Она быстро переменила тему разговора: — Как же мне нравятся ваши дикие цветы! — Ей были знакомы всего лишь фиолетовый ирис, барвинок, метелки дикого ячменя и пурпурные колокольчики, названия которых она не знала. Голос у нее стал высоким и тонким: — В Англии ни за что не найти столько диких цветов. Все поливают гербицидами, а фермеры…
— Ты нервничаешь, — оборвал он ее. — Вот это уж совсем ни к чему. Как моя жена ты будешь принята абсолютно всеми, в обществе тебя будут уважать и любить. — Голос его звучал со всей возможной надменностью и высокомерием, как будто тот несчастный, что осмелится поставить под вопрос его выбор жены, горько пожалеет об этом.
Кэти сморгнула непрошеную слезу. Я его так люблю. И вот теперь наверняка потеряю. Пора во всем признаться. Прямо сейчас.
И вдруг он предоставил ей спасительную отсрочку:
— Из ресторана я позвонил матери и сообщил, что встретил тебя здесь и что мы пару дней проведем в finca. Нам нужно побыть хоть немного вдвоем, прежде чем мы окунемся в весь этот счастливый хаос приготовлений к свадьбе. Тогда у нас вряд ли будет время, чтобы перекинуться хоть парой слов, не говоря уже о чем-нибудь ином.
Она повернула голову, встретила на мгновение его теплый взгляд, прежде чем он опять перевел его на дорогу, и поняла, что он заметил, как порозовело ее лицо при упоминании о ?чем-нибудь ином?.
Мучившее Кэти напряжение неожиданно отпустило ее. В finca, где мы будем вдвоем, мне хватит времени, чтобы попытаться объяснить ему все. Он ведь простит меня!
Она плохо представляла, что с ней будет, если он этого не сделает, и как она переживет угрозу навсегда потерять Хуана.
Позже, сидя за овальным столом в просторной столовой загородной усадьбы за роскошным ужином, Кэти могла только благодарить судьбу, приведшую Хавьера к решению побыть с ней здесь. Он был удивительно нежен и предупредителен, проводил ее в ту же комнату, где она жила раньше, попросил отдохнуть, принять душ и никуда не торопиться, потому что у них целый вечер впереди, а потом еще два дня.
Через несколько секунд он вернулся, неся в руках шелковый халат.
— Это мой. У тебя же здесь ничего нет, не во что даже переодеться. Оставь свою одежду Паки-те, чтобы она ее постирала, и надевай это.
Кэти взяла халат, который он протянул ей. Скольжение, шелест прекрасного шелка. Она почувствовала, как вся покраснела, когда Хавьер, уходя, озорно подмигнул и добавил:
— Не думаю, что он тебе успеет надоесть, querida. Я велел Паките приготовить ужин и идти домой. Так что вся ночь будет наша.
Сердце Кэти забилось как сумасшедшее, потому что его взгляд яснее ясного говорил, что он уже считает ее своей женой. Надо было сказать ему все, и сказать как можно скорее.
И он предоставил ей такую возможность после ужина. Вместо того чтобы заключить ее в свои объятия, он вдруг тихо сказал:
— Когда мужчина и женщина связывают себя брачным обетом, между ними не должно оставаться тайн, querida. Я открыл тебе свое прошлое, рассказал во всех подробностях о своей неудачной женитьбе на Элен. А ты не хочешь поделиться со мной? Все должно быть по-честному, как ты считаешь? — Хавьер откинулся на спинку кресла и затенил глаза густыми ресницами.
Все складывается как нельзя удачнее, подумала Кэти на волне мучительной любви к нему. Это идеальная возможность расставить все точки над ?i?.
Она повертела в руках бокал, собираясь с духом. Да, он был со мной честен, рассказал всю правду о своем первом браке, не скрывал, что никогда не сможет больше полюбить ни одну женщину, что считает любовь всего лишь фантазией, камуфляжем для обычного животного желания. Значит, имея за плечами отравивший все его существование печальный опыт, он специально решил соблазнить меня в день того достопамятного приема, чтобы убедиться, что я не еще одна Элен — обещание без исполнения.
Ну что же, мне придется рассказать ему о Дональде, даже если после этого он поймет, что я испытываю к нему. Так я проторю дорожку и к остальному, к более сложным признаниям.
Кэти глубоко вздохнула, подняла голову и встретила его испытующий взгляд, смягченный ободряющей улыбкой на чувственных губах.
— Когда-то я была уверена, что влюбилась, — начала она тихо, стараясь понять, как он воспримет это. Из того, что она знала о его надменной гордости, она вполне допускала, что он относится к тому типу мужчин, которые желают, чтобы их невеста была невинна, и отказываются от бывших в употреблении. Но он сам подчеркнул, что между нами все должно быть по-честному. — Мы вместе учились, еще много лет назад, — продолжала она, — и думали, что полюбили друг друга. Но когда стали любовниками, я оказалась фригидной, близость с ним ничего мне не давала. — Она вспомнила поспешные, неумелые объятия в темноте и ощущение стыда оттого, что тобою просто попользовались. Похоже, у Дональда были точно такие же чувства, если судить по тому, что он избегал ее взгляда следующим утром. — Вскоре мы поняли, что наши отношения не приведут ни к чему хорошему, но оставались друзьями до тех пор, пока он не уехал работать куда-то на север. Вот и все.
Чтобы примириться со своим провалом, ей потребовалось несколько лет. Она стала осторожной с мужчинами и даже привередливой, боясь повторить свою ошибку. А тут еще умерла мать, и пришлось взять руководство семьей в свои руки. Так постепенно Кэти привыкла к тому, что одинока.
Она прикусила пухлую нижнюю губу. Догадался ли он, что я не та, за кого себя выдаю, или еще нет? Я почти в открытую сказала, что Дональд был единственным мужчиной в моей жизни, и приоткрыла ему дверь к правде. Если он считает, что я мать сына Франсиско, и, исходя из этого, решил взять меня в жены для блага ребенка — это одно. Если же он знает, что у меня не больше прав на Хуана, чем у него самого, и все-таки хочет жениться на давно утратившей невинность женщине — это совсем другое.
— Со мной ты выяснила, что совсем не фригидна. Мы оба были… как бы это сказать… взрывоопасными. — Его глаза сверкнули, как будто ожили воспоминания о той ночи, и она вздрогнула, тоже все вспомнив. И тут одна его бровь поползла вверх. — Но разве это все твои секреты?
Нет, не все. Теперь она почему-то была уверена, что он терпеливо выслушает ее и приговор не будет таким уж суровым. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и открыла было рот, но тут зазвенел входной звонок.
Нахмурившись и недовольно пожав плечами, Хавьер вышел из комнаты, всем своим видом показывая, что тому, кому пришло в голову побеспокоить их в столь неподходящий момент, явно не поздоровится.
У Кэти было такое чувство, что все пропало. Она нутром чувствовала, что лучшего момента для исповеди уже не найти. Но Хавьер настоял, чтобы Пакита и Томас взяли на этот вечер выходной, и они уже давно ушли к себе домой, так что ему самому пришлось встречать незваного гостя.
Кэти усмехнулась своему невезению, встала из-за стола и принялась собирать грязные тарелки. Посетитель, кем бы он ни оказался, будет долго удивляться той скорости, с какой вылетит отсюда.
Но она ошиблась. А насколько — поняла только тогда, когда увидела стоящую в дверях Корди с легкой улыбкой на умело накрашенном красивом лице. Голос ее был сладок, как патока:
— Дорогая! Я приехала сразу, как только получила твое письмо. Бросила все и примчалась. Я понадобилась тебе и моему ребенку, и вот я здесь!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Он весьма импозантен! — Корди плюхнулась на кровать и запустила пальцы в роскошную гриву белокурых волос. — Почему ты не написала мне раньше? — спросила она, наклонив голову и строго посмотрев на Кэти своими голубыми глазами. — Я и не подозревала, что с Франсиско что-то случилось. Ты должна была сообщить мне сразу же, как только узнала.
— Я не думала, что тебе это будет интересно, — мрачно ответила Кэти. — Ты была увлечена своей новой голливудской карьерой. Что там, кстати, с ней? — На самом деле Кэти просто хотела держать свою сестру подальше от всего этого, чтобы не сорвать процедуру усыновления, на которую Корди уже давно дала свое безоговорочное согласие.
Корди беспечно махнула рукой. Романтический ореол кинозвезды явно отступил на второй план перед теми преимуществами, которые дало бы ей вхождение в семью Кампусано. Она мечтала об этом еще с тех пор, когда узнала, что беременна, с горечью вспомнила Кэти, метнув на свою сестру раздраженный взгляд. И почему ей надо было появиться в самый ответственный момент?
Еще немного, и она рассказала бы Хавьеру правду, и между ними все так или иначе решилось бы. Из-за того, что Корди решила не дожидаться их дома в Хересе и, обескуражив своим появлением бедную донью Луису, выпытала, где они находятся, все пропало. Хавьер презирал ее. Она видела это по его глазам.
— Тем не менее, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается, — безмятежно улыбнулась Корди, расстегивая пуговицы на своем прекрасно сшитом ядовито-желтом жакете с короткими рукавами и небрежно бросая его на ковер. Она осталась в плотной белой юбке и тонкой, как паутинка, блузке с глубоким вырезом, представлявшей ее в самом соблазнительном виде. — Я все бросила, как только прочла твое письмо и узнала, что он намерен жениться на матери своего племянника ради умершего брата. Хотя я так и не могу понять, почему ты сказала, что мать Джонни — это ты. Разве что, — ее глаза сузились, — ты собиралась держать это при себе до свадьбы, а потом добиться выгодного развода. — Она встала, расправив юбку. — А он наверняка развелся бы с тобой, едва только узнал, что ты солгала. Он был очень зол, когда я сказала ему, кто я такая.
Она могла бы и не говорить этого. Кэти и так понимала, что стоило ему бросить один взгляд на очаровательное создание, появившееся на пороге его дома, и он сразу понял, что перед ним настоящая фотомодель Корделия Соме, которую он видел вместе со своим братом в Севилье. Его лицо застыло в маске презрения, когда он ввел Корди в столовую и кратко приказал:
— Кэти, вызовите Пакиту и попросите ее приготовить комнату для вашей сестры. — И заметив, что она хочет что-то сказать, добавил с нажимом: — Прямо сейчас, будьте так добры.
Гордо выпрямившись, Кэти вышла из комнаты. Выражение его лица обожгло ее, как крапивой. Я никому не позволю увидеть, как мне больно и тяжело. Я сама постелю для Корди эту чертову постель, решила она. Незачем отрывать Па-киту от телевизора и пихать ее головой вперед в это осиное гнездо…
Отдохнув пять минут, Корди опять вдела ноги в свои ядовито-желтые туфли на высоченных каблуках и проверила, нет ли морщинок на колготках, а Кэти в очередной раз почувствовала себя старомодной и нескладной рядом со своей красивой, элегантной сестрой, особенно когда та пробежала холодным взглядом по халату, который ей одолжил Хавьер.
— Ну что же, все готово ко сну, как я вижу.
Ты ложись, а я пойду разыщу этого великолепного Кампусано, которого ты пыталась утаить от меня. Попрошу его рассказать мне, как тут поживало мое дорогое дитя, пока я вынужденно отсутствовала. Кому-то ведь надо было зарабатывать деньги для нас троих, а тебе эта задача явно не по плечу.
Так, значит, вот как она хочет все представить! — подумала Кэти, впервые в жизни готовая возненавидеть свою сестру. Ей хотелось сорвать с Корди все эти красивые тряпки и напомнить о том, что она никогда не пожертвовала и минутой своего драгоценного времени для крошечного человечка, которого произвела на свет. Верх цинизма — родить ребенка, чтобы заполучить себе место в богатой семье!
Но Кэти знала, что сейчас она слишком возбуждена и если что-нибудь скажет Корди, то глубоко пожалеет об этом потом, когда возьмет себя в руки. Как старшая она должна была предупредить младшую сестру, и потому она проговорила, с трудом ворочая языком:
— Он предложил мне выйти за него замуж только потому, что я не позволила подкупить себя и не дала ему возможности усыновить ребенка. Он хочет, чтобы Джонни — или Хуан, как он зовет его, — стал его наследником, настоящим Кампусано и настоящим испанцем. Он и тебя попытается подкупить.
— Подкупить? — Корди приподняла изящно выщипанную бровь. — Вот уж не думаю. Если тебе потребовалось несколько недель, чтобы довести его до решения жениться — конечно, только ради ребенка, — то мне хватит и нескольких дней. — Она медленно подошла к высокому зеркалу и, глядя на свое отражение, с кошачьей грацией провела руками по своему стройному, гибкому телу и ослепительной улыбкой встретила измученный взгляд Кэти. — Нет, не думаю, что мысль о подкупе придет в его красивую голову. А ты как считаешь?
Еще долго после того, как ушла Корда, Кэти стояла посреди комнаты с закрытыми глазами, стараясь сдержать слезы. Она чувствовала себя марионеткой, безжизненной деревянной куклой. И тот, кто дергал за веревочки, не испытывал к ней никакой любви, никакого сострадания. За несколько коротких мгновений она потеряла все. Хавьер не зря смотрел на меня с презрением, горестно размышляла она. Теперь он уверен, что я нагло дурачила его, когда принимала предложение о замужестве, а сама в это время посмеивалась в рукав. Если бы я успела рассказать ему всю правду, тогда он, может быть, и простил бы меня. Мы бы поженились, я родила бы ему детей, и постепенно он полюбил бы меня… А теперь все пропало! Мне не видать больше ни Хавьера, ни моего дорогого малыша. Теперь Корди не выпустит их из своих когтей.
Маленький Хуан опять стал пешкой в чужой игре. Корди вцепится в него мертвой хваткой, прекрасно понимая, что он служит для нее пропуском в богатую и родовитую семью Кампусано. Но малыш заслуживает гораздо лучшей участи!
И тут у нее из глаз все-таки хлынули слезы, безостановочно покатились по щекам. Она вышла из комнаты, которую приготовила для сестры, и перебралась в свою собственную, отчетливо представляя, как Корди щебечет сейчас с Хавьером, рассказывает, что она, мать этого несчастного ребенка, пусть и с разбитым сердцем, но храбро вернулась к своей прежней карьере: надо было зарабатывать деньги на содержание малыша, которого она оставила в надежных руках своей старшей сестры; во всяком случае, тогда она считала, что в надежных… Корди умеет быть очень убедительной, мрачно думала Кэти, засыпая.
— Просыпайся, хватит прятаться за чужой спиной. Мы проговорили с ним до поздней ночи, и мне почти удалось убедить его, что ты лгала не из подлости, а просто по глупости, из-за того, что мог расстроиться твой план усыновить Джонни.
Этот хвастливый и преувеличенно веселый тон трудно было переносить, и Кэти уткнулась лицом в подушку. В голове у нее стучало, а глаза по-прежнему были на мокром месте. Ей совсем не хотелось вставать. И лучше всего — никогда.
Она могла себе представить, что Корди наговорила Хавьеру, каким отвращением засверкали его глаза, и лишь воспитанность помогла ему сдержать свой острый как бритва язык, а андалузская гордость — свести вопрос о ее вероломстве просто к шутке.
Кэти почувствовала, как прогнулся матрас, когда Корди села на ее постель.
— Я встала еще засветло, — продолжала Корди. — В данных обстоятельствах я посчитала это необходимым, немного пошныряла по усадьбе и нашла нашего непредсказуемого хозяина. Представь себе, он муштровал лошадь. Господи, он просто великолепен! Сплошное изящество и воплощенное мужское начало. Если ты еще не знаешь этого, его конюшня находится под патронажем Королевской школы верховой езды, а это, судя по всему, дает ему право заниматься разведением чистокровных испанских лошадей. Я почти уверена, что мне удалось уговорить его взять меня с собой на очередное представление — сегодня, по счастью, как раз такое состоится, — а после этого, конечно, на обед. Он сказал, что ему надо отлучиться в город по делам, но заверил меня, что это не надолго. Вот почему я заскочила к тебе поболтать. Потом у меня не будет на это времени, если мы уедем.
— Какое насыщенное у тебя утро! — Резкость в голосе Кэти смягчила подушка, и боковым зрением она увидела, как сестра пожала плечами, стрельнув в нее строгим взглядом.
— Любой интерес к человеку хорошо оплачивается.
Оплачивается… Теперь речь всегда будет идти только об этом. Сколько я помню Корди, та всегда все просчитывала наперед; все, что она делала или говорила, диктовалось материальными интересами. А ее собственные интересы были превыше всего.
Так что сейчас было не время давать выход своим чувствам. Кэти вздрогнула и, все еще уткнувшись в подушку, напряженным голосом проговорила:
— Я думала, что ты захочешь взглянуть на Джонни, а не на лошадей, какое бы чудесное представление они там ни устроили. Ты не видела ребенка уже несколько месяцев.
— Сначала то, что важнее. Тут я никогда не ошибалась, ты это знаешь или уже должна была бы знать. Если Хавьер готов жениться на матери своего племянника, мне не пристало сидеть сложа руки и ждать, когда он по ошибке женится не на той женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Ты нервничаешь, — оборвал он ее. — Вот это уж совсем ни к чему. Как моя жена ты будешь принята абсолютно всеми, в обществе тебя будут уважать и любить. — Голос его звучал со всей возможной надменностью и высокомерием, как будто тот несчастный, что осмелится поставить под вопрос его выбор жены, горько пожалеет об этом.
Кэти сморгнула непрошеную слезу. Я его так люблю. И вот теперь наверняка потеряю. Пора во всем признаться. Прямо сейчас.
И вдруг он предоставил ей спасительную отсрочку:
— Из ресторана я позвонил матери и сообщил, что встретил тебя здесь и что мы пару дней проведем в finca. Нам нужно побыть хоть немного вдвоем, прежде чем мы окунемся в весь этот счастливый хаос приготовлений к свадьбе. Тогда у нас вряд ли будет время, чтобы перекинуться хоть парой слов, не говоря уже о чем-нибудь ином.
Она повернула голову, встретила на мгновение его теплый взгляд, прежде чем он опять перевел его на дорогу, и поняла, что он заметил, как порозовело ее лицо при упоминании о ?чем-нибудь ином?.
Мучившее Кэти напряжение неожиданно отпустило ее. В finca, где мы будем вдвоем, мне хватит времени, чтобы попытаться объяснить ему все. Он ведь простит меня!
Она плохо представляла, что с ней будет, если он этого не сделает, и как она переживет угрозу навсегда потерять Хуана.
Позже, сидя за овальным столом в просторной столовой загородной усадьбы за роскошным ужином, Кэти могла только благодарить судьбу, приведшую Хавьера к решению побыть с ней здесь. Он был удивительно нежен и предупредителен, проводил ее в ту же комнату, где она жила раньше, попросил отдохнуть, принять душ и никуда не торопиться, потому что у них целый вечер впереди, а потом еще два дня.
Через несколько секунд он вернулся, неся в руках шелковый халат.
— Это мой. У тебя же здесь ничего нет, не во что даже переодеться. Оставь свою одежду Паки-те, чтобы она ее постирала, и надевай это.
Кэти взяла халат, который он протянул ей. Скольжение, шелест прекрасного шелка. Она почувствовала, как вся покраснела, когда Хавьер, уходя, озорно подмигнул и добавил:
— Не думаю, что он тебе успеет надоесть, querida. Я велел Паките приготовить ужин и идти домой. Так что вся ночь будет наша.
Сердце Кэти забилось как сумасшедшее, потому что его взгляд яснее ясного говорил, что он уже считает ее своей женой. Надо было сказать ему все, и сказать как можно скорее.
И он предоставил ей такую возможность после ужина. Вместо того чтобы заключить ее в свои объятия, он вдруг тихо сказал:
— Когда мужчина и женщина связывают себя брачным обетом, между ними не должно оставаться тайн, querida. Я открыл тебе свое прошлое, рассказал во всех подробностях о своей неудачной женитьбе на Элен. А ты не хочешь поделиться со мной? Все должно быть по-честному, как ты считаешь? — Хавьер откинулся на спинку кресла и затенил глаза густыми ресницами.
Все складывается как нельзя удачнее, подумала Кэти на волне мучительной любви к нему. Это идеальная возможность расставить все точки над ?i?.
Она повертела в руках бокал, собираясь с духом. Да, он был со мной честен, рассказал всю правду о своем первом браке, не скрывал, что никогда не сможет больше полюбить ни одну женщину, что считает любовь всего лишь фантазией, камуфляжем для обычного животного желания. Значит, имея за плечами отравивший все его существование печальный опыт, он специально решил соблазнить меня в день того достопамятного приема, чтобы убедиться, что я не еще одна Элен — обещание без исполнения.
Ну что же, мне придется рассказать ему о Дональде, даже если после этого он поймет, что я испытываю к нему. Так я проторю дорожку и к остальному, к более сложным признаниям.
Кэти глубоко вздохнула, подняла голову и встретила его испытующий взгляд, смягченный ободряющей улыбкой на чувственных губах.
— Когда-то я была уверена, что влюбилась, — начала она тихо, стараясь понять, как он воспримет это. Из того, что она знала о его надменной гордости, она вполне допускала, что он относится к тому типу мужчин, которые желают, чтобы их невеста была невинна, и отказываются от бывших в употреблении. Но он сам подчеркнул, что между нами все должно быть по-честному. — Мы вместе учились, еще много лет назад, — продолжала она, — и думали, что полюбили друг друга. Но когда стали любовниками, я оказалась фригидной, близость с ним ничего мне не давала. — Она вспомнила поспешные, неумелые объятия в темноте и ощущение стыда оттого, что тобою просто попользовались. Похоже, у Дональда были точно такие же чувства, если судить по тому, что он избегал ее взгляда следующим утром. — Вскоре мы поняли, что наши отношения не приведут ни к чему хорошему, но оставались друзьями до тех пор, пока он не уехал работать куда-то на север. Вот и все.
Чтобы примириться со своим провалом, ей потребовалось несколько лет. Она стала осторожной с мужчинами и даже привередливой, боясь повторить свою ошибку. А тут еще умерла мать, и пришлось взять руководство семьей в свои руки. Так постепенно Кэти привыкла к тому, что одинока.
Она прикусила пухлую нижнюю губу. Догадался ли он, что я не та, за кого себя выдаю, или еще нет? Я почти в открытую сказала, что Дональд был единственным мужчиной в моей жизни, и приоткрыла ему дверь к правде. Если он считает, что я мать сына Франсиско, и, исходя из этого, решил взять меня в жены для блага ребенка — это одно. Если же он знает, что у меня не больше прав на Хуана, чем у него самого, и все-таки хочет жениться на давно утратившей невинность женщине — это совсем другое.
— Со мной ты выяснила, что совсем не фригидна. Мы оба были… как бы это сказать… взрывоопасными. — Его глаза сверкнули, как будто ожили воспоминания о той ночи, и она вздрогнула, тоже все вспомнив. И тут одна его бровь поползла вверх. — Но разве это все твои секреты?
Нет, не все. Теперь она почему-то была уверена, что он терпеливо выслушает ее и приговор не будет таким уж суровым. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и открыла было рот, но тут зазвенел входной звонок.
Нахмурившись и недовольно пожав плечами, Хавьер вышел из комнаты, всем своим видом показывая, что тому, кому пришло в голову побеспокоить их в столь неподходящий момент, явно не поздоровится.
У Кэти было такое чувство, что все пропало. Она нутром чувствовала, что лучшего момента для исповеди уже не найти. Но Хавьер настоял, чтобы Пакита и Томас взяли на этот вечер выходной, и они уже давно ушли к себе домой, так что ему самому пришлось встречать незваного гостя.
Кэти усмехнулась своему невезению, встала из-за стола и принялась собирать грязные тарелки. Посетитель, кем бы он ни оказался, будет долго удивляться той скорости, с какой вылетит отсюда.
Но она ошиблась. А насколько — поняла только тогда, когда увидела стоящую в дверях Корди с легкой улыбкой на умело накрашенном красивом лице. Голос ее был сладок, как патока:
— Дорогая! Я приехала сразу, как только получила твое письмо. Бросила все и примчалась. Я понадобилась тебе и моему ребенку, и вот я здесь!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Он весьма импозантен! — Корди плюхнулась на кровать и запустила пальцы в роскошную гриву белокурых волос. — Почему ты не написала мне раньше? — спросила она, наклонив голову и строго посмотрев на Кэти своими голубыми глазами. — Я и не подозревала, что с Франсиско что-то случилось. Ты должна была сообщить мне сразу же, как только узнала.
— Я не думала, что тебе это будет интересно, — мрачно ответила Кэти. — Ты была увлечена своей новой голливудской карьерой. Что там, кстати, с ней? — На самом деле Кэти просто хотела держать свою сестру подальше от всего этого, чтобы не сорвать процедуру усыновления, на которую Корди уже давно дала свое безоговорочное согласие.
Корди беспечно махнула рукой. Романтический ореол кинозвезды явно отступил на второй план перед теми преимуществами, которые дало бы ей вхождение в семью Кампусано. Она мечтала об этом еще с тех пор, когда узнала, что беременна, с горечью вспомнила Кэти, метнув на свою сестру раздраженный взгляд. И почему ей надо было появиться в самый ответственный момент?
Еще немного, и она рассказала бы Хавьеру правду, и между ними все так или иначе решилось бы. Из-за того, что Корди решила не дожидаться их дома в Хересе и, обескуражив своим появлением бедную донью Луису, выпытала, где они находятся, все пропало. Хавьер презирал ее. Она видела это по его глазам.
— Тем не менее, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается, — безмятежно улыбнулась Корди, расстегивая пуговицы на своем прекрасно сшитом ядовито-желтом жакете с короткими рукавами и небрежно бросая его на ковер. Она осталась в плотной белой юбке и тонкой, как паутинка, блузке с глубоким вырезом, представлявшей ее в самом соблазнительном виде. — Я все бросила, как только прочла твое письмо и узнала, что он намерен жениться на матери своего племянника ради умершего брата. Хотя я так и не могу понять, почему ты сказала, что мать Джонни — это ты. Разве что, — ее глаза сузились, — ты собиралась держать это при себе до свадьбы, а потом добиться выгодного развода. — Она встала, расправив юбку. — А он наверняка развелся бы с тобой, едва только узнал, что ты солгала. Он был очень зол, когда я сказала ему, кто я такая.
Она могла бы и не говорить этого. Кэти и так понимала, что стоило ему бросить один взгляд на очаровательное создание, появившееся на пороге его дома, и он сразу понял, что перед ним настоящая фотомодель Корделия Соме, которую он видел вместе со своим братом в Севилье. Его лицо застыло в маске презрения, когда он ввел Корди в столовую и кратко приказал:
— Кэти, вызовите Пакиту и попросите ее приготовить комнату для вашей сестры. — И заметив, что она хочет что-то сказать, добавил с нажимом: — Прямо сейчас, будьте так добры.
Гордо выпрямившись, Кэти вышла из комнаты. Выражение его лица обожгло ее, как крапивой. Я никому не позволю увидеть, как мне больно и тяжело. Я сама постелю для Корди эту чертову постель, решила она. Незачем отрывать Па-киту от телевизора и пихать ее головой вперед в это осиное гнездо…
Отдохнув пять минут, Корди опять вдела ноги в свои ядовито-желтые туфли на высоченных каблуках и проверила, нет ли морщинок на колготках, а Кэти в очередной раз почувствовала себя старомодной и нескладной рядом со своей красивой, элегантной сестрой, особенно когда та пробежала холодным взглядом по халату, который ей одолжил Хавьер.
— Ну что же, все готово ко сну, как я вижу.
Ты ложись, а я пойду разыщу этого великолепного Кампусано, которого ты пыталась утаить от меня. Попрошу его рассказать мне, как тут поживало мое дорогое дитя, пока я вынужденно отсутствовала. Кому-то ведь надо было зарабатывать деньги для нас троих, а тебе эта задача явно не по плечу.
Так, значит, вот как она хочет все представить! — подумала Кэти, впервые в жизни готовая возненавидеть свою сестру. Ей хотелось сорвать с Корди все эти красивые тряпки и напомнить о том, что она никогда не пожертвовала и минутой своего драгоценного времени для крошечного человечка, которого произвела на свет. Верх цинизма — родить ребенка, чтобы заполучить себе место в богатой семье!
Но Кэти знала, что сейчас она слишком возбуждена и если что-нибудь скажет Корди, то глубоко пожалеет об этом потом, когда возьмет себя в руки. Как старшая она должна была предупредить младшую сестру, и потому она проговорила, с трудом ворочая языком:
— Он предложил мне выйти за него замуж только потому, что я не позволила подкупить себя и не дала ему возможности усыновить ребенка. Он хочет, чтобы Джонни — или Хуан, как он зовет его, — стал его наследником, настоящим Кампусано и настоящим испанцем. Он и тебя попытается подкупить.
— Подкупить? — Корди приподняла изящно выщипанную бровь. — Вот уж не думаю. Если тебе потребовалось несколько недель, чтобы довести его до решения жениться — конечно, только ради ребенка, — то мне хватит и нескольких дней. — Она медленно подошла к высокому зеркалу и, глядя на свое отражение, с кошачьей грацией провела руками по своему стройному, гибкому телу и ослепительной улыбкой встретила измученный взгляд Кэти. — Нет, не думаю, что мысль о подкупе придет в его красивую голову. А ты как считаешь?
Еще долго после того, как ушла Корда, Кэти стояла посреди комнаты с закрытыми глазами, стараясь сдержать слезы. Она чувствовала себя марионеткой, безжизненной деревянной куклой. И тот, кто дергал за веревочки, не испытывал к ней никакой любви, никакого сострадания. За несколько коротких мгновений она потеряла все. Хавьер не зря смотрел на меня с презрением, горестно размышляла она. Теперь он уверен, что я нагло дурачила его, когда принимала предложение о замужестве, а сама в это время посмеивалась в рукав. Если бы я успела рассказать ему всю правду, тогда он, может быть, и простил бы меня. Мы бы поженились, я родила бы ему детей, и постепенно он полюбил бы меня… А теперь все пропало! Мне не видать больше ни Хавьера, ни моего дорогого малыша. Теперь Корди не выпустит их из своих когтей.
Маленький Хуан опять стал пешкой в чужой игре. Корди вцепится в него мертвой хваткой, прекрасно понимая, что он служит для нее пропуском в богатую и родовитую семью Кампусано. Но малыш заслуживает гораздо лучшей участи!
И тут у нее из глаз все-таки хлынули слезы, безостановочно покатились по щекам. Она вышла из комнаты, которую приготовила для сестры, и перебралась в свою собственную, отчетливо представляя, как Корди щебечет сейчас с Хавьером, рассказывает, что она, мать этого несчастного ребенка, пусть и с разбитым сердцем, но храбро вернулась к своей прежней карьере: надо было зарабатывать деньги на содержание малыша, которого она оставила в надежных руках своей старшей сестры; во всяком случае, тогда она считала, что в надежных… Корди умеет быть очень убедительной, мрачно думала Кэти, засыпая.
— Просыпайся, хватит прятаться за чужой спиной. Мы проговорили с ним до поздней ночи, и мне почти удалось убедить его, что ты лгала не из подлости, а просто по глупости, из-за того, что мог расстроиться твой план усыновить Джонни.
Этот хвастливый и преувеличенно веселый тон трудно было переносить, и Кэти уткнулась лицом в подушку. В голове у нее стучало, а глаза по-прежнему были на мокром месте. Ей совсем не хотелось вставать. И лучше всего — никогда.
Она могла себе представить, что Корди наговорила Хавьеру, каким отвращением засверкали его глаза, и лишь воспитанность помогла ему сдержать свой острый как бритва язык, а андалузская гордость — свести вопрос о ее вероломстве просто к шутке.
Кэти почувствовала, как прогнулся матрас, когда Корди села на ее постель.
— Я встала еще засветло, — продолжала Корди. — В данных обстоятельствах я посчитала это необходимым, немного пошныряла по усадьбе и нашла нашего непредсказуемого хозяина. Представь себе, он муштровал лошадь. Господи, он просто великолепен! Сплошное изящество и воплощенное мужское начало. Если ты еще не знаешь этого, его конюшня находится под патронажем Королевской школы верховой езды, а это, судя по всему, дает ему право заниматься разведением чистокровных испанских лошадей. Я почти уверена, что мне удалось уговорить его взять меня с собой на очередное представление — сегодня, по счастью, как раз такое состоится, — а после этого, конечно, на обед. Он сказал, что ему надо отлучиться в город по делам, но заверил меня, что это не надолго. Вот почему я заскочила к тебе поболтать. Потом у меня не будет на это времени, если мы уедем.
— Какое насыщенное у тебя утро! — Резкость в голосе Кэти смягчила подушка, и боковым зрением она увидела, как сестра пожала плечами, стрельнув в нее строгим взглядом.
— Любой интерес к человеку хорошо оплачивается.
Оплачивается… Теперь речь всегда будет идти только об этом. Сколько я помню Корди, та всегда все просчитывала наперед; все, что она делала или говорила, диктовалось материальными интересами. А ее собственные интересы были превыше всего.
Так что сейчас было не время давать выход своим чувствам. Кэти вздрогнула и, все еще уткнувшись в подушку, напряженным голосом проговорила:
— Я думала, что ты захочешь взглянуть на Джонни, а не на лошадей, какое бы чудесное представление они там ни устроили. Ты не видела ребенка уже несколько месяцев.
— Сначала то, что важнее. Тут я никогда не ошибалась, ты это знаешь или уже должна была бы знать. Если Хавьер готов жениться на матери своего племянника, мне не пристало сидеть сложа руки и ждать, когда он по ошибке женится не на той женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18