Некоторые из них были на уровне всесоюзных достижений. К примеру, моя мама второй из женщин Советского Союза (вслед за москвичкой, неоднократной чемпионкой СССР в спринте Евгенией Сеченовой) пробежала 100 метров быстрее 12 секунд-11,9!-и повторила всесоюзный рекорд.
Королем игр на Чоколовке был футбол. И, заметив мое увлечение, мама сама привела меня в футбольную секцию на стадион инженерно-строительного института, на кафедре физвоспитания которого она уже работала в ту пору в должности старшего преподавателя. Я стал ходить на тренировки. Впрочем, они продолжались недели две. Потом тренер куда-то пропал, и мы, мальчишки, снова разбрелись по своим дворам. Тогда за дело взялся отец.
Отец
Мое поколение знает о войне в основном по учебникам истории, по книгам да кинофильмам. Я не исключение. Но однажды…
В тот день дома по телевизору мы смотрели фильм «Блокада». Когда он закончился, отец выключил телевизор и со вздохом произнес:
– В жизни немножко не так было, ну да ладно… Мне фильм понравился, и я попытался возражать.
– Олег, не спорь с отцом! – вмешалась мама.
– Ну почему же отцу можно судить о фильме, а мне нет?
– Ты, сынок, судишь об увиденном со своей колокольни, – сказал отец, – а я, прости за высокопарность, – из своего блиндажа.
Потом он подошел к столу, вынул что-то из ящика и протянул мне. У меня в руках оказалась медаль «За оборону Ленинграда». Я внимательно посмотрел на отца, и мне стало както неловко.
– Что же все-таки, батя, было не так в фильме? – уже другим тоном спросил я.
Вместо ответа отец протянул мне пачку фотографий. Мне раньше казалось, что отец никогда не будет стареть. И только посмотрев фотографии военных лет, я обратил внимание, как много у него появилось седых волос, морщинок вокруг глаз.
– Ты хочешь знать, что было на самом деле? – отец взял у меня из рук пакет с фотографиями. – Я не буду категоричен. Может быть, писатель и прав. Он ведь описывал события глобально, осмысливая их за всех нас, вместе взятых. Но лично мне блокада Ленинграда запомнилась не только одними ужасами. Да, мы мерзли, голодали, хоронили товарищей. Но, понимаешь, вместе со всем этим была и жизнь. Суровая, военная, страшная, но все-таки жизнь. Ты ж, наверное, сам читал о футбольном матче в осажденном Ленинграде? Даже в те страшные дни мы умудрялись петь и плясать. Вот посмотри.
Отец вынул из пачки пожелтевшую фотографию. На групповом снимке перед объективом замерли молодые парни и несколько девушек в военных гимнастерках. У некоторых из солдат в руках мандолины, балалайки, гармошки.
– Меня отыщешь в этой капелле?
– Вот вроде бы, – я указал на сидящего в самом центре группы парня с офицерскими погонами.
– Точно! Это я и есть, а это все – наш ансамбль.
– Сколько же тебе было тогда?
– Снимок сделан в сорок третьем году. Значит, двадцать один год. На Ленинградский фронт меня направили в сорок втором году прямо из военного училища. Наша часть стояла под Пулково. Держали оборону. Вот в те самые дни блокады я организовал войсковой ансамбль песни и пляски. С передовой одних ведь увозили в госпитали, другим во время короткого отдыха' устраивали баньку, а. третьим – самодеятельность. А у меня к этому с самого детства страсть была…
Постепенно от грозных дней войны воспоминания увели отца в далекое детство:
– В тринадцать лет в московском парке имени Горького я уже пел и плясал в детском ансамбле, которым руководил сам Александров. Калужская улица, Нескучный сад, берег Москвы-реки – все это места моего детства. Родители из крестьян, но в двадцатых годах переехали в Москву и работали в Первой городской больнице. Живые, энергичные люди. И себя я помню моторным парнишкой. Страшно любил спорт! Живописью тоже увлекался. Еще когда в школу ходил, начал у художников учиться живописному делу.
– Чего же ты в институт физкультуры подался? – прервала мама рассказ отца. – Надо было в Строгановское поступать.
– А это, Катя, чтобы к тебе поближе быть, – рассмеялся отец.
– Правильно сделал, батя. У тебя настоящий тренерский талант. Жаль только, что я единственный твой ученик, – вставил я.
Мои слова были в ту минуту скорее шуткой, но в них заключалась и истина. Если мама первой привела меня на стадион, то отец надолго стал моим самым требовательным, самым придирчивым домашним тренером.
Брат
Николай на тринадцать лет старше меня, но в детстве у меня не было друга ближе и вернее, чем брат. Коля умел терпеть все мои шалости, проказы. Он мне всегда казался очень сильным и ловким парнем. Брат охотно играл со мной во дворе в футбол, катался на лыжах и на санках.
Николай тоже, вероятно, унаследовал от матери ее способности. В студенческие годы во время учебы на химическом факультете Киевского университета он выполнил первый разряд по легкой атлетике. Лучшие результаты брата по тем временам были вполне приличными. Стометровку он пробегал за 11,1 секунды, прыгал в длину за шесть с половиной метров. Впрочем, он никогда не придавал особого значения своим спортивным успехам. Говорил, что занимается спортом в свое удовольствие. Да и мама не особенно настаивала на регулярных тренировках Николая. Она однажды объяснила мне это:
– Мы ведь с Колей пережили войну. Он всегда был худеньким. Даже когда повзрослел и окреп, мне все равно казалось, что физически он слабоват. В его юношеские и студенческие годы с питанием было не ахти как. Помню, когда ехала с соревнований из Москвы, обязательно набивала сумки продуктами…
Большим спортсменом Николай не стал, но думаю, что спорт все-таки сыграл определенную роль в формировании его характера. Целеустремленный, трудолюбивый, настойчивый в достижении цели – таким я знаю своего старшего брата.
В последние годы из-за футбола и моей постоянной занятости мы с братом редко видимся, но встречи эти всегда бывают в радость. Николай почему-то рано поседел – белый как лунь. А больше никаких перемен я в нем не вижу. Все такой же молчаливый, сдержанный. О работе своей никогда не говорит, хотя, мне кажется, думает о ней постоянно. Он заведует лабораторией в одном из киевских научно-исследовательских институтов, давно защитил диссертацию, опубликовал множество научных работ, бывает на научных конференциях в стране и за рубежом. Но по-прежнему подчеркнуто скромен в быту. К слову, в нашей семье я вообще не припомню разговоров об одежде, о вещах. Кажется, ни я, ни брат никогда не злоупотребляли столь обычными для многих детей словами «хочу» или «купи». Родители покупали нам с братом только самое необходимое. Излишеств в игрушках и вещах мы не знали. Лишь однажды я нарушил эту традицию. В девятом классе мама собиралась купить мне. зимнее пальто. Но тогда в моду входили нейлоновые куртки, и я мечтал о такой, как может мечтать подросток выглядеть взрослым современным парнем. Мама поняла меня, и от счастья я был на седьмом небе.
И мальчишкой, и юношей мне пришлось немало колесить по свету. Но всегда с радостью я возвращался в родительский дом. Вероятно, потому, что в нем мне было всегда хорошо, спокойно, уютно. А главное – здесь меня понимали!
ГЛАВА 3. ЗДРАВСТВУЙ, ФУТБОЛ!
В группе Леонидова
Однажды несколько лет назад я смотрел по телевизору «Футбольное обозрение». И вдруг слышу: «Когда Олег Блохин первый раз пришел в динамовскую футбольную школу, его просто не хотели принимать: слишком маленький рост оказался у Олега в тот момент» – так тележурналист начал свой рассказ. Лихо! Но неправда. В жизни все было не так…
Самую первую грамоту за успехи в спорте я получил, участвуя в спартакиаде пионерского спортивно-оздоровительного лагеря «Ракета» в 1962 году. Примечательно, что наградили меня как игрока команды 5-го отряда, завоевавшей первое место по футболу! В первые дни сентября того же года отец привел меня в динамовскую футбольную школу.
– Ну, Алик, показывай, что ты умеешь, – сказал мне тренер.
От деревянных стоек, которые обозначали маленькие футбольные ворота, тренер отмерил пять больших шагов, поставил на отметку мяч и сухо скомандовал: «Бей!» Я разбежался и ударил слева. Попал!
– Теперь бери мяч и становись напротив меня. Знаешь как отдавать пас щекой? – тренер похлопал ладошкой по внутренней стороне стопы. – Сделаешь мне передачу, а я остановлю мяч и верну тебе. Получишь от меня, тоже останови и верни мне.
«Большое дело ударить щекой», – подумал я и взглянул на соседнюю площадку, где мальчишки уже играли в футбол. Признаться, вместо всех этих скучных ударов и пасов мне тоже хотелось поскорее броситься в футбольное сражение. Наконец тренер, разделив нашу группу на пятерки, повел нас на другую площадку, где были установлены маленькие, похожие на хоккейные ворота.
– Ну, бомбардиры, показывайте, на что вы способны! – и тренер дал свисток.
Почувствуй я хоть на миг, что в этот момент за мной пристально наблюдают, ничего бы не вышло. Но я не задумывался об этом. Был мяч, были ворота, и моя пятерка вышла играть против такой же команды желающих учиться «на футболистов». Одним словом, был футбол, а я – в его плену! После игры тренер беседовал с каждым из нас и, когда очередь дошла до меня, сказал: «Принимаю тебя в свою группу». Домой я возвращался, сияя от счастья.
Дополним рассказ Блохина воспоминаниями его первого тренера Александра Леонидова:
– Мы приглашали в школу ребят десяти-одиннадцатилетнего возраста. Каждый тренер набирал себе группу из двадцати человек. Но чтобы найти два десятка таких, которые подавали бы надежды, приходилось просматривать до трех тысяч мальчишек! На контрольных испытаниях я предлагал ребятам выполнить простейшие технические элементы. К примеру, просил как можно сильнее пробить по воротам. Для меня очень важно было знать – боится ли ребенок сильно бить по мячу? Внимательно присматривался к мальчишкам и во время пятнадцатиминутной игры в мини-футбол. А после этого ставил их по три-четыре человека, и они должны были наперегонки пробежать тридцать-сорок метров. Помню, что в таком забеге Блохин легко – даже слишком легко! – убежал от всех своих сверстников. Он не выделялся ни ростом, ни физическими данными и с виду, пожалуй, казался хиленьким застенчивым мальчиком. Но я без колебаний сразу записал., его в свою группу: подкупала скорость мальчугана! Других качеств в тот период я у Блохина не приметил.
…Пятнадцатого сентября 1962 года, исполненный великой гордости, я, ученик 4-го «Д» класса 144-й средней школы, собственноручно заполнил учетную карточку футбольной секции «Юного динамовца» и с этого дня официально стал членом общества «Динамо». Было чем гордиться. Ведь накануне сезона этого года динамовцы Киева, первые из немосковских команд, победили в чемпионате СССР! Имена Войнова, Сабо, Базилевича, Лобановского, Трояновского не сходили с уст киевских мальчишек. Я был счастлив от одного сознания, что буду тренироваться в одном клубе с ними. Мечтал выйти на изумрудно-зеленый газон стадиона «Динамо». Но до этого было еще далеко. А мои первые тренировки начались на небольшом пятачке асфальта – сразу при входе на стадион, за высокими круглыми колоннами.
«Папенькин сыночек»
Однажды после занятий тренер выдал мне беленькую как снег футболку с большой синей буквой «Д» на груди. Я был просто счастлив: выйду на поле в составе киевского «Динамо». Пусть в детской команде, но все-таки в «Динамо»!
Мои первые матчи проходили на заводских стадионах, расположенных далеко от центра города. Болельщики туда почти не заглядывали. По воскресным дням играли клубами на первенство города. В такие дни все семейство просыпалось рано. Мама быстро готовила завтрак, и мы с отцом отправлялись на стадион. Кажется, за все мои детские и юношеские игры отец не пропустил ни одного матча на первенство города. Он был не только моим персональным болельщиком. В школе «Юного динамовца» на общественных началах действовал родительский комитет, и отец много лет возглавлял его. Родители помогали тренерам контролировать успеваемость юных футболистов, а в дни воскресных матчей на" первенство города были рядом с нами. Рождались и хорошие традиции. К примеру, на каждую игру родители приносили трехлитровые банки с яблочным, томатным или виноградным соком. После матчей мы не бежали хлебать воду из-под крана, а с величайшим удовольствием пили этот сок.
Но лично для меня отцовская забота обернулась маленькой драмой; за мной прочно закрепилась кличка «папенькин сыночек». Некоторые из мальчишек считали, что меня держат в команде только благодаря папиному знакомству с тренером.
Иногда даже на поле во время официальных игр первенства города кое-кто из партнеров по команде бросал мне до боли обидное словечко: «Трус!» Трусость в футболе определялась довольно просто: не вступаешь в силовую борьбу – значит, трус. Но мне, маленькому худенькому крайнему нападающему, вряд ли стоило вести единоборство с рослыми и крепкими защитниками. Впрочем, не только ребята считали меня трусом.
«Из этого футболиста не получится – не боец он!» – говорили коллеги моему тренеру Леонидову обо мне. Да, чисто по внешним признакам, вероятно, трудно было ожидать от меня быстрых спортивных взлетов. В тринадцатилетнем возрасте я весил 43,5 килограмма, рост был 158 сантиметров, спирометрия – 3200. Прямо скажем, не атлет.
Отец, чувствуя мое отставание в физической подготовке, сам взялся за дело. Он будил меня на рассвете и еще до школы заставлял бегать кроссы. Мы выработали постоянный маршрут. После бега я делал гимнастику, приседал, отжимался, подтягивался. Вероятно, чтобы это мне не так быстро надоело, отец придумывал различные игры с мячом. Помню, как прямо на нашей маленькой кухне я с завязанными глазами должен был контролировать мяч то левой, то правой ногой…
Я очень рано начал забивать голы. Но не потому, что, переборов себя, ринулся в силовую борьбу с защитниками. Нет, мне это никогда не нравилось. Тренер не ограничивал нас жесткими игровыми установками и позволял свободно фантазировать. Но все-таки помню, что Леонидов советовал защитникам и полузащитникам почаще давать мне длинные передачи за спины соперников. Получив мяч, я легко набирал скорость, убегал от противников, выходил один на один с вратарем и забивал голы.
…Каждое лето футбольная школа выезжала на один месяц в спортивно-оздоровительный лагерь. Он был разбит близ районного центра Володарка километрах в ста двадцати от Киева в сторону Белой Церкви. Свежий воздух, чистое озеро, живописные места, уютный стадион с отличным полем – все это в полном нашем распоряжении. Утренние пробежки, работа с мячом над техникой, тренировочные игры, рыбалка и чтение книг, взятых с собой из дому. Мы сами ощущали, что после месяца такой жизни возвращаемся домой окрепшими и поздоровевшими. В 14 лет данные в моей врачебно-контрольной карточке существенно изменились: вес – 49 килограммов, рост – 165 сантиметров, спирометрия – 3600.
А в шестнадцать лет мой вес был уже 63 килограмма, рост – 176,5 сантиметра, спирометрия – 4500.
Да, за годы тренировок в школе я окреп, вырос, набрал вес. Силенка прибавилась, но в матчах я по-прежнему не любил единоборств с защитниками. Голы забивал преимущественно на скорости: пробросишь мяч, убежишь от защитника, выйдешь один на один с вратарем и – бей! А голкиперы в мальчишеских командах, помнится, всегда были слабенькие. И все-таки в составы детских и юношеских сборных команд города на республиканские соревнования меня на первых порах не включали: туда подбирали ребят, которые предпочитают силовую борьбу. А когда в первый раз в жизни я наконец-то выехал в составе сборной команды города во Львов на розыгрыш Кубка «Юность», то весь турнир отсидел на скамейке запасных. Тренеры снова отдали предпочтение «бойцам». И так продолжалось почти до пятнадцати лет.
Но голы я продолжал забивать. И благодаря этому постепенно пробился в юношескую сборную. Чаще стал выезжать на соревнования в другие города, а со временем – и в другие страны. С годами поездки стали привычным делом. Но таких ярких впечатлений, какие я испытал во время первой в жизни зарубежной поездки, больше, наверное, никогда не будет. Ведь самый первый выезд за границу я совершил еще школьником. И не куда-нибудь, а в Париж!
Париж… Из окна автобуса
Зимой 1969 года мы узнали, что юношеская команда «Динамо» в мае поедет во Францию, где в маленьком предместье Парижа – городе Круа ежегодно проводился традиционный европейский турнир юношеских команд. Я тренировался уже дважды в день. Одна из тренировок проходила в манеже суворовского училища. Манеж нам предоставляли только с девяти часов вечера. После двухчасовой тренировки домой – через весь город! – я добирался заполночь. Утром мама с трудом поднимала меня в школу. Помню, прибегая из школы домой, я старался быстрее сделать уроки, чтобы хоть чуточку поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Королем игр на Чоколовке был футбол. И, заметив мое увлечение, мама сама привела меня в футбольную секцию на стадион инженерно-строительного института, на кафедре физвоспитания которого она уже работала в ту пору в должности старшего преподавателя. Я стал ходить на тренировки. Впрочем, они продолжались недели две. Потом тренер куда-то пропал, и мы, мальчишки, снова разбрелись по своим дворам. Тогда за дело взялся отец.
Отец
Мое поколение знает о войне в основном по учебникам истории, по книгам да кинофильмам. Я не исключение. Но однажды…
В тот день дома по телевизору мы смотрели фильм «Блокада». Когда он закончился, отец выключил телевизор и со вздохом произнес:
– В жизни немножко не так было, ну да ладно… Мне фильм понравился, и я попытался возражать.
– Олег, не спорь с отцом! – вмешалась мама.
– Ну почему же отцу можно судить о фильме, а мне нет?
– Ты, сынок, судишь об увиденном со своей колокольни, – сказал отец, – а я, прости за высокопарность, – из своего блиндажа.
Потом он подошел к столу, вынул что-то из ящика и протянул мне. У меня в руках оказалась медаль «За оборону Ленинграда». Я внимательно посмотрел на отца, и мне стало както неловко.
– Что же все-таки, батя, было не так в фильме? – уже другим тоном спросил я.
Вместо ответа отец протянул мне пачку фотографий. Мне раньше казалось, что отец никогда не будет стареть. И только посмотрев фотографии военных лет, я обратил внимание, как много у него появилось седых волос, морщинок вокруг глаз.
– Ты хочешь знать, что было на самом деле? – отец взял у меня из рук пакет с фотографиями. – Я не буду категоричен. Может быть, писатель и прав. Он ведь описывал события глобально, осмысливая их за всех нас, вместе взятых. Но лично мне блокада Ленинграда запомнилась не только одними ужасами. Да, мы мерзли, голодали, хоронили товарищей. Но, понимаешь, вместе со всем этим была и жизнь. Суровая, военная, страшная, но все-таки жизнь. Ты ж, наверное, сам читал о футбольном матче в осажденном Ленинграде? Даже в те страшные дни мы умудрялись петь и плясать. Вот посмотри.
Отец вынул из пачки пожелтевшую фотографию. На групповом снимке перед объективом замерли молодые парни и несколько девушек в военных гимнастерках. У некоторых из солдат в руках мандолины, балалайки, гармошки.
– Меня отыщешь в этой капелле?
– Вот вроде бы, – я указал на сидящего в самом центре группы парня с офицерскими погонами.
– Точно! Это я и есть, а это все – наш ансамбль.
– Сколько же тебе было тогда?
– Снимок сделан в сорок третьем году. Значит, двадцать один год. На Ленинградский фронт меня направили в сорок втором году прямо из военного училища. Наша часть стояла под Пулково. Держали оборону. Вот в те самые дни блокады я организовал войсковой ансамбль песни и пляски. С передовой одних ведь увозили в госпитали, другим во время короткого отдыха' устраивали баньку, а. третьим – самодеятельность. А у меня к этому с самого детства страсть была…
Постепенно от грозных дней войны воспоминания увели отца в далекое детство:
– В тринадцать лет в московском парке имени Горького я уже пел и плясал в детском ансамбле, которым руководил сам Александров. Калужская улица, Нескучный сад, берег Москвы-реки – все это места моего детства. Родители из крестьян, но в двадцатых годах переехали в Москву и работали в Первой городской больнице. Живые, энергичные люди. И себя я помню моторным парнишкой. Страшно любил спорт! Живописью тоже увлекался. Еще когда в школу ходил, начал у художников учиться живописному делу.
– Чего же ты в институт физкультуры подался? – прервала мама рассказ отца. – Надо было в Строгановское поступать.
– А это, Катя, чтобы к тебе поближе быть, – рассмеялся отец.
– Правильно сделал, батя. У тебя настоящий тренерский талант. Жаль только, что я единственный твой ученик, – вставил я.
Мои слова были в ту минуту скорее шуткой, но в них заключалась и истина. Если мама первой привела меня на стадион, то отец надолго стал моим самым требовательным, самым придирчивым домашним тренером.
Брат
Николай на тринадцать лет старше меня, но в детстве у меня не было друга ближе и вернее, чем брат. Коля умел терпеть все мои шалости, проказы. Он мне всегда казался очень сильным и ловким парнем. Брат охотно играл со мной во дворе в футбол, катался на лыжах и на санках.
Николай тоже, вероятно, унаследовал от матери ее способности. В студенческие годы во время учебы на химическом факультете Киевского университета он выполнил первый разряд по легкой атлетике. Лучшие результаты брата по тем временам были вполне приличными. Стометровку он пробегал за 11,1 секунды, прыгал в длину за шесть с половиной метров. Впрочем, он никогда не придавал особого значения своим спортивным успехам. Говорил, что занимается спортом в свое удовольствие. Да и мама не особенно настаивала на регулярных тренировках Николая. Она однажды объяснила мне это:
– Мы ведь с Колей пережили войну. Он всегда был худеньким. Даже когда повзрослел и окреп, мне все равно казалось, что физически он слабоват. В его юношеские и студенческие годы с питанием было не ахти как. Помню, когда ехала с соревнований из Москвы, обязательно набивала сумки продуктами…
Большим спортсменом Николай не стал, но думаю, что спорт все-таки сыграл определенную роль в формировании его характера. Целеустремленный, трудолюбивый, настойчивый в достижении цели – таким я знаю своего старшего брата.
В последние годы из-за футбола и моей постоянной занятости мы с братом редко видимся, но встречи эти всегда бывают в радость. Николай почему-то рано поседел – белый как лунь. А больше никаких перемен я в нем не вижу. Все такой же молчаливый, сдержанный. О работе своей никогда не говорит, хотя, мне кажется, думает о ней постоянно. Он заведует лабораторией в одном из киевских научно-исследовательских институтов, давно защитил диссертацию, опубликовал множество научных работ, бывает на научных конференциях в стране и за рубежом. Но по-прежнему подчеркнуто скромен в быту. К слову, в нашей семье я вообще не припомню разговоров об одежде, о вещах. Кажется, ни я, ни брат никогда не злоупотребляли столь обычными для многих детей словами «хочу» или «купи». Родители покупали нам с братом только самое необходимое. Излишеств в игрушках и вещах мы не знали. Лишь однажды я нарушил эту традицию. В девятом классе мама собиралась купить мне. зимнее пальто. Но тогда в моду входили нейлоновые куртки, и я мечтал о такой, как может мечтать подросток выглядеть взрослым современным парнем. Мама поняла меня, и от счастья я был на седьмом небе.
И мальчишкой, и юношей мне пришлось немало колесить по свету. Но всегда с радостью я возвращался в родительский дом. Вероятно, потому, что в нем мне было всегда хорошо, спокойно, уютно. А главное – здесь меня понимали!
ГЛАВА 3. ЗДРАВСТВУЙ, ФУТБОЛ!
В группе Леонидова
Однажды несколько лет назад я смотрел по телевизору «Футбольное обозрение». И вдруг слышу: «Когда Олег Блохин первый раз пришел в динамовскую футбольную школу, его просто не хотели принимать: слишком маленький рост оказался у Олега в тот момент» – так тележурналист начал свой рассказ. Лихо! Но неправда. В жизни все было не так…
Самую первую грамоту за успехи в спорте я получил, участвуя в спартакиаде пионерского спортивно-оздоровительного лагеря «Ракета» в 1962 году. Примечательно, что наградили меня как игрока команды 5-го отряда, завоевавшей первое место по футболу! В первые дни сентября того же года отец привел меня в динамовскую футбольную школу.
– Ну, Алик, показывай, что ты умеешь, – сказал мне тренер.
От деревянных стоек, которые обозначали маленькие футбольные ворота, тренер отмерил пять больших шагов, поставил на отметку мяч и сухо скомандовал: «Бей!» Я разбежался и ударил слева. Попал!
– Теперь бери мяч и становись напротив меня. Знаешь как отдавать пас щекой? – тренер похлопал ладошкой по внутренней стороне стопы. – Сделаешь мне передачу, а я остановлю мяч и верну тебе. Получишь от меня, тоже останови и верни мне.
«Большое дело ударить щекой», – подумал я и взглянул на соседнюю площадку, где мальчишки уже играли в футбол. Признаться, вместо всех этих скучных ударов и пасов мне тоже хотелось поскорее броситься в футбольное сражение. Наконец тренер, разделив нашу группу на пятерки, повел нас на другую площадку, где были установлены маленькие, похожие на хоккейные ворота.
– Ну, бомбардиры, показывайте, на что вы способны! – и тренер дал свисток.
Почувствуй я хоть на миг, что в этот момент за мной пристально наблюдают, ничего бы не вышло. Но я не задумывался об этом. Был мяч, были ворота, и моя пятерка вышла играть против такой же команды желающих учиться «на футболистов». Одним словом, был футбол, а я – в его плену! После игры тренер беседовал с каждым из нас и, когда очередь дошла до меня, сказал: «Принимаю тебя в свою группу». Домой я возвращался, сияя от счастья.
Дополним рассказ Блохина воспоминаниями его первого тренера Александра Леонидова:
– Мы приглашали в школу ребят десяти-одиннадцатилетнего возраста. Каждый тренер набирал себе группу из двадцати человек. Но чтобы найти два десятка таких, которые подавали бы надежды, приходилось просматривать до трех тысяч мальчишек! На контрольных испытаниях я предлагал ребятам выполнить простейшие технические элементы. К примеру, просил как можно сильнее пробить по воротам. Для меня очень важно было знать – боится ли ребенок сильно бить по мячу? Внимательно присматривался к мальчишкам и во время пятнадцатиминутной игры в мини-футбол. А после этого ставил их по три-четыре человека, и они должны были наперегонки пробежать тридцать-сорок метров. Помню, что в таком забеге Блохин легко – даже слишком легко! – убежал от всех своих сверстников. Он не выделялся ни ростом, ни физическими данными и с виду, пожалуй, казался хиленьким застенчивым мальчиком. Но я без колебаний сразу записал., его в свою группу: подкупала скорость мальчугана! Других качеств в тот период я у Блохина не приметил.
…Пятнадцатого сентября 1962 года, исполненный великой гордости, я, ученик 4-го «Д» класса 144-й средней школы, собственноручно заполнил учетную карточку футбольной секции «Юного динамовца» и с этого дня официально стал членом общества «Динамо». Было чем гордиться. Ведь накануне сезона этого года динамовцы Киева, первые из немосковских команд, победили в чемпионате СССР! Имена Войнова, Сабо, Базилевича, Лобановского, Трояновского не сходили с уст киевских мальчишек. Я был счастлив от одного сознания, что буду тренироваться в одном клубе с ними. Мечтал выйти на изумрудно-зеленый газон стадиона «Динамо». Но до этого было еще далеко. А мои первые тренировки начались на небольшом пятачке асфальта – сразу при входе на стадион, за высокими круглыми колоннами.
«Папенькин сыночек»
Однажды после занятий тренер выдал мне беленькую как снег футболку с большой синей буквой «Д» на груди. Я был просто счастлив: выйду на поле в составе киевского «Динамо». Пусть в детской команде, но все-таки в «Динамо»!
Мои первые матчи проходили на заводских стадионах, расположенных далеко от центра города. Болельщики туда почти не заглядывали. По воскресным дням играли клубами на первенство города. В такие дни все семейство просыпалось рано. Мама быстро готовила завтрак, и мы с отцом отправлялись на стадион. Кажется, за все мои детские и юношеские игры отец не пропустил ни одного матча на первенство города. Он был не только моим персональным болельщиком. В школе «Юного динамовца» на общественных началах действовал родительский комитет, и отец много лет возглавлял его. Родители помогали тренерам контролировать успеваемость юных футболистов, а в дни воскресных матчей на" первенство города были рядом с нами. Рождались и хорошие традиции. К примеру, на каждую игру родители приносили трехлитровые банки с яблочным, томатным или виноградным соком. После матчей мы не бежали хлебать воду из-под крана, а с величайшим удовольствием пили этот сок.
Но лично для меня отцовская забота обернулась маленькой драмой; за мной прочно закрепилась кличка «папенькин сыночек». Некоторые из мальчишек считали, что меня держат в команде только благодаря папиному знакомству с тренером.
Иногда даже на поле во время официальных игр первенства города кое-кто из партнеров по команде бросал мне до боли обидное словечко: «Трус!» Трусость в футболе определялась довольно просто: не вступаешь в силовую борьбу – значит, трус. Но мне, маленькому худенькому крайнему нападающему, вряд ли стоило вести единоборство с рослыми и крепкими защитниками. Впрочем, не только ребята считали меня трусом.
«Из этого футболиста не получится – не боец он!» – говорили коллеги моему тренеру Леонидову обо мне. Да, чисто по внешним признакам, вероятно, трудно было ожидать от меня быстрых спортивных взлетов. В тринадцатилетнем возрасте я весил 43,5 килограмма, рост был 158 сантиметров, спирометрия – 3200. Прямо скажем, не атлет.
Отец, чувствуя мое отставание в физической подготовке, сам взялся за дело. Он будил меня на рассвете и еще до школы заставлял бегать кроссы. Мы выработали постоянный маршрут. После бега я делал гимнастику, приседал, отжимался, подтягивался. Вероятно, чтобы это мне не так быстро надоело, отец придумывал различные игры с мячом. Помню, как прямо на нашей маленькой кухне я с завязанными глазами должен был контролировать мяч то левой, то правой ногой…
Я очень рано начал забивать голы. Но не потому, что, переборов себя, ринулся в силовую борьбу с защитниками. Нет, мне это никогда не нравилось. Тренер не ограничивал нас жесткими игровыми установками и позволял свободно фантазировать. Но все-таки помню, что Леонидов советовал защитникам и полузащитникам почаще давать мне длинные передачи за спины соперников. Получив мяч, я легко набирал скорость, убегал от противников, выходил один на один с вратарем и забивал голы.
…Каждое лето футбольная школа выезжала на один месяц в спортивно-оздоровительный лагерь. Он был разбит близ районного центра Володарка километрах в ста двадцати от Киева в сторону Белой Церкви. Свежий воздух, чистое озеро, живописные места, уютный стадион с отличным полем – все это в полном нашем распоряжении. Утренние пробежки, работа с мячом над техникой, тренировочные игры, рыбалка и чтение книг, взятых с собой из дому. Мы сами ощущали, что после месяца такой жизни возвращаемся домой окрепшими и поздоровевшими. В 14 лет данные в моей врачебно-контрольной карточке существенно изменились: вес – 49 килограммов, рост – 165 сантиметров, спирометрия – 3600.
А в шестнадцать лет мой вес был уже 63 килограмма, рост – 176,5 сантиметра, спирометрия – 4500.
Да, за годы тренировок в школе я окреп, вырос, набрал вес. Силенка прибавилась, но в матчах я по-прежнему не любил единоборств с защитниками. Голы забивал преимущественно на скорости: пробросишь мяч, убежишь от защитника, выйдешь один на один с вратарем и – бей! А голкиперы в мальчишеских командах, помнится, всегда были слабенькие. И все-таки в составы детских и юношеских сборных команд города на республиканские соревнования меня на первых порах не включали: туда подбирали ребят, которые предпочитают силовую борьбу. А когда в первый раз в жизни я наконец-то выехал в составе сборной команды города во Львов на розыгрыш Кубка «Юность», то весь турнир отсидел на скамейке запасных. Тренеры снова отдали предпочтение «бойцам». И так продолжалось почти до пятнадцати лет.
Но голы я продолжал забивать. И благодаря этому постепенно пробился в юношескую сборную. Чаще стал выезжать на соревнования в другие города, а со временем – и в другие страны. С годами поездки стали привычным делом. Но таких ярких впечатлений, какие я испытал во время первой в жизни зарубежной поездки, больше, наверное, никогда не будет. Ведь самый первый выезд за границу я совершил еще школьником. И не куда-нибудь, а в Париж!
Париж… Из окна автобуса
Зимой 1969 года мы узнали, что юношеская команда «Динамо» в мае поедет во Францию, где в маленьком предместье Парижа – городе Круа ежегодно проводился традиционный европейский турнир юношеских команд. Я тренировался уже дважды в день. Одна из тренировок проходила в манеже суворовского училища. Манеж нам предоставляли только с девяти часов вечера. После двухчасовой тренировки домой – через весь город! – я добирался заполночь. Утром мама с трудом поднимала меня в школу. Помню, прибегая из школы домой, я старался быстрее сделать уроки, чтобы хоть чуточку поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22