.."
Все тяготы переносили они вдвоем стойко. Но случилась такая тяжелая ночь - такая тяжелая, что пришлось и Попугаеву Вовке прибегнуть к зову последней надежды.
И не драли их. И голодом не наказывали.
А было это в древнем городе Фивы. Учились они у скульптора. Делал скульптор сфинкс для одного вельможи. Вельможа хотел подарить сфинкс самому фараону. Уже вырублено было и отполировано мощное тело льва. Было оно покойным, но как бы уже трубила в его крови утренняя заря. Полувовка и Вовка полировали гранит до зеркального блеска истолченным в порошок кремнем, замешанным на гусином сале и другими более тонкими пастами, которые втайне от всех приготовлял скульптор.
Но не было у сфинкса лица.
И все рисовал скульптор его лицо. Рисовал на песке, чтобы тут же стереть. Чтобы никто не видел. Хотел вельможа, чтобы скульптор высек лицо фараоново. А скульптор все рисовал, все рисовал - искал лицо другое. Позволял смотреть только Полувовке да Вовке. Он говорил, вы, мол, дети, в сердце у вас еще нет зависти, нет жадности. Есть только одно - желание знать. Ну так знайте. Кто такой сфинкс - тайна. Потому тайна, что это Амон, сам бог солнца. Тело льва - потому что нет силы сильнее солнца. Лицо человека - потому что лишь человек понимает: нет мудрости выше мудрости солнца. Все происходит от солнца: и радость, и горе. Прекрасно лицо сфинкса, но ни сострадания, ни улыбки нет на его лице. Вот в чем тайна: бог Амон - слепой бог. И рисовал скульптор неподвижное лицо бога с прекрасными, но слепыми глазами. И Полувовка рисовал, и Вовка. Скульптор поправлял их рисунки, объясняя, что к чему, и все четче и четче становилось неподвижно-мудрое, прекрасное слепое лицо.
И однажды приехал вельможа. Спросил скульптора, когда же он будет высекать лицо сфинксу.
- В полнолуние, - ответил скульптор.
- Надеюсь, ты хорошо знаешь лицо фараона, да будет он жив, невредим, здоров.
- Я знаю лицо бога солнца Амона, - сказал скульптор. - Именно его я и вырублю в полнолуние. Луна - сестра солнца, она придаст моей руке твердость.
Вельможа попросил показать ему это лицо. Скульптор сделал рисунок на куске папируса. Вельможа посмотрел и бросил его. А скульптору велел подать чашу вина; причем на глазах у всех бросил вельможа в то густое золотое вино яд, поскольку скульптора в Древнем Египте ударить нельзя было ни плетью воловьей, ни палкой, и сказал:
- Пей. Пусть тебе поможет Амон.
Бездыханного скульптора положили на лапы сфинкса.
Ночью той полнолуние было...
А наутро все увидели сфинкса с лицом, которое было скульптором нарисовано на папирусе.
Все попадали на колени. Вельможу разбил удар.
Сам фараон пожаловал посмотреть на чудо.
Посмотрел. Велел загримировать себя под бога Амона.
Именно тогда написали жрецы на камне:
"Когда люди узнают, что движет звездами, сфинкс засмеется, и жизнь на земле иссякнет".
Вырубил лицо сфинксу Полувовка. Ночью. Вовка держал его на плечах. Хотя и окреп он и возмужал, но никогда доселе такой тяжести на плечах он не чувствовал. Как будто тяжесть работы, которую выполнял Полувовка, так же легла на Вовкины плечи. С каждым часом работа становилась все сложнее, все тяжелее. Почувствовал Вовка - ну не хватит у него силы, чтобы продержаться до рассвета.
Когда же полировал Полувовка сфинксу его божественно-слепые глаза, ноги у Вовки подкосились. Тогда и закричал Вовка голосом последней надежды: "Помоги, первый "А", помоги..."
Всему первому "А" приснилось перед рассветом такое: держат они на своих плечах великую работу, за которую мастер уже отдал свою жизнь. А тяжесть все наливается, потому что работа к концу идет. И не работа это уже, а слияние двух пределов - мертвого камня и живого таланта.
И выстоял первый "А".
Правда, всех было утром не добудиться. Все ворочались и стонали даже лягались. И, разбуженные, поползли умываться на четвереньках. А Яшка Кошкин в коридоре уснул на собачьем коврике. И Яшкин пудель Барбос, собака ласковая и тишайшая, зарычал, когда мама нацелилась Яшке уши надрать.
Вовкина мама утром вошла в Вовкину комнату - Вовка спит. Мама уже к этому привыкла, что он спит сутками. Лукоморьевна - она еще раз приходила - не велела Вовку будить. "Пусть спит, - сказала. - Когда в норму войдет, проснется. Дети во сне растут".
Смотрит мама, а Вовка загорел, плечи у него развернулись, руки огрубели. Но уж больно худ. И щеки ввалились. Под глазами круги. На плечах синяки шириной с ладонь. К рубцам и ссадинам неожиданным мама привыкла, а тут синяки такие, словно обрушилась вдруг на Вовку непомерная тяжесть.
Хрипел Вовка и бормотал: "Держитесь, ребята. Держитесь. Еще немного. Сейчас рассвет..." А на столе лежал лист бумаги странный. На нем было нарисовано лицо сфинкса.
Вспомнила мама вопрос Лукоморьевны: "Твой-то самородок не рисует?" Все рисовальное она тогда выбросила. И защемило у нее сердце: неужели же ее Вовочке драгоценному за свое легкомыслие, можно сказать, безобидное озорство - шалость, придется теперь жизнь отдать?
Хотела мама звонить в поликлинику, мол, приезжайте немедленно Вовочке худо. Но подумала, взяла себя в руки и позвонила милиционеру товарищу Марусину.
Милиционер товарищ Марусин прибыл незамедлительно.
Оглядел он Вовку - круги под глазами, синяки на плечах, из волос Вовкиных гранитные крошки на подушку просыпались. Послушал Вовкино бредовое бормотание: "Держитесь, ребята, держитесь. Скоро рассвет...", взял со стола бутылку с зеленой водой - Лукоморьевна велела маме бутылку всегда возле Вовки держать, - побрызгал на Вовку. И опять запахло прогретыми солнцем можжевеловыми полянами, фиалками и грибами. Но не проснулся Вовка, лишь перестал метаться, хрипеть и всхлипывать успокоился и задышал ровно, как дышат дети, когда хорошо спят.
Вовкина мама подвинула милиционеру товарищу Марусину бумагу странную, с нарисованным на ней лицом сфинкса. Она, как и все в Новгороде, не могла в тот момент отличить красивого от некрасивого. Не могла понять, что разноцветное уступило место пестрому и всякий цвет стал с оттенком "грязно": грязно-синий, грязно-зеленый. Соразмерность представлялась Вовкиной маме безвкусицей. Но от этого рисунка исходил жар, порождавший мысль о бесконечных песках и глубокую скорбь. И мама сказала: "Лучше бы я девочку родила. Мальчики - это опасно".
Милиционер товарищ Марусин тоже смотрел на рисунок. "Что-то здесь не так, - думал он. - Не мог Вовка нарисовать это. Он бы матросов нарисовал с гранатами или парашютистов. Может, картинку зеленой водой побрызгать?
Зеленая вода хоть и плескалась в бутылке и приятно булькала, но не выливалась - пахло от нее жаждой.
Тогда собрал милиционер товарищ Марусин свою специальную хорошо натренированную силу воли в кулак. Известно, что специальная милиционерская хорошо натренированная сила воли пересиливает всякую ворожбу, волшбу и всякое колдовство.
Сошла с глаз товарища Марусина волшебная пелена, и увидел он, что рисунок прекрасен, и понял он руку гения.
Защипало у него в носу. Захотелось ему показать лицо сфинкса старым мастерам, тоскующим в больницах и санаториях.
- Пусть он поспит, - сказал милиционер товарищ Марусин, кивнув на Вовку. - Не будите его. Наверное, ему туго пришлось. Картинку я, с вашего разрешения, возьму на время...
...А старые мастера в Новгороде смерти ждут - совсем иссохли. Их, сердечных, из всех больниц в один санаторий перевели - имени Марфы Посадницы.
Борются за их жизни врачи, медицинские сестры и санитарки. Обставили стариков телевизорами, обложили газетами, чтобы они читали, смотрели и слушали международные новости и про футбол. Даже пиво дают на обед и на ужин. Старухам тоже телевизоры выдали, чтобы фигурное катание смотреть и многосерийные кинофильмы. Дают старухам мороженое, пирожное, пастилу, потому что старухи большие сластены и лакомки.
Но не едят ничего мастера и телевидением не увлекаются. Молчат.
Тихо так в санатории Марфы Посадницы.
И вдруг однажды самый старый мастер Федор Андреевич шепчет:
- Слышите? Сердце мое бьет, будто колокол. Так оно только единожды билось - тогда я молодым парнем был и впервые увидел старуху свою - она тогда тоже была молодой девушкой.
- Наверно, "курносая" за нами пришла, - сказал другой мастер. - Пора бы ей.
А тут входит в палату милиционер товарищ Марусин.
- Здравствуйте, - говорит. - Извините за беспокойство. У меня к вам вопрос. Думаю, только вы на него мне сможете ответить.
Достал милиционер товарищ Марусин из своей милицейской сумки бумагу странную с нарисованной головой сфинкса.
- Кто бы это мог нарисовать? - спрашивает. - И когда?
И подает рисунок самому старому мастеру Федору Андреевичу.
Федор Андреевич долго на рисунок смотрел.
- Вот, - говорит, - почему у меня сердце-то колотилось. Я ее издалека почувствовал. Пробилась к нам, значит. Кто-то нам, значит, ее посылает, чтобы "курносую" отогнать. Откуда-то издревле. Кто-то за нее, значит, жизнь отдал...
- Кого вы имеете в виду? - спросил милиционер товарищ Марусин.
- Красоту рукотворного мастерства, - ответил Федор Андреевич. Сейчас я очки найду. Хочу на нее пристально посмотреть.
Сначала он на кровати сел. Потом на пол встал. Потом очки в тумбочке нашел и к окну подошел.
- Рисовал это большого таланта гений. Рисовал тогда, когда в сфинксов верили. Потому что без полной веры так нарисовать даже гению невозможно.
Федор Андреевич передал рисунок другим мастерам. И каждый из них, посмотрев на сфинкса, принимался очки искать, пить от волнения клюквенный морс и пиво. Один старый мастер, еще недавно совсем бездыханный, даже песню запел дребезжащим тенором.
Пошел милиционер товарищ Марусин по всем палатам. Везде то же целебное действие, те же слова. А уж как к нему этот рисунок попал, милиционер товарищ Марусин не рассказывает, мол, это большая милиционерская тайна.
Когда товарищ Марусин пришел к Попугаеву Вовке, чтобы возвратить драгоценный рисунок и попросить Вовкину маму беречь его как зеницу ока, случилось вот что.
Входит он, а мама Вовкина вся в слезах. Слова сказать не может, но все же чаю ему предложила.
И протягивает Вовкина мама милиционеру товарищу Марусину телеграмму от мужа. "СО СВЕЖИМИ СИЛАМИ ЗА УЧЕБНИКИ ТЧК ЦЕЛУЮ ЗАВТРА ПРИЕДУ ТЧК"
- Поздравляю, - сказал милиционер товарищ Марусин, возвращая Вовкиной маме и телеграмму и драгоценный рисунок. - Это хорошо.
- Чего же хорошего? - сказала Вовкина мама, заплакав. - Нету Вовы. Нет моего сыночка ненаглядного. Умницы моего. Золотка. Он исчез.
Проводила Вовкина мама милиционера товарища Марусина в Вовкину комнату.
- Я тут ничего не трогала. Ждала вас. Я же знаю из литературы, что на месте происшествия ни к чему прикасаться нельзя.
Милиционер товарищ Марусин подошел к дивану. На подушке, где осталась ямка от Вовкиной головы, лежит оплавленная огнем закопченная хоккейная маска. Товарищ Марусин одеяло отбросил - в изножии кровати лежат тоже обгорелые ныряльные ласты. "Это они в тот раз обгорели, - подумал товарищ Марусин, - когда я у волшебной колонны стоял..."
И одежда Вовкина на месте, и валенки, что Яшка Кошкин Вовке принес.
Сел милиционер товарищ Марусин к столу. Задумался.
На столе бутылка стоит с зеленой водой.
Вдруг почувствовал милиционер товарищ Марусин - запахло солнечными можжевеловыми полянами, белыми боровыми грибами, земляникой и ландышем.
- Эх, Маков Цвет, Маков Цвет, - тихо сказал товарищ Марусин, - хоть вы и волшебница и как бы даже не существуете, но могли бы прийти рассказать нам о своих методах, опытом поделиться и вообще помочь. Устаем мы - не знаем многого. Я имею в виду инспекторов милиции по работе с детьми и гражданами старческого возраста.
И так захотелось милиционеру товарищу Марусину туда, где сказочные холмы, где таинственная и премудрая царевна-лягушка, где Кащей Бессмертный и царь Горох. Туда, где волшебное обыкновенно, как в Новгороде телефон.
Взял милиционер товарищ Марусин бутылку с зеленой водой, вспомнил о первом "А" классе, полном решимости и надежды, и пошел, пообещав Вовкиной маме, что в конце концов все устроится.
А Вовка снова был там, под палящим солнцем пустыни в старинном городе Фивы. У подножия неподвижного сфинкса.
Нет, не услышал он зова последней надежды. Просто сердце его толкнулось туда, где остался его Полувовка. Защемило Вовкино сердце в предчувствии беды. Возникла, как возникает отвага, забота помочь Полувовке. Сейчас же. Сей миг.
И вот сидит уже Вовка на лапе сфинкса.
Под сфинксом, завернутый в белый лен, покоится скульптор. Они с Полувовкой в тот же вечер, перед новолунием, прокопали под сфинксом траншею и уложили туда художника. На грудь ему положили дощечку с надписью: "Пал смертью храбрых". Засыпали песком и следы заровняли.
И вот сидит Вовка на лапе у сфинкса, а Полувовки нет. А тревога растет.
И вот появилась колесница, запряженная четверкой белых лошадей. Колеса с золочеными спицами, ступицы и ободья колес пурпурные. И двое воинов фараона в золоченых нагрудниках и золоченых шлемах.
Сняли воины с колесницы мальчика, он тоже в белом. Глаза у него завязаны белым льняным бинтом.
Полувовка!
Подвели воины мальчика к сфинксу (Вовка-то спрятался). И, поклонившись, ушли.
Когда ускакали белые лошади - унеслась колесница, Вовка вышел из-за надгробья и прошептал:
- Брат, это я...
Полувовка улыбнулся. И улыбка уже не сходила с его лица, пересиливая боль и страдания.
- Я знал, что ты придешь... Сними с меня бинт.
Вовке стало страшно. Снова заныло Вовкино сердце.
- Может, не надо...
- Сними. Пусть пообдует ветром.
Вовка развязал тугой узел. Снял бинт. И отступил на шаг. Чуть не бросился наутек. Вместо глаз живых в глазницах у Полувовки горели синим огнем драгоценные камни.
Случилось так.
Когда первый "А", выстояв до рассвета, упал от усталости и уснул, Полувовка остался один у сфинкса. И еще день он прожил один. И вдруг приехали за ним на колеснице от фараона.
Помыли его, одели в белые чистые одежды, чтобы он предстал перед богоравным Хашсупотепом.
Привели Полувовку. И фараон сказал:
- Ты - чужестранец.
- Да, - сказал Полувовка. - Моя земля далеко.
И фараон спросил:
- Ты помогал магу? (Так он назвал скульптора.)
- Да, - сказал Полувовка.
И фараон спросил:
- Он видел лицо бога?
- Да, - сказал Полувовка, имея в виду гений.
- И ты, мальчик, скажи нам, тоже видел лицо бога?
- Да, - сказал Полувовка, имея в виду скульптора.
И повелел фараон Хашсупотеп извлечь Полувовкины глаза из глазниц и, уложив их в золотой ларец, спрятать в царской сокровищнице.
- Глаза, видевшие лицо бога, должны принадлежать фараону, - сказал Хашсупотеп.
"И повелел царь, да будет он жив, здоров, невредим, вложить мальчику-чужестранцу, ученику мага, драгоценные каменные зеницы..."
Вовка-то Попугаев плакал, ясное дело.
А Полувовка ему говорил:
- Не плачь, брат. Мне бы только дойти до родной земли. На родной земле я прозрею... Маков Цвет - не цветок мака, а красота земли нашей. Она всесильна.
- Так пойдем, - Вовка вскочил. - Я тебя поведу.
- Что ты, брат. Идти-то не день и не два. Лет десять идти. А может быть, двадцать...
- Тогда не мешкай, - сказал Вовка. - Пойдем. Давай руку...
Как только Вовка взял Полувовкину руку в свою, то почувствовал, что не стало ни его, ни Полувовки - только земля зеленая, с елками и березами, озерами и ручьями. Запах прогретых полян ощутил, земляничных и можжевеловых. И понял вдруг: что это он, что все в нем. Даже волшебница Маков Цвет...
Прибежали милиционер товарищ Марусин и первый "А" класс в музей. Столпились вокруг волшебной колонны. И дышать им всем трудно, как в ожидании грозы.
Колонна волшебная стоит чистая, светлая, мрамор розовым стал, словно в нем жизнь дремлет.
А вокруг красота: полотенца расшитые, душегрейки парчовые, кокошники в жемчугах, расписная посуда, финифть, изразцы, филигрань...
Вдруг закипело внутри колонны, и каждый увидел: кто речку, кто васильки во ржи, кто ландыш лесной, кто тучку в небе. Милиционеру товарищу Марусину кони привиделись гривастые, крепкогрудые. Но он не это хотел увидеть.
Тогда собрал он свою хорошо натренированную милиционерскую силу воли. Кипение прекратилось. И все увидели ее - волшебницу Маков Цвет.
Улыбнулась она. Рукой помахала.
- А Вовка-то? - спросил первый "А".
- Вот же он...
И погасла колонна.
А по лестнице, по ковровой дорожке поднимался Попугаев Вовка. Волосы выгорели - стали как белый лен. Одежда на плечах ветхая. И ноги босые.
- Что это вы на меня так смотрите? - спросил Вовка. - Может, у вас тут и босиком нельзя?
И что-то в Вовке было такое - покойное и печальное. И глаза его были иные - раньше-то светлые, а теперь синь-пересинь с черной каемочкой.
"Наверно, русское слово "глаза" произошло от - "глазурь", потому что в старинном - "очи" недоставало цвета", - так подумал Ковалев Петя, а он за первое полугодие не получил ни одной четверки, только пять и пять с плюсом.
1 2 3 4 5