Они
стояли совершенно неподвижно, отвернувшись от него.
Они х_у_н_е_т_и, понял Феррис, они погружены в странное состояние
замедленной жизни, в это поразительное замедление всех жизненных
процессов. Феррис ощутил бегущий по спине холодок.
- Вам лучше вернуться обратно и ждать, - пробормотал он через плечо.
- Нет, - прошептала она. - Вон Андре.
Феррис повернулся, всматриваясь в указанном направлении, затем тоже
увидел Беррью. Его белокурая голова была обнажена, лицо, неподвижное,
белое, походило на заставшую маску. Он стоял, как изваяние, под большой
дикой фигой в ста футах правее их.
Х У Н Е Т И!
Феррис ожидал подобного, но от этого потрясение было не меньшим. Одно
дело туземцы, мало значащие для него, как человеческие существа, но всего
лишь несколько часов назад он разговаривал с нормальным Беррью, а теперь
увидел его таким!
Беррью стоял в нелепой позе, напоминавшей старомодные "живые статуи".
Одна нога слегка приподнята, тело чуть-чуть подалось вперед, а руки
воздеты кверху.
Как и застывшие туземцы, Беррью был обращен лицом вглубь рощи, туда,
где смутно виднелись гигантские баньяны.
Феррис коснулся его руки.
- Беррью, придите в себя.
- Бесполезно с ним говорить. Он не слышит.
Да, он не слышал. Он жил в таком замедленном темпе, что обычные звуки
не достигали его ушей. Его лицо было жесткой маской, губы чуть-чуть
приоткрыты для дыхания, глаза устремлены вперед. Медленно, очень медленно
веки поползли вниз и прикрыли эти застывшие глаза, затем снова поднялись в
бесконечно медленном моргании. Так же медленно его приподнятая нога
двигалась вниз, к земле.
Движения, пульс, дыхание - все в сто раз медленнее нормального.
Живой, но не человеческим образом - совершенно не человеческим.
Лиз была не так ошеломлена, как Феррис. Позднее он понял, что она уже
видела брата в таком состоянии.
- Мы должны как-то отнести его в бунгало. Я не могу снова позволить
ему остаться здесь на много дней и ночей!
Феррис с радостью взялся за маленькую практическую задачу, которая
ненадолго отвлекла его мысли от этого застывшего ужаса.
- Мы можем соорудить носилки из курток. Я срежу пару шестов. Два
бамбуковых ствола, продернутые в рукава курток, образовали временные
носилки, которые они положили на землю.
Феррис поднял Беррью. Тело его было негнущимся, мускулы твердыми, как
камень, из-за медленного темпа их движения.
Феррис положил молодого француза на носилки, затем взглянул на
девушку.
- Поможете мне нести его или лучше сбегаете за слугой? Она покачала
головой.
- Туземцы не должны знать об этом. Андре не тяжелый. Действительно,
он не был тяжелым. Он был легкий, словно изнуренный длительной лихорадкой,
хотя, как понимал Феррис, никакая лихорадка не могла быть причиной этого.
Зачем молодому ботанику уходить в лес и принимать какой-то мерзкий
первобытный наркотик, замедляющий его почти до состояния ступора? Во всем
этом не было смысла.
Лиз несла свою долю их живой ноши через сгущающиеся сумерки, в
стойком молчании. Даже когда они время от времени клали Беррью, чтобы
отдохнуть, она ничего не говорила.
Она молчала, пока они не добрались до темного бунгало и не положили
Беррью на кровать. Тогда девушка упала в кресло и спрятала лицо в ладонях.
Феррис заговорил с грубоватой бодростью, которой не чувствовал сам:
- Не расстраивайтесь, теперь с ним все будет в порядке. Я быстро
приведу его в чувство.
Она покачала головой.
- Нет, ничего не предпринимайте! Он должен прийти в себя сам, а это
займет много дней.
Вот черт, подумал Феррис. Ему предстояло искать тик, а для этого
нужна помощь Беррью в найме рабочих.
Затем маленькая, унылая фигурка девушки тронула его. Он похлопал ее
по плечу.
- Хорошо, я буду помогать вам заботиться о нем. Потом мы вдвоем
вколотим в него здравый смысл и заставим уехать домой. А пока позаботьтесь
об ужине. Она зажгла газолиновую лампу и вышла. Он услышал, как она зовет
слуг. Он взглянул на Беррью и снова почувствовал легкую тошноту. Француз
лежал, уставившись в потолок. Он был жив, дышал, однако, замедленность
жизненного темпа отрезала его от Ферриса так же надежно, как и смерть.
Нет, не совсем. Медленно, так медленно, что Феррис едва мог заметить
движение, глаза Беррью повернулись к нему.
В комнату вошла Лиз. Она казалась спокойной, но он уже немного узнал
ее и по лицу понял, что она испугана.
- Слуги ушли! Ахра и девушки... и ваш проводник. Должно быть, они
увидели, как мы принесли Андре.
- Они ушли, потому что мы принесли человека, который х_у_н_е_т_и? -
спросил Феррис.
- Да. Все племена боятся этого ритуала.
Феррис потратил несколько секунд, чтобы тихонько выругать
исчезнувшего проводника.
- Пиэнг трясся, как испуганный кролик, при виде х_у_н_е_т_и.
Хорошенькое у меня здесь начало работы!
- Может, вам тоже лучше уйти, - неуверенно сказала Лиз, затем,
противореча самой себе, добавила: - Нет, я не могу быть такой героиней!
Пожалуйста, останьтесь!
- Не сомневайтесь. Я не могу уплыть по реке и доложить, что увильнул
от работы из-за...
Он замолчал, так как она не слушала его. Она смотрела мимо него на
кровать.
Феррис повернулся. Пока они разговаривали, Беррью двигался. Ужасно
медленно, но двигался.
Его ноги были уже на полу. Он вставал. Тело было напряжено в усилии и
медленно, несколько минут, поднималось.
Затем его правая нога начала почти незаметно отрываться от пола. Он
пошел, только в сто раз медленнее нормального.
Он пошел к двери.
В глазах Лиз стояла тоскливая жалость.
- Он пытается вернуться в лес. И будет пытаться, пока он х_у_н_е_т_и!
Феррис осторожно перенес Беррью на кровать, чувствуя на лбу испарину. Что
же завлекает поклоняющихся в странный транс замедленной жизни?

3. УЖАСНАЯ ПРИМАНКА
Феррис повернулся к девушке.
- И сколько ваш брат пробудет в таком состоянии? - спросил он.
- Долго, - с трудом ответила она. - Потребуется много недель для
того, чтобы х_у_н_е_т_и прошло.
Феррису не понравилась такая перспектива, но он ничего не мог с этим
поделать.
- Ладно, будем ухаживать за ним вместе.
- Одному все время придется стеречь его, - сказала Лиз. - Он будет
продолжать попытки уйти в лес.
- С вас пока достаточно. Этой ночью я присмотрю за ним.
Феррис стерег его и эту ночь, и еще много ночей. Дни складывались в
недели, а туземцы все еще избегали этого дома, и он не видел никого, кроме
бедной девушки и мужчины, живущего в ином состоянии, недели все остальные
люди.
Беррью не менялся. Он, казалось, не спал, не хотел ни пить, ни есть.
Глаза его не закрывались, не считая бесконечно медленных морганий. Он не
спал и не переставал двигаться. Он был все время в движении, только это
происходило в таком жутком, замедленном темпе, что его можно было едва
уловить.
Лиз оказалась права. Беррью хотел вернуться в лес. Он жил в сто раз
медленнее нормального и явно мыслил каким-то жутким образом, все время
пытаясь вернуться в объятый тишиной, угрожающий лес, где они его нашли.
Феррис устал переносить неподвижную фигуру обратно в кровать и, с
разрешения девушки, связал Беррью лодыжки. Но легче от этого не стало. В
некотором отношении, стало еще более страшно сидеть в освещенной лампой
спальне и наблюдать за медлительными попытками Беррью освободиться.
Замедленная протяженность каждого крошечного движения действовала Феррису
на нервы. Ему хотелось дать Беррью какого-нибудь успокоительного, чтобы
усыпить его, но он не осмеливался на это.
Он обнаружил на предплечье Беррью крошечный надрез, запачканный
какой-то липкой зеленью. Возле него были рубцы от других, более старых
надрезов. Неизвестно, какое сумасшедшее снадобье вводилось таким образом в
человека, чтобы сделать его х_у_н_е_т_и. Феррис не осмеливался попытаться
нейтрализовать его действие.
Наконец, однажды ночью Феррис поднял глаза от надоевшего ему старого
иллюстрированного журнала и вскочил на ноги.
Беррью лежал на кровати, но только что моргнул, моргнул с нормальной
скоростью, а не замедленным, почти невидимым движением.
- Беррью, - быстро сказал Феррис, - вы меня слышите?
Беррью окинул его долгим недружелюбным взглядом.
- Я вас слышу. Могу я спросить, зачем вы вмешались?
Это застало Ферриса врасплох. Он так долго исполнял роль сиделки, что
невольно стал думать о Беррью, как о больном, который будет ему
благодарен.
Теперь он понял, что Беррью испытывает холодный гнев, а вовсе не
благодарность.
Француз развязывал лодыжки. Движения его были неуверенными, руки
дрожали, но встал он нормально.
- Ну? - спросил он.
Феррис пожал плечами.
- Ваша сестра отправилась за вами. Я помог ей принести вас в дом,
только и всего.
На лице Беррью промелькнул легкий испуг.
- Это сделала Лиз? Но это же нарушение Ритуала! Это может навлечь на
нее беду!
Негодование и нервное напряжение внезапно придали Феррису жестокости.
- Почему вы беспокоитесь о Лиз сейчас, когда долгие месяцы делали ее
несчастной, принимая участие в туземном колдовстве?
Беррью не вспылил, как он ожидал. Молодой француз с трудом ответил:
- Верно, я причинил Лиз горе.
- Беррью, зачем вы это делаете? К чему это ужасное занятие -
становиться х_у_н_е_т_и, жить в сотню раз медленнее? Что вы имеете от
этого?
Тот измученными глазами посмотрел на Ферриса.
- Делая это, я вхожу в лучший мир, мир, который существует вокруг нас
всю нашу жизнь, но которого мы вовсе не понимаем.
- Что это за мир?
- Мир зеленой листвы, корней и ветвей. Мир растительной жизни,
который мы никогда не сможем понять из-за разницы между его жизненным
темпом и нашим. Феррис начал смутно понимать.
- Вы хотите сказать, что, будучи х_у_н_е_т_и, живете в том же самом
темпе, что и растения?
- Да, - кивнул Беррью, - и простое изменение жизненного темпа
открывает двери в неизвестный, невероятный мир.
- Но каким образом?
Француз показал на полузаживший надрез на голой руке.
- Туземное снадобье, замедляющее метаболизм, сердцебиение, нервные
сигналы - все. Оно основано на хлорофилле, зеленой крови растительной
жизни, комплексе химических веществ, дающем растениям возможность получать
энергию непосредственно из солнечного света. Туземцы готовят его прямо из
трав по своему методу.
- Я не думаю, - скептически возразил Феррис, - что хлорофилл может
оказать какое-то воздействие на животный организм.
- Говоря это, - парировал Беррью, - вы показываете, что ваши
биохимические сведения устарели. Девятнадцатого марта сорок восьмого года
двое чикагских химиков предложили массовое производство экстракта
хлорофилла, заявив, что введение его собакам и крысам способствует
огромному продлению жизни, изменяя способности клеток к окислению. Да-да,
продлевает жизнь, замедляя ее! Растения живут дольше людей, потому что
живут не так быстро. Можно сделать так, что человек будет жить столь же
долго - И СТОЛЬ ЖЕ МЕДЛЕННО, - что и дерево, введя хлорофилловое
соединение в его кровь.
- Так вот что вы имели в виду, - сказал Феррис, - говоря, что иногда
примитивные народы опережают современные научные открытия?
- Раствор хлорофиллового х_у_н_е_т_и может быть древним секретом, -
кивнул Беррью. - Я уверен, что он всегда был известен отдельным избранным
среди примитивных народов мира... - Он мрачно глядел мимо американца. -
Культ деревьев столь же древен, как и человеческая раса. Священное дерево
шумеров, рощи Додоны, дубы друидов, ясень Игдразиль скандинавов, даже наша
собственная Рождественская Елка - все они исходят от первобытного
поклонения этой иной, чужой жизни, с которой мы разделяем Землю. Я уверен,
что немногочисленные посвященные всегда знали, как изготовить
хлорофилловое снадобье, дающее возможность добиться связи с этим видом
жизни, живя в таком же медленное ритме времени.
Феррис пристально посмотрел на него.
- Но как вы проникли в эту странную тайну?
- Посвященные были мне благодарны, - пожал плечами Беррью, - потому
что я спас здешние леса от возможной гибели. - Он прошел в угол комнаты,
оборудованной под ботаническую лабораторию, и достал пробирку. Пробирка
была заполнена мельчайшими серо-зелеными спорами. - Это Бирманская
болезнь, от которой высохли огромные леса южного Меконга. Смертоносная
штука для тропических деревьев. Она начала распространяться в этой области
Лаоса, но я показал племенам, как остановить ее. Тайная секта х_у_н_е_т_и
сделала меня своим членом в качестве вознаграждения.
- Но я все еще не могу понять, зачем такому образованному человеку,
как вы, принимать участие в безумных действиях местных мумбо-юмбо?
- Мой бог, да я битый час пытаюсь дать вам ключ к пониманию,
показать, что мое любопытство, как ботаника, заставило меня принять
участие в Ритуале и пользоваться этим снадобьем! - Беррью забегал по
комнате. - Но вы не можете понять... не больше, чем поняла Лиз! Вам не
понять чудо, необычность и красоту впечатлений живущего этой другой
жизнью!
Что-то в бледном, увлеченном лице Беррью, в его беспокойных глазах
внушало Феррису жуткое чувство, от которого по коже забегали мурашки. Его
слова, казалось, на секунду подняли завесу, сделали привычное неясно чужим
и опасным.
- Послушайте, Беррью! Вы должны покончить с этим и немедленно уехать
отсюда.
- Знаю, - невесело усмехнулся француз. - Я много раз говорил себе
это, но уехать не смог. Разве я могу бросить такие ботанические открытия?
В комнату вошла Лиз, измученно глядя на брата.
- Андре, разве ты не уедешь со мной домой? - умоляюще спросила она.
- Или вас настолько засосала эта безумная привычка, что уже не
трогает разбитое сердце родной сестры? - сурово добавил Феррис.
- Вы ограниченная парочка! - вспыхнул Беррью. - Вы обращаетесь со
мной, как с наркоманом, понятия не имея о тех удивительных ощущениях,
которые я испытал. Я ухожу в иной мир, вокруг чужая Земля, какую вы
никогда не видели. И мне хочется возвращаться туда снова и снова.
- С помощью хлорофиллового снадобья превращаясь в х_у_н_е_т_и? -
мрачно спросил Феррис.
Беррью вызывающе кивнул.
- Нет, - сказал Феррис, - не выйдет. Если вы сделаете это, мы снова
пойдем и принесем вас сюда. Вы совершенно беспомощны перед нами, когда
становитесь х_у_н_е_т_и.
Беррью пришел в ярость.
- Я никак не могу остановить вас! Ваши угрозы опасны!
- Совершенно верно, - спокойно согласился Феррис. - Входя в
замедленный темп жизни, вы беспомощны перед нормальными людьми. И я вовсе
не угрожаю, я пытаюсь спасти ваш разум!
Вместо ответа Беррью выскочил из комнаты. Лиз взглянула на
американца, в ее глазах блестели слезы.
- Не бойтесь, - успокоил ее Феррис. - Со временем он справится с
этим.
- Я не боюсь, но мне кажется, что он постепенно сходит с ума.
В душе Феррис согласился. Каков бы ни был соблазн неизвестного мира,
в который вступал Беррью, замедляя свой жизненный ритм, этот соблазн
захватил его бес всякой надежды на освобождение.
В этот день в бунгало царило подавленное молчание. Слуг не было,
Беррью дулся в своей лаборатории, Лиз слонялась вокруг с несчастным видом.
Но Беррью не пытался уйти, хотя Феррис ждал этого и был готов к конфликту.
С наступлением темноты Беррью, казалось, преодолел свою обиду. Он
помог приготовить ужин.
За едой он был почти весел, но его лихорадочные шуточки не совсем
нравились Феррису. По безмолвному соглашению, никто из троих не
заговаривал о том, что занимало их мысли.
- Идите спать, - сказал Феррис Лиз, когда Беррью удалился. - За
последнее время вы столько недосыпали, что ходите теперь полусонной. Я
покараулю его.
Пройдя к себе в комнату, Феррис обнаружил, что дремота напала и на
него. Он опустился в кресло, борясь со сном, от которого тяжелели веки.
Затем он внезапно понял.
- Снотворное! - воскликнул он и обнаружил, что голос его прозвучал
чуть громче шепота. - Что-то было подмешано в ужин!
- Да, - раздалось в ответ. - Да, Феррис.
В комнату вошел Беррью. В слипающихся глазах Ферриса он расплывался
до гигантских размеров. Он подошел вплотную, и Феррис увидел в его руках
шприц, конец иглы которого был замазан клейкой зеленью.
1 2 3 4