Не доходя до моря, к которому они все время направлялись, он задержался в последний раз, на этот раз в продовольственной лавке, где ничего не подозревающий хозяин охотно завернул им приличные порции сыра, ветчины, колбасы, оливок, хрустящий батон и внушительную бутылку красного «Корвио» для лучшего переваривания всех этих деликатесов. Все это вошло во вместительную сумку, которую Саймон вручил Лили именно с этой целью.
– Для чего это все? – жалобно допытывалась она.
– Для нас обоих, если проголодаемся. Неизвестно, когда нам удастся как следует пообедать.
До пляжа они добрались без лишних хлопот, похожие на любую другую пару туристов в этом пестром муравейнике, где каждый развлекался, как мог, в меру своего возраста и темперамента.
Оказавшись среди них, Саймон стал вообще неразличим, после того как, снял полосатую рубашку и сандалии и завернул брюки до колен. Его загар не уступал загару большинства отдыхающих, а если мускулатура и была незаурядной, то все равно не выделялась среди многих пляжных атлетов. В нем не осталось ничего, что можно было бы запомнить и описать.
Лили замаскировать было потруднее, но он посоветовал ей подвернуть свитерок под груди, чтобы он выглядел как бюстгальтер, расстегнуть юбку, чтобы открыть бедра на всю длину, и идти босиком, как он, спрятав туфли в ту же сумку. Ослепительно светлые волосы она повязала косынкой еще раньше, когда он переодевался.
И вот так, держась за руки, они шли по пляжу, как обычная типичная пара отдыхающих, и дошли до воды, где стояли водные велосипеды, самые популярные плавательные средства Средиземноморья, игрушка, придуманная как раз на двоих, чтобы сесть рядышком и лениво крутить педали. Они могут передвигаться даже быстрее, чем обычная весельная лодка, и гораздо удобнее для морских переходов при умеренно плохой погоде; именно мысль об этом прибрежном чуде привела сюда Саймона.
Хозяин причала вышел навстречу при их приближении, засияв при виде клиента.
– Че беллиссимо джорно, синьоре! Che belissimo giorno (итал.) – прекрасный день.

Прекрасный вечерок для поездок в «москоне»! Это лучшее время дня!
– Уже поздно, – с сомнением сказал Саймон. Любое проявление спешки могло вызвать подозрение и повод вспомнить о них позднее. – И солнца уже не будет.
– Впереди еще половина дня! – запротестовал сицилиец, воздевая руки к небу в подтверждение своих слов. – А когда солнце заходит, самое удовольствие и прохлада. К тому же для вас совсем даром!
– Сколько?
Немилосердно поторговавшись, они, наконец, договорились о таксе на часы, остававшиеся до сумерек. Саймон заплатил сверху.
– Если мы вдруг немного запоздаем, – сказал он, многозначительно подмигнув, – не стоит беспокоиться.
Хозяин оскалился, дав понять, что все понял.
– Капито! Грация! Э буна сорте! Capito! Grazie! E buona sorte! (итал.) – Понятно! Благодарю! Желаю удачи!


Саймон подал руку Лили, которая заняла свое место, и помог хозяину столкнуть велосипед на воду; ловко вскочил на него сам, взялся за руль, направив велосипед на запад, и они синхронно заработали педалями.
И вот теперь ему пришлось напрячься, чтобы сдержать взрыв смеха. За ним остался город, кишевший прислужниками Дестамио. Они теперь явно прочесывали вокзал и автостанцию, если сам Дестамио серьезно не пострадал в столкновении с автобусом, он мог организовать блокаду всех дорог и тропинок, не исключая, разумеется, порта; но Саймон готов был побиться об заклад ценой собственной головы, что он все-таки нашел единственный возможный выход, о котором даже такой прожженный тип, как бывший Дино Картелли, никогда бы не подумал.
– Разве Катанья в той стороне? – спросила вдруг Лили.
– Ты умница, – заверил он. – Наш курс на Палермо. Этот человек должен видеть, что мы плывем туда. Только ты и я должны знать, куда мы плывем на самом деле.
Когда они удалились достаточно далеко и их лица уже было не разглядеть с берега, но не настолько, чтобы подумать, что они уплыли насовсем, Саймон взял курс вдаль берега, вглядываясь в него в поисках подходящего места. Вскоре он его нашел. Маленькую бухточку с песчаным пляжиком в форме полумесяца, чуть шире, чем длина «москоне», окруженную крутыми скалами футов двадцати и более высотой, у подножия которых пенился прибой, так что доступ в нее был только со стороны моря. До ближайшего публичного пляжа было не менее мили. Саймон направился туда, по мере приближения все больше убеждаясь в ее удобном положении, и крутил педали то тех пор, пока поплавки не ткнулись в песок. Он вскочил, подал руку Лили, чтобы помочь ей удержать равновесие, когда она прошла по понтону и спрыгнула на берег, не замочив ног, потом вытащил велосипед подальше на сушу, чтобы его не унесло шальной волной, забрал набитую сумку и, усевшись выше линии прилива, поставил ее рядом с собой.
Лили недоуменно смотрела на него.
– Ты что, собираешься здесь остаться?
– Только до захода солнца. Потом вернемся, обогнем Чефалу и поплывем дальше в Катанью. Нам нужно отплыть подальше, чтобы миновать оцепление, выставленное Алом, и высадиться на берег под покровом ночи.
Он похлопал рукой по песку, приглашая ее занять место рядом с ним.
– У нас тут приятный холодок и все что нужно, чтобы не умереть от голода и жажды. Почему бы нам этим не воспользоваться?
Она нехотя села, а Саймон тем временем открыл бутылку вина, которая, плотно завернутая, лежала на дне сумки, защищенная от жары и солнца, и наполнил пластиковые стаканчики, которые негоциант не преминул включить в счет.
– Теперь мы в одинаковом положении, Лили, – сказал Святой. – Но ничего, прорвемся. Только держись меня. Я не могу себе простить, что ты из-за меня разошлась с Алом. Но постараюсь тебя отблагодарить.
Она окинула его долгим, непроницаемым взглядом, за которым прямо слышался скрежет шестеренок примитивной счетной машинки. Ей были подвластны только простейшие арифметические действия, но побочные результаты могли далеко выйти за эти границы.
Саймон терпеливо ждал.
– К черту Аля, – наконец сказала она. – Ты мне нравишься больше.
А когда еда и вино стерли теплую краску, губам ее вернулась свежесть лепестков розы.

3

Когда короткие сумерки сменились ночной тьмой, Саймон встал и отряхнул брюки.
– Все хорошее когда-нибудь кончается, – грустно сказал он. – Все было чудесно, но нам пора.
Стало прохладнее, так что он с удовольствием натянул полосатую тенниску, пока Лили приводила себя в порядок. Достал сандалеты из сумки, отнес ее в «москоне» и положил между сиденьями. Потом, приподняв нос ближнего поплавка, толкал велосипед до тех пор, пока он не оказался на воде.
Лили спустилась к воде.
– Минутку, – вежливо сказал он.
Она остановилась, он тем временем влез в «москоне» и устроился на правом сиденье. Ноги поставил на педали и быстро сделал несколько оборотов назад, сразу удалившись от берега.
– Мне очень жаль, что я должен это сделать, Лили, – сказал он. – Взять тебя с собой я не могу. Если будет холодно, заройся в песок, он согреет. Утром тут будет полно народу, и если покричишь, кто-нибудь приплывет. Не советую карабкаться на скалы в темноте – обувь у тебя неподходящая, еще ногу сломаешь.
– Ты с ума сошел! – завопила она.
– Это мне уже говорили. А кое-кто даже думал, что меня можно одурачить глупейшими россказнями. Причем твои, о том, как ты оказалась в Чефалу и случайно проходила мимо вокзала, просто превзошли всякую меру. Если я сделал вид, что поверил, то только потому, что не было другого выбора. И я тебе премного благодарен, что помогла мне избавиться от неприятностей.
Если ему и нужно было подтверждение, то им мог служить эпитет, которым она его наградила и который просто не поддается цитированию на страницах сколько-нибудь уважающего себя издания.
– Ты нехорошая девочка, Лили, – укоризненно сказал он. – Ты не видела ничего плохого в том, чтобы выдать меня мафии, точно так же была готова сделать это в Катанье и сбежать, как только я буду у них в руках. Если хочешь разыгрывать Мату Хари, научись с усмешкой принимать поражение.
Уже после захода солнца он снял с нее последнее – темные очки и убедился, что у нее все-таки есть глаза – туманно-серые, затянутые сонной дымкой истомы. Теперь он уже не видел их в темноте; менее щепетильный автор написал бы, что они метали молнии.
Она шагнула вперед, не глядя зашла в воду до щиколоток, потом до колен, потом до середины бедер... Саймон тут же отъехал назад, чтобы сохранить дистанцию.
– Здесь слишком далеко, чтобы вернуться вплавь, – предупредил он ее, – если ты не пловчиха из тех, кто пересекает Ла-Манш. И особенно в этих водах, где водятся такие жуткие мурены с острыми зубами. Не стоит, честно тебе говорю. Уверен, Аль тебя поймет.
Стоя в воде, она награждала его все более яркими эпитетами, резко контрастирующими с обычной неразговорчивостью, а он тем временем развернулся и начал стремительно удаляться.
– И не порть мне воспоминания, Лили, – попросил он напоследок. – Я ведь отблагодарил тебя, правда?
Его усилия были напрасны. Цветистые выражения еще долго неслись ему вслед над морской гладью и заставили его сокрушенно задуматься, каким образом милая девушка могла обзавестись таким словарным запасом. Он плыл на Полярную звезду, пока крики не стихли, потом не спеша повернул налево.
На запад. В Палермо, не в Катанью. Это, конечно, была злая шутка, которую он сыграл с Лили за ее излишне старательную службу мафии, но ему было не до сантиментов. Когда ее найдут или она сама доберется до телефона, то будет клясться, что Святой плывет в Катанью. Это могло сыграть большую роль в его первые часы в Палермо. Ноги его крутили педали в том темпе, который он мог поддерживать часами и который придавал велосипеду максимальную скорость. Она была вполне приличной для средства передвижения, абсолютно не предназначенного для такого рода рейсов.
Легкий вечерний ветерок успокоился, и море вместе с ним. Полярная звезда по левому борту подсказывала верное направление. Мерцавшие огни прибрежных селений и блики фар, появляющиеся время от времени на шоссе, указывали линию берега; он держался в достаточном отдалении, чтобы чувствовать себя в безопасности от случайного обнаружения.
Наконец, приближаясь к огням очередного городка, он увидел в лунном свете длинную полосу пустынного пляжа, к которому и пристал.
Надпись на павильоне железнодорожной станции, на которую он наткнулся, двинувшись в вглубь острова по рельсам, гласила: «Кампофеличе ди Рассела»; зал ожидания был пуст. Саймон вошел внутрь, изучил расписание на стене, купил билет до Палермо. Ближайший поезд через десять минут точно по расписанию затормозил у станции, постоял, пока не села горстка пассажиров, и тронулся дальше. Немногочисленные сонные крестьяне и несколько щебечущих семейств сгоревших до красноты туристов – вот и все пассажиры. За час езды до Палермо никто не обратил внимания на Святого. Топот и крики погони, видимо, остались далеко позади и – он надеялся – удалялись в другом направлении.
Выйдя со станции, он слился с густой толпой пассажиров и подчинился ее потоку, пока не оказался в таком месте, которое его устраивало.
Это была небольшая, но залитая светом траттория, где он выпил пол-литра вина и запасся мелочью для телефона. Набрал номер, который ему дал Марко Понти, и, когда услышал энергичный голос детектива, хотя и расслышал в нем резкий и нервный тон, понял, что с картой ему продолжает везти.
– Просто! Кон чи парло? Pronto! Con chi parlo? (итал.) – Слушаю! Кто говорит?


– Старый друг, у которого есть интересные новости о некоторых других давних ваших друзьях.
– Святой! – затрещала трубка. – Что с вами случилось? Где вы? Я уже боялся, что вас и в живых-то нет! Неправдоподобно громадный «бугатти», как мне сообщили, нашли брошенным на дороге, и его притащили сюда, в полицейский гараж. По счастливой случайности нашелся хозяин, который сказал, что это вы его наняли. Минутку, минутку, а что вы сказали о наших друзьях? Вы имеете в виду...
– Да. Тех, кого мы с вами так сильно любим. Но вначале скажите мне, где автомобиль?
– Хозяин пришел в квестуру с запасными ключами и хотел его забрать, но я не позволил, потому что вначале нужно было установить, что с вами произошло, на случай, если его придется подвергнуть досмотру, так что он под замком.
– Боже! Я уже хотел сказать, чтобы вы захватили такси и мчались сюда, но «бугатти» для этого больше подходит. У меня множество новостей о наших знакомых, пересказ их по телефону займет слишком много времени. Так почему бы вам не взять автомобиль из гаража и не приехать с ним сюда? Я в ресторанчике «Ла Джемма» где-то в районе вокзала, вы наверняка его знаете. Тут такие ароматы, что у меня слюнки текут, так что я что-нибудь закажу и подожду. Но поторопитесь, думаю, этой ночью у нас будет много работы.
В ответ собеседник просто бросил трубку. Святой усмехнулся и вернулся к своему столику, чтобы обдумать меню. Со времени его пикника с Лили прошло немало времени, причем с разнообразными физическими нагрузками, так что на аппетит ему жаловаться не приходилось. К счастью, обильный ужин в этот поздний час не противоречил южным традициям.
Он уже добирал корочкой хлеба остатки самого душистого «лепро ин сальми», когда услышал неповторимый рев своего чудовища и увидел Понти, раздвинувшего ленточную штору. Саймон махнул ему рукой, приглашая занять место напротив, где уже стоял чистый бокал и графинчик вина.
– Я пришел сюда не для того, чтобы пьянствовать, – сказал детектив, наполнив себе бокал и отпив половину. – Рассказывайте поскорее, что случилось.
– Ну, кроме всего прочего, я получил по голове, меня похитили, в меня стреляли, за мной гонятся, и все это дела той банды, которой следовало бы уважать вашу почтенную организацию. Но, полагаю, вас не интересуют мои личные дела. То, что вас, по-моему, заинтересует, касается существования кастелло, или палаццо, где вы сможете найти, если поторопитесь, богатый набор главарей известного общества, собравшихся на пленарное заседание вместе с самим предводителем, имя которого Паскуале.
Хотя они и разговаривали вполголоса, чтобы их не было слышно с соседних столиков, осторожность по-прежнему требовала оперировать условными выражениями.
– Я знаю об этом сборище все, – сказал Понти, – все, за исключением места. Где это?
– Не знаю, как вам объяснить, но могу вас туда отвезти. – Саймон наполнил бокалы. – Но вы меня удивляете: оказывается, вы больше знаете об этой организации, чем во время нашего последнего разговора.
– Мне бы следовало заявить, что это благодаря напряженным и тайным поискам, но я слишком скромен. Всему этому я обязан изучению одного из объектов, оставленного в вашей машине, того, который должен был сделать большой «бум»! Вы помните, что на пластике осталась своего рода подпись. Я сам ее сфотографировал и проверил по картотеке, пока сотрудник был на обеде. Судьба для разнообразия мне улыбнулась, и я выяснил, что отпечатки принадлежат местному торговцу по имени Никколо, который уже обвинялся в торговле подобными вещами, но вышел сухим из-за недостатка доказательств. Я пригласил его в кабинет и имел с ним беседу.
– Но эти люди никогда ничего не говорят. Омерта, и все такое. Вы сами меня убеждали, скорее умрут, чем заговорят.
– Это правда. Но бывают и исключения, обычно это женщины. В 1915 году некая Франчески Серио обвинила четверых таких молодцев в убийстве ее сына. Они получили пожизненное заключение. В 1962 году уже другая. Роза Риккобоно, которая из-за вендетты потеряла мужа и троих сыновей, дала нам список двадцати девяти человек, обвинив их в рэкете. Эти женщины, которыми двигала любовь или горе, не испугались кары. Если речь о Никколо, я использовал другой аргумент. На меня снизошло вдохновение.
– Нашли что-то худшее, чем смерть?
– Для него – да, ибо пытка стала бы бесконечной.
– Тогда рассказывайте.
– Я одел в белый халат старичка, который у нас убирает. Очень солидный дедуля, но котелок не варит, и выложил перед ним набор мясницких ножей и противогазовую маску. Сказал Пикколо, что дадим ему легкий наркоз, но если не скажет... – Понти нагнулся и начал говорить еще тише, каким-то замогильным шепотом, – то, проснувшись, обнаружит, что его кастрировали.
Саймон взглянул на него с нескрываемым уважением.
– Я сразу, с первой встречи, почувствовал в вас искру гения, – откровенно сказал он. – И Никколо заговорил?
– Среди членов организации давно ходит слух, что дон Паскуале по состоянию здоровья вынужден отойти от дел. А когда предводитель уходит, главари собираются, чтобы выбрать наследника. В такой критический момент организацию охватывает своего рода слабость, и у нас есть шанс ее использовать. Все, что мне было нужно, это место сбора. Если вы его знаете, можем начинать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20