Не говоря уж о ком-то.
Клиф переменил позу, ругая себя за то, что позволил себе проявить хоть к чему-то мимолетный интерес. Не хочет он ничего знать про эту Эди и ее бабку. Если знакомишься с человеком поближе, рискуешь привязаться к нему, а это, он поклялся себе, никогда в его жизни не повторится.
Сразу после ужина Эди отвела бабушку в спальню. Примерно через полчаса она вернулась.
– Уснула, – сказала Эди, останавливаясь за спиной у Клифа. Он почувствовал это по аромату ее духов – их тонкий пряный запах казался удивительно приятным. Подумать только, чьи-то духи нравятся ему! Возмутительно! – Клиф… – Эди слегка коснулась его плеча и тут же отдернула руку, почувствовав, как напряглись мышцы, увидев его черные бездонные глаза.
– Что? – резко спросил он.
– Я… я просто хотела извиниться перед вами за бабушку, – запинаясь, проговорила Эди и сделала шаг назад, удивленная его враждебностью.
На губах Клифа появилась принужденная улыбка. Она казалась неуместной, словно он насильственно растянул губы, давно отвыкшие от этого движенья.
– Должен признаться, двинула она меня здорово, – сказал он.
Эди улыбнулась.
– Она еще ни разу никого не ударила. – Улыбка угасла. – Она раздражительна и очень упряма, но драться… Это новый симптом ее болезни.
– Что с ней такое? – вопрос вылетел у него изо рта непроизвольно.
– Болезнь Альцгеймера. Клиф нахмурился.
– Я мало с этим знаком, но разве ей не следует быть в больнице или частной лечебнице?
Эди медленно кивнула, на лбу показались морщинки.
– Да, рано или поздно мне придется поместить ее в частную лечебницу или санаторий: там за ней будет необходимый уход. Если станет слишком трудно держать ее здесь. Но пока все еще бывают моменты, когда она меня узнает и понимает, где находится, и это служит ей утешением. Когда эти светлые полосы кончатся, мне придется устроить ее иначе.
Горькая улыбка омрачила ее лицо. Эди вдруг показалось важным, чтобы Клиф узнал женщину, которая вырастила ее, понял, почему ей, Эди, так нужно заботиться о бабушке как можно дольше.
– Бабушка и дед вынянчили меня, и у меня теперь такое чувство, будто, заботясь о ней сейчас, я хотя бы частично плачу ей за все те жертвы, которые они многие годы приносили ради меня.
– А родители ваши где?
– Погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четыре года. Бабушка и дед – мои единственные родители, других я не знала. Дед умер пять лет назад.
Внезапно Клиф ощутил, что между ними есть родство: ему тоже была знакома боль, причиненная потерей любимого человека. Но Эди ждет еще большая боль, если она будет и дальше цепляться за бабушку, которую ей неизбежно предстоит потерять. Он оборвал себя – чего это он вздумал ей сочувствовать? Холодная, безличная отчужденность – и ничего больше. Лишь так он избежит опасности.
– Послушайте, это краткое знакомство с вашей семьей было весьма любопытным, но я нахожусь здесь не для того, чтобы изучать фамильное древо Тернеров. Я пришел сюда работать.
Клиф тут же пожалел о своих циничных словах, увидев по лицу Эди, как сильно он ее оскорбил, но сознательно отогнал угрызения совести. Эта женщина представляла собой опасность – в чем она крылась, Клиф и сам не знал – для той брони, в которую он заковал себя за последние два года. Пусть лучше она ненавидит его, пусть лучше он вызовет ее гнев, чем рисковать душевным покоем, которого он наконец достиг.
Да уж, вызвать ее гнев ему удалось, и еще как! Стоило посмотреть на ее поднятые плечи, когда она гордо направилась в другой конец комнаты. Эди и не старалась скрыть своего возмущения. Громко топала ногами, с грохотом бросала посуду со стола в мойку, изо всех сил захлопнула дверцы шкафчика, сопровождая все это приглушенным бурчаньем.
– Я знаю, мне не положено включать электрический свет, но хоть свечи я могу зажечь? – Не голос, а порыв холодного арктического ветра.
Клиф кивнул, глядя, как Эди зажигает свечи, украшавшие комнату. У него мелькнула туманная мысль, уж не является ли это каким-то ритуалом и не хочет ли Эди напустить на него порчу. Ну, видимо, волноваться пока не стоит. Разве что она вырвет у него волосок или попросит постричь ногти и дать ей обрезки.
Спору нет, Эди была в бешенстве – она и припомнить не могла, когда она так злилась, злилась куда сильнее, чем это оправдывалось обстоятельствами. Верно, он не очень-то вежлив, но ей приходилось общаться с грубиянами и раньше. Она удивлялась сама себе. Почему этот Клиф так действует ей на нервы? Эди бросила взгляд туда, где он сидел, устремив все внимание на склад напротив. Больше всего ее возмутило то, что он сам спросил про бабушку, проявил к ней интерес, а когда она стала ему отвечать, грубо ее оборвал. Эди заметила любопытство, мелькнувшее у него в глазах. А затем, словно выключили телевизор, глаза его снова стали похожи на пустой экран.
Эди кончила зажигать ароматические свечи, налила в хрустальный бокал белого вина и, взяв его с собой, села на диван. Скинув туфли, положила ноги на кофейный столик и приказала себе расслабиться. В это время каждый вечер она могла наконец перевести дух, потягивая вино, вдыхая букет запахов, испускаемых мерцающими свечами, а главное, наслаждаясь бездельем. Сбрасывала с себя все дневные заботы и неприятности, как змея, высвобождающаяся из старой кожи. Снимала стресс – так сама она называла этот процесс. Но сегодня обычное спокойствие духа не приходило к ней. Во всем виноват он, этот Клиф. Эди метнула на Клифа неприязненный взгляд. Он сидел, как хмурый страж, вторгшийся в ее жизненное пространство. Даже спиной она ощущала его присутствие. Как один грустный ребенок может омрачить для всех остальных детей день рожденья, так и Клиф своей угрюмостью набрасывал на нее, Эди, темный покров.
Эди подвинулась – теперь, сидя боком, она снова видела его спину. Плечи его были напряжены, ей нетрудно было представить под свитером бугры вздувшихся мышц. У нее вдруг возникло дикое желание подойти к нему сзади и погладить их, снять напряжение. Эта мысль поразила ее, даже слегка испугала.
– Вы женаты? – вопрос слетел с губ Эди прежде, чем возник в уме.
Клиф обернулся, взглянул на нее, в темных глазах – печаль.
– Нет.
Эди кивнула, чуть заметно улыбнувшись. Ответ ее не удивил.
Клиф отвернулся от нее, отвинтил пробку бутылочки с содовыми таблетками и проглотил еще две. Он не знал, что было причиной – бутерброды с кетчупом или Эди, но желудок горел огнем. Он вынул из сумки вахтенный журнал, раскрыл, посмотрел на ручные часы, отметил время, затем написал: «Никаких происшествий». Уолт был очень педантичен и желал получать в письменном виде ежечасный отчет обо всем, что произошло, даже если не произошло ровным счетом ничего.
Зачем ей понадобилось зажигать все свечи? – внезапно возник у Клифа в мозгу непрошеный вопрос. Они наполнили комнату сладким ароматом и расплескали уютные лужицы света, танцующего на волосах Эди, смягчающего контуры ее лица и заливающего щеки теплым румянцем. Почему она не легла спать? Нарочно она, что ли, тут сидит, чтобы действовать ему на нервы?
В оконном стекле перед Клифом было ясно видно ее отражение. Эди сидела боком, задумчиво глядя в пространство. Изгиб скулы, прямая линия носа, вызывающе вздернутый подбородок. Взгляд Клифа задержался на длинной стройной шее, грациозность которой еще подчеркивалась косой, спадающей на спину. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами? Карандаш, который он держал в руке, неожиданно чиркнул по бумаге.
– Черт! – восклицание взорвалось, как фейерверк, нарушив тишину и покой, царившие в комнате.
– Что случилось? – Эди, напуганная, вскочила с места.
– Сломал грифель, – ответил Клиф, поворачиваясь и глядя на нее с таким видом, будто в ответе за это – она.
Эди удивленно смотрела на него.
– Вы всегда так расстраиваетесь из-за пустяков?
– А как, черт подери, мне писать отчет без карандаша?
Он знал, что переигрывает. Знал, что его реакция вызвана вовсе не сломанным карандашом.
Эди встала, подошла к кухонному столику и, достав из ящика карандаш, протянула его Клифу.
– Спасибо, – сказал он, кинув на нее взгляд, где стыд боролся с замешательством.
Взгляд этот оказался губительным для Эди, словно Клиф ласково коснулся ее рукой. Она не ждала от него ничего, кроме раздражения и грубости, но его мгновенный взгляд показал Клифа в новом свете. Она увидела, насколько он уязвим, и это сделало его куда симпатичней.
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Эди стояла так близко от Клифа, что чувствовала жар его тела, видела жесткую черную щетину на небритых щеках. Она смутно ощущала свой участившийся пульс и, вспыхнув, отвела глаза от его глаз, державших ее словно бабочку, приколотую булавкой к листу картона.
– Я… я думаю, мне пора ложиться. Вы погасите свет, ладно?
Она не стала ждать ответа и чуть не бегом покинула комнату. Последний звук, который она слышала, было тарахтенье в бутылочке содовых таблеток.
Эди нажала первую кнопку будильника и продолжала лежать в полудремоте. После сна Эди всегда бывала в дурном настроении. Бабушка, бывало, поддразнивала ее, говоря, что с ней опасно заговаривать, пока она не выпьет стакан апельсинового сока и не просидит часок, уставившись в пространство. Глядя на эту девочку, понимаешь, что значит человек с причудами, говаривала она со смехом. Эди сама знала, что утреннее состояние – ее слабое место, поэтому вставала всегда рано, чтобы успеть справиться со своими «причудами» до того, как проснется бабушка.
Когда будильник зазвонил снова, она оттолкнула его от себя, заставив замолчать резким ударом по второй кнопке. Встала с кровати. Тело по привычке подчинилось приказу, но голова работала с трудом.
Почти не видя ничего со сна, Эди побрела из спальни в кухню за апельсиновым соком, который помогал ей очнуться.
Она открыла дверцу холодильника, вынула кувшин с соком, налила стакан и поднесла его к губам, поворачиваясь одновременно к окну. Удивленно вскрикнув, она выпустила стакан, и он разлетелся у ее ног на мелкие осколки.
Глава третья
– Почему вы не окликнули меня? – она возмущенно смотрела на Клифа. – Почему не кашлянули или еще что-нибудь, чтобы напомнить о себе?
Клиф молчал, но глаза его были красноречивее слов. Темные, жаркие, они обнимали ее всю целиком, и там, куда попадал его взгляд, в ней тоже вспыхивал огонь. Эди вдруг почувствовала, как коротка ее ночная рубашка. Персикового цвета, с полупрозрачным кружевным верхом, не скрывающим упругую округлость ее груди. Розовые соски напряглись и, словно в ответ на жар, пылавший в его глазах, дерзко приподняли тонкую материю, державшую их взаперти. Эди никогда еще не чувствовала себя до такой степени женщиной, не ощущала, насколько она желанна, пока не увидела этого в его темных глазах. Его взгляд и испугал, и взволновал ее. Она даже не заметила, что сделала шаг вперед. Но тут ногу ее пронзила острая боль. Эди удивленно вдохнула воздух, и ей чуть не стало дурно при виде осколка стекла в пятке и густой алой крови, сочащейся из раны.
– Ой… я наступила на стекло, – растерянно сказала она, ковыляя к кушетке. Она села и положила раненую ногу на журнал, лежащий на кофейном столике.
Клиф мгновенно соскочил со стула.
– У вас есть аптечка? – спросил он озабоченно.
Эди кивнула.
– На второй полке в бельевом шкафу. В ванной.
На нее нашло какое-то оцепенение, она не могла понять, чем вызвана ее растерянность – испугом и болью из-за пореза ноги или смутившими, даже испугавшими ее чувствами, испытанными за миг до того.
Клиф вернулся почти сразу с аптечкой в руках. Он сел лицом к ней на кофейный столик и положил пораненную ногу себе на колени.
– Больно?
– Довольно больно, – призналась Эди. Ей было трудно думать о ноге. Она чувствовала осторожное прикосновение его пальцев к ступне… ее обволакивало его горячее участие, и она забывала про боль.
– Боюсь, мне придется сделать вам еще больней.
Клиф взглянул на нее непроницаемыми глазами, и Эди вдруг показалось, что он говорит о куда более серьезных вещах, чем ее нога.
– Ничего, перетерплю. – Голос ее звучал чуть слышно, и Эди спросила себя, не говорит ли и она о том, что куда серьезней, чем осколок стакана в ноге. Несколько долгих минут она неотрывно смотрела на Клифа, зачарованная силой, которая ощущалась в его чертах.
– Мне надо вытащить осколок, – Клиф вновь опустил глаза на кровоточащую ногу, разорвав их слившийся воедино взгляд.
Эди зажмурилась, напряглась в предвкушении боли и была поражена тем, как легко он касался ее ноги, как умело извлек сверкающий осколок.
– Готово, – сказал Клиф, доставая из аптечки вату и бутылочку с йодом.
– Вам вовсе не обязательно заниматься этим, – шепнула Эди, когда он начал промывать ранку.
– Мне это легче, чем вам. К тому же я чувствую себя в ответе. Я вас испугал, и вы уронили стакан. – Все его внимание было устремлено на ее ногу.
Пока Клиф промывал порез, Эди рассматривала его, спрашивая себя, какой он, когда побрит. Скрытые черной щетиной черты были четко вылеплены – высокие скулы, намек на ямочку у левого уголка рта, решительный подбородок. Взгляд Эди задержался на губах. Красивый рот, когда губы не стиснуты так мрачно. Сейчас, когда его внимание было обращено на ногу, рот расслабился, стала заметна чувственная припухлость нижней губы. Сильный, умелый рот, интересно, что бы она почувствовала, если бы он прижался к ее губам.
Внезапно Эди вздрогнула – Клиф был слишком близко. Она ощущала это всем телом. Размах его плеч, упругие мышцы ноги под ее ступней. Мягкое, ласкающее прикосновение его пальцев, промывающих и бинтующих рану, заставило ее затрепетать. Наложив повязку, Клиф не убрал рук с ее ноги. Пальцы его легко, как взмах крыльев бабочки, сидящей на цветке, двинулись вверх, слегка коснулись лодыжки, продолжили ласкающее движение еще выше, задержались на изгибе икры.
Ею овладела глубокая истома, казалось, кровь ее сгустилась и каждый удар сердца раскатом грома звучит в груди. Клиф поглаживал выгиб ноги, словно наслаждаясь ощущением ее кожи, и при каждом его прикосновении Эди пронизывала острая боль желания.
– Эй, есть там кто-нибудь? Выньте меня из этой проклятой кровати, – раздался из спальни скрипучий голос бабушки, вдребезги разбив тишину; он вернул Клифа и Эди обратно к реальности из опасной неизведанной страны, где они вдруг оказались.
Клиф отдернул руку, и Эди увидела в его глазах изумление – так глядел бы лунатик, проснувшись ночью посреди своего двора.
– На сегодня все, пора кончать, – резко произнес он, вскакивая с места, и, отвернувшись от Эди, принялся судорожными движениями укладывать вещи в сумки.
С минуту Эди сидела неподвижно, все еще пораженная тем, что его прикосновение так сильно подействовало на нее. Когда Клиф гладил ее ногу, ей хотелось, чтобы это длилось без конца, чтобы его губы последовали за рукой по начертанным ею невидимым путям.
Внезапно Эди нахмурилась, захлестнутая смущением. Как ее может так влечь к нему, когда она почти его не знает, не уверена даже, нравится ли он ей? Смех, да и только! К ней так давно не прикасался мужчина. Возможно, коснись ее ноги любой другой, реакция была бы такой же.
– Помогите! Выньте меня из кровати! Жалобный вопль бабушки подстегнул Эди, вырвал ее из задумчивости. Она встала с дивана, чуть поморщившись, когда наступила на больную ногу, и увидела, что Клиф сложил сумки и готов уйти. Он уже подошел к двери, затем остановился, взявшись за ручку, и повернулся к ней.
– Вы вчера спросили, женат ли я, и я ответил: «Нет». – Эди кивнула, и он продолжал. Глаза его – темные, мрачные, как зимняя ночь, – были устремлены на нее. – Я был женат. Три года.
– Что случилось?
Эди знала, что не имеет права спрашивать, что у него нет никаких оснований ей отвечать. Но вдруг ей показалось жизненно важным узнать ответ. Этот человек с неулыбчивыми глазами, ни с того ни с сего впадающий в беспричинный гнев, был для нее неразрешимой загадкой. Возможно, его ответ окажется ключом, который поможет ей решить ее.
– Жена бросила меня, – голос был тусклый, бесстрастный. Прежде чем Эди успела задать еще какой-нибудь вопрос, Клиф исчез.
– Ты должен освободить меня от этого задания. – Клиф сидел в кабинете Уолта, у его стола. Было два часа дня, а он еще не спал после своей ночной вахты. О, он пробовал уснуть, но что толку – он беспокойно метался в постели, проклиная судьбу за полученное задание и Эди Тернер.
– Невозможно, – сказал Уолт, затем нахмурился. – Ты похож черт знает на что. Кажется, я велел тебе постричься.
– Я похож черт знает на что, потому что не спал целые сутки и не имел времени постричься. – Клиф сердито посмотрел на Уолта. – Ты собираешься освободить меня от этого задания или нет?
– Нет, – отрезал Уолт и вздохнул. – Клиф, ты и сам знаешь, как нам не хватает людей, когда мы ловим торговцев наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Клиф переменил позу, ругая себя за то, что позволил себе проявить хоть к чему-то мимолетный интерес. Не хочет он ничего знать про эту Эди и ее бабку. Если знакомишься с человеком поближе, рискуешь привязаться к нему, а это, он поклялся себе, никогда в его жизни не повторится.
Сразу после ужина Эди отвела бабушку в спальню. Примерно через полчаса она вернулась.
– Уснула, – сказала Эди, останавливаясь за спиной у Клифа. Он почувствовал это по аромату ее духов – их тонкий пряный запах казался удивительно приятным. Подумать только, чьи-то духи нравятся ему! Возмутительно! – Клиф… – Эди слегка коснулась его плеча и тут же отдернула руку, почувствовав, как напряглись мышцы, увидев его черные бездонные глаза.
– Что? – резко спросил он.
– Я… я просто хотела извиниться перед вами за бабушку, – запинаясь, проговорила Эди и сделала шаг назад, удивленная его враждебностью.
На губах Клифа появилась принужденная улыбка. Она казалась неуместной, словно он насильственно растянул губы, давно отвыкшие от этого движенья.
– Должен признаться, двинула она меня здорово, – сказал он.
Эди улыбнулась.
– Она еще ни разу никого не ударила. – Улыбка угасла. – Она раздражительна и очень упряма, но драться… Это новый симптом ее болезни.
– Что с ней такое? – вопрос вылетел у него изо рта непроизвольно.
– Болезнь Альцгеймера. Клиф нахмурился.
– Я мало с этим знаком, но разве ей не следует быть в больнице или частной лечебнице?
Эди медленно кивнула, на лбу показались морщинки.
– Да, рано или поздно мне придется поместить ее в частную лечебницу или санаторий: там за ней будет необходимый уход. Если станет слишком трудно держать ее здесь. Но пока все еще бывают моменты, когда она меня узнает и понимает, где находится, и это служит ей утешением. Когда эти светлые полосы кончатся, мне придется устроить ее иначе.
Горькая улыбка омрачила ее лицо. Эди вдруг показалось важным, чтобы Клиф узнал женщину, которая вырастила ее, понял, почему ей, Эди, так нужно заботиться о бабушке как можно дольше.
– Бабушка и дед вынянчили меня, и у меня теперь такое чувство, будто, заботясь о ней сейчас, я хотя бы частично плачу ей за все те жертвы, которые они многие годы приносили ради меня.
– А родители ваши где?
– Погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было четыре года. Бабушка и дед – мои единственные родители, других я не знала. Дед умер пять лет назад.
Внезапно Клиф ощутил, что между ними есть родство: ему тоже была знакома боль, причиненная потерей любимого человека. Но Эди ждет еще большая боль, если она будет и дальше цепляться за бабушку, которую ей неизбежно предстоит потерять. Он оборвал себя – чего это он вздумал ей сочувствовать? Холодная, безличная отчужденность – и ничего больше. Лишь так он избежит опасности.
– Послушайте, это краткое знакомство с вашей семьей было весьма любопытным, но я нахожусь здесь не для того, чтобы изучать фамильное древо Тернеров. Я пришел сюда работать.
Клиф тут же пожалел о своих циничных словах, увидев по лицу Эди, как сильно он ее оскорбил, но сознательно отогнал угрызения совести. Эта женщина представляла собой опасность – в чем она крылась, Клиф и сам не знал – для той брони, в которую он заковал себя за последние два года. Пусть лучше она ненавидит его, пусть лучше он вызовет ее гнев, чем рисковать душевным покоем, которого он наконец достиг.
Да уж, вызвать ее гнев ему удалось, и еще как! Стоило посмотреть на ее поднятые плечи, когда она гордо направилась в другой конец комнаты. Эди и не старалась скрыть своего возмущения. Громко топала ногами, с грохотом бросала посуду со стола в мойку, изо всех сил захлопнула дверцы шкафчика, сопровождая все это приглушенным бурчаньем.
– Я знаю, мне не положено включать электрический свет, но хоть свечи я могу зажечь? – Не голос, а порыв холодного арктического ветра.
Клиф кивнул, глядя, как Эди зажигает свечи, украшавшие комнату. У него мелькнула туманная мысль, уж не является ли это каким-то ритуалом и не хочет ли Эди напустить на него порчу. Ну, видимо, волноваться пока не стоит. Разве что она вырвет у него волосок или попросит постричь ногти и дать ей обрезки.
Спору нет, Эди была в бешенстве – она и припомнить не могла, когда она так злилась, злилась куда сильнее, чем это оправдывалось обстоятельствами. Верно, он не очень-то вежлив, но ей приходилось общаться с грубиянами и раньше. Она удивлялась сама себе. Почему этот Клиф так действует ей на нервы? Эди бросила взгляд туда, где он сидел, устремив все внимание на склад напротив. Больше всего ее возмутило то, что он сам спросил про бабушку, проявил к ней интерес, а когда она стала ему отвечать, грубо ее оборвал. Эди заметила любопытство, мелькнувшее у него в глазах. А затем, словно выключили телевизор, глаза его снова стали похожи на пустой экран.
Эди кончила зажигать ароматические свечи, налила в хрустальный бокал белого вина и, взяв его с собой, села на диван. Скинув туфли, положила ноги на кофейный столик и приказала себе расслабиться. В это время каждый вечер она могла наконец перевести дух, потягивая вино, вдыхая букет запахов, испускаемых мерцающими свечами, а главное, наслаждаясь бездельем. Сбрасывала с себя все дневные заботы и неприятности, как змея, высвобождающаяся из старой кожи. Снимала стресс – так сама она называла этот процесс. Но сегодня обычное спокойствие духа не приходило к ней. Во всем виноват он, этот Клиф. Эди метнула на Клифа неприязненный взгляд. Он сидел, как хмурый страж, вторгшийся в ее жизненное пространство. Даже спиной она ощущала его присутствие. Как один грустный ребенок может омрачить для всех остальных детей день рожденья, так и Клиф своей угрюмостью набрасывал на нее, Эди, темный покров.
Эди подвинулась – теперь, сидя боком, она снова видела его спину. Плечи его были напряжены, ей нетрудно было представить под свитером бугры вздувшихся мышц. У нее вдруг возникло дикое желание подойти к нему сзади и погладить их, снять напряжение. Эта мысль поразила ее, даже слегка испугала.
– Вы женаты? – вопрос слетел с губ Эди прежде, чем возник в уме.
Клиф обернулся, взглянул на нее, в темных глазах – печаль.
– Нет.
Эди кивнула, чуть заметно улыбнувшись. Ответ ее не удивил.
Клиф отвернулся от нее, отвинтил пробку бутылочки с содовыми таблетками и проглотил еще две. Он не знал, что было причиной – бутерброды с кетчупом или Эди, но желудок горел огнем. Он вынул из сумки вахтенный журнал, раскрыл, посмотрел на ручные часы, отметил время, затем написал: «Никаких происшествий». Уолт был очень педантичен и желал получать в письменном виде ежечасный отчет обо всем, что произошло, даже если не произошло ровным счетом ничего.
Зачем ей понадобилось зажигать все свечи? – внезапно возник у Клифа в мозгу непрошеный вопрос. Они наполнили комнату сладким ароматом и расплескали уютные лужицы света, танцующего на волосах Эди, смягчающего контуры ее лица и заливающего щеки теплым румянцем. Почему она не легла спать? Нарочно она, что ли, тут сидит, чтобы действовать ему на нервы?
В оконном стекле перед Клифом было ясно видно ее отражение. Эди сидела боком, задумчиво глядя в пространство. Изгиб скулы, прямая линия носа, вызывающе вздернутый подбородок. Взгляд Клифа задержался на длинной стройной шее, грациозность которой еще подчеркивалась косой, спадающей на спину. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами? Карандаш, который он держал в руке, неожиданно чиркнул по бумаге.
– Черт! – восклицание взорвалось, как фейерверк, нарушив тишину и покой, царившие в комнате.
– Что случилось? – Эди, напуганная, вскочила с места.
– Сломал грифель, – ответил Клиф, поворачиваясь и глядя на нее с таким видом, будто в ответе за это – она.
Эди удивленно смотрела на него.
– Вы всегда так расстраиваетесь из-за пустяков?
– А как, черт подери, мне писать отчет без карандаша?
Он знал, что переигрывает. Знал, что его реакция вызвана вовсе не сломанным карандашом.
Эди встала, подошла к кухонному столику и, достав из ящика карандаш, протянула его Клифу.
– Спасибо, – сказал он, кинув на нее взгляд, где стыд боролся с замешательством.
Взгляд этот оказался губительным для Эди, словно Клиф ласково коснулся ее рукой. Она не ждала от него ничего, кроме раздражения и грубости, но его мгновенный взгляд показал Клифа в новом свете. Она увидела, насколько он уязвим, и это сделало его куда симпатичней.
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Эди стояла так близко от Клифа, что чувствовала жар его тела, видела жесткую черную щетину на небритых щеках. Она смутно ощущала свой участившийся пульс и, вспыхнув, отвела глаза от его глаз, державших ее словно бабочку, приколотую булавкой к листу картона.
– Я… я думаю, мне пора ложиться. Вы погасите свет, ладно?
Она не стала ждать ответа и чуть не бегом покинула комнату. Последний звук, который она слышала, было тарахтенье в бутылочке содовых таблеток.
Эди нажала первую кнопку будильника и продолжала лежать в полудремоте. После сна Эди всегда бывала в дурном настроении. Бабушка, бывало, поддразнивала ее, говоря, что с ней опасно заговаривать, пока она не выпьет стакан апельсинового сока и не просидит часок, уставившись в пространство. Глядя на эту девочку, понимаешь, что значит человек с причудами, говаривала она со смехом. Эди сама знала, что утреннее состояние – ее слабое место, поэтому вставала всегда рано, чтобы успеть справиться со своими «причудами» до того, как проснется бабушка.
Когда будильник зазвонил снова, она оттолкнула его от себя, заставив замолчать резким ударом по второй кнопке. Встала с кровати. Тело по привычке подчинилось приказу, но голова работала с трудом.
Почти не видя ничего со сна, Эди побрела из спальни в кухню за апельсиновым соком, который помогал ей очнуться.
Она открыла дверцу холодильника, вынула кувшин с соком, налила стакан и поднесла его к губам, поворачиваясь одновременно к окну. Удивленно вскрикнув, она выпустила стакан, и он разлетелся у ее ног на мелкие осколки.
Глава третья
– Почему вы не окликнули меня? – она возмущенно смотрела на Клифа. – Почему не кашлянули или еще что-нибудь, чтобы напомнить о себе?
Клиф молчал, но глаза его были красноречивее слов. Темные, жаркие, они обнимали ее всю целиком, и там, куда попадал его взгляд, в ней тоже вспыхивал огонь. Эди вдруг почувствовала, как коротка ее ночная рубашка. Персикового цвета, с полупрозрачным кружевным верхом, не скрывающим упругую округлость ее груди. Розовые соски напряглись и, словно в ответ на жар, пылавший в его глазах, дерзко приподняли тонкую материю, державшую их взаперти. Эди никогда еще не чувствовала себя до такой степени женщиной, не ощущала, насколько она желанна, пока не увидела этого в его темных глазах. Его взгляд и испугал, и взволновал ее. Она даже не заметила, что сделала шаг вперед. Но тут ногу ее пронзила острая боль. Эди удивленно вдохнула воздух, и ей чуть не стало дурно при виде осколка стекла в пятке и густой алой крови, сочащейся из раны.
– Ой… я наступила на стекло, – растерянно сказала она, ковыляя к кушетке. Она села и положила раненую ногу на журнал, лежащий на кофейном столике.
Клиф мгновенно соскочил со стула.
– У вас есть аптечка? – спросил он озабоченно.
Эди кивнула.
– На второй полке в бельевом шкафу. В ванной.
На нее нашло какое-то оцепенение, она не могла понять, чем вызвана ее растерянность – испугом и болью из-за пореза ноги или смутившими, даже испугавшими ее чувствами, испытанными за миг до того.
Клиф вернулся почти сразу с аптечкой в руках. Он сел лицом к ней на кофейный столик и положил пораненную ногу себе на колени.
– Больно?
– Довольно больно, – призналась Эди. Ей было трудно думать о ноге. Она чувствовала осторожное прикосновение его пальцев к ступне… ее обволакивало его горячее участие, и она забывала про боль.
– Боюсь, мне придется сделать вам еще больней.
Клиф взглянул на нее непроницаемыми глазами, и Эди вдруг показалось, что он говорит о куда более серьезных вещах, чем ее нога.
– Ничего, перетерплю. – Голос ее звучал чуть слышно, и Эди спросила себя, не говорит ли и она о том, что куда серьезней, чем осколок стакана в ноге. Несколько долгих минут она неотрывно смотрела на Клифа, зачарованная силой, которая ощущалась в его чертах.
– Мне надо вытащить осколок, – Клиф вновь опустил глаза на кровоточащую ногу, разорвав их слившийся воедино взгляд.
Эди зажмурилась, напряглась в предвкушении боли и была поражена тем, как легко он касался ее ноги, как умело извлек сверкающий осколок.
– Готово, – сказал Клиф, доставая из аптечки вату и бутылочку с йодом.
– Вам вовсе не обязательно заниматься этим, – шепнула Эди, когда он начал промывать ранку.
– Мне это легче, чем вам. К тому же я чувствую себя в ответе. Я вас испугал, и вы уронили стакан. – Все его внимание было устремлено на ее ногу.
Пока Клиф промывал порез, Эди рассматривала его, спрашивая себя, какой он, когда побрит. Скрытые черной щетиной черты были четко вылеплены – высокие скулы, намек на ямочку у левого уголка рта, решительный подбородок. Взгляд Эди задержался на губах. Красивый рот, когда губы не стиснуты так мрачно. Сейчас, когда его внимание было обращено на ногу, рот расслабился, стала заметна чувственная припухлость нижней губы. Сильный, умелый рот, интересно, что бы она почувствовала, если бы он прижался к ее губам.
Внезапно Эди вздрогнула – Клиф был слишком близко. Она ощущала это всем телом. Размах его плеч, упругие мышцы ноги под ее ступней. Мягкое, ласкающее прикосновение его пальцев, промывающих и бинтующих рану, заставило ее затрепетать. Наложив повязку, Клиф не убрал рук с ее ноги. Пальцы его легко, как взмах крыльев бабочки, сидящей на цветке, двинулись вверх, слегка коснулись лодыжки, продолжили ласкающее движение еще выше, задержались на изгибе икры.
Ею овладела глубокая истома, казалось, кровь ее сгустилась и каждый удар сердца раскатом грома звучит в груди. Клиф поглаживал выгиб ноги, словно наслаждаясь ощущением ее кожи, и при каждом его прикосновении Эди пронизывала острая боль желания.
– Эй, есть там кто-нибудь? Выньте меня из этой проклятой кровати, – раздался из спальни скрипучий голос бабушки, вдребезги разбив тишину; он вернул Клифа и Эди обратно к реальности из опасной неизведанной страны, где они вдруг оказались.
Клиф отдернул руку, и Эди увидела в его глазах изумление – так глядел бы лунатик, проснувшись ночью посреди своего двора.
– На сегодня все, пора кончать, – резко произнес он, вскакивая с места, и, отвернувшись от Эди, принялся судорожными движениями укладывать вещи в сумки.
С минуту Эди сидела неподвижно, все еще пораженная тем, что его прикосновение так сильно подействовало на нее. Когда Клиф гладил ее ногу, ей хотелось, чтобы это длилось без конца, чтобы его губы последовали за рукой по начертанным ею невидимым путям.
Внезапно Эди нахмурилась, захлестнутая смущением. Как ее может так влечь к нему, когда она почти его не знает, не уверена даже, нравится ли он ей? Смех, да и только! К ней так давно не прикасался мужчина. Возможно, коснись ее ноги любой другой, реакция была бы такой же.
– Помогите! Выньте меня из кровати! Жалобный вопль бабушки подстегнул Эди, вырвал ее из задумчивости. Она встала с дивана, чуть поморщившись, когда наступила на больную ногу, и увидела, что Клиф сложил сумки и готов уйти. Он уже подошел к двери, затем остановился, взявшись за ручку, и повернулся к ней.
– Вы вчера спросили, женат ли я, и я ответил: «Нет». – Эди кивнула, и он продолжал. Глаза его – темные, мрачные, как зимняя ночь, – были устремлены на нее. – Я был женат. Три года.
– Что случилось?
Эди знала, что не имеет права спрашивать, что у него нет никаких оснований ей отвечать. Но вдруг ей показалось жизненно важным узнать ответ. Этот человек с неулыбчивыми глазами, ни с того ни с сего впадающий в беспричинный гнев, был для нее неразрешимой загадкой. Возможно, его ответ окажется ключом, который поможет ей решить ее.
– Жена бросила меня, – голос был тусклый, бесстрастный. Прежде чем Эди успела задать еще какой-нибудь вопрос, Клиф исчез.
– Ты должен освободить меня от этого задания. – Клиф сидел в кабинете Уолта, у его стола. Было два часа дня, а он еще не спал после своей ночной вахты. О, он пробовал уснуть, но что толку – он беспокойно метался в постели, проклиная судьбу за полученное задание и Эди Тернер.
– Невозможно, – сказал Уолт, затем нахмурился. – Ты похож черт знает на что. Кажется, я велел тебе постричься.
– Я похож черт знает на что, потому что не спал целые сутки и не имел времени постричься. – Клиф сердито посмотрел на Уолта. – Ты собираешься освободить меня от этого задания или нет?
– Нет, – отрезал Уолт и вздохнул. – Клиф, ты и сам знаешь, как нам не хватает людей, когда мы ловим торговцев наркотиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15