Здесь выложена электронная книга Шопен автора по имени Оржеховская Фаина Марковна. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Оржеховская Фаина Марковна - Шопен.
Размер архива с книгой Шопен равняется 448.72 KB
Шопен - Оржеховская Фаина Марковна => скачать бесплатную электронную книгу
Фаина Марковна Оржеховская
Шопен
Ф.М.Оржеховская
Шопен
Благодарю за наслажденья
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары.
А. Пушкин
Блистательный мне был
обещан день…
В. Шекспир
Юность
Часть первая
Глава первая
Почтовая карета обогнула рощицу и остановилась у разветвления двух дорог, из которых одна, обсаженная липами, вела прямо к небольшому белому флигелю, стоящему в стороне от замка. До дома оставалось десять минут ходьбы. Попрощавшись со своими cпутниками, пан Миколай Шопен вышел из кареты и пошел по липовой аллее. Здесь его всегда встречали дети. На этот раз их не было: он вернулся из Варшавы раньше обычного. Тем лучше, это будет для них сюрпризом! И ему захотелось поскорее обрадовать их.
Солнце зашло, но темнота еще не наступила. Приближался час «меж волка и собаки» Пора «меж волка и собаки» – сумерки.
– время, благоприятное для дум. Шопена радовала мысль о свидании с семьей, но в то же время что-то угнетало его, должно быть, недавний разговор в карете: развязный парижанин, сидевший рядом с ним, выразил удивление, что житель Польши так хорошо говорит по-французски, усвоив самое главное – музыку речи. Миколай Шопен промолчал о том, что он родился во Франции и прожил там до шестнадцати лет, – он не любил говорить об этом. Но разговор расстроил его, вызвав смутные и нелегкие мысли.
– Что такое родина? Кажется, ясно: место, где ты родился и вырос. Миколай Шопен считал себя достаточно взрослым, когда приехал из Лотарингии в Польшу искать счастья. Он нашел его, но не сразу. Сначала он вел конторские книги на табачной фабрике в надежде, что дела пойдут хорошо и он, сын крестьянина, выбьется на более широкую дорогу. Но дела на фабрике шли плохо, и он оставался в прежнем положении.
Юный конторщик мечтал о смелой, героической жизни. Происхождение не могло помешать этому. Но как раз в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, когда во Франции началась революция и можно было, вернувшись на родину, осуществить свои мечты, Миколай Шопен серьезно заболел, простудившись зимой в холодной фабричной конторе. То, что он выздоровел, было чудом. Кроме плохого врача, истерзавшего его кровопусканиями, возраст Миколая был усердным союзником болезни. Но он выжил. Впоследствии он уверял, что воздух Польши исцелил его.
Долгое время он был слаб и не думал о возвращении на родину. Казалось, болезнь надломила его нравственные силы, он уже не мечтал о подвигах. Но когда через четыре года в Польше началось восстание и молодые добровольцы собрались под знамя Тадеуша Костюшки, Миколай Шопен не мог остаться в стороне. Ему было тогда двадцать четыре года. Он сражался на баррикадах, был контужен, едва не попал в руки врагов (вместе с горсточкой храбрецов он был окружен в предместье Варшавы) и перенес все, что переносили польские повстанцы в те героические дни.
Тогда восстание было подавлено, он с удивлением обнаружил, что его не тянет домой, во Францию. Может быть, он чувствовал бы другое, если бы польская революция победила. Но порабощенная Польша стала дорога ему, дни восстания решили его судьбу; они оказались сильнее, чем шестнадцать молодых лет, прожитых на французской земле. Он полюбил Варшаву, ее улицы, где еще недавно высились баррикады, ее предместья, полюбил польскую речь, романтическую историю Польши. И он понял, что страна, за которую он сражался в боях, стала его настоящей родиной.
Знание французского языка и природные способности помогли ему подняться на ступень выше той, на которой он находился. Он сделался учителем – сначала в доме варшавского наместника Лончиньского, а затем в замке графов Скарбков, в местечке Желязова Воля. Там он встретил молодую Юстыну Кшижановскую, которая жила в графском доме и так же, как и Шопен, обучала детей графа; только он учил мальчиков, а она занималась с девочками. Панна Юстына была дальней родственницей графа, дворянкой по происхождению. Она понравилась новому учителю, и графиня благословила этот брак. Молодые поселились в маленьком белом флигельке и прожили там четыре года. Потом переехали в Варшаву. Но летние месяцы они часто проводили в Желязовой Воле.
Так Миколай Шопен навсегда остался в Польше. Он очень окреп за эти годы. Меланхолия, свойственная ему в юности, приступы тоски, сама болезнь – все развеялось, исчезло. Семья была дружной, занятия в Варшаве увлекательными. Это и было то счастье, которое он искал.
Дети выбежали в палисадник и с криком бросились к отцу, все четверо. Впрочем, старшая, Людвика, вспомнила, что ей уже девять лет, и остановилась на полдороге. Она была степенна и рассудительна, в отца, на которого походила и лицом. Младшая, Миля, глядя на сестру, пошла медленнее, устыдясь своей резвости. Зато Изабелла и Фридерик так и повисли на шее у отца. Он осторожно спустил их на землю и, обняв, направился с ними к дому.
– Знаешь, кто у нас сидит? – спросил Фридерик и опустил уголки губ. Сестры засмеялись, а пан Миколай поморщился; мимические способности сына радовали его, но то, что дома его дожидается пан Букацкий, не могло доставить удовольствия.
Пана Викенция Букацкого принимали в доме лишь потому, что он был старинный благодетель Миколая Шопена: это он много лет тому назад устроил юного француза на табачную фабрику. С годами пан Букацкий стал невыносим. Мелкий помещик, одинокий, скучающий в своей деревушке, он постоянно ездил к соседям в гости. Но его посещения всегда кончались одинаково: наговорив неприятностей хозяевам, он в гневе удалялся, с тем, однако, чтобы, объездив всю Желязову Волю, начать свои визиты сначала.
Верная законам гостеприимства, пани Юстына встречала его приветливо, но долго не выдерживала его присутствия и уходила хлопотать по хозяйству. И теперь ее не было в комнате. Пан Букацкий, толстый, низенький, усатый, сидел один на диване, брюзгливо опустив углы губ, точь-в-точь как показывал Фридерик, и барабанил пухлыми пальцами по столу.
Людвика убежала на кухню, к матери. Пока Миколай Шопен разговаривал с гостем, трое младших детей уселись за отдельный столик. Фридерик – посередине, сестры – по бокам. Фридерик рисовал, выпятив нижнюю губу и болтая ногой. Изредка он взглядывал на пана Букацкого, щуря свои выразительные светло-карие глаза. Изабелла сдержанно смеялась. Эмилька, тихая от природы, смотрела, как рисует ее брат, и только улыбалась, а порой вздыхала– оттого, что ей было очень уж хорошо. Она тоже умела рисовать.
Миколай Шопен ласково урезонивал детей, когда их смех становился громче. Он вежливо и равнодушно слушал сетования пана Букацкого.
– Иду я утром по нашему мостику, что возлецеркви, гляжу – навстречу мне москаль. Стал, как баран, и не дает проходу!
– Ага! – заметил про себя Фридерик и раздул ноздри.
– Ой, – воскликнула Изабелла, – как же ты угадал!
– Чем же кончилось? – с улыбкой опросил хозяин, – кто из вас уступил?
– Уж конечно не я! – Пан Букацкий негодующе фыркнул.
– Этот москаль не глуп. А почему ты думаешь, что он москаль?
– А как же! Зол, упрям, заносчив! Улыбка сошла с лица Шопена.
– Ты же оказался упрямее и заносчивее, пан Викенций! И что за манера охаивать всю нацию! Вспомни, что о поляках говорили! И говорят!
– Ты потому так рассуждаешь, – отозвался пан Букацкий, сложив толстые пальцы, – что сам ненастоящий поляк! Французский дух из тебя еще не выветрился!
Дети притихли, Фридерик перестал рисовать. Хозяин помолчал минуту, подавляя вспышку гнева. Потом спокойно сказал:
– Я не люблю похваляться, пан Викенций! Но мы знаем друг друга давно: когда началась битва за Польшу, один из нас сражался за нее, и это был не ты! Вспомни, что ты делал тогда!
Пан Букацкий помнил: он не выходил из дома, а накануне восстания уговаривал Шопена «не ввязываться».
– Поройся в памяти и скажи самому себе: кто из нас двоих настоящий поляк?
В комнату вошла пани Юстына с блюдом пирожков, за ней Людвика. Но рассерженный гость встал и начал прощаться. Пани Юстына пожала плечами.
Когда пан Букацкий ушел, дети сорвались с места и подбежали к отцу. Фридерик положил на стол свой рисунок. – Это Фрицек рисовал, пока тот рассказывал, – пояснила Изабелла. – А мы немного исправили!
Пан Миколай надел очки. На рисунке был изображен безмолвный поединок пана Букацкого с москалем. Они стояли друг против друга. Фигура москаля была нарисована вкось – он посторонился, а пан Букацкий, видимо разбежавшись, чтобы боднуть противника, застыл в странной позе – с растопыренными руками, головой вперед. Сходство было удивительное; выражение тупого упрямства, выкаченные глаза, распушенные бакенбарды – все было тщательно выписано, только имело еще более воинственный вид, чем на самом деле.
Все рассмеялись. Миколай Шопен вытирал глаза.
– Я так спешил вас увидеть, – сказал он, справившись со смехом, – и вот на что потрачено время! Не хочу его больше знать! Хватит!
– Сколько лет ты с ним знаком? – осторожно спросила пани Юстына.
– Скоро будет тридцать, – не без смущения ответил пан Миколай.
– И ты только теперь решил с ним порвать?
Глава вторая
В Варшаве у них были совсем другие гости. С тех пор как пан Миколай сделался преподавателем Варшавского лицея, у него по субботам собирались профессора, писатели, артисты – цвет культурной Варшавы. Дети любили эти субботние вечера, когда в гостиной зажигались канделябры, а на отдельных круглых столиках появлялись журналы, газеты и альбомы. Большой стол для ужина был накрыт в соседней комнате, но гости долго там не засиживались и переходили в гостиную, где стояло фортепиано.
Там Юзеф Жданович, певец и актер варшавского театра, читал отрывки из комедий Мольера и Бомарше, затем пел арии. Хозяйка аккомпанировала. Филолог Казимеж Бродзиньский, широко шагая по комнате, как он привык у себя в университете, горячо и убедительно что-то доказывал. Его любимым героем был Дон Кихот, «отважный и мудрый». «Именно такие люди, – говорил Бродзиньский, – спасут весь мир своей готовностью к подвигу!»
У Бродзиньского была феноменальная память: целые страницы из «Фауста» и «Эгмонта» он читал наизусть. Но что его увлекало более всего, так это народное польское искусство. И он знакомил своих друзей с песнями и думами, записанными им во время летних экскурсий.
Говорили и о том, что вся жизнь в Польше должна скоро измениться. Страна накануне великих событий. И слово «освобождение», произносимое часто и горячо, волновало детей, хотя они и не до конца понимали его значение.
Запомнили они и «Гимн вольных каменщиков», сочиненный приятелем отца, Юльюушем Жольбергом, – Шопен и его друзья были членами Масонской ложи.
В эти вечера пан Миколай позволял детям в виде исключения посидеть лишний часок со взрослыми, предварительно согласовав это с пани Юстыной. Порой она тревожилась: – Не слишком ли это утомительно для них? – Ничего, пусть привыкают. Не забывай, что это самый впечатлительный возраст! Пусть запоминают, чем живут отцы!
И дети оставались, с удовольствием внимая свободно льющейся польской, французской и немецкой речи. Французский язык был для них в такой же степени родным, как и польский, а немецкий они усваивали незаметно для себя. Ровно в десять они поднимались со своих мест и тихо – как было уговорено, – ни с кем не прощаясь, уходили к себе.
Хозяйка уставала от этих собраний, но именно благодаря ей, гости чувствовали себя легко и свободно.
Пани Юстына знала, что является душой своей семьи, что без ее неусыпных забот не будет ни покоя, ни довольства. Ибо в том-то и сила материнской любви, что она постоянна и бдительна. Рабочий, художник, учитель имеют часы и даже дни отдыха, не говоря уж о воскресеньях и праздниках. Но для хозяйки и матери – отдыха нет; ее деятельность непрерывна и безостановочна, как работа сердца. Она должна быть начеку каждую минуту, помня не только о потребностях, о здоровье опекаемых ею, но и о состоянии их духа; не только исполнять, но и направлять их желания, так, чтобы они постоянно ощущали ее заботу, но не чувствовали принуждения. Она должна быть всегда, по возможности, веселой и уж, наверное, спокойной, что бы ни происходило вокруг. Постоянно думая и заботясь о других, она не должна иметь вида жертвы. Пусть она встает раньше всех в доме и ложится позже всех, пусть устает больше других, – никто не увидит ее утомленной. Она должна быть не только доброй, но и терпеливой, не только сильной, но и выносливой. И при этом красивой, ибо нравиться– обязанность тех, кто любит. При всем том она должна быть матерью и для чужих детей, бывающих в доме, и другом для тех, кто приятен ее мужу. И много знать, много читать, понимать мужа, хотя и не всегда соглашаясь с ним.
С первых дней замужества пани Юстына поняла все это, поняла, что семейная жизнь для женщины вовсе не рай, а тяжелый, непрерывный и не всегда вознаграждаемый труд. Но вне семейной жизни женщине приходится еще хуже – это она тоже знала, и очень давно. В своей семье она может по крайней мере оградить себя от унижений (если, конечно, ее не унижает собственный муж!). Но, будучи одинокой, она совершенно беззащитна, а обидеть или оскорбить ее всегда найдутся охотники! Таковы были наблюдения пани Юстыны.
Она уже прошла нелегкую жизненную школу. Детство ее протекало если не в роскоши, то в достатке. Ее родители, не бедные дворяне, ни в чем ей не отказывали. Но это длилось недолго. Родители разорились и умерли, оставив дочь на краю нищеты. Граф Скарбек, дальний родственник Кшижановских, взял осиротевшую паненку к себе в дом, где уже ютились многочисленные обездоленные племянницы, кузины, приживалки и так называемые «домашние сестрицы» – полуродственницы-полуэкономки.
С Юстыной обращались соответственно ее происхождению и довершили ее воспитание. Она в совершенстве изучила французский, хорошо играла на рояле. Но вскоре сама пожелала зарабатывать себе на хлеб, и ей доверили воспитание графских дочерей. Графиня даже выделила ей небольшое приданое – уютный флигелек в Желязовой Воле. Женихов, однако, не было. Миловидная панна Юстына привлекала главным образом тех посетителей графского дома, которые не собирались связывать себя. Правда, с этой стороны графиня могла быть спокойна: молодая девушка держала себя гордо и неприступно. Но время шло, юные графини подрастали, и неизбежно должен был наступить срок, когда услуги домашней гувернантки окажутся ненужными, и тогда придется либо искать новое место у чужих людей, либо остаться в графском доме – уже настоящей приживалкой.
Эта перспектива ужасала Юстыну. Появление Миколая Шопена, умного, образованного, деликатного в обращении, да еще в ореоле патриотического подвига, совершенного им в юности, показалось Юстыне чудом. Это действительно было так, ибо новый учитель сильно отличался от всех мужчин, которых она знала. Он отнесся к ней с дружеским участием, стал для нее братом, а затем уж – возлюбленным. Он был старше Юстыны на одиннадцать лет, но она не ощущала этой разницы: пан Миколай выглядел гораздо моложе своего возраста (это было в роду у всех Шопенов), а главное – был молод душой, моложе самой Юстыны, осторожной и не слишком доверчивой.
«Низкое» происхождение пана Миколая могло стать препятствием к его браку с дворяночкой, хотя и бедной, но воспитанной в сословной гордости. Он не скрыл, что отец его возделывал виноградники и занимался еще и другими сельскими работами. Но энергия и дарования Шопена восполняли этот пробел в глазах графини Скарбек и ее воспитанницы. Сама Юстына была уверена, что ее избранник недолго останется домашним учителем и добьется несравненно лучшего положения. Из разговоров с Шопеном она заключила, что он гуманист, почитатель французских энциклопедистов. Она поверила в него; это был почетный для нее брак; не просто избавление от печальной судьбы, но редкое, подлинное счастье.
И все же ей приходилось думать о многом, создавая благополучие семьи. И муж и дети были слабого здоровья; у пана Миколая случались иногда приступы лихорадки, от которой он надолго ослабевал. Заботы жены укрепили его, помогли природе. Но возникали другие беспокойства – из-за детей. Первый ребенок, Людвика, родилась довольно крепкой и росла, как дубок, но младшие дети-погодки были хрупки и болезненны. Изабеллу и Фридерика как-то выручала их неистощимая веселость. Глядя на их оживленные лица, разрумянившиеся во время игр, пани Юстына успокаивалась: дети выглядели совершенно здоровыми. Но самая младшая, Эмилька, с каждым годом становилась все тише и покорнее, и ее личико казалось совсем восковым, особенно когда на него падал луч солнца. Миля была необычайно даровита: с четырех лет она придумывала трогательные сказки и пела песенки, в которых и слова и напев были ее собственные.
Шопен - Оржеховская Фаина Марковна => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Шопен автора Оржеховская Фаина Марковна дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Шопен у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Шопен своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Оржеховская Фаина Марковна - Шопен.
Если после завершения чтения книги Шопен вы захотите почитать и другие книги Оржеховская Фаина Марковна, тогда зайдите на страницу писателя Оржеховская Фаина Марковна - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Шопен, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Оржеховская Фаина Марковна, написавшего книгу Шопен, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Шопен; Оржеховская Фаина Марковна, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн