«Желанная и вероломная»: АСТ; Москва; 1999
ISBN 5-237-02423-8
Аннотация
Кажется, еще вчера Келли и Дэниел любили друг друга и были счастливы пока их не разделила Гражданская война. Пока девушка невольно не предала любимого и он не поклялся вернуться и отомстить. Келли с ужасом ждала этого, и однажды Дэниел действительно оказался на пороге ее дома. Однако не ненависть и месть привели мятежника к прекрасной предательнице, а жгучая, непреодолимая страсть, побороть которую невозможно.
Хизер Грэм
Желанная и вероломная
Пролог
КЕЛЛИ
4 июля 1863 года
Окрестности Шарпсбурга, Мэриленд
Женщина, стоявшая у колодца возле выкрашенного белой известкой фермерского дома, была очень красивой. Густые золотисто-каштановые волосы поблескивали в лучах заходящего солнца.
Они то казались красновато-коричневыми, то приобретали более глубокий оттенок, напоминая соболиный мех. Длинные локоны растекались широкой волной по плечам, обрамляя прелестное личико с широко расставленными серыми глазами, высокими скулами и полными выразительными губами. В изгибе рта таилась неизбывная печаль, она же читалась и в ее встревоженных глазах, лишь подчеркивая тем самым необычайную красоту незнакомки. В угасающем свете уходящего дня она словно олицетворяла собой красоту и изящество мира, будто ангел отдернул занавеску и позволил заглянуть на небеса.
Женщина стояла и смотрела, как они идут.
А они двигались бесконечным потоком, как гигантская змея — сотни мужчин в изодранных серых мундирах, — распространяя вокруг миазмы войны, в которой они потерпели поражение. Верхом на измученных конях или пешие, они растянулись, по словам одного усталого солдата, примерно на семнадцать миль.
Враги. Это шли враги.
Впрочем, теперь она уже их не боялась.
Испугать ее могло бы только одно — появление мятежника.
Испугать, взволновать, разбередить душу. Но подобное полностью исключено, ибо он не участвовал в последнем сражении.
Война для него закончилась раньше. Сейчас он ждал ее исхода за решеткой тюрьмы Олд-Кэпитол.
Будь он на свободе, она не стояла бы сейчас здесь, у колодца, наблюдая ужасную картину отступления, — она бы давно сбежала как можно дальше от этих мест. И уж тем более не осмелилась бы предлагать холодную колодезную воду его поверженным товарищам по оружию.
Он стал врагом не потому, что носил мундир другого цвета, а потому, что жаждал мести.
Именно по ее вине он оказался за толстыми тюремными стенами и надежными решетками, когда дорогой его сердцу Юг проиграл сражение.
Но он вернется, обязательно вернется, чтобы посчитаться с ней.
Вздрогнув всем телом, она только крепче сжала ручку ковша и зачерпнула из ведра колодезной воды, чтобы напоить очередного бедолагу.
Он поклялся отомстить ей. Она до сих пер слышит едва сдерживаемую ярость в его голосе — ему тогда показалось, что она его предала.
Эти отступавшие солдаты были ее врагами, но она не испытывала к ним ничего, кроме жалости. В их лицах — молодых и старых, красивых и некрасивых, залитых потом и кровью — читалась глубокая усталость. В глазах, как в зеркале отражавших их душевное состояние, застыло горе и страдание.
Стояло лето, и после дождей плодородная земля совсем раскисла. После полудня жара начала спадать, повеяло прохладой, и казалось чудовищно нелепым, что среди этого зеленого великолепия бредут, хромают, цепляются друг за друга одетые в лохмотья, израненные, окровавленные, сломленные мужчины.
Колонна двигалась мимо фермы Келли, но время от времени кто-нибудь из пехотинцев делал шаг в сторону и подходил напиться.
Сегодня, четвертого июля, северяне могли наконец торжествовать долгожданную победу. Несколько дней назад под Геттисбергом, маленьким сонным городком в Пенсильвании, им удалось-таки здорово потрепать конфедератов. Великий и непобедимый генерал южан Роберт Ли, о котором слагались легенды, когда он наголову разбил противника при Чанселлорсвилле и Фредериксберге, а также одержал ряд других громких побед, уже давно хозяйничал на Севере. И вот теперь его выбили оттуда.
— Семь бед — один ответ, мэм, — кивнул Келли солдат из Теннесси, с благодарностью принимая ковш холодной воды.
Парень как парень — среднего роста, худощавый, копна густых темных волос на голове, усы и борода… От военной формы на нем остались только выношенные брюки горчичного цвета, выгоревшая рубаха да скатка с постельными принадлежностями и личными вещами через плечо. Видавшая виды шляпа была в нескольких местах продырявлена пулями.
— Мы собирались атаковать Гаррисйург, но у нас не было обуви. Кто-то сказал, что в Геттисберге полным-полно обуви. Мы двинулись туда, и сразу же завязалась перестрелка. Странно. А потом подвалили все сразу: южане — с севера, северяне — с юга.
И к ночи третьего июля началось такое!.. — Он осекся, но затем продолжил:
— Я еще никогда не видел такого количества трупов.
Никогда. — Взгляд солдата был устремлен на дно ковша, и в глазах его застыла неизбывная тоска.
— Может быть, это предвещает конец войны? — высказала предположение Келли.
Парень поднял глаза и, неожиданно протянув руку, прикоснулся к ее волосам. Она испуганно отпрянула.
— Простите, мэм, — извинился незнакомец. — Просто я В жизни не видел таких красавиц. Ваши волосы похожи на шелк, а лицо как у ангела. Спасибо, мэм. Мне пора. — Он отдал ей ковш и уже хотел было уйти, но обернулся и добавил:
— Не думаю, что война скоро закончится. Ваш генерал — Мид, кажется? — наверняка идет за нами следом. Да, а мы разбиты и обескровлены… Даже старый волк преследует захромавшего оленя. Правда, Мид почему-то не торопится. А нашему генералу Ли только дай шанс!.. Нет, едва ли война закончится в ближайшее время. Будьте осторожны, мэм. Берегите себя.
— Вы тоже! — крикнула она ему вслед.
Он кивнул и печально улыбнулся.
Следующий погибавший от жажды тоже не прочь был с ней поговорить:
— Мэм, мне здорово повезло, что я остался в живых.
Просто-напросто, задержался из-за своей хромоты — в первом же бою получил пулю. Третьего июля генерал Ли обратился к нам с вопросом, сможем ли мы прорвать линию обороны северян у каменной гряды. Бригадный генерал Джордж Пикетт, конечно, сразу же бросился выполнять негласный приказ. Мэм!
В моей роте — да нет, черт возьми, во всей бригаде! — с тех пор никого не осталось в живых! За несколько минут погибли тысячи.
Он покачал головой, погрузившись в воспоминания.
— Тысячи! — повторил он. Он пил из ковша, и его руки в изодранных грязных перчатках тряслись мелкой дрожью. Напившись, он отдал ей ковш. — Спасибо, мэм. Премного вам благодарен.
День подходил к концу. Разбитые войска генерала Ли все еще тащились по проселочным дорогам Мэриленда. Келли с ужасом внимала рассказам измученных солдат, но тем не менее не покидала своего поста. Она теперь по собственному опыту знала, что творится на поле боя, потому что менее года назад была свидетельницей разгоревшейся здесь битвы. У нее на глазах гибли тогда солдаты и в сером, и в синем.
Именно тогда он и появился.
Девушка не осмеливалась думать о нем. По крайней мере сегодня.
Она бы так и стояла у колодца, но к вечеру заплакал Джард пришлось вернуться в дом, чтобы покормить и перепеленать его А потом Келли снова застыла с ковшом в руке, удивляясь тому, как быстро пролетел день.
Спускались сумерки, но солдаты все шли и шли. Она вслушивалась в названия незнакомых мест, где они сражались: Литл-Раундтоп, Биг-Раундтоп, Девилз-Ден…
Совсем стемнело. Услышав цоканье копыт, Келли насторожилась. По спине отчего-то пробежали мурашки. Она оглянулась и, увидев молодого белокурого всадника на тощей чалой лошади, вздохнула с облегчением. Он спешился и, приблизившись к ней, поблагодарил ее, даже не взяв в руки ковш.
— Все же есть Бог на небесах! После всех ужасов, которые мне довелось вынести, такая ангельская красота! Спасибо, мэм, — сказал он, и она улыбнулась, хотя вся дрожала, ибо он напомнил ей другого. — С благодарностью принимаю воду из ваших рук. — Он отхлебнул из ковша и сдвинул на затылок фетровую кавалерийскую шляпу с загнутыми вверх полями.
Шляпа тоже вызвала воспоминания.
— Вы сочувствуете южанам, мэм?
Келли молча покачала головой, встретившись взглядом с его темно-карими глазами.
— Нет, сэр. Я верю в нерушимость Союза, — наконец ответила она. — Но сейчас мне больше всего хочется, чтобы закончилась война.
— Хорошо бы! — кивнул кавалерист, опираясь на сруб колодца. — Еще одна подобная баталия… — Он передернул плечами, не закончив фразы. — Мэм, это ужасно! Настоящий кошмар. Великий стратег Ли впервые разрабатывал эту операцию без помощи Джексона Каменная Стена. А Джеб Стюарт завел нас, кавалеристов, слишком далеко в тыл противника, чтобы собрать необходимые генералу Ли сведения. — Молодой человек вздохнул и смахнул пыль со своей шляпы. — И мы оказались лицом к лицу с войсками генерала союзных войск Джорджа Кастера. Нарочно не придумаешь, а?
Мой брат знал Кастсра по Уаст-Пойнту. Тогда он был чуть ли не последним учеником в группе, и тем не менее, когда потребовалось, сумел сдержать наш натиск. Конечно, он не смог обратить нас в бегство. Я с самого начала войны воюю под командованием полковника Камерона, а его ничто не остановит!
Не такой он человек. Даже смерть ему нипочем, смею вам доложить, потому что Камерон просто не боится смерти. И все же…
— Камерон? — перебила его Келли.
Кавалерист вопросительно изогнул бровь.
— Вы знаете полковника, мэм?
— Мы… встречались, — едва слышно произнесла девушка.
— Значит, вы его знаете! Полковник Дэниел Дерю Камерон — я им восхищаюсь, мэм! Свет не видывал другого такого отважного кавалериста. Говорят, он многому научился у индейцев. И вообще из тех офицеров, кто во время боя не прячется за спинами солдат. Камерон всегда в гуще битвы…
Келли с сомнением покачала головой:
— Но ведь он в тюрьме!
Кавалерист презрительно фыркнул:
— Как бы не так, мэм! Его упрятали в Олд-Капитол в Вашингтоне, но он не пробыл там и двух недель. Его ранили здесь, в битве под Шарпсбургом, но стоило ранам затянуться, как он улизнул из тюрьмы под носом у охранников-янки, черт побери! Извините, мэм, за грубые слова, но я очень давно не бывал в дамском обществе. Полковник Камерон вернулся в строй еще прошлой осенью, и все крупные сражения — в Бренди-Стейшн, под Чанселлорсвиллем, под Фредериксбергом — мы выиграли под его командованием. Скоро он будет здесь.
Ночь дышала теплом, а ей почему-то стало холодно. Отчаянно захотелось броситься наутек и бежать, бежать, но она не могла двинуться с места.
Судя по всему, кавалерист ничего не заметил. Не почувствовал, что сердце у нее на миг остановилось, а потом бешено забилось. Она вдруг перестала дышать, а потом стала хватать ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.
Дэниел на свободе! Он уже очень, очень давно на свободе.
Он участвовал в сражениях, как и подобает каждому солдату.
Может быть, он забыл о ней? Может быть, простил?
Нет. Нечего даже и рассчитывать.
— Ну, мне пора, — бросил ей кавалерист. — Вы ангел милосердия в море скорби. Благодарю вас.
Он поставил ковш на сруб колодца и, ссутулившись, двинулся дальше.
Ночной ветерок ласково защекотал ее пылавшее лицо.
И тут раздался знакомый голос — глубокий сочный баритон. Не только в словах, но и в тоне его сквозила насмешка.
— Ничего себе, ангел милосердия! Наверняка не обошлось без доброй дозы мышьяка в колодце?!
Сердце Келли бешено забилось и вдруг разом оборвалось.
Он жив, здоров и на свободе!
Надо же, он здесь! Видимо, прятался за изгородью, чтобы она его не видела, а теперь вот перед ней, держит под уздцы чистокровного скакуна, который некогда был превосходным кавалерийским конем, но ныне, уподобившись всем прочим коням конфедератов, отощал и с испугом смотрит своими огромными карими глазами.
Боже, при чем тут лошадь?!
Ведь здесь Дэниел!
Он ничуть не изменился — все такой же высокий и стройный. Серый мундир, желтый пояс, сабля на боку… Коричневатые брюки заправлены в черные кавалерийские сапоги, сейчас грязные и стоптанные до предела. На голове — низко надвинутая на лоб шляпа с задорно покачивающимся плюмажем.
Келли подняла взгляд.
О эти синие глаза! Черные как смоль ресницы, упрямые дуги черных бровей… Он неторопливо оглядывал ее с ног до головы, оценивая, осуждая, вынося приговор. Он так и полыхал яростью, которая, казалось, вот-вот выплеснется через край. Его красивое лицо стало еще красивее, обветрев и покрывшись в ходе войны волевыми морщинами. Прямой нос высокие, четко очерченные скулы, чувственные губы…
— Привет, ангелок, — тихо процедил он сквозь зубы.
Только бы не подать виду, только бы не упасть! Она ни в чем не виновата, хотя он никогда этому не поверит. Впрочем, какая разница? Она просто не может сдаться на его милость, потому что сам он никогда не сдавался.
«Приди в себя! — приказала она себе. — Дыши глубже!
Ты не дождешься от него снисхождения. Так не выказывай, что боишься его, ибо он тотчас воспользуется этим. Он кавалерист, а значит, отлично знает тактику боя».
Келли никак не могла унять дрожь в руках, но выглядела невозмутимой; она спокойно стояла и смотрела с вызовом. Однако отнюдь не благодаря своему мужеству, а только потому, что буквально приросла к месту от страха.
Она никогда не сомневалась, что снова увидит его. Ночами, лежа без сна, она порой молила Бога, чтобы из памяти стерлось все то, что испортило их отношения. Много ночей она мечтала о нем, вновь и вновь переживая сладкий восторг их единения.
Но никогда не удастся заставить его поверить ей. Война отобрала у нее почти все, но еще осталась гордость: она ни за что не станет унижаться и упрашивать.
Судя по всему, война напрочь лишила его сострадания. Значит, и она будет столь же хладнокровна.
Лучше бы она и в самом деле его предала! Тогда теперь ненавидела бы так же сильно, как, по-видимому, он ее.
— Язык проглотила? — язвительно произнес он с виргинской протяжностью. — Очень странно. Разве ты меня не ждала?
Приблизившись, он показался ей еще выше. Несмотря на видимую худобу, плечи его как будто стали шире, а грациозность движений усиливала угрозу.
«Беги! Беги сию же минуту!» — подсказывал ей внутренний голос.
Но бежать было некуда.
Он джентльмен, напомнила она себе. Офицер кавалерии. Один из последних рыцарей, как называли своих кавалеристов южане. Воспитан в духе преклонения перед женщинами. Его учили превыше всего ценить свою честь; именно честь, справедливость и долг — те принципы, согласно которым следует жить.
Его учили быть милосердным…
Но в глазах, смотревших на нее сейчас, милосердия не было.
Она чуть не вскрикнула, когда он потянулся к ней, но тут же онемела от испуга.
Дэниел взял из ее рук ковш, зачерпнул холодной колодезной воды и с наслаждением сделал глоток.
— Странно, что вода не отравлена. Может быть, в ней есть хотя бы битое стекло? — хмыкнул он.
Их разделяло всего несколько дюймов. На какое-то короткое мгновение сердце ее забилось от радости: пусть Камерон думает что угодно, пусть не верит ей, лишь бы был жив. Потому что в тот незабываемый час, который они провели вместе, она его полюбила.
И ничто — ни цвет мундира, ни различия в их убеждениях и верованиях — не сможет повлиять на чувство, что поселилось в глубине ее сердца.
Она любила его все долгие месяцы войны, любила, несмотря на то что он только сильнее уверовал в ее предательство, ожесточившись в это суровое время.
Она любила и боялась его одновременно, и вот теперь он снова перед ней. Так близко, что ощущаются даже тепло И запах его тела. Похудевший, осунувшийся, в поношенной одежде, он тем не менее красив и благороден.
Дэниел, подойдя еще ближе, буквально пронзил ее своим жгучим взглядом. Голос его — хрипловатый и низкий — дрожал от волнения.
— Вы словно привидение увидели, миссис Майклсон. Ах да, вы, должно быть, надеялись, что я к этому времени уже стал привидением, давным-давно пав на поле брани и обратившись в пыль? Нет, ангелок, как видишь, я здесь. — Он на мгновение умолк, затем снова саркастически улыбнулся. — Черт возьми, Келли, ты все так же красива!
Надо бы просто-напросто тебя задушить — вцепиться в это красивое горло и задушить. Но ведь даже если тебя не будет, ты по-прежнему будешь мучить меня!
Она гордо расправила плечи и решительно взглянула ему в глаза, моля Бога не оставить ее.
— Полковник, пейте и, будьте любезны, езжайте своей дорогой. Это территория Союза, и ваше присутствие здесь нежелательно.
К ее удивлению, он не сдвинулся с места. Что ж, она не сдастся на милость победителя, все давно решено. Келли величественно развернулась и прошествовала к дому с высоко поднятой головой.
— Келля! — окликнул Дэниел гневно.
Она ощутила его голос как прикосновение страждущего, которое отозвалось в душе и сердце страхом и вновь проснувшимся желанием.
1 2 3 4 5 6 7