Веки ее бессильно опускались, должно быть, она не столько любовалась камелией, сколько вглядывалась в собственную душу. Эгути любил ее больше, чем других дочерей. Она была избалована, как обычно бывает с младшими детьми. Особенно это проявилось, когда старшие дочери вышли замуж. Они не без зависти спрашивали мать, не собирается ли Эгути оставить младшую дочь в доме и принять зятя в семью; жена тоже частенько задавала ему этот вопрос. Младшая дочь росла живой и веселой. У нее было много друзей. Родителям это казалось не вполне разумным, но в обществе молодых людей она всегда выглядела оживленной. Родители, а в особенности мать, принимавшая в доме друзей дочери, знали, что из всех ей нравятся двое. С одним из них это у нее и произошло. Девушка сделалась молчаливой и замкнутой, а ее движения стали резкими, нервными. Мать сразу заметила, что с. дочерью что-то. неладно. Стала тактично выспрашивать, и дочь ей сразу все рассказала. Этот молодой человек служил в универмаге, квартиру где-то снимал. Однажды он ее пригласил к себе, и она согласилась…
– Ты выйдешь за него замуж? – спросила мать.
– Нет, ни за что,– ответила девушка, приведя мать в замешательство. Мать пришла к выводу, что юноша взял ее дочь силой. Решив посоветоваться с Эгути, она рассказала ему о случившемся. У Эгути возникло такое чувство, словно кто-то испортил драгоценный камень у него в перстне, но еще больше он поразился, узнав, что его младшая дочь спешно обручилась со вторым своим поклонником.
– Ну, что ты об этом думаешь? Хорошо ли она поступает? – спросила жена.
– А она рассказала обо всем тому, с кем обручилась? Призналась ему? – голос Эгути звучал резко.
– Ты знаешь, я не стала ее спрашивать. Я была так поражена. Может, расспросим девочку вместе?
– Нет, не надо.
– Многие считают, что лучше никогда не рассказывать о подобных ошибках, умолчать о них. Но все зависит от характера и настроения девушки. Не будет ли она всю жизнь жестоко страдать от того, что скрыла это?
– Ну, прежде всего, мы ведь еще не решили, давать нам свое родительское согласие на брак или нет.
Эгути, безусловно, не считал естественным и правильным то, что девушка, обесчещенная одним, сразу же обручается с другим. Родителям было известно, что оба юноши влюблены в их дочь. Эгути знал их обоих и даже считал, что его младшая дочь вполне может выйти замуж за любого из них. Но не было ли такое поспешное обручение реакцией на пережитое девушкой потрясение? Быть может, гнев, ненависть, обида на одного бросили ее в объятия другого? Или, разочаровавшись в одном, она, сбитая с толку, уцепилась за другого? Такая девушка, как его младшая дочь, могла совершенно охладеть к молодому человеку из-за того, что он взял ее силой, и всей душой привязаться к другому. И вряд ли следовало в этом ее поступке, совершенном отчасти из мести, а отчасти от отчаяния, усматривать лишь непорядочность.
Эгути и помыслить не мог, что подобное может случиться с его дочерью. Очевидно, это свойственно всем родителям. Хотя дочка всегда держалась весело и непринужденно в обществе молодых людей, Эгути был спокоен, зная, какой у нее неуступчивый характер. И все же в том, что произошло, нет ничего необычного. Его младшая дочь такая же женщина, как другие. Она может подвергнуться насилию. Но когда Эгути внезапно представил себе свою дочь в этой ужасной ситуации, его охватило чувство безграничного унижения и стыда. Ничего подобного он не испытывал, выдавая замуж старших дочерей. Потом Эгути осознал, что его младшая дочь из тех женщин, которые не могут противиться настойчивой страсти мужчин. Многие ли отцы способны понять такое?
Эгути не сразу признал помолвку младшей дочери, но в душе примирился с ней. О том, что оба юноши сильно поссорились из-за их дочери, родители узнали значительно позднее. Когда Эгути увез дочь в Киото и любовался там «камелией, роняющей лепестки», свадьба была уже совсем близко. Большая камелия наполнилась неясным гулом. Должно быть, гудел пчелиный рой.
Через два года после свадьбы младшая дочь родила мальчика. Ее муж, по– видимому, безумно любил ребенка. Когда по воскресеньям молодые супруги приезжали в гости к Эгути, дочь шла на кухню помочь матери, а ее муж умело поил ребенка молоком из бутылочки. Эгути пришел к выводу, что у молодых все устроилось наилучшим образом. Дочь, хотя и жила в Токио, после замужества редко показывалась в родном доме. Однажды, когда она приехала без мужа, Эгути спросил ее:
– Ну, как?
– Как? Я очень счастлива,– ответила она.
Разве так рассказывают родителям об отношениях в семье? А ведь женщина с таким характером, как у его младшей дочери, могла бы рассказать родителям побольше о своем муже,– размышлял Эгути, чувствуя какую-то неудовлетворенность и даже беспокойство. Однако дочь очень похорошела, расцвела, превратившись в привлекательную молодую женщину. И конечно, дело не только в физиологических причинах, они не могли бы вызвать столь яркого цветения, если бы ее душу омрачала тень. После рождения ребенка кожа младшей дочери Эгути стала такой чистой и светлой, словно тело ее омылось изнутри, характер ее стал спокойным и ровным.
Действительно ли в этом причина? Не потому ли в доме «спящих красавиц» в памяти Эгути, на глазах которого лежала ладонь девушки, всплыло видение цветущей «камелии, роняющей лепестки»? Безусловно, ни его дочь, ни спящая здесь девушка не могли сравниться красотой с той камелией. Однако красоту девушки невозможно познать, лишь разглядывая ее тело и спокойно лежа с ней рядом в постели, как мать лежит с ребенком. Они несравнимы – женщина и цветок камелии. С ладони девушки вглубь, под веки Эгути, струился поток жизни, мелодия жизни, а для старика это значит и возрождение к жизни. Рука лежала на веках Эгути довольно долго, он стал ощущать ее тяжесть, поэтому снял и опустил на постель.
Девушке некуда было деть левую руку, неудобно вытянутую на груди Эгути, она снова повернулась и теперь лежала вполоборота к нему. Обе руки она согнула перед грудью и сцепила пальцы, коснувшись груди Эгути. Они не были сложены ладонь к ладони, но казалось, что они сложены для молитвы. Для тихой молитвы. Эгути спрятал ее ладони в своих. Закрыл глаза, как будто и сам решил о чем-то помолиться. Однако, скорее всего, это была лишь печаль старого человека, коснувшегося рук спящей юной девушки.
Эгути услышал звук первых капель ночного дождя, падающих в тихое море. Едва уловимый далекий гул напоминал не то рокот зимнего грома, не то шум автомобиля. Эгути разъединил сцепленные пальцы девушки и, поочередно вытягивая их, стал внимательно разглядывать каждый, кроме большого. Ему захотелось взять в рот эти тонкие длинные пальцы. Интересно, что подумает девушка, когда, проснувшись утром, обнаружит на мизинце следы зубов и запекшуюся кровь? Эгути положил руку девушки вдоль туловища. Посмотрел на ее пышную грудь, на крупные, набухшие темные соски. Грудь ее слегка обвисала, и он попытался ее приподнять. Она была не такая теплая, как остальное тело девушки, разогретое электрическим одеялом. Эгути хотел прижаться лбом к ложбинке между грудями, но запах девушки остановил его. Он лег на живот, достал из-под подушки снотворное и выпил сразу две таблетки. В свое первое посещение он выпил сначала одну таблетку, и, лишь разбуженный дурным сном, принял вторую, убедившись, что это обыкновенное снотворное. Эгути быстро уснул.
Проснулся он от захлебывающихся громких рыданий девушки. То, что звучало, как плач, вдруг превратилось в смех, довольно продолжительный. Эгути положил руку ей на грудь и потряс ее.
– Это сон. Сон. Что тебе снится?
Девушка перестала смеяться, и наступившая тишина показалась Эгути зловещей. Однако снотворное действовало, Эгути успел только вытащить из-под подушки свои часы и взглянуть на них. Было половина– четвертого. Старик прижался грудью к девушке, придвинул к себе ее бедра и погрузился в теплый сон.
Утром его опять разбудил голос женщины:
– Вы уже проснулись?
Эгути не ответил. Может быть, женщина приложила ухо к двери из криптомерии? Старик содрогнулся. От жара электрического одеяла девушка открыла плечи и одну руку вытянула над головой. Эгути накрыл ее одеялом.
– Вы проснулись?
Все так же не отвечая, Эгути спрятался с головой под одеяло. Грудь девушки коснулась его подбородка. Эгути вдруг словно воспламенился, крепко обнял девушку и притянул ее к себе, помогая себе даже ногами.
Женщина легонько стукнула в дверь несколько раз.
– Господин! Господин!
– Встаю. Сейчас. Уже одеваюсь.– Эгути показалось, что, если он не ответит, женщина откроет дверь и войдет в комнату.
В соседней комнате его уже ждали таз для умывания, зубная паста. Подавая завтрак, женщина спросила:
– Ну как, вам понравилась девушка? Правда, миленькая?
– Очень миленькая. Правда…– Эгути кивнул головой.– В котором часу она проснется?
– В котором часу? – переспросила женщина с отсутствующим видом.
– Нельзя ли мне остаться здесь, пока она не проснется?
– Нет, у нас это не разрешается,– и торопливо добавила: – Не разрешается никому, даже самым давним клиентам.
– Но она такая милая девочка.
– Ну, ну, к чему эти сантименты! Она ведь и не знает, что провела ночь с вами, поэтому вам нечего опасаться неприятностей.
– Но я-то ее помню. И если бы встретился с ней на улице…
– И что, вы бы ее окликнули? Пожалуйста, никогда этого не делайте. Ведь это преступление, не так ли?
– Преступление? – Эгути повторил слово, сказанное женщиной.
– Вот именно.
– Преступление?
– Оставьте свои бунтарские намерения, окружайте девушку заботой и лаской, но только спящую.
Старый Эгути хотел сказать, что он пока еще не до такой степени жалок и стар, но удержался.
– Что, ночью дождь шел? – спросил он.
– В самом деле? Я и не знала.
– Я слышал шум дождя.
За окном расстилалась морская гладь и легкие волны прибоя искрились в утреннем солнце.
ГЛАВА 3
В третий раз старый Эгути пришел в дом «спящих красавиц» через восемь дней после своего второго визита. Между первым и вторым визитами прошло полмесяца, теперь промежуток сократился вдвое.
Похоже, Эгути начал постепенно поддаваться чарам усыпленных девушек.
– Сегодняшняя девушка еще ученица, не знаю, понравится ли она вам, но вы уж потерпите, пожалуйста,– сказала женщина, наливая чай.
– Опять другая?
– Вы ведь позвонили, что придете, в самый последний момент, так что за неимением лучшей пришлось пригласить эту… Если вы хотите какую-то определенную девочку, то дайте мне знать дня за два, за три.
– Хорошо. Но что это значит, «девушка еще ученица»?
– Она у нас недавно, и совсем еще юная. Эгути удивился.
– Она еще не привыкла и немного боялась, все просила усыпить ее вдвоем с какой-нибудь девушкой, но я не знала, будете ли вы против.
– Вдвоем? Мне безразлично, вдвоем так вдвоем. Но ведь девушка спит как мертвая и не может знать, страшно ей или нет.
– Да, верно, но она еще не привыкла, так что, пожалуйста, обращайтесь с ней понежнее.
– Да я ничего такого и не делаю.
– Я знаю.
– Ученица,– повторил про себя Эгути. Чего только не бывает на свете.
Женщина, как всегда, приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
– Уже спит. Прошу вас,– сказала она и вышла. Эгути налил себе еще чашку зеленого чая и прилег, подперев голову рукой. Чувство холодной пустоты охватило его. Он с трудом поднялся и, тихонько открыв дверь, осмотрел таинственную бархатную комнату.
У «ученицы» было маленькое личико. Волосы ее были спутаны, как будто она только что расплела косу, и закрывали одну щеку; на другой щеке, касаясь губ, лежала ладонь левой руки, и от этого лицо ее казалось еще меньше. Во сне она была похожа на маленькую наивную девочку. Ладонь лежала тыльной стороной вверх, и ее край приходился чуть ниже глаза, свободно вытянутые пальцы спускались по щеке и закрывали губы. Длинный средний палец немного выступал вперед и касался подбородка. Правая рука лежала на отвороте одеяла, как бы легонько придерживая его пальцами. На ее лице не было никакой косметики. И не похоже, чтобы она вообще пользовалась косметикой.
Эгути лег рядом, стараясь не задеть девушки. Она даже не шелохнулась. Однако тепло ее тела, совсем иное, чем тепло электрического одеяла, окутало старика. Оно напоминало тепло детеныша какого-то дикого зверька. Возможно, такое чувство появилось у него от запаха ее волос и тела, но не только от этого.
– Ей, наверное, лет шестнадцать,– прошептал Эгути. В этот дом приходят старики, которым уже давно не нужна женщина, а ночь, проведенная с такой девушкой, не более как попытка вернуть радости навсегда ушедшей жизни, бесплодные поиски утешения. Эгути понял это, только придя сюда в третий раз. Интересно, возникало ли у кого-нибудь из этих стариков такое же тайное желание, как у Эгути, самому заснуть вечным сном рядом с усыпленной девушкой? По-видимому, в юных, девичьих телах таится некая печаль, наводящая стариков на мысли о смерти. Нет, просто Эгути впечатлительнее других посетителей этого дома; большинство же стариков хотят лишь вдыхать молодость этих «спящих красавиц».
Под подушкой, как и прежде, лежали две белые таблетки снотворного. Старый Эгути взял их пальцами и, подняв над собой, стал разглядывать, однако на них не было ни букв, ни каких-либо знаков, поэтому он не мог определить, как называется лекарство. Несомненно, это не то, что дали выпить или впрыснули девушке. Эгути решил, что в следующий раз попросит женщину дать ему такое же снотворное, как и девушке. Скорее всего, ему откажут, но если все же удастся его получить, то можно будет на себе испытать, что значит спать непробудным сном. Он чувствовал непреодолимое искушение заснуть как мертвый вместе со спящей девушкой.
С выражением «спать как мертвая» у Эгути было связано воспоминание об одной женщине. Три года назад, будучи в Кобе, он вернулся в гостиницу с женщиной. Он встретил ее в ночном клубе, было уже за полночь. В номере он пил стоявшее на столе виски, налил и женщине. Она выпила наравне с ним. Старик переоделся в ночное гостиничное кимоно, второго для женщины не нашлось. Он заключил ее в объятия, когда она осталась в нижнем белье. Обвил рукой ее шею, нежно поглаживая, но тут женщина привстала и со словами: «Я в этом никогда не засну» сбросила с себя все, что на ней было, и бросила на стул перед зеркалом. Старик немного удивился, но подумал, что так, по– видимому, принято у женщин легкого поведения. Однако против его ожидания женщина оказалась тихой и несмелой. Он отстранил ее от себя и спросил:
– Ты никогда еще?..
– Так нечестно, Эгути-сан, так нечестно,– дважды повторила женщина, но продолжала вести себя покорно и тихо. Выпитое виски подействовало на старика, и он быстро заснул. Утром Эгути проснулся от того, что женщина двигалась по комнате. Она стояла перед зеркалом и поправляла волосы.
– Ты так рано встала.
– У меня же дети…
– Дети?..
– Да, двое. Совсем маленькие.
Женщина очень спешила и ушла прежде, чем старик поднялся с постели. Для Эгути было полной неожиданностью, что эта стройная, изящная женщина родила уже двоих детей. По ее телу никак этого не скажешь. И грудь ее выглядит так, будто она никогда и не кормила ребенка. Когда Эгути перед выходом из гостиницы открыл свой чемодан, чтобы достать чистую рубашку, он увидел, что все его вещи аккуратно сложены. В течение десяти дней своего пребывания в Кобе, он сворачивал в клубок и всовывал в этот чемодан грязное белье, и, чтобы что-то достать оттуда, нужно было все перерыть до дна; туда же он бросал подарки и разные вещи, купленные им в Кобе, от этого чемодан распух и не закрывался. Крышка была приоткрыта, и женщина заметила царивший внутри беспорядок, а может быть, это произошло, когда Эгути доставал сигареты. Но все же, почему она решила навести порядок? И когда она это сделала? Даже грязное нижнее белье было аккуратно сложено в стопку, наверняка на это потребовалось немало времени, даже если это делали умелые женские руки. Быть может, ночью, когда Эгути заснул, а ей не спалось, она встала и привела в порядок содержимое чемодана?
– Хм,– старик разглядывал аккуратно сложенные вещи.– Почему же она это сделала?
Вечером следующего дня, как они и условились, женщина пришла в ресторан; на ней было кимоно.
– Значит, ты носишь кимоно?
– Да, иногда… По-моему, оно мне не идет,– женщина смущенно рассмеялась.
– Днем позвонила подруга, она страшно удивлена. Сказала, что не ожидала от меня ничего подобного.
– Ты ей все рассказала?
– Да, я не стала ничего скрывать.
Они прошлись по городу. Эгути купил ей материал на кимоно и оби, потом они вернулись в гостиницу. Из окна номера были видны огни стоявших в порту судов. Когда они стояли у окна и целовались, Эгути опустил жалюзи и задвинул шторы. Показал на бутылку виски, оставшегося с прошлой ночи, но женщина отрицательно покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Ты выйдешь за него замуж? – спросила мать.
– Нет, ни за что,– ответила девушка, приведя мать в замешательство. Мать пришла к выводу, что юноша взял ее дочь силой. Решив посоветоваться с Эгути, она рассказала ему о случившемся. У Эгути возникло такое чувство, словно кто-то испортил драгоценный камень у него в перстне, но еще больше он поразился, узнав, что его младшая дочь спешно обручилась со вторым своим поклонником.
– Ну, что ты об этом думаешь? Хорошо ли она поступает? – спросила жена.
– А она рассказала обо всем тому, с кем обручилась? Призналась ему? – голос Эгути звучал резко.
– Ты знаешь, я не стала ее спрашивать. Я была так поражена. Может, расспросим девочку вместе?
– Нет, не надо.
– Многие считают, что лучше никогда не рассказывать о подобных ошибках, умолчать о них. Но все зависит от характера и настроения девушки. Не будет ли она всю жизнь жестоко страдать от того, что скрыла это?
– Ну, прежде всего, мы ведь еще не решили, давать нам свое родительское согласие на брак или нет.
Эгути, безусловно, не считал естественным и правильным то, что девушка, обесчещенная одним, сразу же обручается с другим. Родителям было известно, что оба юноши влюблены в их дочь. Эгути знал их обоих и даже считал, что его младшая дочь вполне может выйти замуж за любого из них. Но не было ли такое поспешное обручение реакцией на пережитое девушкой потрясение? Быть может, гнев, ненависть, обида на одного бросили ее в объятия другого? Или, разочаровавшись в одном, она, сбитая с толку, уцепилась за другого? Такая девушка, как его младшая дочь, могла совершенно охладеть к молодому человеку из-за того, что он взял ее силой, и всей душой привязаться к другому. И вряд ли следовало в этом ее поступке, совершенном отчасти из мести, а отчасти от отчаяния, усматривать лишь непорядочность.
Эгути и помыслить не мог, что подобное может случиться с его дочерью. Очевидно, это свойственно всем родителям. Хотя дочка всегда держалась весело и непринужденно в обществе молодых людей, Эгути был спокоен, зная, какой у нее неуступчивый характер. И все же в том, что произошло, нет ничего необычного. Его младшая дочь такая же женщина, как другие. Она может подвергнуться насилию. Но когда Эгути внезапно представил себе свою дочь в этой ужасной ситуации, его охватило чувство безграничного унижения и стыда. Ничего подобного он не испытывал, выдавая замуж старших дочерей. Потом Эгути осознал, что его младшая дочь из тех женщин, которые не могут противиться настойчивой страсти мужчин. Многие ли отцы способны понять такое?
Эгути не сразу признал помолвку младшей дочери, но в душе примирился с ней. О том, что оба юноши сильно поссорились из-за их дочери, родители узнали значительно позднее. Когда Эгути увез дочь в Киото и любовался там «камелией, роняющей лепестки», свадьба была уже совсем близко. Большая камелия наполнилась неясным гулом. Должно быть, гудел пчелиный рой.
Через два года после свадьбы младшая дочь родила мальчика. Ее муж, по– видимому, безумно любил ребенка. Когда по воскресеньям молодые супруги приезжали в гости к Эгути, дочь шла на кухню помочь матери, а ее муж умело поил ребенка молоком из бутылочки. Эгути пришел к выводу, что у молодых все устроилось наилучшим образом. Дочь, хотя и жила в Токио, после замужества редко показывалась в родном доме. Однажды, когда она приехала без мужа, Эгути спросил ее:
– Ну, как?
– Как? Я очень счастлива,– ответила она.
Разве так рассказывают родителям об отношениях в семье? А ведь женщина с таким характером, как у его младшей дочери, могла бы рассказать родителям побольше о своем муже,– размышлял Эгути, чувствуя какую-то неудовлетворенность и даже беспокойство. Однако дочь очень похорошела, расцвела, превратившись в привлекательную молодую женщину. И конечно, дело не только в физиологических причинах, они не могли бы вызвать столь яркого цветения, если бы ее душу омрачала тень. После рождения ребенка кожа младшей дочери Эгути стала такой чистой и светлой, словно тело ее омылось изнутри, характер ее стал спокойным и ровным.
Действительно ли в этом причина? Не потому ли в доме «спящих красавиц» в памяти Эгути, на глазах которого лежала ладонь девушки, всплыло видение цветущей «камелии, роняющей лепестки»? Безусловно, ни его дочь, ни спящая здесь девушка не могли сравниться красотой с той камелией. Однако красоту девушки невозможно познать, лишь разглядывая ее тело и спокойно лежа с ней рядом в постели, как мать лежит с ребенком. Они несравнимы – женщина и цветок камелии. С ладони девушки вглубь, под веки Эгути, струился поток жизни, мелодия жизни, а для старика это значит и возрождение к жизни. Рука лежала на веках Эгути довольно долго, он стал ощущать ее тяжесть, поэтому снял и опустил на постель.
Девушке некуда было деть левую руку, неудобно вытянутую на груди Эгути, она снова повернулась и теперь лежала вполоборота к нему. Обе руки она согнула перед грудью и сцепила пальцы, коснувшись груди Эгути. Они не были сложены ладонь к ладони, но казалось, что они сложены для молитвы. Для тихой молитвы. Эгути спрятал ее ладони в своих. Закрыл глаза, как будто и сам решил о чем-то помолиться. Однако, скорее всего, это была лишь печаль старого человека, коснувшегося рук спящей юной девушки.
Эгути услышал звук первых капель ночного дождя, падающих в тихое море. Едва уловимый далекий гул напоминал не то рокот зимнего грома, не то шум автомобиля. Эгути разъединил сцепленные пальцы девушки и, поочередно вытягивая их, стал внимательно разглядывать каждый, кроме большого. Ему захотелось взять в рот эти тонкие длинные пальцы. Интересно, что подумает девушка, когда, проснувшись утром, обнаружит на мизинце следы зубов и запекшуюся кровь? Эгути положил руку девушки вдоль туловища. Посмотрел на ее пышную грудь, на крупные, набухшие темные соски. Грудь ее слегка обвисала, и он попытался ее приподнять. Она была не такая теплая, как остальное тело девушки, разогретое электрическим одеялом. Эгути хотел прижаться лбом к ложбинке между грудями, но запах девушки остановил его. Он лег на живот, достал из-под подушки снотворное и выпил сразу две таблетки. В свое первое посещение он выпил сначала одну таблетку, и, лишь разбуженный дурным сном, принял вторую, убедившись, что это обыкновенное снотворное. Эгути быстро уснул.
Проснулся он от захлебывающихся громких рыданий девушки. То, что звучало, как плач, вдруг превратилось в смех, довольно продолжительный. Эгути положил руку ей на грудь и потряс ее.
– Это сон. Сон. Что тебе снится?
Девушка перестала смеяться, и наступившая тишина показалась Эгути зловещей. Однако снотворное действовало, Эгути успел только вытащить из-под подушки свои часы и взглянуть на них. Было половина– четвертого. Старик прижался грудью к девушке, придвинул к себе ее бедра и погрузился в теплый сон.
Утром его опять разбудил голос женщины:
– Вы уже проснулись?
Эгути не ответил. Может быть, женщина приложила ухо к двери из криптомерии? Старик содрогнулся. От жара электрического одеяла девушка открыла плечи и одну руку вытянула над головой. Эгути накрыл ее одеялом.
– Вы проснулись?
Все так же не отвечая, Эгути спрятался с головой под одеяло. Грудь девушки коснулась его подбородка. Эгути вдруг словно воспламенился, крепко обнял девушку и притянул ее к себе, помогая себе даже ногами.
Женщина легонько стукнула в дверь несколько раз.
– Господин! Господин!
– Встаю. Сейчас. Уже одеваюсь.– Эгути показалось, что, если он не ответит, женщина откроет дверь и войдет в комнату.
В соседней комнате его уже ждали таз для умывания, зубная паста. Подавая завтрак, женщина спросила:
– Ну как, вам понравилась девушка? Правда, миленькая?
– Очень миленькая. Правда…– Эгути кивнул головой.– В котором часу она проснется?
– В котором часу? – переспросила женщина с отсутствующим видом.
– Нельзя ли мне остаться здесь, пока она не проснется?
– Нет, у нас это не разрешается,– и торопливо добавила: – Не разрешается никому, даже самым давним клиентам.
– Но она такая милая девочка.
– Ну, ну, к чему эти сантименты! Она ведь и не знает, что провела ночь с вами, поэтому вам нечего опасаться неприятностей.
– Но я-то ее помню. И если бы встретился с ней на улице…
– И что, вы бы ее окликнули? Пожалуйста, никогда этого не делайте. Ведь это преступление, не так ли?
– Преступление? – Эгути повторил слово, сказанное женщиной.
– Вот именно.
– Преступление?
– Оставьте свои бунтарские намерения, окружайте девушку заботой и лаской, но только спящую.
Старый Эгути хотел сказать, что он пока еще не до такой степени жалок и стар, но удержался.
– Что, ночью дождь шел? – спросил он.
– В самом деле? Я и не знала.
– Я слышал шум дождя.
За окном расстилалась морская гладь и легкие волны прибоя искрились в утреннем солнце.
ГЛАВА 3
В третий раз старый Эгути пришел в дом «спящих красавиц» через восемь дней после своего второго визита. Между первым и вторым визитами прошло полмесяца, теперь промежуток сократился вдвое.
Похоже, Эгути начал постепенно поддаваться чарам усыпленных девушек.
– Сегодняшняя девушка еще ученица, не знаю, понравится ли она вам, но вы уж потерпите, пожалуйста,– сказала женщина, наливая чай.
– Опять другая?
– Вы ведь позвонили, что придете, в самый последний момент, так что за неимением лучшей пришлось пригласить эту… Если вы хотите какую-то определенную девочку, то дайте мне знать дня за два, за три.
– Хорошо. Но что это значит, «девушка еще ученица»?
– Она у нас недавно, и совсем еще юная. Эгути удивился.
– Она еще не привыкла и немного боялась, все просила усыпить ее вдвоем с какой-нибудь девушкой, но я не знала, будете ли вы против.
– Вдвоем? Мне безразлично, вдвоем так вдвоем. Но ведь девушка спит как мертвая и не может знать, страшно ей или нет.
– Да, верно, но она еще не привыкла, так что, пожалуйста, обращайтесь с ней понежнее.
– Да я ничего такого и не делаю.
– Я знаю.
– Ученица,– повторил про себя Эгути. Чего только не бывает на свете.
Женщина, как всегда, приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
– Уже спит. Прошу вас,– сказала она и вышла. Эгути налил себе еще чашку зеленого чая и прилег, подперев голову рукой. Чувство холодной пустоты охватило его. Он с трудом поднялся и, тихонько открыв дверь, осмотрел таинственную бархатную комнату.
У «ученицы» было маленькое личико. Волосы ее были спутаны, как будто она только что расплела косу, и закрывали одну щеку; на другой щеке, касаясь губ, лежала ладонь левой руки, и от этого лицо ее казалось еще меньше. Во сне она была похожа на маленькую наивную девочку. Ладонь лежала тыльной стороной вверх, и ее край приходился чуть ниже глаза, свободно вытянутые пальцы спускались по щеке и закрывали губы. Длинный средний палец немного выступал вперед и касался подбородка. Правая рука лежала на отвороте одеяла, как бы легонько придерживая его пальцами. На ее лице не было никакой косметики. И не похоже, чтобы она вообще пользовалась косметикой.
Эгути лег рядом, стараясь не задеть девушки. Она даже не шелохнулась. Однако тепло ее тела, совсем иное, чем тепло электрического одеяла, окутало старика. Оно напоминало тепло детеныша какого-то дикого зверька. Возможно, такое чувство появилось у него от запаха ее волос и тела, но не только от этого.
– Ей, наверное, лет шестнадцать,– прошептал Эгути. В этот дом приходят старики, которым уже давно не нужна женщина, а ночь, проведенная с такой девушкой, не более как попытка вернуть радости навсегда ушедшей жизни, бесплодные поиски утешения. Эгути понял это, только придя сюда в третий раз. Интересно, возникало ли у кого-нибудь из этих стариков такое же тайное желание, как у Эгути, самому заснуть вечным сном рядом с усыпленной девушкой? По-видимому, в юных, девичьих телах таится некая печаль, наводящая стариков на мысли о смерти. Нет, просто Эгути впечатлительнее других посетителей этого дома; большинство же стариков хотят лишь вдыхать молодость этих «спящих красавиц».
Под подушкой, как и прежде, лежали две белые таблетки снотворного. Старый Эгути взял их пальцами и, подняв над собой, стал разглядывать, однако на них не было ни букв, ни каких-либо знаков, поэтому он не мог определить, как называется лекарство. Несомненно, это не то, что дали выпить или впрыснули девушке. Эгути решил, что в следующий раз попросит женщину дать ему такое же снотворное, как и девушке. Скорее всего, ему откажут, но если все же удастся его получить, то можно будет на себе испытать, что значит спать непробудным сном. Он чувствовал непреодолимое искушение заснуть как мертвый вместе со спящей девушкой.
С выражением «спать как мертвая» у Эгути было связано воспоминание об одной женщине. Три года назад, будучи в Кобе, он вернулся в гостиницу с женщиной. Он встретил ее в ночном клубе, было уже за полночь. В номере он пил стоявшее на столе виски, налил и женщине. Она выпила наравне с ним. Старик переоделся в ночное гостиничное кимоно, второго для женщины не нашлось. Он заключил ее в объятия, когда она осталась в нижнем белье. Обвил рукой ее шею, нежно поглаживая, но тут женщина привстала и со словами: «Я в этом никогда не засну» сбросила с себя все, что на ней было, и бросила на стул перед зеркалом. Старик немного удивился, но подумал, что так, по– видимому, принято у женщин легкого поведения. Однако против его ожидания женщина оказалась тихой и несмелой. Он отстранил ее от себя и спросил:
– Ты никогда еще?..
– Так нечестно, Эгути-сан, так нечестно,– дважды повторила женщина, но продолжала вести себя покорно и тихо. Выпитое виски подействовало на старика, и он быстро заснул. Утром Эгути проснулся от того, что женщина двигалась по комнате. Она стояла перед зеркалом и поправляла волосы.
– Ты так рано встала.
– У меня же дети…
– Дети?..
– Да, двое. Совсем маленькие.
Женщина очень спешила и ушла прежде, чем старик поднялся с постели. Для Эгути было полной неожиданностью, что эта стройная, изящная женщина родила уже двоих детей. По ее телу никак этого не скажешь. И грудь ее выглядит так, будто она никогда и не кормила ребенка. Когда Эгути перед выходом из гостиницы открыл свой чемодан, чтобы достать чистую рубашку, он увидел, что все его вещи аккуратно сложены. В течение десяти дней своего пребывания в Кобе, он сворачивал в клубок и всовывал в этот чемодан грязное белье, и, чтобы что-то достать оттуда, нужно было все перерыть до дна; туда же он бросал подарки и разные вещи, купленные им в Кобе, от этого чемодан распух и не закрывался. Крышка была приоткрыта, и женщина заметила царивший внутри беспорядок, а может быть, это произошло, когда Эгути доставал сигареты. Но все же, почему она решила навести порядок? И когда она это сделала? Даже грязное нижнее белье было аккуратно сложено в стопку, наверняка на это потребовалось немало времени, даже если это делали умелые женские руки. Быть может, ночью, когда Эгути заснул, а ей не спалось, она встала и привела в порядок содержимое чемодана?
– Хм,– старик разглядывал аккуратно сложенные вещи.– Почему же она это сделала?
Вечером следующего дня, как они и условились, женщина пришла в ресторан; на ней было кимоно.
– Значит, ты носишь кимоно?
– Да, иногда… По-моему, оно мне не идет,– женщина смущенно рассмеялась.
– Днем позвонила подруга, она страшно удивлена. Сказала, что не ожидала от меня ничего подобного.
– Ты ей все рассказала?
– Да, я не стала ничего скрывать.
Они прошлись по городу. Эгути купил ей материал на кимоно и оби, потом они вернулись в гостиницу. Из окна номера были видны огни стоявших в порту судов. Когда они стояли у окна и целовались, Эгути опустил жалюзи и задвинул шторы. Показал на бутылку виски, оставшегося с прошлой ночи, но женщина отрицательно покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10