!
Деревянные кубики со звоном отскакивали от кащеева черепа. Карабас запустил в него горсть игрушек и внезапно сник.
– Лучше бы я его застрелил, – печально сказал он. – И тебя тоже. Вон отсюда…
Но Кащей не уходил. Он еще должен был сказать самое страшное.
– Я… Он… Он меня пытал! Я рассказал ему все…
Карабас почернел и заорал так, что от кубиков начали отклеиваться фотографии:
– Во-о-о-о-о-о-н!
Кащей как ошпаренный выскочил на улицу и остановился. Дрожащие руки нащупали под рубашкой что-то угловатое. Кащей вынул это и увидел кубик с изображением женской задницы. Он вскрикнул и понесся вдоль домов, сам еще не зная, куда…
– Что-то я не пойму, куда нас черти занесли, – проговорил Хрюша, осматривая ночной сельский ландшафт.
Их окружала пашня. Невдалеке чернели редкие деревья, между которыми проглядывались стога сена. Нелепым пятном выделялся позабытый кем-то картофелеуборочный комбайн, под которым Гена и Чебурашка сейчас закапывали парашюты.
– Может заночуем здесь? – предложил Степашка.
– А может лучше сразу вены себе вскроем? – парировал Хрюша. – Вон, гляди, огонек какой-то. Пойдем-ка туда…
Пройдя несколько сот метров, друзья разглядели группу деревянных построек за условным забором, причем наметанный глаз Гены сразу определил, что в одном из домов кто-то есть. Впрочем, остальные это тоже сразу определили, поскольку свет в окне был достаточно красноречив.
Мурзилка прильнул к двери и уловил за ней какое-то движение. Гена тихо постучал.
– Есть там кто живой?
За дверью раздался такой звук, будто двадцать семь носорогов сыграли в чехарду. Затем все стихло и спустя несколько минут вкрадчивый голос проговорил:
– Пахомыч, иди домой. Тебе завтра транспортер менять.
Чебурашка ударил кулаком в дверь и резко произнес:
– Откройте, милиция!
Вновь по коридору пронеслось стадо игривых носорогов и затем послышались шлепки голых пяток об деревянный пол. Дверь открыл сморщенный мужичишка, завернутый в убогое желтое одеяло поверх замызганного солдатского кителя. Мурзилка осветил его фонарем и тот жалобно заскулил.
– Простите, – сказал Крокодил, – у нас сломалась машина и нам хотелось бы…
Мужчина радостно гикнул и как будто помолодел.
– Клавка! – вскричал он. – Это не наши, они не от Пахомыча. Я этих не знаю.
Из темноты коридора выплыло женское лицо – круглое и тревожное.
– Фу-ты, Господи, так и перепугать недолго, – незло сказала она.
– Так, вот мы хотели бы знать, как называется эта деревня.
– Да какая ж это деревня! – засмеялся мужичок, – это ж станция. А там хутор – Выселки. А деревня за оврагом – по большаку надо итить…
Внезапно лицо его исказилось и он нырнул обратно в хату. Женское тело растворилось, как рыбы-луна в ночном море.
Все обернулись.
Позади стоял некий гражданин в кепочке и жевал спичку. Он был кряжистым и беззубым, но выглядел очень бесстрашно.
– За козла меня держите, суки, – процедил он и, растолкав стоящих у входа, шагнул внутрь. Почти сразу же раздался истошный крик:
– Ай, рука, больно! Не трогай! Не бей! Клавка сама пришла. Ой-ей! В живот не бей, у меня аппендицит…
Все потонуло в грохоте бьющейся посуды. Двадцать семь носорогов в испуге расползлись по щелям и дырам.
Чебурашка отвел в сторону Крокодила.
– Кто из наших лучше всего водит грузовик?
– Да все вроде… А что?
– Гляди… – Чебурашка указал глазами вглубь двора, где поблескивал стеклами грязный «Урал»
– Пусть Хрюша ведет. Он, если надо, даже памятник первому паровозу завести сможет.
Через пару минут они уже тряслись на разухабистой дороге. Хрюша вдруг вспомнил завернутого в одеялку мужичка и чуть слышно проговорил:
– О, ревность – чудовище с зелеными глазами.
– Чего-чего?! – возмутился Степашка.
– Это Шекспир.
– Ты не выпендривайся, а за дорогой следи. Ишь, шекспирщик выискался…
Всем было наплевать, за что Пахомыч наказал сморщенного мужичка, бил ли он его в область аппендицита, и кем им обоим приходилась Клавка. Все вымотались и хотели спать.
Шура Сироткин заводил свой мотоцикл. Да, он видел все, он лежал меж вспаханных грядок, он таился в тени построек МТС, как призрак следуя за группой пришельцев. И окончательно он убедился в своих предположениях, когда увидел как угоняют машину, на которой дед Герасим развозил обеды комбайнерам.
Порой в его сознании вспыхивала кумачово-мажорная картина: он в новом пиджаке едет в Кремль, получать орден за разоблачение группы иностранных разведчиков и диверсантов. Но Шурик гнал эти мысли прочь – рано праздновать победу.
Его тело облегал тяжелый бронежилет, сделанный как-то из обрезанной фуфайки и блестящих стальных табличек, которые он свинтил в старом правлении колхоза.
Шурик вертелся вокруг мотоцикла и фонарь высвечивал по очереди: «Председатель», «Главный агроном», «Бухгалтерия», «Касса». Самая большая и солидная табличка закрывала спину. Она гласила: «Совет ветеранов войны и труда колхоза «Восток».
Голова Шурика была надежно укрыта под старой немецкой каской, что валялась в сарае с самой войны, плечо оттягивала двустволка, правый ствол которой был разорван уже давно. Многочисленные сумочки и кошельки, нанизанные на ремень, хранили сотни полезных мелочей, которые могут пригодится в деле.
Наконец двигатель отхаркал мумифицированный труп полевой мыши, которая на беду нашла в глушителе свой приют и завелся. Шурик нажал на газ и рванул вперед, оставляя после себя лишь струйку голубого дыма.
Ночная дорога неслась навстречу, холодная луна отражалась в глазах Шурика, благословляя его.
Через сорок минут впереди блеснули габаритные огни злополучного «Урала». Диверсанты направлялись в сторону райцентра. Шура унял дрожь в коленях – настало время действовать.
Он сделал смелый маневр, обогнал машину и встал впереди. Грузовик с визгом затормозил. Шурик соскочил с мотоцикла и, широко расставив ноги, направил одноглазую двустволку прямо в лобовое стекло.
– Всем выйти из машины! Все разоблачены.
Над бортиком кузова показалась угловатая тень Крокодила Гены.
– Это что за чучело? – сонно спросил он.
– Всем выйти! – повторил Шурик, пугаясь свое смелости.
– Выходим-выходим! – как бы испуганно проговорил Хрюша, доставая на всякий случай пистолет.
Шурик почувствовал себя увереннее. «Что бы еще такого сказать? – мучительно вспоминал он. – Что-нибудь эффектное, сильное, чтобы они упали на колени и запросили пощады. А я засмеюсь…»
Ему не пришлось засмеяться. Какая-то страшная сила оторвала его от земли и швырнула в канаву. Вслед скатился мотоцикл.
Это был Мурзилка. Незаметно зайдя со стороны он так хорошо приложился Шурику в ухо, что треснула даже немецкая каска.
«Земля – колыбель человечества, но нельзя!» – подумал Шурик и отключился.
Фары отъезжающего «Урала» высветили полированную стальную табличку у него на груди: «Туалет только для работников правления».
Характерной чертой Фили была обстоятельность. Он ничего не предпринимал до того, как произведет анализ ситуации и вынесет решения.
Вот и сейчас, очнувшись в куче ветоши, он осмысливал произошедшее с ним и прогнозировал возможное развитие событий. Наконец, резюме было выработано.
«Это было так же неожиданно, – решил Филя, – как встать с унитаза и не обнаружить туалетной бумаги, в то время как у в доме уже неделю нет воды, а на кухне ждут гости.»
Мужичок, посиневший и окровавленный, сидел на крыльце и курил, когда дверь сарая распахнулась и на пороге появился Филя, могучий и страшный в парашютном снаряжении.
Мужичишко вздрогнул, подпрыгнул, проглотил папиросу и бросился бежать. Филя с одного прыжка догнал его и, наварив для острастки своим неслабым кулаком ему по темечку, спросил:
– Это что за деревня?
Мужичок бился как придавленный голубь и пронзительно кричал:
– Не трогай меня… Я с органами сотрудничаю… У меня аппендицит!
– То, что ты говоришь, – резонно заметил Филя, – так же глупо, как объяснять безголовому, для чего нужна пилотка. Где есть машина?
Придавленный пленник задрожал еще сильнее, съежился и вдруг, сделав неимоверной силы рывок, прыгнул и забился в какую-то щель между стеной и старым бульдозером.
Филя сплюнул, подобрал с земли кусок арматуры и начал неторопливо срывать замки со всех сараев, думая при этом: «Это будет так же правильно, как принимать спирт внутрь, вместо того, чтобы дезинфицировать им что либо.» Наконец, он нашел за одной из дверей «уазик» с брезентовым верхом и отправился догонять остальных, рассудив, что те следуют в ближайший город – райцентр.
…Светало. Шурик проснулся от пронзительного холода. Он лежал в канаве, весь мокрый и продрогший. Вокруг клубился тяжелый утренний туман. Мотоцикл с пробитым баком валялся здесь же.
Шура скинул с плеч отсыревший бронежилет и вскарабкался на дорогу. Голова болела нестерпимо. С ушей падали капельки росы.
Невдалеке послышался шум двигателя. Это был тот самый УАЗ, в котором Филя ехал догонять своих. Шура тормознул машину и попросил отвезти в ближайшее отделение милиции. Филя был не таким уж и злым и согласился помочь человеку.
По дороге Шурик рассказал все до мельчайших подробностей, и, когда до Фили дошло, за кем охотился его попутчик, они уже въезжали в грязноватый городок, каких полно в провинции. Филя понял, что он просто обязан избавить группу от преследований этого идиота. «Это так же опасно, как фрезеровать деталь, не соблюдая соответствующих правил техники безопасности», – подумал он, и, пока в его мозгах зрел план, они въезжали уже на центральную улицу. Сироткин вдруг заерзал и вскрикнул:
– Вон, вон машина стоит, вон, возле гостиницы.
Филя увидел у обочины заляпанный грязью «Урал», который одиноко грустил возле облупленного двухэтажного здания. Филя еще раз шевельнул мозговыми мускулами и приступил к операции по ликвидации Шурика.
– Быстрее в милицию! – воскликнул он и повез Сироткина в направлении городских окраин.
Он еще не знал, что делать и надеялся придумать что-либо по дороге. Когда за спиной остались последние деревянные постройки, дорогу преградила река. Мост был закрыт на ремонт, стоял указатель объезда. Шурик встрепенулся.
– Куда едем-то? – беспокойно спросил он.
– В милицию, – быстро ответил Филя, уставившись на привязанную к обломку сеялки лодку.
Вот оно – спасение!
– Некогда на объезды время тратить, – деловито распорядился Филя, вылезая из кабины, – переплывем на лодке, а там и до милиции рукой подать.
Шурик попытался усомниться, что на заречных полях есть милиция, ибо доставлялся в это учреждение неоднократно и знал его адрес очень хорошо. Но Филя был неумолим, он почти силком втолкнул Шурика в лодку, разрубил веревку ударом ножа и с силой оттолкнул ветхое судно от берега. Течение тут же вынесло его на середину. Сироткин озадаченно вертел головой, мало чего соображая. Затем все понял и закричал, как Мальчиш-Кибальчиш:
– Измена! Измена… Родину предали! На помощь! Россию продали!
Но никто не слышал его протяжного крика. Лишь какой-то сонный рыбак тихо вздохнул и сокрушенно покачал головой.
А течение уносило его все дальше и дальше, мимо вспаханных полей, убогих деревень, ржавеющих комбайнов и унылых перелесков. Шура кричал, кричал, но потом упал на дно лодки и уснул, утомленный событиями прошедшей ночи. Филя постоял минутку, раздумывая, выносить ли ему резюме из этого случая, а затем махнул рукой и поехал в гостиницу.
– Поиски Карло мы начнем немедленно – сказал Чебурашка, убедившись, что все в сборе. Только что они выслушали рассказ Фили о происках Сироткина и теперь пили портвейн «Кавказ», обдумывая услышанное.
Чебурашка продолжал:
– Перемещаться такой толпой нам не резон. А потому мы с Геной и Мурзилкой летим в Москву, а вы трое – в Ленинград. Обо всех новостях докладываем друг другу на главпочтамт до востребования. А теперь отдыхать. Отправляемся завтра рано утром. И не вздумайте опаздывать на самолет.
2
Судьба разделила наших героев и теперь два самолета уносят их в разные концы необъятной страны. Группа Чебурашки летит на стремительном АН-24 в Москву, а неразлучная троица на облупленном «кукурузнике» выбирается из районного центра в областной, чтобы уже оттуда добраться до второй столицы.
Еще в начале полета Хрюша сообщил друзьям, что ему не нравится звук двигателя. Он был спецом в этих вопросах и все разделили беспокойство, что, впрочем, не помешало им устроиться на узлах и заняться игрой в карты.
Хрюша сидел на деревянной скамье у иллюминатора и с нарастающей тревогой следил за стуком поршней. Справа на него навалилась исполинская баба. Ее могучее дыхание доносило запах конюшни. Баба спала богатырским сном. Ей снилось, что она, вся обнаженная, несется на прекрасном коне по диким холмам с победным криком, и во сне она глухо смеялась от восторга, хотя увидь эту картину кто-то другой, он завизжал бы от ужаса.
Хрюша выглянул в иллюминатор и с грустью посмотрел на унылую русскую землю. Шел мелкий дождь. Пашни были прикрыты его мутной пеленой.
И вдруг Хрюша побледнел. Он увидел, что стропа, держащая крыло, сейчас оборвется – кронштейн держался на одной заклепке и уже отгибался.
Хрюша сбросил с себя спящую бабу и метнулся в пилотскую кабину. Один из летчиков спал, откинувшись в кресле, другой читал журнал «За рулем», изредка поглядывая на приборы.
Хрюша растряс спящего и вкратце все объяснил. Пилоты недружелюбно посмотрели на него и один из них, очевидно командир, сказал: – Пойдем на вынужденную.
И они взялись за штурвалы, принялись высматривать внизу подходящую площадку.
Как назло, под брюхом самолета были то деревья, то холмы, а между тем Хрюша уже телом ощущал, как рвется стропа.
Раздался короткий неуловимый звук и самолет немного качнуло. Выглянув наружу, Хрюша с ужасом убедился, что последняя заклепка вылетела и крыло болтается свободно без опоры. Он резко развернулся к командиру и процедил сквозь зубы:
– Дай штурвал…
– Ты что, очумел, парень? Иди проспись!
– Дай штурвал, придурок! – с этими словами Хрюша вытолкнул пилота из кресла и сел на его место.
Ждать было нельзя. Хрюша сразу приглядел себе холм с пологими склонами и направил самолет вниз. Что и говорить, машина плохо слушалась руля, плюс к этому отвратительная видимость – дождь пошел сильнее.
Хрюша сбросил газ и повел машину на посадку. Командир съежился в углу и испуганно наблюдал за его действиями, стряхивая пот уголком журнала. Крыло уже трещало. Все это слышали.
Хрюша закончил последний маневр, прижался к земле, и самолет, последний раз взмахнув элеронами, побежал по широкому склону. В ту же секунду заглох двигатель, а, когда самолет тряхнуло на кочках, с душераздирающим скрежетом отвалилось, наконец, крыло. Самолет замер на месте, Хрюша откинулся на спинку кресла и закурил. Второй раз в жизни.
В салоне уже зарождалась тихая запоздалая паника. Исполинская баба проснулась и глазела наружу, все еще не понимая, почему дикие холмы рядом, а прекрасного коня нет.
– Где учился? – спросил второй пилот после недолгого молчания.
– В Калифорнии, – чистосердечно признался Хрюша.
– Шутник… – ощерился пилот.
Командир раздраженно договаривался с диспетчером, чтобы за пассажирами выслали вертолет. Но через час выяснилось, что никакого вертолета не будет. Еще через два часа дождь утих и пассажиры, взвалив на себя мешки и ящики потянулись по скользкой грязи в сторону ближайшего поселка, благо до него было всего четырнадцать километров.
Чебурашке стоило огромных усилий найти в Москве приличный гостиничный номер. Однако усилия были вознаграждены: он выбил прекрасный трехкомнатный люкс с двумя телевизорами, холодильником и даже роялем. Пока они с Геной устраивались, куда-то исчез Мурзилка.
А дело было вот в чем. Он решил без свидетелей позвонить одной из своих подруг, которую не видел уже несколько лет. Поскольку все телефоны-автоматы в округе были изуродованы, он прошел пару кварталов и вдруг увидел интересную личность.
Это был худосочный средних лет гражданин с безумными глазами, который маршировал по улице, напевая:
Карабас нам нипочем!
По мошонке кирпичом!
Мурзилка позабыл о подругах и взял гражданина за локоток, а поскольку гражданин начал сопротивляться, пришлось его успокоить.
Когда Мурзилка доставил пленного в номер, Крокодил Гена схватился за сердце:
– Кащей… – только и смог сказать он.
– Вот, – объяснил Мурзилка, – иду, смотрю – идет. Что-то кричит про Карабаса. Ну я дал ему по голове и принес. Думал, может какая польза из него будет…
Кащей услышал имя Карабаса, вдруг тоненько пискнул и затараторил:
Карабас – наш дурачок,
Провалился раз в толчок…
Чебурашка обошел вокруг него и медленно проговорил:
– Неплохое начало… Ведь это бессмертные стихи Пьеро!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Деревянные кубики со звоном отскакивали от кащеева черепа. Карабас запустил в него горсть игрушек и внезапно сник.
– Лучше бы я его застрелил, – печально сказал он. – И тебя тоже. Вон отсюда…
Но Кащей не уходил. Он еще должен был сказать самое страшное.
– Я… Он… Он меня пытал! Я рассказал ему все…
Карабас почернел и заорал так, что от кубиков начали отклеиваться фотографии:
– Во-о-о-о-о-о-н!
Кащей как ошпаренный выскочил на улицу и остановился. Дрожащие руки нащупали под рубашкой что-то угловатое. Кащей вынул это и увидел кубик с изображением женской задницы. Он вскрикнул и понесся вдоль домов, сам еще не зная, куда…
– Что-то я не пойму, куда нас черти занесли, – проговорил Хрюша, осматривая ночной сельский ландшафт.
Их окружала пашня. Невдалеке чернели редкие деревья, между которыми проглядывались стога сена. Нелепым пятном выделялся позабытый кем-то картофелеуборочный комбайн, под которым Гена и Чебурашка сейчас закапывали парашюты.
– Может заночуем здесь? – предложил Степашка.
– А может лучше сразу вены себе вскроем? – парировал Хрюша. – Вон, гляди, огонек какой-то. Пойдем-ка туда…
Пройдя несколько сот метров, друзья разглядели группу деревянных построек за условным забором, причем наметанный глаз Гены сразу определил, что в одном из домов кто-то есть. Впрочем, остальные это тоже сразу определили, поскольку свет в окне был достаточно красноречив.
Мурзилка прильнул к двери и уловил за ней какое-то движение. Гена тихо постучал.
– Есть там кто живой?
За дверью раздался такой звук, будто двадцать семь носорогов сыграли в чехарду. Затем все стихло и спустя несколько минут вкрадчивый голос проговорил:
– Пахомыч, иди домой. Тебе завтра транспортер менять.
Чебурашка ударил кулаком в дверь и резко произнес:
– Откройте, милиция!
Вновь по коридору пронеслось стадо игривых носорогов и затем послышались шлепки голых пяток об деревянный пол. Дверь открыл сморщенный мужичишка, завернутый в убогое желтое одеяло поверх замызганного солдатского кителя. Мурзилка осветил его фонарем и тот жалобно заскулил.
– Простите, – сказал Крокодил, – у нас сломалась машина и нам хотелось бы…
Мужчина радостно гикнул и как будто помолодел.
– Клавка! – вскричал он. – Это не наши, они не от Пахомыча. Я этих не знаю.
Из темноты коридора выплыло женское лицо – круглое и тревожное.
– Фу-ты, Господи, так и перепугать недолго, – незло сказала она.
– Так, вот мы хотели бы знать, как называется эта деревня.
– Да какая ж это деревня! – засмеялся мужичок, – это ж станция. А там хутор – Выселки. А деревня за оврагом – по большаку надо итить…
Внезапно лицо его исказилось и он нырнул обратно в хату. Женское тело растворилось, как рыбы-луна в ночном море.
Все обернулись.
Позади стоял некий гражданин в кепочке и жевал спичку. Он был кряжистым и беззубым, но выглядел очень бесстрашно.
– За козла меня держите, суки, – процедил он и, растолкав стоящих у входа, шагнул внутрь. Почти сразу же раздался истошный крик:
– Ай, рука, больно! Не трогай! Не бей! Клавка сама пришла. Ой-ей! В живот не бей, у меня аппендицит…
Все потонуло в грохоте бьющейся посуды. Двадцать семь носорогов в испуге расползлись по щелям и дырам.
Чебурашка отвел в сторону Крокодила.
– Кто из наших лучше всего водит грузовик?
– Да все вроде… А что?
– Гляди… – Чебурашка указал глазами вглубь двора, где поблескивал стеклами грязный «Урал»
– Пусть Хрюша ведет. Он, если надо, даже памятник первому паровозу завести сможет.
Через пару минут они уже тряслись на разухабистой дороге. Хрюша вдруг вспомнил завернутого в одеялку мужичка и чуть слышно проговорил:
– О, ревность – чудовище с зелеными глазами.
– Чего-чего?! – возмутился Степашка.
– Это Шекспир.
– Ты не выпендривайся, а за дорогой следи. Ишь, шекспирщик выискался…
Всем было наплевать, за что Пахомыч наказал сморщенного мужичка, бил ли он его в область аппендицита, и кем им обоим приходилась Клавка. Все вымотались и хотели спать.
Шура Сироткин заводил свой мотоцикл. Да, он видел все, он лежал меж вспаханных грядок, он таился в тени построек МТС, как призрак следуя за группой пришельцев. И окончательно он убедился в своих предположениях, когда увидел как угоняют машину, на которой дед Герасим развозил обеды комбайнерам.
Порой в его сознании вспыхивала кумачово-мажорная картина: он в новом пиджаке едет в Кремль, получать орден за разоблачение группы иностранных разведчиков и диверсантов. Но Шурик гнал эти мысли прочь – рано праздновать победу.
Его тело облегал тяжелый бронежилет, сделанный как-то из обрезанной фуфайки и блестящих стальных табличек, которые он свинтил в старом правлении колхоза.
Шурик вертелся вокруг мотоцикла и фонарь высвечивал по очереди: «Председатель», «Главный агроном», «Бухгалтерия», «Касса». Самая большая и солидная табличка закрывала спину. Она гласила: «Совет ветеранов войны и труда колхоза «Восток».
Голова Шурика была надежно укрыта под старой немецкой каской, что валялась в сарае с самой войны, плечо оттягивала двустволка, правый ствол которой был разорван уже давно. Многочисленные сумочки и кошельки, нанизанные на ремень, хранили сотни полезных мелочей, которые могут пригодится в деле.
Наконец двигатель отхаркал мумифицированный труп полевой мыши, которая на беду нашла в глушителе свой приют и завелся. Шурик нажал на газ и рванул вперед, оставляя после себя лишь струйку голубого дыма.
Ночная дорога неслась навстречу, холодная луна отражалась в глазах Шурика, благословляя его.
Через сорок минут впереди блеснули габаритные огни злополучного «Урала». Диверсанты направлялись в сторону райцентра. Шура унял дрожь в коленях – настало время действовать.
Он сделал смелый маневр, обогнал машину и встал впереди. Грузовик с визгом затормозил. Шурик соскочил с мотоцикла и, широко расставив ноги, направил одноглазую двустволку прямо в лобовое стекло.
– Всем выйти из машины! Все разоблачены.
Над бортиком кузова показалась угловатая тень Крокодила Гены.
– Это что за чучело? – сонно спросил он.
– Всем выйти! – повторил Шурик, пугаясь свое смелости.
– Выходим-выходим! – как бы испуганно проговорил Хрюша, доставая на всякий случай пистолет.
Шурик почувствовал себя увереннее. «Что бы еще такого сказать? – мучительно вспоминал он. – Что-нибудь эффектное, сильное, чтобы они упали на колени и запросили пощады. А я засмеюсь…»
Ему не пришлось засмеяться. Какая-то страшная сила оторвала его от земли и швырнула в канаву. Вслед скатился мотоцикл.
Это был Мурзилка. Незаметно зайдя со стороны он так хорошо приложился Шурику в ухо, что треснула даже немецкая каска.
«Земля – колыбель человечества, но нельзя!» – подумал Шурик и отключился.
Фары отъезжающего «Урала» высветили полированную стальную табличку у него на груди: «Туалет только для работников правления».
Характерной чертой Фили была обстоятельность. Он ничего не предпринимал до того, как произведет анализ ситуации и вынесет решения.
Вот и сейчас, очнувшись в куче ветоши, он осмысливал произошедшее с ним и прогнозировал возможное развитие событий. Наконец, резюме было выработано.
«Это было так же неожиданно, – решил Филя, – как встать с унитаза и не обнаружить туалетной бумаги, в то время как у в доме уже неделю нет воды, а на кухне ждут гости.»
Мужичок, посиневший и окровавленный, сидел на крыльце и курил, когда дверь сарая распахнулась и на пороге появился Филя, могучий и страшный в парашютном снаряжении.
Мужичишко вздрогнул, подпрыгнул, проглотил папиросу и бросился бежать. Филя с одного прыжка догнал его и, наварив для острастки своим неслабым кулаком ему по темечку, спросил:
– Это что за деревня?
Мужичок бился как придавленный голубь и пронзительно кричал:
– Не трогай меня… Я с органами сотрудничаю… У меня аппендицит!
– То, что ты говоришь, – резонно заметил Филя, – так же глупо, как объяснять безголовому, для чего нужна пилотка. Где есть машина?
Придавленный пленник задрожал еще сильнее, съежился и вдруг, сделав неимоверной силы рывок, прыгнул и забился в какую-то щель между стеной и старым бульдозером.
Филя сплюнул, подобрал с земли кусок арматуры и начал неторопливо срывать замки со всех сараев, думая при этом: «Это будет так же правильно, как принимать спирт внутрь, вместо того, чтобы дезинфицировать им что либо.» Наконец, он нашел за одной из дверей «уазик» с брезентовым верхом и отправился догонять остальных, рассудив, что те следуют в ближайший город – райцентр.
…Светало. Шурик проснулся от пронзительного холода. Он лежал в канаве, весь мокрый и продрогший. Вокруг клубился тяжелый утренний туман. Мотоцикл с пробитым баком валялся здесь же.
Шура скинул с плеч отсыревший бронежилет и вскарабкался на дорогу. Голова болела нестерпимо. С ушей падали капельки росы.
Невдалеке послышался шум двигателя. Это был тот самый УАЗ, в котором Филя ехал догонять своих. Шура тормознул машину и попросил отвезти в ближайшее отделение милиции. Филя был не таким уж и злым и согласился помочь человеку.
По дороге Шурик рассказал все до мельчайших подробностей, и, когда до Фили дошло, за кем охотился его попутчик, они уже въезжали в грязноватый городок, каких полно в провинции. Филя понял, что он просто обязан избавить группу от преследований этого идиота. «Это так же опасно, как фрезеровать деталь, не соблюдая соответствующих правил техники безопасности», – подумал он, и, пока в его мозгах зрел план, они въезжали уже на центральную улицу. Сироткин вдруг заерзал и вскрикнул:
– Вон, вон машина стоит, вон, возле гостиницы.
Филя увидел у обочины заляпанный грязью «Урал», который одиноко грустил возле облупленного двухэтажного здания. Филя еще раз шевельнул мозговыми мускулами и приступил к операции по ликвидации Шурика.
– Быстрее в милицию! – воскликнул он и повез Сироткина в направлении городских окраин.
Он еще не знал, что делать и надеялся придумать что-либо по дороге. Когда за спиной остались последние деревянные постройки, дорогу преградила река. Мост был закрыт на ремонт, стоял указатель объезда. Шурик встрепенулся.
– Куда едем-то? – беспокойно спросил он.
– В милицию, – быстро ответил Филя, уставившись на привязанную к обломку сеялки лодку.
Вот оно – спасение!
– Некогда на объезды время тратить, – деловито распорядился Филя, вылезая из кабины, – переплывем на лодке, а там и до милиции рукой подать.
Шурик попытался усомниться, что на заречных полях есть милиция, ибо доставлялся в это учреждение неоднократно и знал его адрес очень хорошо. Но Филя был неумолим, он почти силком втолкнул Шурика в лодку, разрубил веревку ударом ножа и с силой оттолкнул ветхое судно от берега. Течение тут же вынесло его на середину. Сироткин озадаченно вертел головой, мало чего соображая. Затем все понял и закричал, как Мальчиш-Кибальчиш:
– Измена! Измена… Родину предали! На помощь! Россию продали!
Но никто не слышал его протяжного крика. Лишь какой-то сонный рыбак тихо вздохнул и сокрушенно покачал головой.
А течение уносило его все дальше и дальше, мимо вспаханных полей, убогих деревень, ржавеющих комбайнов и унылых перелесков. Шура кричал, кричал, но потом упал на дно лодки и уснул, утомленный событиями прошедшей ночи. Филя постоял минутку, раздумывая, выносить ли ему резюме из этого случая, а затем махнул рукой и поехал в гостиницу.
– Поиски Карло мы начнем немедленно – сказал Чебурашка, убедившись, что все в сборе. Только что они выслушали рассказ Фили о происках Сироткина и теперь пили портвейн «Кавказ», обдумывая услышанное.
Чебурашка продолжал:
– Перемещаться такой толпой нам не резон. А потому мы с Геной и Мурзилкой летим в Москву, а вы трое – в Ленинград. Обо всех новостях докладываем друг другу на главпочтамт до востребования. А теперь отдыхать. Отправляемся завтра рано утром. И не вздумайте опаздывать на самолет.
2
Судьба разделила наших героев и теперь два самолета уносят их в разные концы необъятной страны. Группа Чебурашки летит на стремительном АН-24 в Москву, а неразлучная троица на облупленном «кукурузнике» выбирается из районного центра в областной, чтобы уже оттуда добраться до второй столицы.
Еще в начале полета Хрюша сообщил друзьям, что ему не нравится звук двигателя. Он был спецом в этих вопросах и все разделили беспокойство, что, впрочем, не помешало им устроиться на узлах и заняться игрой в карты.
Хрюша сидел на деревянной скамье у иллюминатора и с нарастающей тревогой следил за стуком поршней. Справа на него навалилась исполинская баба. Ее могучее дыхание доносило запах конюшни. Баба спала богатырским сном. Ей снилось, что она, вся обнаженная, несется на прекрасном коне по диким холмам с победным криком, и во сне она глухо смеялась от восторга, хотя увидь эту картину кто-то другой, он завизжал бы от ужаса.
Хрюша выглянул в иллюминатор и с грустью посмотрел на унылую русскую землю. Шел мелкий дождь. Пашни были прикрыты его мутной пеленой.
И вдруг Хрюша побледнел. Он увидел, что стропа, держащая крыло, сейчас оборвется – кронштейн держался на одной заклепке и уже отгибался.
Хрюша сбросил с себя спящую бабу и метнулся в пилотскую кабину. Один из летчиков спал, откинувшись в кресле, другой читал журнал «За рулем», изредка поглядывая на приборы.
Хрюша растряс спящего и вкратце все объяснил. Пилоты недружелюбно посмотрели на него и один из них, очевидно командир, сказал: – Пойдем на вынужденную.
И они взялись за штурвалы, принялись высматривать внизу подходящую площадку.
Как назло, под брюхом самолета были то деревья, то холмы, а между тем Хрюша уже телом ощущал, как рвется стропа.
Раздался короткий неуловимый звук и самолет немного качнуло. Выглянув наружу, Хрюша с ужасом убедился, что последняя заклепка вылетела и крыло болтается свободно без опоры. Он резко развернулся к командиру и процедил сквозь зубы:
– Дай штурвал…
– Ты что, очумел, парень? Иди проспись!
– Дай штурвал, придурок! – с этими словами Хрюша вытолкнул пилота из кресла и сел на его место.
Ждать было нельзя. Хрюша сразу приглядел себе холм с пологими склонами и направил самолет вниз. Что и говорить, машина плохо слушалась руля, плюс к этому отвратительная видимость – дождь пошел сильнее.
Хрюша сбросил газ и повел машину на посадку. Командир съежился в углу и испуганно наблюдал за его действиями, стряхивая пот уголком журнала. Крыло уже трещало. Все это слышали.
Хрюша закончил последний маневр, прижался к земле, и самолет, последний раз взмахнув элеронами, побежал по широкому склону. В ту же секунду заглох двигатель, а, когда самолет тряхнуло на кочках, с душераздирающим скрежетом отвалилось, наконец, крыло. Самолет замер на месте, Хрюша откинулся на спинку кресла и закурил. Второй раз в жизни.
В салоне уже зарождалась тихая запоздалая паника. Исполинская баба проснулась и глазела наружу, все еще не понимая, почему дикие холмы рядом, а прекрасного коня нет.
– Где учился? – спросил второй пилот после недолгого молчания.
– В Калифорнии, – чистосердечно признался Хрюша.
– Шутник… – ощерился пилот.
Командир раздраженно договаривался с диспетчером, чтобы за пассажирами выслали вертолет. Но через час выяснилось, что никакого вертолета не будет. Еще через два часа дождь утих и пассажиры, взвалив на себя мешки и ящики потянулись по скользкой грязи в сторону ближайшего поселка, благо до него было всего четырнадцать километров.
Чебурашке стоило огромных усилий найти в Москве приличный гостиничный номер. Однако усилия были вознаграждены: он выбил прекрасный трехкомнатный люкс с двумя телевизорами, холодильником и даже роялем. Пока они с Геной устраивались, куда-то исчез Мурзилка.
А дело было вот в чем. Он решил без свидетелей позвонить одной из своих подруг, которую не видел уже несколько лет. Поскольку все телефоны-автоматы в округе были изуродованы, он прошел пару кварталов и вдруг увидел интересную личность.
Это был худосочный средних лет гражданин с безумными глазами, который маршировал по улице, напевая:
Карабас нам нипочем!
По мошонке кирпичом!
Мурзилка позабыл о подругах и взял гражданина за локоток, а поскольку гражданин начал сопротивляться, пришлось его успокоить.
Когда Мурзилка доставил пленного в номер, Крокодил Гена схватился за сердце:
– Кащей… – только и смог сказать он.
– Вот, – объяснил Мурзилка, – иду, смотрю – идет. Что-то кричит про Карабаса. Ну я дал ему по голове и принес. Думал, может какая польза из него будет…
Кащей услышал имя Карабаса, вдруг тоненько пискнул и затараторил:
Карабас – наш дурачок,
Провалился раз в толчок…
Чебурашка обошел вокруг него и медленно проговорил:
– Неплохое начало… Ведь это бессмертные стихи Пьеро!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17