В них мало привлекательного.
- Разве тебе не приходилось видеть в этих деревнях школы с хорошо оборудованным физическим кабинетом и прекрасными классами? Или хорошо оборудованные больницы в каком-нибудь захолустье? Или многоэтажные дома в Харькове, огромные фабрики в Сталинграде?
- А тебе не приходилось ничего слышать о так называемых потемкинских деревнях? Если не знаешь, я расскажу тебе, что такие «липовые» деревни строил граф Потемкин перед самым приездом Екатерины в южные районы России, чтобы ввести императрицу в заблуждение. Нечто подобное усматриваю я и здесь.
Все это Мельцер проговорил с такой убежденностью, что я сразу же понял: он до сих пор не желает расставаться со своими старыми убеждениями.
- Ты забываешь, что еще совсем недавно мы считали Россию карточным домиком, колоссом на глиняных ногах. Какой дорогой ценой пришлось нам расплачиваться за это! Так что в заблуждение нас ввели не русские, а Гитлер.
- Выходит, какому-то большевистскому старшему лейтенанту ты веришь больше, чем фюреру? - не унимался Мельцер.
- Я испытал на собственной шкуре, что Гитлер обманул нас, а потом просто-напросто предал. Вот с тех пор я и пытаюсь понять, где правда, а где ложь. Из лекций старшего лейтенанта мне стало ясно, что русский народ борется за лучшее будущее. Жалкие соломенные крыши, плохая одежда, скверные дороги - все это вчерашний день, а школы, больницы, индустриальные предприятия - предвестники будущего.
Мельцер ничего не ответил и несколько дней избегал говорить на подобные темы. Мы по-прежнему оказывали друг другу различные услуги, играли в шахматы, вспоминали родные края. Политика же как бы стала для нас запрещенной темой.
Я начал чаще ходить в лагерную библиотеку. Все экземпляры книги Варги «Двадцать лет капитализма и социализма», а также Отчетный доклад XVIII съезду ВКП (б) находились на руках. Обе работы рекомендовал нам старший лейтенант, и их отсутствие в библиотеке назло неверующим свидетельствовало о том, что у многих военнопленных растет интерес к политике.
***
Помимо книги Варги я как-то взял в библиотеке и брошюру с речью капитана д-ра Эрнста Хадермана, с которой он выступил перед пленными немецкими офицерами 26 мая 1942 года в елабугском лагере.
Никто из нас не знал капитана Хадермана. Неужели такой действительно существует? Тогда почему нам его не покажут? И неужели действительно год назад в этом лагере были военнопленные?
Никто не ответил нам на эти вопросы, однако само выступление я прочитал с огромным интересом. Называлось оно так: «Как можно покончить с войной? Откровение одного немецкого капитана».
Чего-чего, а мужества у этого человека нельзя было отнять. Уже в самом начале своей брошюры он писал буквально следующее:
«… Для того чтобы спасти наших солдат на фронте и избавить германский народ от неминуемой катастрофы, необходимо прежде всего: сбросить Гитлера, предоставить немецкому народу свободу, заключить своевременный и честный мир».
Год назад, в конце мая 1942 года, я вместе с санитарной ротой находился в Харькове. Пропагандисты вермахта пророчили нам блистательные победы в весенней кампании. Я, правда, уже тогда понимал, что война на востоке потребует от нас очень многих жертв. Однако я нисколько не сомневался, что в конечном счете мы все равно победим. А в то же самое время, в мае 1942 года, капитан Хадерман говорил следующее:
«С военной точки зрения, война стала бесперспективной. Против нас с оружием в руках выступают Советский Союз, Великобритания и США. В экономическом отношении эти три державы могут опираться на экономику всей Америки, Африки, Австралии и даже значительной части Азии. Кто может верить в то, что Германия способна сокрушить такую мощную группировку?»
Капитан Хадерман в своей брошюре затрагивал не только военные и экономические аспекты войны. Он разоблачал фашизм с его теорией завоевания «жизненного пространства», с его «новым порядком» в Европе. А с какой уничтожающей критикой писал Хадерман о приходе фашистов к власти в 1933 году, о их программе «воспитания» молодежи и об этой войне, особенно о зверствах, совершенных гитлеровцами в Польше и в Советском Союзе! Не умолчал автор и о разгоне фашистами профсоюзов и политических партий, о применении силы против христианской церкви…
В своих размышлениях я прежде всего возмущался жестокостью и беззастенчивостью гитлеровской политики. В брошюре же приводились и такие примеры, на которые прежде я смотрел совершенно другими глазами. И я был полностью согласен с Хадерманом, когда он спрашивал:
«Разве могли бы в сегодняшней Германии существовать величайшие умы? Такие, как Лессинг, который всю свою жизнь был сторонником гуманизма и борцом за свободу совести? Или Гердер, который научил нас прислушиваться к голосу других народов? Или Шиллер - этот певец свободы? Или Гете, выступавший за всестороннее образование? А такие мыслители с мировым именем, как Лейбниц, Кант?»
Ясно как день, что сегодняшняя официальная Германия чужда для этих величайших умов.
«Настоящее лицо Германии скрыто, заграница видит лишь искаженную душу немецкого народа. Немецкий дух задавлен, восторжествовала грубая сила!»
Это мог сказать только немец! Такой стиль, такое знание предмета!
Капитан говорил правду. Он за целый год предугадал ход событий.
Правда, я и сам еще задолго до Сталинградской битвы уже понял, что приход нацистов к власти несовместим с немецкой культурой. То немногое, что я знал о преследовании евреев, уже достаточно красноречиво свидетельствовало об этом. Кое-что о стерилизации и борьбе за чистоту расы я слышал от знакомых врачей еще в Шварцвальде, когда работал в детском санатории. Помню, меня очень обеспокоили эти ужасы, однако никаких выводов для себя я не сделал. Настроение было ужасное, временами даже хотелось покончить с собой, однако до этого дело не дошло.
Так неужели и теперь я буду непоследователен? Неужели я испугался того, что кто-то назвал меня предателем и изменником?
Д-р Хадерман дал мне ясный ответ:
«Предательство совершает тот, кто ради собственной выгоды причиняет вред своей родине. Оставим личные беды себе, чтобы спасти отечество! Мы не предатели, а спасители отечества. Так пусть же каждый из нас станет активным в защите истинных интересов отечества!»
В этой брошюре немец откровенно высказался относительно того, как следует понимать ответственность отдельной личности перед своим народом.
«Сегодня мы, немцы, являемся насильниками и разрушителями. И сегодня мы преклоняемся перед теми же идолами, что и в годы первой мировой войны, - перед деньгами, властью и насилием.
Или мы будем катиться назад, или же обретем себя и возродим лучшие немецкие традиции!
Немецкий народ должен решить, по какому пути он пойдет!
Близится час, который решит его судьбу.
И перед вами, господа, стоит тот же выбор!
Не ошибитесь в выборе правильного пути!»
Написанное капитаном кровно затрагивало мои интересы. Я понимал, что сам стою перед выбором.
И нужно сделать правильный выбор!
А это значит подняться против Гитлера, который обманул весь немецкий народ.
Я содрогался при мысли о злодеяниях гитлеровской Германии. В то же время меня пугало решение открыто выступить против власть имущих, стать мятежником, противником Гитлера, за которым еще шли миллионы ослепленных им сторонников - как на фронте, так и в тылу.
Эта тоненькая брошюра ввергла меня в пучину новых мучительных сомнений, но это был еще один шаг на пути к истине…
***
Капитан д-р Хадерман выступал как антифашист, хотя в брошюре на сорок страниц лишь один раз встречается это слово. Хадерман совсем не употреблял слов «фашист» и «фашизм», он заменял их словами «национал-социалист» и «национал-социализм». И это казалось мне более правильным для Германии.
Такие понятия, как «фашист» и «антифашист», были для меня непривычны. По моим представлениям, фашизм - это Италия, Муссолини. Само это слово существовало со времен древнеримских легионеров. И я не понимал, как это понятие подходит к движению в Германии.
Хотя, собственно говоря, члены антифашистской группы знают лучше, что делают. И как-то я спросил одного из них об этом.
В правом крыле блока «А» один пленный рисовал лагерную стенную газету, выпускаемую активом группы. Между прочим, слова «стенная газета» и «актив» казались мне тоже необычными. Пленный, занимавшийся с газетой, был тоже старшим лейтенантом. На груди у него висел Железный крест, нашивка с орлом спорота. По одежде он ничем не отличался от меня.
- Скажите, пожалуйста, - обратился я к нему, - почему вы по русской моде употребляете такие слова, как «фашист» и «антифашист»? Можно по-разному относиться к Гитлеру, но ведь он - основатель национал-социализма, а не фашизма.
На меня открыто и дружелюбно смотрели голубые глаза старшего лейтенанта.
- Объяснить это не так уж сложно. Фашизм - это собирательное понятие. Оно обозначает определенного рода политическую систему правления. Под это понятие подходит режим Гитлера в Германии, Муссолини в Италии и Франко в Испании. Фашистов можно найти и во Франции, и в Англии.
- Выходит, фашизм - явление интернациональное? - спросил я.
- Вы правы в том, что не отдельные личности являются первопричиной такой формы правления. За их спиной стоят экономические силы. Гитлер - ставленник крупного германского капитала, ради интересов которого он и развязал эту войну. Побывав под Сталинградом, мы на горьком опыте убедились, на что способен фюрер. И я должен сказать вам, что все пережитое нами - предупреждение для всего немецкого народа.
Голубые глаза старшего лейтенанта стали строгими. Он крепко сжал губы. Выражение его лица свидетельствовало о решимости.
Да, этот человек не забудет катастрофы 6-й армии. Однако в вопросе о причинах он, как мне показалось, мыслил слишком упрощенно. Гитлер - исполнитель воли крупного капитала? А где этому доказательства?
- Я вижу, вы человек начитанный, - заметил я. - но не подпадаете ли вы под влияние коммунистической пропаганды, когда говорите, что Гитлер - ставленник банков и крупных промышленников? У меня такое впечатление, что к этому выводу вы пришли только здесь, за колючей проволокой…
- К сожалению, так оно и есть. Было время, когда я слепо верил Гитлеру, был руководителем гитлерюгенда и хотел стать корреспондентом одной национал-социалистской газеты. На войну я шел с воодушевлением. И слепо верил таким лозунгам Гитлера, как «честь», «народ» и «отечество», верил его словам: «6-я армия может на меня положиться, как на гранитную скалу…»
- Такое состояние мне знакомо.
- Я был готов воевать до последнего патрона, а если потребуется, то и умереть. А в последние дни Сталинградской битвы меня вдруг осенило: «Зачем Германии нужна такая жертва?» Эта преисподня и действительно была не просто проигранным сражением. Самое страшное было сознавать, что фюрер беспричинно пожертвовал жизнью нескольких сот тысяч солдат, которые были ему преданы…
Склонившись над газетой, офицер замолчал. На лице его я прочел выражение возмущения и печали. Он приклеил газету на специальную доску. Одна из статей называлась «Чего хочет антифашистская группа?». В ней говорилось, что варварское нападение Гитлера на Советский Союз требует от каждого немца сделать выбор. «Покончить с Гитлером и этой войной - таково требование времени!» - так заканчивалась статья.
«Не слишком ли далеко зашел автор этой статьи?» - подумал я. Однако как бы там ни было, а слова старшего лейтенанта заставили меня вспомнить прошлое. Подполковник Кутчера еще в котле окружения говорил мне о предательстве Гитлера. А мои размышления в эшелоне? Разве не привели они меня к таким же выводам? Осторожно я возобновил разговор.
- Я во время окружения работал на дивизионном медпункте и в полевом госпитале. Я видел, как умирают сотни людей, и разделяю вашу точку зрения относительно бесцельности сопротивления. Именно тогда у меня и возник вопрос: «Кто такой Гитлер и как он мог стать безграничным властителем?»
- Разрешите пригласить вас на собрание нашей антифашистской группы? На следующей неделе, в четверг, в десять утра, политический инструктор Книпшильд прочтет нам лекцию о мировом кризисе и приходе Гитлера к власти в 1933 году. Мы будем рады, если придете и вы. Меня зовут Гельфрид Гроне. Я из Ашерслебена, что близ Магдебурга.
Я пожал Гельфриду руку и тоже представился.
Так весной 1943 года началось мое первое знакомство с антифашистским движением немецких военнопленных.
За обедом я рассказал Мельцеру о своем новом знакомстве.
- Я тебе еще несколько недель назад говорил, что ты рано или поздно попадешь в кружок антифашистов, - заметил Мельцер.
- Но, Геральд, - попытался защищаться я, - у те5я ведь тоже возникает немало вопросов. Неужели ты не хочешь пойти на эту лекцию?
- Об этом не может быть и речи. Я не хочу иметь ничего общего с коммунистами.
Лицо Мельцера стало серым. Он молча ел суп и ни разу не взглянул на меня.
***
Над входом в небольшой двухэтажный деревянный дом висела вывеска с коротким словом «Клуб». В клубе собиралась антифашистская группа пленных. Здесь они слушали лекции и доклады. Присутствовало человек двадцать пять. Общие собрания всех пленных проходили обычно под открытым небом.
Политический инструктор, из немецких эмигрантов, имел в клубе небольшую комнатку, где работал. Фамилия инструктора была Генрих Книпшильд. По профессии он был не то художником, не то графиком: он занимался не только пропагандой, но и снимал копии с картин Репина, Касаткина и Серова. Писал он также и портреты советских руководителей. Чувствовалось, что это был неплохой мастер.
Инструктор был средних лет. Он производил впечатление больного человека: дышал, как астматик, все лицо его было в мелких пятнышках.
Хорошо познакомившись с ним, я понял, что он убежденный антифашист. Стоило Книпшильду заговорить о Гитлере или услышать из уст какого-нибудь пленного офицера, пережившего окружение, что-то из фашистских лозунгов, как глаза его загорались гневом. Книпшильд всегда был готов ответить на любой вопрос. Когда инструктор видел, что кто-то находится в разладе с самим собой, он любил давать дружеские советы.
Генрих Книпшильд сидел за столом, накрытым красной материей. Перед ним на четырех скамейках сидели двадцать офицеров. Все коротко пострижены. На одном из них - форма танкиста, на остальных - полевая форма пехотинца. Все с орденами или орденскими планками. Большинство из них - члены антифашистской группы. Симпатизирующих кроме меня оказалось еще двое.
Инструктор поздоровался с присутствующими, назвав их товарищами. Свою лекцию на тему «Приход Гитлера к власти» он начал небольшим введением о Версальском мирном договоре. Я впервые узнал, что Советский Союз не подписал этого грабительского договора. При этом Книпшильд процитировал Ленина, который заклеймил политику империалистических держав. Не менее ошеломляющей была для меня оценка, которую лектор дал господствующим кругам Германии в вопросе о репарациях: всевозможные налоги тяжелым бременем легли на трудовые массы, а представители финансового капитала наживались на поставках. Гитлер демагогическими обещаниями обманул немецкий народ, свалив всю вину на экономическое положение страны, на Версальский мирный договор. В стране процветал шовинизм и реваншизм, отвлекая народные массы от борьбы за свои права.
Постепенно я привык к сухому языку доклада, пересыпанного иностранными словами. Как логично он говорил!
Затем лектор перешел к мировому кризису 1929 года и рассказал о событиях вплоть до 1932 года. Когда разразился кризис, мне было всего лишь пятнадцать лет. Кое-что печальное из того времени запало и в мою мальчишескую память, особенно огромные массы безработных.
На лекции я впервые услышал, что явилось причиной первого кризиса империализма, узнал, что в погоне за максимальными прибылями капиталистические державы значительно увеличили выпуск продукции, а покупательная способность трудящихся - как реальная, так и относительная - сильно упала. В период кризиса обострилась политическая обстановка. Массы требовали коренных изменений. Социал-демократическая партия с 1928 по 1932 год потеряла миллионы своих избирателей. В то же время Коммунистическая партия Германии и национал-социалистская рабочая партия Германии получили миллионы голосов. Банковские и индустриальные короли поддерживали нацистскую партию крупными суммами, опираясь на нее, как на буфер, в борьбе против растущего революционного движения. По этому поводу докладчик привел много конкретных примеров. В числе лиц, финансировавших нацистов, он назвал Стиннеса, Кирдорфа, Круппа и целый ряд других крупных промышленников. 27 января 1932 года Гитлер выступил перед ними в Дюссельдорфе, изложив свою программу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
- Разве тебе не приходилось видеть в этих деревнях школы с хорошо оборудованным физическим кабинетом и прекрасными классами? Или хорошо оборудованные больницы в каком-нибудь захолустье? Или многоэтажные дома в Харькове, огромные фабрики в Сталинграде?
- А тебе не приходилось ничего слышать о так называемых потемкинских деревнях? Если не знаешь, я расскажу тебе, что такие «липовые» деревни строил граф Потемкин перед самым приездом Екатерины в южные районы России, чтобы ввести императрицу в заблуждение. Нечто подобное усматриваю я и здесь.
Все это Мельцер проговорил с такой убежденностью, что я сразу же понял: он до сих пор не желает расставаться со своими старыми убеждениями.
- Ты забываешь, что еще совсем недавно мы считали Россию карточным домиком, колоссом на глиняных ногах. Какой дорогой ценой пришлось нам расплачиваться за это! Так что в заблуждение нас ввели не русские, а Гитлер.
- Выходит, какому-то большевистскому старшему лейтенанту ты веришь больше, чем фюреру? - не унимался Мельцер.
- Я испытал на собственной шкуре, что Гитлер обманул нас, а потом просто-напросто предал. Вот с тех пор я и пытаюсь понять, где правда, а где ложь. Из лекций старшего лейтенанта мне стало ясно, что русский народ борется за лучшее будущее. Жалкие соломенные крыши, плохая одежда, скверные дороги - все это вчерашний день, а школы, больницы, индустриальные предприятия - предвестники будущего.
Мельцер ничего не ответил и несколько дней избегал говорить на подобные темы. Мы по-прежнему оказывали друг другу различные услуги, играли в шахматы, вспоминали родные края. Политика же как бы стала для нас запрещенной темой.
Я начал чаще ходить в лагерную библиотеку. Все экземпляры книги Варги «Двадцать лет капитализма и социализма», а также Отчетный доклад XVIII съезду ВКП (б) находились на руках. Обе работы рекомендовал нам старший лейтенант, и их отсутствие в библиотеке назло неверующим свидетельствовало о том, что у многих военнопленных растет интерес к политике.
***
Помимо книги Варги я как-то взял в библиотеке и брошюру с речью капитана д-ра Эрнста Хадермана, с которой он выступил перед пленными немецкими офицерами 26 мая 1942 года в елабугском лагере.
Никто из нас не знал капитана Хадермана. Неужели такой действительно существует? Тогда почему нам его не покажут? И неужели действительно год назад в этом лагере были военнопленные?
Никто не ответил нам на эти вопросы, однако само выступление я прочитал с огромным интересом. Называлось оно так: «Как можно покончить с войной? Откровение одного немецкого капитана».
Чего-чего, а мужества у этого человека нельзя было отнять. Уже в самом начале своей брошюры он писал буквально следующее:
«… Для того чтобы спасти наших солдат на фронте и избавить германский народ от неминуемой катастрофы, необходимо прежде всего: сбросить Гитлера, предоставить немецкому народу свободу, заключить своевременный и честный мир».
Год назад, в конце мая 1942 года, я вместе с санитарной ротой находился в Харькове. Пропагандисты вермахта пророчили нам блистательные победы в весенней кампании. Я, правда, уже тогда понимал, что война на востоке потребует от нас очень многих жертв. Однако я нисколько не сомневался, что в конечном счете мы все равно победим. А в то же самое время, в мае 1942 года, капитан Хадерман говорил следующее:
«С военной точки зрения, война стала бесперспективной. Против нас с оружием в руках выступают Советский Союз, Великобритания и США. В экономическом отношении эти три державы могут опираться на экономику всей Америки, Африки, Австралии и даже значительной части Азии. Кто может верить в то, что Германия способна сокрушить такую мощную группировку?»
Капитан Хадерман в своей брошюре затрагивал не только военные и экономические аспекты войны. Он разоблачал фашизм с его теорией завоевания «жизненного пространства», с его «новым порядком» в Европе. А с какой уничтожающей критикой писал Хадерман о приходе фашистов к власти в 1933 году, о их программе «воспитания» молодежи и об этой войне, особенно о зверствах, совершенных гитлеровцами в Польше и в Советском Союзе! Не умолчал автор и о разгоне фашистами профсоюзов и политических партий, о применении силы против христианской церкви…
В своих размышлениях я прежде всего возмущался жестокостью и беззастенчивостью гитлеровской политики. В брошюре же приводились и такие примеры, на которые прежде я смотрел совершенно другими глазами. И я был полностью согласен с Хадерманом, когда он спрашивал:
«Разве могли бы в сегодняшней Германии существовать величайшие умы? Такие, как Лессинг, который всю свою жизнь был сторонником гуманизма и борцом за свободу совести? Или Гердер, который научил нас прислушиваться к голосу других народов? Или Шиллер - этот певец свободы? Или Гете, выступавший за всестороннее образование? А такие мыслители с мировым именем, как Лейбниц, Кант?»
Ясно как день, что сегодняшняя официальная Германия чужда для этих величайших умов.
«Настоящее лицо Германии скрыто, заграница видит лишь искаженную душу немецкого народа. Немецкий дух задавлен, восторжествовала грубая сила!»
Это мог сказать только немец! Такой стиль, такое знание предмета!
Капитан говорил правду. Он за целый год предугадал ход событий.
Правда, я и сам еще задолго до Сталинградской битвы уже понял, что приход нацистов к власти несовместим с немецкой культурой. То немногое, что я знал о преследовании евреев, уже достаточно красноречиво свидетельствовало об этом. Кое-что о стерилизации и борьбе за чистоту расы я слышал от знакомых врачей еще в Шварцвальде, когда работал в детском санатории. Помню, меня очень обеспокоили эти ужасы, однако никаких выводов для себя я не сделал. Настроение было ужасное, временами даже хотелось покончить с собой, однако до этого дело не дошло.
Так неужели и теперь я буду непоследователен? Неужели я испугался того, что кто-то назвал меня предателем и изменником?
Д-р Хадерман дал мне ясный ответ:
«Предательство совершает тот, кто ради собственной выгоды причиняет вред своей родине. Оставим личные беды себе, чтобы спасти отечество! Мы не предатели, а спасители отечества. Так пусть же каждый из нас станет активным в защите истинных интересов отечества!»
В этой брошюре немец откровенно высказался относительно того, как следует понимать ответственность отдельной личности перед своим народом.
«Сегодня мы, немцы, являемся насильниками и разрушителями. И сегодня мы преклоняемся перед теми же идолами, что и в годы первой мировой войны, - перед деньгами, властью и насилием.
Или мы будем катиться назад, или же обретем себя и возродим лучшие немецкие традиции!
Немецкий народ должен решить, по какому пути он пойдет!
Близится час, который решит его судьбу.
И перед вами, господа, стоит тот же выбор!
Не ошибитесь в выборе правильного пути!»
Написанное капитаном кровно затрагивало мои интересы. Я понимал, что сам стою перед выбором.
И нужно сделать правильный выбор!
А это значит подняться против Гитлера, который обманул весь немецкий народ.
Я содрогался при мысли о злодеяниях гитлеровской Германии. В то же время меня пугало решение открыто выступить против власть имущих, стать мятежником, противником Гитлера, за которым еще шли миллионы ослепленных им сторонников - как на фронте, так и в тылу.
Эта тоненькая брошюра ввергла меня в пучину новых мучительных сомнений, но это был еще один шаг на пути к истине…
***
Капитан д-р Хадерман выступал как антифашист, хотя в брошюре на сорок страниц лишь один раз встречается это слово. Хадерман совсем не употреблял слов «фашист» и «фашизм», он заменял их словами «национал-социалист» и «национал-социализм». И это казалось мне более правильным для Германии.
Такие понятия, как «фашист» и «антифашист», были для меня непривычны. По моим представлениям, фашизм - это Италия, Муссолини. Само это слово существовало со времен древнеримских легионеров. И я не понимал, как это понятие подходит к движению в Германии.
Хотя, собственно говоря, члены антифашистской группы знают лучше, что делают. И как-то я спросил одного из них об этом.
В правом крыле блока «А» один пленный рисовал лагерную стенную газету, выпускаемую активом группы. Между прочим, слова «стенная газета» и «актив» казались мне тоже необычными. Пленный, занимавшийся с газетой, был тоже старшим лейтенантом. На груди у него висел Железный крест, нашивка с орлом спорота. По одежде он ничем не отличался от меня.
- Скажите, пожалуйста, - обратился я к нему, - почему вы по русской моде употребляете такие слова, как «фашист» и «антифашист»? Можно по-разному относиться к Гитлеру, но ведь он - основатель национал-социализма, а не фашизма.
На меня открыто и дружелюбно смотрели голубые глаза старшего лейтенанта.
- Объяснить это не так уж сложно. Фашизм - это собирательное понятие. Оно обозначает определенного рода политическую систему правления. Под это понятие подходит режим Гитлера в Германии, Муссолини в Италии и Франко в Испании. Фашистов можно найти и во Франции, и в Англии.
- Выходит, фашизм - явление интернациональное? - спросил я.
- Вы правы в том, что не отдельные личности являются первопричиной такой формы правления. За их спиной стоят экономические силы. Гитлер - ставленник крупного германского капитала, ради интересов которого он и развязал эту войну. Побывав под Сталинградом, мы на горьком опыте убедились, на что способен фюрер. И я должен сказать вам, что все пережитое нами - предупреждение для всего немецкого народа.
Голубые глаза старшего лейтенанта стали строгими. Он крепко сжал губы. Выражение его лица свидетельствовало о решимости.
Да, этот человек не забудет катастрофы 6-й армии. Однако в вопросе о причинах он, как мне показалось, мыслил слишком упрощенно. Гитлер - исполнитель воли крупного капитала? А где этому доказательства?
- Я вижу, вы человек начитанный, - заметил я. - но не подпадаете ли вы под влияние коммунистической пропаганды, когда говорите, что Гитлер - ставленник банков и крупных промышленников? У меня такое впечатление, что к этому выводу вы пришли только здесь, за колючей проволокой…
- К сожалению, так оно и есть. Было время, когда я слепо верил Гитлеру, был руководителем гитлерюгенда и хотел стать корреспондентом одной национал-социалистской газеты. На войну я шел с воодушевлением. И слепо верил таким лозунгам Гитлера, как «честь», «народ» и «отечество», верил его словам: «6-я армия может на меня положиться, как на гранитную скалу…»
- Такое состояние мне знакомо.
- Я был готов воевать до последнего патрона, а если потребуется, то и умереть. А в последние дни Сталинградской битвы меня вдруг осенило: «Зачем Германии нужна такая жертва?» Эта преисподня и действительно была не просто проигранным сражением. Самое страшное было сознавать, что фюрер беспричинно пожертвовал жизнью нескольких сот тысяч солдат, которые были ему преданы…
Склонившись над газетой, офицер замолчал. На лице его я прочел выражение возмущения и печали. Он приклеил газету на специальную доску. Одна из статей называлась «Чего хочет антифашистская группа?». В ней говорилось, что варварское нападение Гитлера на Советский Союз требует от каждого немца сделать выбор. «Покончить с Гитлером и этой войной - таково требование времени!» - так заканчивалась статья.
«Не слишком ли далеко зашел автор этой статьи?» - подумал я. Однако как бы там ни было, а слова старшего лейтенанта заставили меня вспомнить прошлое. Подполковник Кутчера еще в котле окружения говорил мне о предательстве Гитлера. А мои размышления в эшелоне? Разве не привели они меня к таким же выводам? Осторожно я возобновил разговор.
- Я во время окружения работал на дивизионном медпункте и в полевом госпитале. Я видел, как умирают сотни людей, и разделяю вашу точку зрения относительно бесцельности сопротивления. Именно тогда у меня и возник вопрос: «Кто такой Гитлер и как он мог стать безграничным властителем?»
- Разрешите пригласить вас на собрание нашей антифашистской группы? На следующей неделе, в четверг, в десять утра, политический инструктор Книпшильд прочтет нам лекцию о мировом кризисе и приходе Гитлера к власти в 1933 году. Мы будем рады, если придете и вы. Меня зовут Гельфрид Гроне. Я из Ашерслебена, что близ Магдебурга.
Я пожал Гельфриду руку и тоже представился.
Так весной 1943 года началось мое первое знакомство с антифашистским движением немецких военнопленных.
За обедом я рассказал Мельцеру о своем новом знакомстве.
- Я тебе еще несколько недель назад говорил, что ты рано или поздно попадешь в кружок антифашистов, - заметил Мельцер.
- Но, Геральд, - попытался защищаться я, - у те5я ведь тоже возникает немало вопросов. Неужели ты не хочешь пойти на эту лекцию?
- Об этом не может быть и речи. Я не хочу иметь ничего общего с коммунистами.
Лицо Мельцера стало серым. Он молча ел суп и ни разу не взглянул на меня.
***
Над входом в небольшой двухэтажный деревянный дом висела вывеска с коротким словом «Клуб». В клубе собиралась антифашистская группа пленных. Здесь они слушали лекции и доклады. Присутствовало человек двадцать пять. Общие собрания всех пленных проходили обычно под открытым небом.
Политический инструктор, из немецких эмигрантов, имел в клубе небольшую комнатку, где работал. Фамилия инструктора была Генрих Книпшильд. По профессии он был не то художником, не то графиком: он занимался не только пропагандой, но и снимал копии с картин Репина, Касаткина и Серова. Писал он также и портреты советских руководителей. Чувствовалось, что это был неплохой мастер.
Инструктор был средних лет. Он производил впечатление больного человека: дышал, как астматик, все лицо его было в мелких пятнышках.
Хорошо познакомившись с ним, я понял, что он убежденный антифашист. Стоило Книпшильду заговорить о Гитлере или услышать из уст какого-нибудь пленного офицера, пережившего окружение, что-то из фашистских лозунгов, как глаза его загорались гневом. Книпшильд всегда был готов ответить на любой вопрос. Когда инструктор видел, что кто-то находится в разладе с самим собой, он любил давать дружеские советы.
Генрих Книпшильд сидел за столом, накрытым красной материей. Перед ним на четырех скамейках сидели двадцать офицеров. Все коротко пострижены. На одном из них - форма танкиста, на остальных - полевая форма пехотинца. Все с орденами или орденскими планками. Большинство из них - члены антифашистской группы. Симпатизирующих кроме меня оказалось еще двое.
Инструктор поздоровался с присутствующими, назвав их товарищами. Свою лекцию на тему «Приход Гитлера к власти» он начал небольшим введением о Версальском мирном договоре. Я впервые узнал, что Советский Союз не подписал этого грабительского договора. При этом Книпшильд процитировал Ленина, который заклеймил политику империалистических держав. Не менее ошеломляющей была для меня оценка, которую лектор дал господствующим кругам Германии в вопросе о репарациях: всевозможные налоги тяжелым бременем легли на трудовые массы, а представители финансового капитала наживались на поставках. Гитлер демагогическими обещаниями обманул немецкий народ, свалив всю вину на экономическое положение страны, на Версальский мирный договор. В стране процветал шовинизм и реваншизм, отвлекая народные массы от борьбы за свои права.
Постепенно я привык к сухому языку доклада, пересыпанного иностранными словами. Как логично он говорил!
Затем лектор перешел к мировому кризису 1929 года и рассказал о событиях вплоть до 1932 года. Когда разразился кризис, мне было всего лишь пятнадцать лет. Кое-что печальное из того времени запало и в мою мальчишескую память, особенно огромные массы безработных.
На лекции я впервые услышал, что явилось причиной первого кризиса империализма, узнал, что в погоне за максимальными прибылями капиталистические державы значительно увеличили выпуск продукции, а покупательная способность трудящихся - как реальная, так и относительная - сильно упала. В период кризиса обострилась политическая обстановка. Массы требовали коренных изменений. Социал-демократическая партия с 1928 по 1932 год потеряла миллионы своих избирателей. В то же время Коммунистическая партия Германии и национал-социалистская рабочая партия Германии получили миллионы голосов. Банковские и индустриальные короли поддерживали нацистскую партию крупными суммами, опираясь на нее, как на буфер, в борьбе против растущего революционного движения. По этому поводу докладчик привел много конкретных примеров. В числе лиц, финансировавших нацистов, он назвал Стиннеса, Кирдорфа, Круппа и целый ряд других крупных промышленников. 27 января 1932 года Гитлер выступил перед ними в Дюссельдорфе, изложив свою программу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39