Н Бенуа.
На открытии Музея его хранитель М. П. Боткин, обращаясь к гостям, рассказывал: «Однажды, находясь проездом в Новгороде, император Петр Великий присутствовал в соборе при литургии. Вдруг император заметил маленького мальчика, который что-то рисовал, приткнувшись в уголке. Царь подошел ближе и увидел, что юный художник трудился над его портретом. И хоть большого сходства 14-летний портретист добиться не мог, но Петр был тронут увиденным и решил послать мальчика учиться за границу. Так Андрей Матвеев стал художником. Находясь за границей, он и написал эту картину, названную „Мамаево побоище“».
Однако история эта содержала некоторые неточности, и сейчас искусствоведы установили, что данное полотно принадлежит вовсе не А. Матвееву. Написано оно, как предполагают исследователи сегодня, другим живописцем петровской эпохи — Иваном Никитиным. Исследования картины еще продолжаются, но уже точно установлено, что называется она «Куликовская битва» — с нее и начинается первый зал нижнего этажа Русского музея.
А первые русские иконы появились в Музее еще в дни его создания. Они перекочевали сюда из коллекции историка М. П. Погодина и из церквей Михайловского дворца. В 1913 году собрание икон пополнилось великолепнейшей коллекцией известного историка и искусствоведа Н. П. Лихачева, в которой было до 1500 экспонатов. Они и составили золотой фонд Отдела древнерусского искусства.
Многие из икон коллекции Н. П. Лихачева пришли в Музей со своими тайнами, и по сей день молчат некоторые ангелы и апостолы о своем происхождении и своих создателях… А над созданием икон трудились мастера великие и выдающиеся. В Русском музее находятся четыре иконы, к которым прикасалась рука самого Андрея Рублева. И рушатся временные и исторические преграды, когда смотришь на лики его апостолов Петра и Павла, которые первоначально были выполнены (совместно с Даниилом Черным) для Успенского собора во Владимире. Перед глазами посетителей предстают не просто святые, а святые мыслители — люди добрые и мудрые…
В 1919 году в Россию приехал знаменитый писатель Бернард Шоу и пожелал посмотреть иконы в Русском музее. Он ходил по залам Музея в сопровождении А. В. Луначарского, всматривался в старинные иконы, да и сам был чем-то похож на рублевских апостолов. В русских иконах прославленный писатель уловил сущность национального искусства и живой народный гений. До сих пор талантом древних русских иконописцев восхищаются туристы из разных стран мира.
Из XII века из глухой кельи монаха явился «Ангел златые власы». Безымянный инок оказался большим художником, а его «Ангел» — образ вечной и нетленной красоты. В его огромных, мечтательных глазах светится вечный огонь чистоты и юности.
А порой икона становилась чудесным сплавом искусства и истории. Такова икона XV века «Осада Новгорода суздальцами» — подлинный шедевр древнерусской живописи.
В 1169 году суздальцы во главе с князем Андреем Боголюбским напали на древний Новгород, чтобы подчинить его своей власти. О том, как развернулась эта схватка, и рассказывает художник на своей иконе. В верхнем ее ряду изображен вынос новгородцами чудотворной иконы Богоматери на городскую стену. Второй ряд иконы показывает, как суздальцы обстреливают из луков новгородскую святыню. Раненная стрелами врагов икона, по преданию, отворачивается от суздальцев и обращается лицом к городу.
В нижнем ряду — победа новгородцев. Когда икона отвратилась от суздальцев, они ослепли и все были перебиты. Все это изображено тонким, четким рисунком, в ярких и чистых тонах.
Иконы выставлены в Музее в нескольких больших и светлых залах. Они не прижаты друг к другу, не громоздятся сплошными рядами. Вокруг каждой из них — воздух, каждая манит к себе, сосредоточивая на себе все ваше внимание. Золотом и серебром сверкает все собрание, и древнерусское искусство сияет здесь полным своим блеском.
До 1917 года Русский музей пополнялся только за счет частных приобретений и пожертвований. После революции, когда произошло перераспределение ценностей. Русский музей «поглотил» целые частные коллекции и даже музеи (например, собрание Академии художников).
В 1926 году сюда поступили произведения русского авангарда из закрытого Музея художественной культуры, а затем и сокровища из ограбленных монастырей и храмов. Правда, ни то, ни другое не вошло в постоянные экспозиции, а долгое время хранилось в запасниках.
Сейчас Русский музей стал по существу комплексом, состоящим из десятков невидимых музеев. Кроме живописных полотен, здесь оказались скульптуры, прекрасные коллекции графики и образцы народного искусства. Это хранилище столь велико и обширно, что его сокровищ хватило бы, чтобы открыть отдельные музеи — например, Павла Филонова, Николая Рериха, Александра Бенуа и многих других мастеров живописи.
Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина
Историк искусства, педагог, основатель Музея изящных искусств Иван Владимирович Цветаев (1847–1913) родился в деревне близ Иванова-Вознесенска, в семье сельского священника Начальное образование он получил в Шуйском духовном училище, потом некоторое время учился в Медико-хирургической академии, затем на историко-филологическом факультете Петербургского университета.
С 1877 года начинается педагогическая деятельность Ивана Владимировича в Московском университете, одновременно наступает «музейный период» его жизни он становится заведующим гравюрным отделением Румянцевского музея, затем хранителем отделения изящных искусств и классических древностей, позднее его директором.
Главнейшим делом И. В. Цветаева на музейном поприще стало создание Московского музея изящных искусств. Приступая к осуществлению столь сложного замысла, Иван Владимирович не располагал ни коллекциями, ни деньгами. Кроме того, около двух лет шла напряженная борьба за место на «отдыхающем пустыре» бывшего Колымажного двора, где когда-то находились конюшни и сараи для царских экипажей, потом плац для верховой езды, а затем пересыльная тюрьма — предшественница Бутырской. В центре Москвы это был последний участок незанятой земли, и на нем хотели построить промышленное училище с химическими и мыловаренными лабораториями.
Когда же место было отвоевано, Иван Владимирович записал в своем дневнике «Пришел великий, давно жданный день вступления на „Колымажный Двор“ в роли хозяев этого чудного места. Что скрывать? Когда в 10-м часу утра я шел из университета по Моховой и Волхонке к этому месту, то словно подгоняла меня какая-то посторонняя сила. Когда все предстало передо мною, слезы застлали мне эту незабвенную картину».
Семнадцатого августа 1898 года состоялась торжественная закладка музея. Строился музей главным образом на частные средства. Люди, дававшие деньги, не всегда жертвовали по собственному побуждению, гораздо чаще их приходилось упорно и умело уговаривать. Марина Цветаева рассказывала потом об отце: «Сидит он у какой-нибудь московской купчихи, потягивает чаек и улещает: „Таким образом, матушка, всем и радость будет, и польза. А что племянник? Племянник все равно промотает. Пропьет или в карты пропустит“ — „Ох, пропустит“, — отвечает старушка упавшим голосом».
Деньги стали собирать еще задолго до закладки музея. Денежные пожертвования сначала были не очень большие 500–1000 рублей. Но в 1894 году крупный взнос поступил от состоятельной москвички купеческого звания Варвары Андреевны Алексеевой, которая перед смертью через своих душеприказчиков подарила на «храм науки и искусства», как на богоугодное заведение, целых 150 000 рублей.
Имена жертвователей присваивались тем залам, создание которых они финансировали. В дневнике И. В. Цветаева есть такая запись: «Следствием беседы было то, что Муромцев взял на себя зал Ниобы стоимостью в 22 944 рубля. Грустный сюжет этого зала он выбрал потому, что недавно потерял своего единственного сына и наследника всего своего состояния».
Денежные средства поступили от издателя К. Т. Солдатенкова, П. М. Третьякова, известного богача-мецената П. И. Харитоненко и многих других. Среди тех, кто откликнулся на призыв Ивана Владимировича, был и Юрий Иванович Нечаев-Мальцев, владелец стекольных заводов в Гусь-Хрустальном. Он был не только богатейшим промышленником, но также любителем и ценителем искусства. Храм в городе Гусь-Хрустальный расписывал сам Виктор Михайлович Васнецов.
Ю. С. Нечаев-Мальцев сразу внес на музей 300 000 рублей, его дар превзошел дары всех других жертвователей. А всего за 14 лет на строительство и отделку здания, на приобретение скульптурных экспонатов он дал огромную сумму — более двух миллионов рублей золотом.
На облицовку фасада музея шел белый мрамор, цоколь облицовывался сердобольским гранитом, из южной Венгрии шел мрамор на монолиты колонн, на стены у лестниц, на главную лестницу, на балюстрады и пилястры. Везли мрамор из Греции, Бельгии, Германии, Финляндии, с юга России. К концу 1902 года здание была возведено, но отделочные работы продолжались еще десять лет — да самого открытия музея. Открывать же его предполагали в разные сроки, которые по разным причинам откладывались.
Иногда Музей горел, экспонаты гибли, и их приходилось восстанавливать. Во время пожара в декабре 1904 года, когда Музей загорелся ночью, на стройку сразу же прибыл архитектор Р. И. Клейн. Он всячески старался остановить огонь, не допустить повреждения фасада и гибели экспонатов от воды, тотчас замерзавшей при сильном морозе. Но все равно погибло 175 ящиков с гипсовыми и бронзовыми слепками, в том числе слепки бюстов из Лувра, Британского и Берлинского музеев, гипсы из Мюнхена. В. И. Цветаев, находившийся тогда с больной женой и младшими дочерьми в Шварцвальде в Германии, писал архитектору: «…надо взять себя и свое горе в руки».
Постепенно все налаживалось, оформлялось, стали составляться коллекции. В Музее изящных искусств гипсовые слепки с мраморным статуй тонировали, чтобы придать им теплоту. Слепки с тех фигур, которые дошли до нас в бронзе, окрашивали под бронзу. Иногда бронзовые скульптуры воспроизводились в бронзе же. Все это делалось для того, чтобы дать возможность людям, не выезжавшим из Москвы, познакомиться с античным искусством хотя бы по воспроизведениям.
На деньги А. Г. Подгорецкой, дочери известного врача Г. А. Захарьина, были приобретены слепки с произведений Донателло, Микеланджело, Луки и Андреа делла Роббио. В. И. Цветаева радовало, что слепки с некоторых произведений впервые переступили именно русскую границу. В 1903 году он писал архитектору Р. И. Клейну: «Я избрал такие статуи, которые никогда не копировались из-за больших размеров и из-за цены, — а теперь эти чудеса скульптуры у нас будут».
Попала в Музей изящных искусств и уникальная коллекция знаменитого египтолога B. C. Голенищева, которую приходилось отвоевывать у Эрмитажа и Российской академии наук. Борьба за коллекцию шла и с Министерством народного просвещения. Сам В.С Голенищев, который вынужден был расстаться с ней из-за финансовых неудач, приложил все усилия к тому, чтобы коллекция осталась в России. И. В. Цветаев писал тогда: «…это такая коллекция, что и не верится в возможность получения ее нами. Впрочем, чего же робеть? Лишь бы Дума не отклонила это приобретение, а уж мы бы употребили все средства… Эрмитаж до того переполнен всяким добром, что там греческие клады лежат в темных кладовых. В Академии наук совсем нет места… А для нас какое бы это было чудное начало музея!». Коллекцию у B. C. Голенищева купили за четыреста тысяч рублей в рассрочку с выплатой пожизненно по 24 тысяче в год.
Открытие Музея было приурочено к торжествам по случаю столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Взорам первых посетителей была явлена уникальная, самая представительная в Европе коллекция слепков с прославленных произведений архитектуры от античности до эпохи Возрождения. Собрания Музея изящных искусств состояли из замечательной коллекции подлинных египетских древностей и прекрасных античных ваз. Кроме этого, в Музее было прекрасное собрание произведений итальянской живописи XIII–XIV веков. Все эти экспонаты располагались в двадцати залах.
Знаменитый русский художник Илья Ефимович Репин восхищался: «Вот честь и слава Цветаеву! Как собрано, как собрано! И все это так размещено, так преподнесено…»
Без Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина теперь невозможно себе представить Москву. Еще в 1936 году Марина Цветаева писала, что это Музей, «стоять имеющий, пока Москва стоит»…
Международный музей войны и мира в Люцерне
Швейцария, в далеком прошлом страна воинственная, сейчас является классически мирным государством. Большое значение в этом отношении, наверное, имеет вечный нейтралитет, который был установлен для нее Венским конгрессом 1815 года. Может быть, имеет значение и ее центральное расположение в Европе, и смешанный состав ее населения — немцы, французы, итальянцы и представители других народов. Как бы то ни было, но именно в этой стране швейцарский пастор Анри Дюнан основал Красный Крест, чтобы хоть как-то смягчать ужасы войн.
И именно в швейцарском городе Люцерн крупным финансистом и общественным деятелем Иваном Станиславовичем Блиохом был основан Международный музей войны и мира. И. С. Блиох родился в 1836 году в Радоме, воспитывался в Варшавском реальном училище, но, не считая свое образование завершенным, поступил в Берлинский университет. Возвратившись в Россию, он посвятил себя железнодорожному делу и участвовал в постройке нескольких железных дорог.
В конце 70-х годов прошлого века И. С. Блиох стал отдаляться от практической деятельности и всецело отдался научной работе, результатом которой стал четырехтомный труд «Финансы России», переведенный на несколько иностранных языков. Под конец жизни И. С. Блиох увлекся идеей вечного мира, и в 1898 году издал на эту тему капитальный труд «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношении». Сочинение это вызвало оживленные толки в европейской прессе.
Для популяризации своих идей И.С Блиох решил в 1900 году устроить на Всемирной выставке в Париже особый павильон войны и мира. План этот не был осуществлен, но энтузиаст не оставляет своих намерений. Благодаря своей энергии и весьма значительным материальным средствам, а также содействию многих влиятельных лиц из разных стран, И. С. Блиох осуществил свою идею в Люцерне. В 1901 году он открыл там Международный музей войны и мира, который расположился рядом с вокзалом железной дороги. Сначала Музей помещался в большом, наполовину деревянном здании. Сейчас этого здания давно уже не существует, а Музей был переведен в нагорную часть Люцерна и разместился в специально для него построенном обширном двухэтажном каменном здании красивой готической архитектуры.
Музей разделен на два больших раздела, причем раздел войны в свою очередь подразделяется на несколько отделов. Музейные экспозиции размещались по двенадцати отделам, десять из которых были отданы войне и только два — миру. Военный раздел расположился в целой анфиладе комнат в обоих этажах Музея. Меньший раздел посвящен миру и сначала размещался в одной небольшой комнате. Столь неравномерное распределение экспозиций с момента образования Музея указывало на преобладание воинственных инстинктов в прошлом и настоящем состоянии человека. Состояние же общего мира в годы создания Музея рисовалось всего лишь как идеал будущего.
Из десяти военных отделов особой полнотой коллекций отличались отделы «Развитие оружия», «Стратегия» и «Флот». Первый из них в своих богатейших коллекциях представляет полную историю развития оружия — от первобытного оружия доисторического периода до новейших усовершенствований (по тем временам) в области огнестрельного оружия. На стендах и в витринах Музея показано, как из грубых первобытных орудий, которые использовались в схватках между племенами людей, развиваются его более усовершенствованные формы — топор, молот, нож, а потом и копье. Сначала все они тоже изготовлялись из камня, но потом камень сменился металлами, хотя еще долго (наряду с металлическими) оставалось в употреблении и каменное оружие. Например, в Шотландии так было до XIII века.
Из древнего метательного оружия в Музее представлены праща для метания камней, известный восточным народам с древности бумеранг, а также лук и стрелы. Эти формы вооружения тоже держались очень долго, так называемые арбалеты употреблялись еще в XVII веке.
С постройкой укрепленных городов в истории военного дела появляются осадные метательные орудия — катапульты и баллисты, а изобретение пороха совершенно изменило характер вооружения. Музейный отдел «Огнестрельное оружие» отличается особой полнотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
На открытии Музея его хранитель М. П. Боткин, обращаясь к гостям, рассказывал: «Однажды, находясь проездом в Новгороде, император Петр Великий присутствовал в соборе при литургии. Вдруг император заметил маленького мальчика, который что-то рисовал, приткнувшись в уголке. Царь подошел ближе и увидел, что юный художник трудился над его портретом. И хоть большого сходства 14-летний портретист добиться не мог, но Петр был тронут увиденным и решил послать мальчика учиться за границу. Так Андрей Матвеев стал художником. Находясь за границей, он и написал эту картину, названную „Мамаево побоище“».
Однако история эта содержала некоторые неточности, и сейчас искусствоведы установили, что данное полотно принадлежит вовсе не А. Матвееву. Написано оно, как предполагают исследователи сегодня, другим живописцем петровской эпохи — Иваном Никитиным. Исследования картины еще продолжаются, но уже точно установлено, что называется она «Куликовская битва» — с нее и начинается первый зал нижнего этажа Русского музея.
А первые русские иконы появились в Музее еще в дни его создания. Они перекочевали сюда из коллекции историка М. П. Погодина и из церквей Михайловского дворца. В 1913 году собрание икон пополнилось великолепнейшей коллекцией известного историка и искусствоведа Н. П. Лихачева, в которой было до 1500 экспонатов. Они и составили золотой фонд Отдела древнерусского искусства.
Многие из икон коллекции Н. П. Лихачева пришли в Музей со своими тайнами, и по сей день молчат некоторые ангелы и апостолы о своем происхождении и своих создателях… А над созданием икон трудились мастера великие и выдающиеся. В Русском музее находятся четыре иконы, к которым прикасалась рука самого Андрея Рублева. И рушатся временные и исторические преграды, когда смотришь на лики его апостолов Петра и Павла, которые первоначально были выполнены (совместно с Даниилом Черным) для Успенского собора во Владимире. Перед глазами посетителей предстают не просто святые, а святые мыслители — люди добрые и мудрые…
В 1919 году в Россию приехал знаменитый писатель Бернард Шоу и пожелал посмотреть иконы в Русском музее. Он ходил по залам Музея в сопровождении А. В. Луначарского, всматривался в старинные иконы, да и сам был чем-то похож на рублевских апостолов. В русских иконах прославленный писатель уловил сущность национального искусства и живой народный гений. До сих пор талантом древних русских иконописцев восхищаются туристы из разных стран мира.
Из XII века из глухой кельи монаха явился «Ангел златые власы». Безымянный инок оказался большим художником, а его «Ангел» — образ вечной и нетленной красоты. В его огромных, мечтательных глазах светится вечный огонь чистоты и юности.
А порой икона становилась чудесным сплавом искусства и истории. Такова икона XV века «Осада Новгорода суздальцами» — подлинный шедевр древнерусской живописи.
В 1169 году суздальцы во главе с князем Андреем Боголюбским напали на древний Новгород, чтобы подчинить его своей власти. О том, как развернулась эта схватка, и рассказывает художник на своей иконе. В верхнем ее ряду изображен вынос новгородцами чудотворной иконы Богоматери на городскую стену. Второй ряд иконы показывает, как суздальцы обстреливают из луков новгородскую святыню. Раненная стрелами врагов икона, по преданию, отворачивается от суздальцев и обращается лицом к городу.
В нижнем ряду — победа новгородцев. Когда икона отвратилась от суздальцев, они ослепли и все были перебиты. Все это изображено тонким, четким рисунком, в ярких и чистых тонах.
Иконы выставлены в Музее в нескольких больших и светлых залах. Они не прижаты друг к другу, не громоздятся сплошными рядами. Вокруг каждой из них — воздух, каждая манит к себе, сосредоточивая на себе все ваше внимание. Золотом и серебром сверкает все собрание, и древнерусское искусство сияет здесь полным своим блеском.
До 1917 года Русский музей пополнялся только за счет частных приобретений и пожертвований. После революции, когда произошло перераспределение ценностей. Русский музей «поглотил» целые частные коллекции и даже музеи (например, собрание Академии художников).
В 1926 году сюда поступили произведения русского авангарда из закрытого Музея художественной культуры, а затем и сокровища из ограбленных монастырей и храмов. Правда, ни то, ни другое не вошло в постоянные экспозиции, а долгое время хранилось в запасниках.
Сейчас Русский музей стал по существу комплексом, состоящим из десятков невидимых музеев. Кроме живописных полотен, здесь оказались скульптуры, прекрасные коллекции графики и образцы народного искусства. Это хранилище столь велико и обширно, что его сокровищ хватило бы, чтобы открыть отдельные музеи — например, Павла Филонова, Николая Рериха, Александра Бенуа и многих других мастеров живописи.
Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина
Историк искусства, педагог, основатель Музея изящных искусств Иван Владимирович Цветаев (1847–1913) родился в деревне близ Иванова-Вознесенска, в семье сельского священника Начальное образование он получил в Шуйском духовном училище, потом некоторое время учился в Медико-хирургической академии, затем на историко-филологическом факультете Петербургского университета.
С 1877 года начинается педагогическая деятельность Ивана Владимировича в Московском университете, одновременно наступает «музейный период» его жизни он становится заведующим гравюрным отделением Румянцевского музея, затем хранителем отделения изящных искусств и классических древностей, позднее его директором.
Главнейшим делом И. В. Цветаева на музейном поприще стало создание Московского музея изящных искусств. Приступая к осуществлению столь сложного замысла, Иван Владимирович не располагал ни коллекциями, ни деньгами. Кроме того, около двух лет шла напряженная борьба за место на «отдыхающем пустыре» бывшего Колымажного двора, где когда-то находились конюшни и сараи для царских экипажей, потом плац для верховой езды, а затем пересыльная тюрьма — предшественница Бутырской. В центре Москвы это был последний участок незанятой земли, и на нем хотели построить промышленное училище с химическими и мыловаренными лабораториями.
Когда же место было отвоевано, Иван Владимирович записал в своем дневнике «Пришел великий, давно жданный день вступления на „Колымажный Двор“ в роли хозяев этого чудного места. Что скрывать? Когда в 10-м часу утра я шел из университета по Моховой и Волхонке к этому месту, то словно подгоняла меня какая-то посторонняя сила. Когда все предстало передо мною, слезы застлали мне эту незабвенную картину».
Семнадцатого августа 1898 года состоялась торжественная закладка музея. Строился музей главным образом на частные средства. Люди, дававшие деньги, не всегда жертвовали по собственному побуждению, гораздо чаще их приходилось упорно и умело уговаривать. Марина Цветаева рассказывала потом об отце: «Сидит он у какой-нибудь московской купчихи, потягивает чаек и улещает: „Таким образом, матушка, всем и радость будет, и польза. А что племянник? Племянник все равно промотает. Пропьет или в карты пропустит“ — „Ох, пропустит“, — отвечает старушка упавшим голосом».
Деньги стали собирать еще задолго до закладки музея. Денежные пожертвования сначала были не очень большие 500–1000 рублей. Но в 1894 году крупный взнос поступил от состоятельной москвички купеческого звания Варвары Андреевны Алексеевой, которая перед смертью через своих душеприказчиков подарила на «храм науки и искусства», как на богоугодное заведение, целых 150 000 рублей.
Имена жертвователей присваивались тем залам, создание которых они финансировали. В дневнике И. В. Цветаева есть такая запись: «Следствием беседы было то, что Муромцев взял на себя зал Ниобы стоимостью в 22 944 рубля. Грустный сюжет этого зала он выбрал потому, что недавно потерял своего единственного сына и наследника всего своего состояния».
Денежные средства поступили от издателя К. Т. Солдатенкова, П. М. Третьякова, известного богача-мецената П. И. Харитоненко и многих других. Среди тех, кто откликнулся на призыв Ивана Владимировича, был и Юрий Иванович Нечаев-Мальцев, владелец стекольных заводов в Гусь-Хрустальном. Он был не только богатейшим промышленником, но также любителем и ценителем искусства. Храм в городе Гусь-Хрустальный расписывал сам Виктор Михайлович Васнецов.
Ю. С. Нечаев-Мальцев сразу внес на музей 300 000 рублей, его дар превзошел дары всех других жертвователей. А всего за 14 лет на строительство и отделку здания, на приобретение скульптурных экспонатов он дал огромную сумму — более двух миллионов рублей золотом.
На облицовку фасада музея шел белый мрамор, цоколь облицовывался сердобольским гранитом, из южной Венгрии шел мрамор на монолиты колонн, на стены у лестниц, на главную лестницу, на балюстрады и пилястры. Везли мрамор из Греции, Бельгии, Германии, Финляндии, с юга России. К концу 1902 года здание была возведено, но отделочные работы продолжались еще десять лет — да самого открытия музея. Открывать же его предполагали в разные сроки, которые по разным причинам откладывались.
Иногда Музей горел, экспонаты гибли, и их приходилось восстанавливать. Во время пожара в декабре 1904 года, когда Музей загорелся ночью, на стройку сразу же прибыл архитектор Р. И. Клейн. Он всячески старался остановить огонь, не допустить повреждения фасада и гибели экспонатов от воды, тотчас замерзавшей при сильном морозе. Но все равно погибло 175 ящиков с гипсовыми и бронзовыми слепками, в том числе слепки бюстов из Лувра, Британского и Берлинского музеев, гипсы из Мюнхена. В. И. Цветаев, находившийся тогда с больной женой и младшими дочерьми в Шварцвальде в Германии, писал архитектору: «…надо взять себя и свое горе в руки».
Постепенно все налаживалось, оформлялось, стали составляться коллекции. В Музее изящных искусств гипсовые слепки с мраморным статуй тонировали, чтобы придать им теплоту. Слепки с тех фигур, которые дошли до нас в бронзе, окрашивали под бронзу. Иногда бронзовые скульптуры воспроизводились в бронзе же. Все это делалось для того, чтобы дать возможность людям, не выезжавшим из Москвы, познакомиться с античным искусством хотя бы по воспроизведениям.
На деньги А. Г. Подгорецкой, дочери известного врача Г. А. Захарьина, были приобретены слепки с произведений Донателло, Микеланджело, Луки и Андреа делла Роббио. В. И. Цветаева радовало, что слепки с некоторых произведений впервые переступили именно русскую границу. В 1903 году он писал архитектору Р. И. Клейну: «Я избрал такие статуи, которые никогда не копировались из-за больших размеров и из-за цены, — а теперь эти чудеса скульптуры у нас будут».
Попала в Музей изящных искусств и уникальная коллекция знаменитого египтолога B. C. Голенищева, которую приходилось отвоевывать у Эрмитажа и Российской академии наук. Борьба за коллекцию шла и с Министерством народного просвещения. Сам В.С Голенищев, который вынужден был расстаться с ней из-за финансовых неудач, приложил все усилия к тому, чтобы коллекция осталась в России. И. В. Цветаев писал тогда: «…это такая коллекция, что и не верится в возможность получения ее нами. Впрочем, чего же робеть? Лишь бы Дума не отклонила это приобретение, а уж мы бы употребили все средства… Эрмитаж до того переполнен всяким добром, что там греческие клады лежат в темных кладовых. В Академии наук совсем нет места… А для нас какое бы это было чудное начало музея!». Коллекцию у B. C. Голенищева купили за четыреста тысяч рублей в рассрочку с выплатой пожизненно по 24 тысяче в год.
Открытие Музея было приурочено к торжествам по случаю столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Взорам первых посетителей была явлена уникальная, самая представительная в Европе коллекция слепков с прославленных произведений архитектуры от античности до эпохи Возрождения. Собрания Музея изящных искусств состояли из замечательной коллекции подлинных египетских древностей и прекрасных античных ваз. Кроме этого, в Музее было прекрасное собрание произведений итальянской живописи XIII–XIV веков. Все эти экспонаты располагались в двадцати залах.
Знаменитый русский художник Илья Ефимович Репин восхищался: «Вот честь и слава Цветаеву! Как собрано, как собрано! И все это так размещено, так преподнесено…»
Без Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина теперь невозможно себе представить Москву. Еще в 1936 году Марина Цветаева писала, что это Музей, «стоять имеющий, пока Москва стоит»…
Международный музей войны и мира в Люцерне
Швейцария, в далеком прошлом страна воинственная, сейчас является классически мирным государством. Большое значение в этом отношении, наверное, имеет вечный нейтралитет, который был установлен для нее Венским конгрессом 1815 года. Может быть, имеет значение и ее центральное расположение в Европе, и смешанный состав ее населения — немцы, французы, итальянцы и представители других народов. Как бы то ни было, но именно в этой стране швейцарский пастор Анри Дюнан основал Красный Крест, чтобы хоть как-то смягчать ужасы войн.
И именно в швейцарском городе Люцерн крупным финансистом и общественным деятелем Иваном Станиславовичем Блиохом был основан Международный музей войны и мира. И. С. Блиох родился в 1836 году в Радоме, воспитывался в Варшавском реальном училище, но, не считая свое образование завершенным, поступил в Берлинский университет. Возвратившись в Россию, он посвятил себя железнодорожному делу и участвовал в постройке нескольких железных дорог.
В конце 70-х годов прошлого века И. С. Блиох стал отдаляться от практической деятельности и всецело отдался научной работе, результатом которой стал четырехтомный труд «Финансы России», переведенный на несколько иностранных языков. Под конец жизни И. С. Блиох увлекся идеей вечного мира, и в 1898 году издал на эту тему капитальный труд «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношении». Сочинение это вызвало оживленные толки в европейской прессе.
Для популяризации своих идей И.С Блиох решил в 1900 году устроить на Всемирной выставке в Париже особый павильон войны и мира. План этот не был осуществлен, но энтузиаст не оставляет своих намерений. Благодаря своей энергии и весьма значительным материальным средствам, а также содействию многих влиятельных лиц из разных стран, И. С. Блиох осуществил свою идею в Люцерне. В 1901 году он открыл там Международный музей войны и мира, который расположился рядом с вокзалом железной дороги. Сначала Музей помещался в большом, наполовину деревянном здании. Сейчас этого здания давно уже не существует, а Музей был переведен в нагорную часть Люцерна и разместился в специально для него построенном обширном двухэтажном каменном здании красивой готической архитектуры.
Музей разделен на два больших раздела, причем раздел войны в свою очередь подразделяется на несколько отделов. Музейные экспозиции размещались по двенадцати отделам, десять из которых были отданы войне и только два — миру. Военный раздел расположился в целой анфиладе комнат в обоих этажах Музея. Меньший раздел посвящен миру и сначала размещался в одной небольшой комнате. Столь неравномерное распределение экспозиций с момента образования Музея указывало на преобладание воинственных инстинктов в прошлом и настоящем состоянии человека. Состояние же общего мира в годы создания Музея рисовалось всего лишь как идеал будущего.
Из десяти военных отделов особой полнотой коллекций отличались отделы «Развитие оружия», «Стратегия» и «Флот». Первый из них в своих богатейших коллекциях представляет полную историю развития оружия — от первобытного оружия доисторического периода до новейших усовершенствований (по тем временам) в области огнестрельного оружия. На стендах и в витринах Музея показано, как из грубых первобытных орудий, которые использовались в схватках между племенами людей, развиваются его более усовершенствованные формы — топор, молот, нож, а потом и копье. Сначала все они тоже изготовлялись из камня, но потом камень сменился металлами, хотя еще долго (наряду с металлическими) оставалось в употреблении и каменное оружие. Например, в Шотландии так было до XIII века.
Из древнего метательного оружия в Музее представлены праща для метания камней, известный восточным народам с древности бумеранг, а также лук и стрелы. Эти формы вооружения тоже держались очень долго, так называемые арбалеты употреблялись еще в XVII веке.
С постройкой укрепленных городов в истории военного дела появляются осадные метательные орудия — катапульты и баллисты, а изобретение пороха совершенно изменило характер вооружения. Музейный отдел «Огнестрельное оружие» отличается особой полнотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60