Всех пугали страшной «сайгонской розой», которая якобы раздувала мужское достоинство заразившегося до серьезных величин и делала его ярко-красным. Здесь не могу удержаться от того, чтобы вспомнить замечательную историю о великом русском художнике конца двадцатого века Алексее Меринове. Сразу оговорюсь, я лично ничего такого не видел, но вот коллеги по «МК» утверждают, что как-то раз в общем-то высоконравственный деятель искусства был завлечен в подпольный фешенебельный публичный дом в одном из старых московских особняков. Он даже было приготовился поучаствовать в общем разврате, как увидел холодную как лед бутылку «Абсолюта». И пока друзья предавались блуду, Меринов принял литр под легкую закуску. До огромного ложа, где его тщетно ждала полураздетая красавица, он так и не добрался, прикорнув на диванчике, после чего был отконвоирован домой. И вот, лишь улегшись спать, художник (с кем не бывает) почувствовал настоятельную необходимость посетить укромное заведение с белым фаянсовым другом в центре. Для тех, кто не понял, он решил пойти пописать. Не в том смысле, чтобы сваять какое-нибудь произведение, а в смысле опорожнить (извините за натурализм) мочевой пузырь. И вот в процессе этого действа он с ужасом заметил, что кончик его, извините за тавтологию, кончика начинает краснеть и раздуваться, причем прямо на глазах. Вся жизнь пролетела за несколько секунд в голове великого графика. И «сайгонская роза» ему вспомнилась, идеально подходившая по симптомам, и старушка мама, убеждавшая его предохраняться, и загубленная семейная жизнь. Он уже думал громогласно позвать тихо спавшую в комнате жену Машу, чтобы та позвонила в «скорую», как вдруг обнаружил, что ужасное красное уродство постепенно стало сползать вниз, а потом оторвалось и, подняв сонм брызг, плюхнулось в унитаз. Только тут Меринов понял, как он оказался прав, когда не стал звать жену, и как была права мама, уговаривая его пользоваться презервативом, и как неправ был он сам, забыв этот самый презерватив снять.
Но вернемся к нашим вьетнамцам, вернее, вьетнамкам. Массажные салоны у них подразделялись на те, которые были «с услугами», и без таковых. Обычно массаж стоил семь долларов в час. Объект приложения рук полностью раздевался, принимал душ, минут пять-семь прогревался в парилке и укладывался на огромный сексодром. Затем массажистка, обычно для удобства раздевшись до пояса, начинала делать массаж вроде тайского, то есть гнула, выламывала, вытягивала и прижимала все суставы и мышцы. Чтобы промассировать огромного Алексеича, шустрая, но маленькая вьетнамка с верещанием то давила на него локтем, то упиралась руками и переносила на них весь свой небольшой вес, то изо всей силы тянула пальцы, так что аж суставы щелкали. Удивительно, но при всей очевидной болезненности подобных манипуляций после окончания массажа в теле чувствовалась легкость, а синяков и прочих следов не оставалось. Это был, что называется, «массаж без услуг». Те, кто хотел присоединить к процедуре оральные «услуги», должны были доплатить еще три доллара. В этом случае удовольствие продлевалось еще на полчасика.
Самой высокооплачиваемой и привилегированной кастой являлись гостиничные проститутки. Обычно они сидели в баре и с удовольствием обслуживали клиентов у них в номерах за семь-восемь долларов в час. Южные маньяки, бывало, забирали за двадцатку пару вьетнамок и общались с ними всю ночь. А элиту местных жриц любви составляли по-настоящему красивые девушки, примерно такого плана, как фотомодели, снимавшиеся для японских настенных календарей. С ними можно было пообщаться не менее чем за десятку, причем они разговаривали не только на вьетнамском, но и на английском и даже русском. Самая высокая цена, судя по рассказам специалистов, была пятнадцать долларов и платилась лишь в исключительных случаях.
В то время существовали очень строгие, практически непреодолимые правила, в соответствии с которыми каждая группа проституток могла работать только по своему профилю и месту деятельности. Например, провести в гостиницу кого-нибудь из «уличных» или «пляжных» было невозможно. Один московский армянин пытался уговорить портье – седого благообразного вьетнамца лет шестидесяти – пропустить к нему очень красивую даму с улицы. Он тряс перед ним пятидесятидолларовой купюрой, которая равнялась примерно полугодовой зарплате несчастного старика, но тот был непреклонен. Даже заплакал, от бессилия, но все равно не пустил парочку в отель. И правильно сделал: если бы пустил, его бы сразу уволили, а охотников на такое место в городе нашлось бы предостаточно. Кстати, во время следующей поездки этот армянин нашел свою пассию, сделал ей визу и вывез в Москву. Даже женился на ней. Интересно было бы посмотреть, какие у них получились дети…
Во Вьетнаме Алексеич сумел доказать, что европейский ум способен победить азиатскую хитрость. Когда армянин рассказал ему о своем несчастье, он поспорил с уроженцем печально известного Спитака и жителем Бирюлева, что сумеет провести уличную вьетнамку в гостиницу. За несколько дней Алексеич тщательно изучил обстановку. Поскольку вставал он рано, часов в восемь (после десяти из-за жары на улице делать было уже нечего), то имел возможность наблюдать с балкона жизнь отеля до подъема. Это и помогло ему в дальнейшем.
Прогуливаясь вместе с армянским коллегой по прибрежной улице, наш большой друг зашел в небольшую лавочку, чтобы купить себе диктофон. Торговала там юная особа, которая, увидев Алексеича, стала похожа на кролика перед удавом. Выяснилось, что она ни слова не знает по-русски, да и английский ее ограничивался двумя-тремя словами. Алексеич пальцем ткнул в микрокассетный «Сони», девица на калькуляторе показала, что стоит он сорок долларов, и сделка была совершена. Но вьетнамка вдруг встала на цыпочки, ухватилась рукой за бороду Алексеича и, глядя ему в глаза, стала говорить: «Хотель, хотель…» Сначала подумалось, что она пытается говорить по-русски, но потом выяснилось, что интересует ее место временного проживания божественного гиганта. Вот тут армянин и говорит: «Спорим на полтинник, что ты ее не сумеешь провести в гостиницу?» Алексеич, как истинный спортсмен, принял спор. Сказав девице, что живет в «Паласе», он увидел, что она тычет пальцем в циферблат его «Ориента». Показав на цифру семь, он оставил довольную продавщицу в лавке, забрал диктофон и пошел в отель обдумывать, как ему выиграть только что заключенное пари.
Валяясь на постели, он вспомнил, что рано утром каждый день видел молодого вьетнамца, который подходил с внутренней стороны решетки, отделявшей территорию гостиницы от улицы, доставал из кармана ключ, открывал небольшую калитку, а затем вытаскивал на тротуар несколько тюков с грязным бельем, которые тут же увозила одна из редких в городе машин. В отличие от меня, Алексеич уже научился отличать вьетнамцев друг от друга, поэтому после обеда отправился искать «ключника». Когда он его нашел, то обратился к нему со следующей триадой (работники отеля понимали английский): «Парень, я вижу, ты человек предприимчивый и работаешь что есть сил. (Офигительный комплимент!) Так вот, я предлагаю тебе один американский доллар в общем-то ни за что. Ровно в семь часов ты подойдешь к решетке и ключом, который лежит у тебя в кармане, откроешь на одну минуту ту калитку, которую ты открываешь каждое утро в восемь утра. За это получишь вот такую новенькую зеленую бумажку». И Алексеич потряс перед глазами вьетнамца долларовой купюрой. Тот мгновенно понял, что от него требуется, и ответил: «О’кей, масса!» Удовлетворенный Алексеич пошел на обед, а затем стал ждать вечера.
Ровно в семь часов началось прекрасно срежиссированное шоу для двух зрителей – меня, болевшего за Алексеича, и армянина, жаждавшего выиграть спор. Мы с ним стояли на балконе и наблюдали процесс во всех подробностях. С одной стороны решетки в нетерпении топталась девица, с другой – в ожидании хрустящего доллара, сжимая в кармане ключ, стоял, озираясь по сторонам, ответственный за грязное белье. Как настоящий белый человек, Алексеич неторопливо подошел к решетке, вьетнамец молниеносно открыл калитку, получил заветный гонорар. Принарядившаяся продавщица аудиотехники проскользнула внутрь, а наблюдавший за всем этим представитель армянской диаспоры понял, что лишился пятидесяти долларов.
Теперь девушка, оказавшаяся на территории гостиницы, была в полной безопасности и обладала своего рода неприкосновенностью. Если человек внутри – он гость, это правило соблюдалось железно. В планы нашего большого друга секс с восточными женщинами не входил, так что он повел удивленную вьетнамку не в номер, а в бар, где к ним присоединилась проигравшая спор сторона. Отдав полтинник и оплатив напитки для всех четверых, армянин сказал: «Брат, огромное тебе спасибо! Ты меня просто спас». А затем поведал удивленному Алексеичу, как долго он ломал голову над тем, чтобы привести свою любимую в гостиницу, как думал, во сколько сотен ему обойдется общение с ней. А тут простой и изящный, а главное дешевый способ избежать придуманных вьетнамцами иерархических препон и барьеров… Через часок раскрасневшаяся, но несколько разочарованная дама была отправлена домой, разбогатевший Алексеич пошел смотреть телевизор, а армянин отправился искать парня с ключом, чтобы заключить с ним постоянное соглашение о взаимовыгодном сотрудничестве. Кончилось все, как я уже упоминал, свадьбой…
Вьетнам в то время был одним из бастионов рушащейся коммунистической системы. Тем не менее для человека несведущего в этой стране почти ничто не указывало на наличие «самого прогрессивного в истории человечества строя». Не было видно почти никакой коммунистической символики, разве что изредка попадалась красная кумачовая растяжка с непонятными лозунгами на местном языке. Однажды Алексеич попросил гида перевести текст, и тот, как в советские времена, встал в позу и торжественно произнес: «Юноши и девушки, будьте верны заветам Хо Ши Мина!» Не знаю, как юноши, но девушки, по нашим наблюдениям, немного странно понимали заветы покойного вождя нации. Кстати, портреты вождя висели во всех государственных учреждениях и украшали этикетку 35-градусной рисовой водки, которая за это получила название «Хошиминовка». За две недели отдыха людей в форме удалось увидеть всего дважды: первый раз – во время уже упоминавшегося дорожно-транспортного происшествия, когда автобус раздавил мальчишку, а второй – когда вдоль пляжа пыхтя проехал старинный «козлик» с тремя военными, вооруженными автоматами, скорее всего, пограничниками. А так Вьетнам выглядел очень похоже на все не очень богатые развивающиеся страны: фирменная и самодельная реклама, торговля всем подряд, кроме разве что наркотиков и оружия, неограниченная проституция и искреннее уважение к нашим гражданам, которое тогда еще не сумели подорвать тупые и жестокие российские «челноки».
Трудно сказать, почему самих вьетнамцев некоторые считают жестокими и склонными к правонарушениям. Преступность, как нам показалось, там просто отсутствовала. Можно было даже оставить что-нибудь на пляже, полотенце, к примеру, и с удивлением обнаружить его через час повешенным на ручку своего гостиничного номера. Воровства, а тем более хулиганства и драк не наблюдалось вообще. Разве что наши пьяные граждане нарушали ночную тишину похабными песнями. А так все было спокойно. Может быть, только у нас в России вьетнамцы выясняли отношения с помощью ножей и другого холодного оружия, а у себя они оказались весьма тихими. Правда, говорят, последние пятнадцать лет не прошли для страны даром. Проституция попала под запрет, и теперь цены установились долларов в пятьдесят. При этом нужно еще найти «правильных людей», договориться, потом ехать чуть ли не с завязанными глазами куда-то за город (уже на машине) и там испытывать судьбу (это если без презерватива). Рынки несколько цивилизовались, цены подросли, появилась современная техника, ну и кривая преступности тоже, говорят, пошла вверх. Хотя наших там почему-то не трогают, как бы они ни чудили…
Город Хо-Ши-Мин, он же Сайгон, хотя и уступает по своему географическому положению и народонаселению крупнейшим городам мира, тем не менее самый крупный во Вьетнаме. Многие здания остались еще от колониальной эпохи и к началу девяностых годов уже стали реставрироваться. Было видно, что инвестиции, в том числе и со стороны крупнейших мировых фирм, присутствуют. Нам с Алесеичем в Сайгоне больше всего понравился отель «Ритц», а точнее крыша этого отеля. В то время как вся группа «челноков», которую на день вывезли в столицу Южного Вьетнама, металась по местным рынкам и магазинам, мы в компании пожилого бельгийца со скромным «Ролексом» на руке наслаждались прохладной водой в бассейне на крыше гостиницы. Тут же, рядом с бассейном, стояла небольшая палаточка, в которой седой вьетнамец торговал алкогольными и безалкогольными напитками. Алексеичу удалось выяснить, что он работал еще при американском присутствии. Алексеич спросил, почему продавца не расстреляли вьетконговцы как коллаборациониста, на что тот, немного подумав, ответил, что тогда пришлось бы расстреливать большинство населения, как это, кстати, сделали в соседней Камбодже.
Отдых в бассейне мы проводили следующим образом: Алексеич медленно проплывал пятнадцать метров, пристраивался у стеночки и, не торопясь, выпивал «полтинник» виски со льдом, поставленный на бортик услужливым официантом. Затем то же самое проделывал и я. Отдохнув минут десять, мы так же медленно плыли в другую сторону, где нас ждали стаканчики ледяного джина с лимончиком. Через несколько часов такого плавания выбраться из бассейна оказывалось уже трудно. Пришлось перейти на минералку. В общем, проплыв изрядную дистанцию и выпив по полулитра виски и джина, мы с моим большим другом чувствовали себя прекрасно.
Понаблюдать за городской жизнью сверху тоже было изрядным удовольствием. Дело в том, что «Ритц» находится на пересечении центральных магистралей Сайгона, причем довольно широких. На них даже стоят светофоры. Так вот, Алексеич увидел сверху следующую картину: по одной улице шел поток мопедов и великов, а на пересечении с ней дожидались зеленого сигнала светофора по полтысячи «Хонд». В их среду каким-то образом затесывалось по одной-две машины. И когда вся эта армада трогалась, это было нечто! Напоминало атаку стаи саранчи на колхозное поле. Затем то же самое происходило на другой дороге. Сейчас, говорят, и машин больше, и уже не старые советские «Жигули» и «Москвичи» бороздят просторы вьетнамских дорог, а различные «японки» и «кореянки». Вьетнамцы, как я уже упоминал, пересели на байки. Великов много только в провинции. А вот традиция по вечерам кататься кругами по городу осталась неизменной. Мы еще тогда выяснили, почему все население вечером выезжает на большую дорогу. Дело в том, что в обычных «некондиционированных» домах находиться в жару просто невозможно. Поэтому жители Сайгона и ездят себе до наступления вечерней прохлады. И так каждый день в жаркое время года. (Самый холодный месяц – январь со средней температурой + 25 по Цельсию.)
Дорога домой заняла у нас те же 24 часа, однако показалась гораздо короче. Хотя бы потому, что мы набрали в сайгонском дьюти фри шесть литровых бутылок виски по 10 долларов, а также две здоровенных банки консервированных ананасов. Кто не закусывал виски ананасами, тот, смею вас заверить, потерял очень много. В общем, мы с Алексеичем быстро вошли в цикл: взлетели, выпили, заснули, приземлились, проснулись, взлетели – и так до самого…
Москва встретила нас обычными для мая двадцатью градусами тепла, что после раскаленного Вьетнама показалось нам холодильником. И мы с моим другом задумались, поехать ли нам в эту бесспорно интересную страну еще раз или нет. Думаем до сих пор…
Курица – не птица…
Любой уважающий себя житель царской России тут же дополнил бы эту поговорку традиционным окончанием: «…а Польша – не заграница». Но последние лет девяносто наш (а теперь уже почти и не наш) западный сосед отходил от СССР, а потом и РФ, все дальше и дальше, словно с конца XVIII века Царство Польское и не было составляющей частью Российской Империи. Хотя в начале XVII века поляки сами воспринимали своего восточного соседа лишь как колонию и вместе с несознательными потомками викингов спалили Москву, но благодаря выдающимся личностям в лице Ивана Сусанина, князя Пожарского и гражданина Минина, в конце концов, были изгнаны прочь, прихватив, правда, изрядную долю западных российских земель. Но это так, для общего развития, ибо и в прошлом веке у нас было очень много занятных коллизий, которые до сих пор не дают нам жить как двум добрым соседям, хотя и с общей границей лишь в несколько десятков километров.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Русские идут! Заметки путешественника'
1 2 3 4
Но вернемся к нашим вьетнамцам, вернее, вьетнамкам. Массажные салоны у них подразделялись на те, которые были «с услугами», и без таковых. Обычно массаж стоил семь долларов в час. Объект приложения рук полностью раздевался, принимал душ, минут пять-семь прогревался в парилке и укладывался на огромный сексодром. Затем массажистка, обычно для удобства раздевшись до пояса, начинала делать массаж вроде тайского, то есть гнула, выламывала, вытягивала и прижимала все суставы и мышцы. Чтобы промассировать огромного Алексеича, шустрая, но маленькая вьетнамка с верещанием то давила на него локтем, то упиралась руками и переносила на них весь свой небольшой вес, то изо всей силы тянула пальцы, так что аж суставы щелкали. Удивительно, но при всей очевидной болезненности подобных манипуляций после окончания массажа в теле чувствовалась легкость, а синяков и прочих следов не оставалось. Это был, что называется, «массаж без услуг». Те, кто хотел присоединить к процедуре оральные «услуги», должны были доплатить еще три доллара. В этом случае удовольствие продлевалось еще на полчасика.
Самой высокооплачиваемой и привилегированной кастой являлись гостиничные проститутки. Обычно они сидели в баре и с удовольствием обслуживали клиентов у них в номерах за семь-восемь долларов в час. Южные маньяки, бывало, забирали за двадцатку пару вьетнамок и общались с ними всю ночь. А элиту местных жриц любви составляли по-настоящему красивые девушки, примерно такого плана, как фотомодели, снимавшиеся для японских настенных календарей. С ними можно было пообщаться не менее чем за десятку, причем они разговаривали не только на вьетнамском, но и на английском и даже русском. Самая высокая цена, судя по рассказам специалистов, была пятнадцать долларов и платилась лишь в исключительных случаях.
В то время существовали очень строгие, практически непреодолимые правила, в соответствии с которыми каждая группа проституток могла работать только по своему профилю и месту деятельности. Например, провести в гостиницу кого-нибудь из «уличных» или «пляжных» было невозможно. Один московский армянин пытался уговорить портье – седого благообразного вьетнамца лет шестидесяти – пропустить к нему очень красивую даму с улицы. Он тряс перед ним пятидесятидолларовой купюрой, которая равнялась примерно полугодовой зарплате несчастного старика, но тот был непреклонен. Даже заплакал, от бессилия, но все равно не пустил парочку в отель. И правильно сделал: если бы пустил, его бы сразу уволили, а охотников на такое место в городе нашлось бы предостаточно. Кстати, во время следующей поездки этот армянин нашел свою пассию, сделал ей визу и вывез в Москву. Даже женился на ней. Интересно было бы посмотреть, какие у них получились дети…
Во Вьетнаме Алексеич сумел доказать, что европейский ум способен победить азиатскую хитрость. Когда армянин рассказал ему о своем несчастье, он поспорил с уроженцем печально известного Спитака и жителем Бирюлева, что сумеет провести уличную вьетнамку в гостиницу. За несколько дней Алексеич тщательно изучил обстановку. Поскольку вставал он рано, часов в восемь (после десяти из-за жары на улице делать было уже нечего), то имел возможность наблюдать с балкона жизнь отеля до подъема. Это и помогло ему в дальнейшем.
Прогуливаясь вместе с армянским коллегой по прибрежной улице, наш большой друг зашел в небольшую лавочку, чтобы купить себе диктофон. Торговала там юная особа, которая, увидев Алексеича, стала похожа на кролика перед удавом. Выяснилось, что она ни слова не знает по-русски, да и английский ее ограничивался двумя-тремя словами. Алексеич пальцем ткнул в микрокассетный «Сони», девица на калькуляторе показала, что стоит он сорок долларов, и сделка была совершена. Но вьетнамка вдруг встала на цыпочки, ухватилась рукой за бороду Алексеича и, глядя ему в глаза, стала говорить: «Хотель, хотель…» Сначала подумалось, что она пытается говорить по-русски, но потом выяснилось, что интересует ее место временного проживания божественного гиганта. Вот тут армянин и говорит: «Спорим на полтинник, что ты ее не сумеешь провести в гостиницу?» Алексеич, как истинный спортсмен, принял спор. Сказав девице, что живет в «Паласе», он увидел, что она тычет пальцем в циферблат его «Ориента». Показав на цифру семь, он оставил довольную продавщицу в лавке, забрал диктофон и пошел в отель обдумывать, как ему выиграть только что заключенное пари.
Валяясь на постели, он вспомнил, что рано утром каждый день видел молодого вьетнамца, который подходил с внутренней стороны решетки, отделявшей территорию гостиницы от улицы, доставал из кармана ключ, открывал небольшую калитку, а затем вытаскивал на тротуар несколько тюков с грязным бельем, которые тут же увозила одна из редких в городе машин. В отличие от меня, Алексеич уже научился отличать вьетнамцев друг от друга, поэтому после обеда отправился искать «ключника». Когда он его нашел, то обратился к нему со следующей триадой (работники отеля понимали английский): «Парень, я вижу, ты человек предприимчивый и работаешь что есть сил. (Офигительный комплимент!) Так вот, я предлагаю тебе один американский доллар в общем-то ни за что. Ровно в семь часов ты подойдешь к решетке и ключом, который лежит у тебя в кармане, откроешь на одну минуту ту калитку, которую ты открываешь каждое утро в восемь утра. За это получишь вот такую новенькую зеленую бумажку». И Алексеич потряс перед глазами вьетнамца долларовой купюрой. Тот мгновенно понял, что от него требуется, и ответил: «О’кей, масса!» Удовлетворенный Алексеич пошел на обед, а затем стал ждать вечера.
Ровно в семь часов началось прекрасно срежиссированное шоу для двух зрителей – меня, болевшего за Алексеича, и армянина, жаждавшего выиграть спор. Мы с ним стояли на балконе и наблюдали процесс во всех подробностях. С одной стороны решетки в нетерпении топталась девица, с другой – в ожидании хрустящего доллара, сжимая в кармане ключ, стоял, озираясь по сторонам, ответственный за грязное белье. Как настоящий белый человек, Алексеич неторопливо подошел к решетке, вьетнамец молниеносно открыл калитку, получил заветный гонорар. Принарядившаяся продавщица аудиотехники проскользнула внутрь, а наблюдавший за всем этим представитель армянской диаспоры понял, что лишился пятидесяти долларов.
Теперь девушка, оказавшаяся на территории гостиницы, была в полной безопасности и обладала своего рода неприкосновенностью. Если человек внутри – он гость, это правило соблюдалось железно. В планы нашего большого друга секс с восточными женщинами не входил, так что он повел удивленную вьетнамку не в номер, а в бар, где к ним присоединилась проигравшая спор сторона. Отдав полтинник и оплатив напитки для всех четверых, армянин сказал: «Брат, огромное тебе спасибо! Ты меня просто спас». А затем поведал удивленному Алексеичу, как долго он ломал голову над тем, чтобы привести свою любимую в гостиницу, как думал, во сколько сотен ему обойдется общение с ней. А тут простой и изящный, а главное дешевый способ избежать придуманных вьетнамцами иерархических препон и барьеров… Через часок раскрасневшаяся, но несколько разочарованная дама была отправлена домой, разбогатевший Алексеич пошел смотреть телевизор, а армянин отправился искать парня с ключом, чтобы заключить с ним постоянное соглашение о взаимовыгодном сотрудничестве. Кончилось все, как я уже упоминал, свадьбой…
Вьетнам в то время был одним из бастионов рушащейся коммунистической системы. Тем не менее для человека несведущего в этой стране почти ничто не указывало на наличие «самого прогрессивного в истории человечества строя». Не было видно почти никакой коммунистической символики, разве что изредка попадалась красная кумачовая растяжка с непонятными лозунгами на местном языке. Однажды Алексеич попросил гида перевести текст, и тот, как в советские времена, встал в позу и торжественно произнес: «Юноши и девушки, будьте верны заветам Хо Ши Мина!» Не знаю, как юноши, но девушки, по нашим наблюдениям, немного странно понимали заветы покойного вождя нации. Кстати, портреты вождя висели во всех государственных учреждениях и украшали этикетку 35-градусной рисовой водки, которая за это получила название «Хошиминовка». За две недели отдыха людей в форме удалось увидеть всего дважды: первый раз – во время уже упоминавшегося дорожно-транспортного происшествия, когда автобус раздавил мальчишку, а второй – когда вдоль пляжа пыхтя проехал старинный «козлик» с тремя военными, вооруженными автоматами, скорее всего, пограничниками. А так Вьетнам выглядел очень похоже на все не очень богатые развивающиеся страны: фирменная и самодельная реклама, торговля всем подряд, кроме разве что наркотиков и оружия, неограниченная проституция и искреннее уважение к нашим гражданам, которое тогда еще не сумели подорвать тупые и жестокие российские «челноки».
Трудно сказать, почему самих вьетнамцев некоторые считают жестокими и склонными к правонарушениям. Преступность, как нам показалось, там просто отсутствовала. Можно было даже оставить что-нибудь на пляже, полотенце, к примеру, и с удивлением обнаружить его через час повешенным на ручку своего гостиничного номера. Воровства, а тем более хулиганства и драк не наблюдалось вообще. Разве что наши пьяные граждане нарушали ночную тишину похабными песнями. А так все было спокойно. Может быть, только у нас в России вьетнамцы выясняли отношения с помощью ножей и другого холодного оружия, а у себя они оказались весьма тихими. Правда, говорят, последние пятнадцать лет не прошли для страны даром. Проституция попала под запрет, и теперь цены установились долларов в пятьдесят. При этом нужно еще найти «правильных людей», договориться, потом ехать чуть ли не с завязанными глазами куда-то за город (уже на машине) и там испытывать судьбу (это если без презерватива). Рынки несколько цивилизовались, цены подросли, появилась современная техника, ну и кривая преступности тоже, говорят, пошла вверх. Хотя наших там почему-то не трогают, как бы они ни чудили…
Город Хо-Ши-Мин, он же Сайгон, хотя и уступает по своему географическому положению и народонаселению крупнейшим городам мира, тем не менее самый крупный во Вьетнаме. Многие здания остались еще от колониальной эпохи и к началу девяностых годов уже стали реставрироваться. Было видно, что инвестиции, в том числе и со стороны крупнейших мировых фирм, присутствуют. Нам с Алесеичем в Сайгоне больше всего понравился отель «Ритц», а точнее крыша этого отеля. В то время как вся группа «челноков», которую на день вывезли в столицу Южного Вьетнама, металась по местным рынкам и магазинам, мы в компании пожилого бельгийца со скромным «Ролексом» на руке наслаждались прохладной водой в бассейне на крыше гостиницы. Тут же, рядом с бассейном, стояла небольшая палаточка, в которой седой вьетнамец торговал алкогольными и безалкогольными напитками. Алексеичу удалось выяснить, что он работал еще при американском присутствии. Алексеич спросил, почему продавца не расстреляли вьетконговцы как коллаборациониста, на что тот, немного подумав, ответил, что тогда пришлось бы расстреливать большинство населения, как это, кстати, сделали в соседней Камбодже.
Отдых в бассейне мы проводили следующим образом: Алексеич медленно проплывал пятнадцать метров, пристраивался у стеночки и, не торопясь, выпивал «полтинник» виски со льдом, поставленный на бортик услужливым официантом. Затем то же самое проделывал и я. Отдохнув минут десять, мы так же медленно плыли в другую сторону, где нас ждали стаканчики ледяного джина с лимончиком. Через несколько часов такого плавания выбраться из бассейна оказывалось уже трудно. Пришлось перейти на минералку. В общем, проплыв изрядную дистанцию и выпив по полулитра виски и джина, мы с моим большим другом чувствовали себя прекрасно.
Понаблюдать за городской жизнью сверху тоже было изрядным удовольствием. Дело в том, что «Ритц» находится на пересечении центральных магистралей Сайгона, причем довольно широких. На них даже стоят светофоры. Так вот, Алексеич увидел сверху следующую картину: по одной улице шел поток мопедов и великов, а на пересечении с ней дожидались зеленого сигнала светофора по полтысячи «Хонд». В их среду каким-то образом затесывалось по одной-две машины. И когда вся эта армада трогалась, это было нечто! Напоминало атаку стаи саранчи на колхозное поле. Затем то же самое происходило на другой дороге. Сейчас, говорят, и машин больше, и уже не старые советские «Жигули» и «Москвичи» бороздят просторы вьетнамских дорог, а различные «японки» и «кореянки». Вьетнамцы, как я уже упоминал, пересели на байки. Великов много только в провинции. А вот традиция по вечерам кататься кругами по городу осталась неизменной. Мы еще тогда выяснили, почему все население вечером выезжает на большую дорогу. Дело в том, что в обычных «некондиционированных» домах находиться в жару просто невозможно. Поэтому жители Сайгона и ездят себе до наступления вечерней прохлады. И так каждый день в жаркое время года. (Самый холодный месяц – январь со средней температурой + 25 по Цельсию.)
Дорога домой заняла у нас те же 24 часа, однако показалась гораздо короче. Хотя бы потому, что мы набрали в сайгонском дьюти фри шесть литровых бутылок виски по 10 долларов, а также две здоровенных банки консервированных ананасов. Кто не закусывал виски ананасами, тот, смею вас заверить, потерял очень много. В общем, мы с Алексеичем быстро вошли в цикл: взлетели, выпили, заснули, приземлились, проснулись, взлетели – и так до самого…
Москва встретила нас обычными для мая двадцатью градусами тепла, что после раскаленного Вьетнама показалось нам холодильником. И мы с моим другом задумались, поехать ли нам в эту бесспорно интересную страну еще раз или нет. Думаем до сих пор…
Курица – не птица…
Любой уважающий себя житель царской России тут же дополнил бы эту поговорку традиционным окончанием: «…а Польша – не заграница». Но последние лет девяносто наш (а теперь уже почти и не наш) западный сосед отходил от СССР, а потом и РФ, все дальше и дальше, словно с конца XVIII века Царство Польское и не было составляющей частью Российской Империи. Хотя в начале XVII века поляки сами воспринимали своего восточного соседа лишь как колонию и вместе с несознательными потомками викингов спалили Москву, но благодаря выдающимся личностям в лице Ивана Сусанина, князя Пожарского и гражданина Минина, в конце концов, были изгнаны прочь, прихватив, правда, изрядную долю западных российских земель. Но это так, для общего развития, ибо и в прошлом веке у нас было очень много занятных коллизий, которые до сих пор не дают нам жить как двум добрым соседям, хотя и с общей границей лишь в несколько десятков километров.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Русские идут! Заметки путешественника'
1 2 3 4