие охранники. А вашим командиром поедет мой друг Цапов. Вас устраивает такая работа? — Трое ошеломленно молчали. Сумма была внушительной. Они снова переглянулись.— Что мы должны делать? — спросил на этот раз Кирилл.— Я же объяснил — охранять груз, который вы повезете. И больше ничего.Вам выдадут оружие, справки о разрешении на ношение оружия. Все как полагается.Как только груз придет в Брест, сразу получите сто тысяч. Я думаю, что это очень деловое и весьма выгодное предложение. Горелый сказал мне, что пришлет своих лучших ребят.На этот раз не выдержал Коля:— Что за груз?Блеснули стекла очков Афанасия Степановича.— Это вас не касается, — очень твердо сказал он, — ваша задача доставить груз. Излишнее любопытство никогда не приводит к добру.— Согласны, — быстро сказал Слава, испугавшись, что Коля все может испортить своим очередным вопросом.— Вот и прекрасно, — усмехнулся Афанасий Степанович, — значит, через три дня вам нужно быть на даче Горелого. За вами придет туда машина. Как раз в пятницу.Официант принес заказанные блюда, разлил водку по рюмкам.— За наш успех, — сказал Афанасий Степанович и, не чокаясь, выпил. Все молча последовали его примеру. Константин взглянул на ребят своими зелеными глазами и только пригубил свою рюмку.Афанасий Степанович не спеша закусил и, посмотрев на все еще ошалело сидевших молодых людей, спросил:— У вас есть еще вопросы?— Что нам с собой брать? — спросил Слава.— Что обычно берут в дальние походы? — пожал плечами Афанасий Степанович. — Вы же были, наверно, в пионерских лагерях. «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры — дети Рабочих», — неприятным фальцетом пропел он и, вздохнув, добавил:— Какое время было прекрасное. В общем, берите все, что хотите, но не больше одной сумки или рюкзака. Еду брать не надо, спиртное тем более. Считайте, что вы выступаете в поход. Вы ведь бывший десантник, — обратился он к Славе, — знаете, что обычно требуется в походе. И не забудьте взять свои личные документы. Надеюсь, они у вас в порядке?— Ясно, — сказал Слава, посмотрев на своих товарищей.— О нашем разговоре не должен знать никто, — предостерегающе сказал Афанасий Степанович, — ни любимая женщина, ни родные, ни друзья. Вам доверяют важное дело, а болтунов мы не любим. Если кто-нибудь вздумает проболтаться, пусть сразу вешается на первом суку, иначе мы отрежем болтуну его длинный язык.— Он выразительно посмотрел на молодых людей, сидевших напротив него.— Не пугай, папаша, — выдохнул Коля, — мы уже пуганые.— А я не пугаю. Пугаю я по-другому, гораздо страшнее. Я просто предупреждаю. Если кто-нибудь из вас не хочет получить такие деньги или тем более сомневается в своих силах, пусть остается дома. Мы это скорее поймем.Потом, на трассе, сходить уже не позволим никому. Надеюсь, это вы осознали? — Он опять посмотрел на троих парней, сидевших перед ним, и стукнул ладонью по столу. — Вот и все, — сказал Афанасий Степанович напоследок, — наш разговор закончен. Можете уходить. До свидания. Ужин оплачу.Они поднялись. Коля явно хотел еще что-то спросить, но Кирилл толкнул его в бок, не давая раскрыть рта. Они кивнули на прощание и гуськом вышли из ресторана.— Быдло, — поморщился Афанасий Степанович, — я специально пригласил их в этот ресторан, чтобы они смотрелись здесь как грязные пятна на чистой скатерти. Настоящее быдло. — Жестом руки он подозвал официанта. — Все убрать, — поморщившись, приказал он, — и очень быстро. — Константин почти не притрагивался к своему блюду. — Выпьем кофе, — предложил Афанасий Степанович, убирая в карман скэллер, искажающий любую магнитную запись в радиусе двадцати пяти метров. Цапов не произнес ни слова, словно все шло по заранее расписанному сценарию. Кофе они выпили в полном молчании. И лишь затем вышли из ресторана, при этом выходивший последним Цапов, не глядя на счет, просто оставил на столе триста долларов.Уже сидя в роскошном «Мерседесе», за рулем которого находился личный телохранитель Афанасия Степановича, он, наклонившись, тихо спросил:— Вы им доверяете?Афанасий Степанович снова достал из кармана скэллер. Проверил его. И лишь затем негромко сказал:— Разумеется, нет.— К чему тогда эти эксперименты? — не понял Цапов.— Логика игры, — усмехнулся Афанасий Степанович, — мы уже давно подозреваем, что Горелого умело ведут сотрудники МУРа. У него было несколько очевидных промахов и провалов, которые логически невозможно объяснить. Конечно, у него должен сидеть агент уголовного розыска. Но вычислять его путем сложных комбинаций, разыскивать, а потом убирать — все это займет довольно много времени. Я уж не говорю о том, что все это достаточно сложно. У Горелого под рукой полсотни ребят, и проверять каждого нужно будет как минимум месяц-два.Значит, на наши поиски может уйти. целый год. А у нас нет столько времени в запасе. — Он достал зубочистку и поднес ее ко рту. Поковырялся в зубах и, удовлетворенно кивнув, нажал на кнопку подъемника стекла. Выбросив зубочистку, он закрыл окно и продолжал объяснять:— Мы исходили из того непреложного факта, что любые слухи или обрывки информации в той или иной мере могут доходить до МУРа, кстати, значительно улучшившего свою работу за последние два года. А это значит, что скрыть сам факт каравана почти невозможно. Слишком много людей в этом задействовано, слишком много людей об этом знает. И какая-то информация наверняка могла просочиться в милицию или в ФСБ. А это значит, что они пойдут на все, чтобы внедрить своего человека в экспедицию, узнать, какой груз и куда он идет. И главное, каким маршрутом идет.Он поправил очки.— Остальное вычислить несложно. Они просто наверняка сделают так, чтобы Горелый прислал ко мне именно их человека. Каким образом, я еще не знаю, но сделают. Они могут убрать Другого, временно задержать, арестовать, лишь бы расчистить дорогу для своего. У Горелого было три дня. И он отобрал вот этих ребят. Значит, я могу почти уверенно сказать, что один из них наверняка работает на другую сторону. Ничего особенного в моих рассуждениях, как видишь, нет. Чистая логика.— Тогда зачем они нам нужны? — пожал плечами Цапов. — Я могу убрать их всех троих прямо сегодня ночью. Зачем играть в кощки-мышки?— Мой дорогой Константин, я всегда очень ценил твои способности крушить чужие головы. Но иногда нужно работать и собственной головой. Если мы сейчас уберем этих троих, милиция и ФСБ снова начнут делать судорожные движения. Они станут слепыми, а внезапно ослепший человек, пытаясь нащупать дорогу, начинает лихорадочно махать руками перед собой. Вот они и начнут сразу «махать руками».Понимаешь, о чем я говорю?Цапов недовольно дернул плечом.— Не совсем, — честно признался он.— Они сейчас убеждены, что все знают. Что имеют глаза и уши в виде своего человека в нашем караване. Но как только мы его уберем, они сразу решат, что ослепли, и начнут судорожные движения, которые нам совсем ни к чему. Их человек — как бы иллюзия зрения для милиции и ФСБ. Они пытались с его помощью обмануть нас, а получится, что с его помощью они лишь обманули себя. Разве тебе не доставляет удовольствия такая игра? Холодное лицо Константина Цапова не выражало никаких эмоций. Афанасий Степанович вздохнул:— Вижу, что не доставляет. Что ж, у каждого свои маленькие радости. Во всяком случае, выкинь из головы свое нелепое решение о ликвидации всех троих. Я доставлю тебе такое удовольствие чуть позже, когда они будут уже не нужны. Тем более что деньги мы им все равно платить не собираемся.Константин, все-таки изменившись в лице на мгновение, быстро взглянул на сидевшего рядом с ним Афанасия Степановича, и тот засмеялся, довольный произведенным эффектом.— Они же даже в дорогом ресторане нормально посидеть не могут. Зачем им такие деньги? Это не правильно, Константин. Бог должен давать деньги только тем, кто умеет их ценить. А всем остальным они просто ни к чему.Афанасий Степанович вздохнул, снял запотевшие очки, протер платком. И уже очень серьезно добавил:— А для себя ты должен сделать памятку, все время помня о том, что один из них предатель. И если ты его вычислишь раньше, то можешь делать с ним все, что захочешь, только после моего разрешения. Ты понял, Константин, только после моего разрешения. С тобой поедет Раскольник. Он сделает все, как нужно.— Тот самый? — спросил Константин, второй раз теряя привычную выдержку за время их разговора.— Да, тот самый. Я держал его в резерве достаточно долго. У него нюх на сотрудников милиции. Он их чувствует, как хорошая собака чувствует кошку за дверью. И уверяю тебя, что он сумеет достаточно быстро узнать, кто из этих троих молокососов стучит в милицию. Очень быстро.— Я могу ему доверять?Афанасий Степанович удивился:— Безусловно. Как самому себе. Я знаю Раскольника уже двадцать лет. Это настоящая сволочь. Без нервов и без эмоций. Если будет нужно для дела, он может удавить собственную мать. У него нет ничего святого, и он не верит ни во что, кроме самого себя. Ни в Бога, ни в дьявола. Он сделает все, что ему прикажут. А приказывать будешь ты, Константин. И только вы двое в караване будете знать о сотруднике милиции, который сопровождает наш груз. Я хочу, чтобы вы его нашли.Но, найдя, не трогайте его. Мне нужен живым этот тип, только живым. Я хочу узнать некоторые маленькие секреты Горелого. Раз этот агент делится с милицией, он может поделиться и со мной. — Он помолчала добавил:— Только ты, Константин, и Раскольник. Только вам я доверяю эту тайну. Это слишком важный груз, чтобы мы могли ошибиться. Может быть, самый важный в нашей с тобой жизни, И второго шанса у нас не будет никогда. Глава 4
В Ашхабаде было тепло. Это он почувствовал, едва сойдя с самолета. И сразу увидел большой лозунг, прославлявший Туркменбаши. Туркменский язык был очень похож на его родной, азербайджанский, и Рустам Керимов знал, что Туркменбаши называют президента Туркмении, ставшего главой всех туркмен.Скромный, малоизвестный, внешне неприметный бывший Первый секретарь ЦК маленькой среднеазиатской республики вдруг стал именоваться столь звучным титулом, печатать собственное изображение на национальных деньгах, переименовывать города и улицы в свою честь.Это был удивительный парадокс, равного которому мировая история еще не знала. Выросшие и сформировавшиеся в советской системе, всю свою жизнь верно и преданно служившие партии, образцовые коммунисты, решительно искоренявшие любые проявления местного национализма, люди, которым Москва безусловно доверяла и которых назначала на самые высшие должности в республиках, вдруг в одночасье сделались убежденными националистами, патриотами, ратующими за суверенитет, и руководителями своих отделившихся суверенных государств.Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, круто меняя курс.Прежние убежденные интернационалисты, всю свою жизнь покорно соглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров, они вдруг стали ратовать за развитие собственного народа. Искоренявшие религию и сносившие храмы и мечети, они вдруг становились набожными и начинали восстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные коммунисты, еще благоговейно державшие свои партийные билеты, они вдруг за одну ночь превращались в пламенных антикоммунистов. Все, что они говорили, все, чему посвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым и преданным во имя собственной власти. Все прежние идеалы оказывались ложными, провозглашались новые.Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно не возражал и тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь все губернаторы царской России сделались бы убежденными комиссарами и, надев красноармейские буденовки, с шашкой в руках принялись бы отстаивать советскую власть. Или все губернаторы Америки вдруг в один день стали бы убежденными коммунистами, атеистами и провозглашали построение социализма своей явной и тайной верой. Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он не дрогнул от смеха, когда бывшие убежденные коммунисты и члены партии, дослужившиеся до самых высших постов в этом государстве и в этой партии, вдруг легко открещивались от собственной прежней жизни, круто меняя собственные ориентиры.Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и потому, что в его собственной родной республике политические интриги и недомыслие политиков стоили жизни многим тысячам его соотечественников. Остановив первую попавшуюся машину, он попросил отвезти его в город.Он и раньше бывал в Ашхабаде, в этом уютном, небольшом, чистом городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном и ставшем после прихода советской власти столицей республики. В нем было как-то спокойно, тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь не доносили сюда людскую суету и ненависть, позволяя городу блаженствовать в своем одиночестве. Но за последние несколько лет город очень изменился. И дело было не в обилии портретов и фотографий Туркменбаши, в общем-то, оставшегося относительно порядочным человеком.Изначально порядочный и мягкий, он не стал устраивать кровавой диктатуры из собственного правления, а постарался извлечь максимум возможного из уникальной ситуации, в которой его маленькая республика неожиданно стала обладателем несметных богатств — газа и нефти.Возводились огромные комплексы современных роскошных отелей, строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы и площади города. Город становился более современным, больше походил на столицу, теряя свое очаровательное уютное своеобразие. Пески барханов уже не могли спасти горожан от стремительно надвигавшейся цивилизации, делая их одновременно заложниками и участниками этого «броска страны в двадцать первый век».Водитель долго кружил в старом квартале, не находя нужного Рустаму дома. Наконец, расспросив соседей, они остановились около темно-синей свежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.— Салам алейкум, — привычно произнес он традиционное мусульманское приветствие.— Алейкум салам, — отозвался старик, сидевший на ковре во дворе дома, — заходи, дорогой, — сказал он почему-то по-русски. Рустам прошел по ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и положив рядом свой небольшой чемоданчик.— Почему вы решили, что я говорю по-русски? — улыбаясь, спросил он старика на местном диалекте. Тот улыбнулся в седую бороду.— Вид у тебя очень городской. А городские все говорят по-русски. Да и приехал ты, видимо, издалека. У тебя лицо местного человека, но не обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.— Давно, — согласился Рустам, — я не из Туркмении. Я из Баку. У меня к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. — Старик невозмутимо перебирал темно-голубые четки в руках. Рустам невольно обратил внимание на их красивые узоры. Они были из бирюзы.— Принесите нам чай, — негромко приказал старик, обращаясь к кому-то внутри дома. — Кто тебя прислал, сынок? Зачем тебе понадобился старый Курбан?Кому я еще могу быть нужен?— В Баку вас помнят, уважаемый, — наклонил голову Рустам, — нам нужна новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.— Знающие люди? — старик продолжал перебирать четки, Метнув в непрошеного гостя острый взгляд. — Какие люди? я никого у вас не знаю.— Я племянник Кафара Кафарова, — негромко произнес Рустам, — мой дядя говорил перед смертью, что вы можете всегда помочь в нужный момент. Вот поэтому я к вам и приехал.— Кафар покойный был хорошим человеком, — невозмутимо сказал старик, — но тебя я не знаю. Какой ты племянник? У Кафара не было братьев.— Я сын его сестры Маир.— Это хорошо. Кафар был моим большим другом, пусть Аллах упокоит его душу. Он, несчастный, так мучился, когда умирал. У него ведь была язва?— Нет, — сдержал улыбку Рустам, не поддавшийся на примитивный трюк, — он умер от разрыва сердца.— Что ты говоришь? — почти искренне огорчился старик. — Какой был человек Кафар! Настоящий мужчина. — Молодой человек вышел из дома с подносом в руках. Он расставил пиалы, поставил два чайника, сахар, традиционные хлеб и сыр и, поклонившись, ушел в дом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Стандарт возмездия'
1 2 3 4 5
В Ашхабаде было тепло. Это он почувствовал, едва сойдя с самолета. И сразу увидел большой лозунг, прославлявший Туркменбаши. Туркменский язык был очень похож на его родной, азербайджанский, и Рустам Керимов знал, что Туркменбаши называют президента Туркмении, ставшего главой всех туркмен.Скромный, малоизвестный, внешне неприметный бывший Первый секретарь ЦК маленькой среднеазиатской республики вдруг стал именоваться столь звучным титулом, печатать собственное изображение на национальных деньгах, переименовывать города и улицы в свою честь.Это был удивительный парадокс, равного которому мировая история еще не знала. Выросшие и сформировавшиеся в советской системе, всю свою жизнь верно и преданно служившие партии, образцовые коммунисты, решительно искоренявшие любые проявления местного национализма, люди, которым Москва безусловно доверяла и которых назначала на самые высшие должности в республиках, вдруг в одночасье сделались убежденными националистами, патриотами, ратующими за суверенитет, и руководителями своих отделившихся суверенных государств.Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, круто меняя курс.Прежние убежденные интернационалисты, всю свою жизнь покорно соглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров, они вдруг стали ратовать за развитие собственного народа. Искоренявшие религию и сносившие храмы и мечети, они вдруг становились набожными и начинали восстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные коммунисты, еще благоговейно державшие свои партийные билеты, они вдруг за одну ночь превращались в пламенных антикоммунистов. Все, что они говорили, все, чему посвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым и преданным во имя собственной власти. Все прежние идеалы оказывались ложными, провозглашались новые.Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно не возражал и тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь все губернаторы царской России сделались бы убежденными комиссарами и, надев красноармейские буденовки, с шашкой в руках принялись бы отстаивать советскую власть. Или все губернаторы Америки вдруг в один день стали бы убежденными коммунистами, атеистами и провозглашали построение социализма своей явной и тайной верой. Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он не дрогнул от смеха, когда бывшие убежденные коммунисты и члены партии, дослужившиеся до самых высших постов в этом государстве и в этой партии, вдруг легко открещивались от собственной прежней жизни, круто меняя собственные ориентиры.Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и потому, что в его собственной родной республике политические интриги и недомыслие политиков стоили жизни многим тысячам его соотечественников. Остановив первую попавшуюся машину, он попросил отвезти его в город.Он и раньше бывал в Ашхабаде, в этом уютном, небольшом, чистом городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном и ставшем после прихода советской власти столицей республики. В нем было как-то спокойно, тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь не доносили сюда людскую суету и ненависть, позволяя городу блаженствовать в своем одиночестве. Но за последние несколько лет город очень изменился. И дело было не в обилии портретов и фотографий Туркменбаши, в общем-то, оставшегося относительно порядочным человеком.Изначально порядочный и мягкий, он не стал устраивать кровавой диктатуры из собственного правления, а постарался извлечь максимум возможного из уникальной ситуации, в которой его маленькая республика неожиданно стала обладателем несметных богатств — газа и нефти.Возводились огромные комплексы современных роскошных отелей, строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы и площади города. Город становился более современным, больше походил на столицу, теряя свое очаровательное уютное своеобразие. Пески барханов уже не могли спасти горожан от стремительно надвигавшейся цивилизации, делая их одновременно заложниками и участниками этого «броска страны в двадцать первый век».Водитель долго кружил в старом квартале, не находя нужного Рустаму дома. Наконец, расспросив соседей, они остановились около темно-синей свежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.— Салам алейкум, — привычно произнес он традиционное мусульманское приветствие.— Алейкум салам, — отозвался старик, сидевший на ковре во дворе дома, — заходи, дорогой, — сказал он почему-то по-русски. Рустам прошел по ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и положив рядом свой небольшой чемоданчик.— Почему вы решили, что я говорю по-русски? — улыбаясь, спросил он старика на местном диалекте. Тот улыбнулся в седую бороду.— Вид у тебя очень городской. А городские все говорят по-русски. Да и приехал ты, видимо, издалека. У тебя лицо местного человека, но не обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.— Давно, — согласился Рустам, — я не из Туркмении. Я из Баку. У меня к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. — Старик невозмутимо перебирал темно-голубые четки в руках. Рустам невольно обратил внимание на их красивые узоры. Они были из бирюзы.— Принесите нам чай, — негромко приказал старик, обращаясь к кому-то внутри дома. — Кто тебя прислал, сынок? Зачем тебе понадобился старый Курбан?Кому я еще могу быть нужен?— В Баку вас помнят, уважаемый, — наклонил голову Рустам, — нам нужна новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.— Знающие люди? — старик продолжал перебирать четки, Метнув в непрошеного гостя острый взгляд. — Какие люди? я никого у вас не знаю.— Я племянник Кафара Кафарова, — негромко произнес Рустам, — мой дядя говорил перед смертью, что вы можете всегда помочь в нужный момент. Вот поэтому я к вам и приехал.— Кафар покойный был хорошим человеком, — невозмутимо сказал старик, — но тебя я не знаю. Какой ты племянник? У Кафара не было братьев.— Я сын его сестры Маир.— Это хорошо. Кафар был моим большим другом, пусть Аллах упокоит его душу. Он, несчастный, так мучился, когда умирал. У него ведь была язва?— Нет, — сдержал улыбку Рустам, не поддавшийся на примитивный трюк, — он умер от разрыва сердца.— Что ты говоришь? — почти искренне огорчился старик. — Какой был человек Кафар! Настоящий мужчина. — Молодой человек вышел из дома с подносом в руках. Он расставил пиалы, поставил два чайника, сахар, традиционные хлеб и сыр и, поклонившись, ушел в дом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Стандарт возмездия'
1 2 3 4 5