припавшей к земле, оскаленной, с прижатыми к голове ушами.В этот момент Губатый четко определил, у кого из этой парочки больше яйца. Конечно, фигурально… Уж он-то совершенно четко знал, что у Ленки там никаких яиц нет.– Да чего вас пугать? – произнес он безразлично, раскуривая «носогрейку». – Хотите, как-нибудь покажу? Впечатляет… Особенно в первый раз.– Сколько ты хочешь? – спросил Ельцов.Изотова опять спрятала коготки, и глядела на Леху со знакомыми с юности «чертиками» в черных глазах.– Ровную долю. Треть. – выдохнул Леха вместе с дымом.– Хороший аппетит, – заметила Ленка с ухмылочкой.– Не жалуюсь, – согласился Пименов. – Море, свежий воздух, знаешь, постоянно хочется кушать.– Давай – двадцать! – предложил Олег. – Ты представляешь себе, сколько это денег?– Много, наверное, – отрезал Губатый. – Треть.– Двадцать пять! – выпалил Ельцов. – Совесть имей!– Треть! – твердо сказал Леха, глядя на Изотову сквозь повисший в каюте дымок. – Или дуйте к Арчибальду. Поторгуетесь.– Ты так и хочешь нас трахнуть! – произнес Ельцов жалобно.– Не обобщай, – возразил Пименов. – Ты меня не привлекаешь…Ленка опять улыбнулась.Губы у нее были пухлые, красивые и яркие даже без помады. Розовый острый язычок вынырнул изо рта и прошелся по кругу, увлажнив кожу до блеска.И Пименов вспомнил…– Вот, черт! – подумал он, напрягаясь. – Это просто наваждение какое-то! А, ну – лежать!– Ладно, – сказал Ельцов. – По рукам. Треть. Жлобина ты, Пименов!– Если там что-то и есть, – сказал Губатый, вытягивая ноги. – То без меня вам его не взять.Солнце уже висело высоко над Семью Ветрами Семь Ветров – название одной из горных вершин, господствующей над Новороссийском.
, и в кают-компании становилось жарковато – он сбросил со ступней парусиновые туфли на пробковой подошве, и с наслаждением пошевелил под столом голыми пальцами. Доски пола были гладкими и прохладными.– А если там ничего нет, то считайте, что вы перегадили мне сезон. А здесь, в провинции, мы живем от сезона до сезона.– Если найдем сейф – купишь себе остров! – Олег налил в рюмки водку и ухватил с тарелки четвертинку разрезанного яблока.– Нахера мне остров? – спросил Пименов с искренним удивлением. – Лучше уж метр государственной границы. И я через год буду самым богатым человеком Краснодарского края.– Столько отборного жемчуга! Двадцать пять карат! Неужели у тебя совсем нет воображения? – спросила Изотова. – Ты и так будешь самым богатым человеком Краснодарского края. Никто и предположить не может, сколько сейчас стоит этот жемчуг.– Знаешь, Лена, – сказал Губатый, не отводя от нее взгляда. – Меня жизнь научила, что, даже будучи королем, надо вечерами еще и подшивать… Ничего вечного не бывает, даже богатства. Ладно. Вы по домам?– Мама в Джубге Джубга – небольшое курортное местечко на побережье.
, – Ленка пожала плечами. – Папа, скорее всего, пьет с друзьями на даче. В прошлом году я у них неделю гостила, так в городе и не была… Все не до того! Сад, огород… Одним словом – пенсионеры!– А мои в Краснодаре уже четвертый год, – сообщил Ельцов. – Отца перевели.Губатый огляделся.– У меня в каюте четыре койки. Тесновато. Но можете оставаться, если есть желание. Ночи теплые. Я могу лечь на палубе. Напишите список того, что нам может понадобиться. Все, что надо для погружений, у меня есть. Вот моя мобилка.Пименов написал номер карандашом на краю свернутой в четверо газеты и встал.– Пойду, предам клиентов в руки конкурирующих фирм.Он заметил, что Ельцов с удивлением смотрит на книжную полку.– Что не так? – спросил он.– Столько книг, – сказал Олег недоуменно и перевел взгляд на Губатого. – Ты много читаешь?– Нет. Я на них смотрю.– Я не помню, чтобы ты когда-нибудь читал, – протянула Изотова задумчиво.– Ты много чего не помнишь, – подтвердил Губатый, натягивая на ноги туфли. – Время идет. Люди меняются. Так. В рубку не лазить. Ничего непонятного не трогать. Скоро буду. Располагайтесь.На выходе из бухты «Тайну» начало ощутимо покачивать.Ельцов побледнел, а когда они легли на курс, и качка стала бортовой – то и вовсе позеленел и повис на леерах тряпочкой. Ленка же, наоборот, ожила и порозовела от свежего южного ветра, несущего мелкую водяную пыль и с наслаждением подставляла лицо солнцу. «Тайна» шла в десяти кабельтовых от берега, смешно переваливаясь на низкой волне кургузой широкой кормой, обвешанной старыми покрышками, и ровно держа скорость около восьми узлов.На исходе первых двадцати минут того, что крайне условно можно было назвать плаванием в открытом море, Ельцова стошнило за борт, и Губатый понял, что моряка из Олега уже не получится. Получится одна большая проблема. Такие вот «морские волки», помирающие от легкой качки, как только «Тайна» отдавала швартовы, попадались довольно часто – пару раз в декаду, как минимум. Но одно дело прогулка на несколько часов, а совершенно другое дело – выход в море на несколько недель.Изотова стояла у самой рубки, возле открытого окна, и Пименов негромко, сказал перекрывая стук дизеля:– Ты б его с палубы забрала. Пусть ляжет. Нам еще долго телепаться.– Кузя! – позвала Ленка, не открывая глаз. Она так и стояла, подставив лицо под влажный и теплый воздушный поток – с закрытыми глазами, чуть отведя плечи назад, словно собиралась шагнуть вперед или взлететь, взмахивая руками, как крыльями. – Кузя! Тебе плохо?Ельцов поднял к ним землистое лицо, на котором было написано неподдельное страдание, и опять вырвал, мучительно вздрагивая спиной.– Пусть проблюется, – сказала Изотова ровным голосом. – Лучше здесь, чем в каюте. Мне потом что – в этом всем спать?– Дело твое. Он хоть плавать умеет?– Кончай, Пима… А то ты не помнишь? Вместе же на пляж бегали. Умеет, конечно. Упадет – выловим, не потонет. А в каюте пачкать – обломится.– А почему Кузя?Она улыбнулась.– В честь кота. Был у меня кот Кузя. Страшно лизаться любил. Ну, просто везде… Даже рассказать неудобно. И этот такой же – мистер Поцелуйкин. Вот я и назвала его Кузей. А что? Не подходит?– Ну, – протянул Губатый с серьезной интонацией, – настолько близко я его не знаю…На это раз Ленка открыла один глаз и оценивающе глянула на Пименова, двинув аккуратно щипаной бровью.– Ты смотри! Как мы ироничны! Знаешь, Леша, я, оказывается, тебя не знала совсем. И не таким представляла при встрече. Ты же был… – она подыскала слова – ну, маменькин сынок, никчема. Ты же никакой был. Просто богатенький Буратинка. Сынок своих родителей. Трахался, правда, хорошо, так, как мне нравилось…– Да, ну?– Что – да, ну? Ну, да… Стала бы я на тебя время тратить! Особенно в те годы! Хоть и маленький, а весь в корень ушел… И я тебе нравилась.– Ты, положим, всем нравилась…– Брось, Пима! Ты думаешь, я сегодня не усекла, как у тебя на меня стоит?Губатый возражать не стал. Глупо бы было возражать. Тем более, что и сейчас факт, можно сказать, был налицо.– Тогда я был – никакой, а сейчас? Сейчас – какой?– Да, как тебе сказать… Я думала – ты проще.– Как мыло…– Как мыло? Тоже ничего… Знаешь, мать писала, что ты пьешь сильно, что учиться не поехал. Про аварию писала. В общем, я думала…– Да я понимаю, что ты думала. Мне просто выжить захотелось. Когда ни мамы, ни папы рядом – оно как-то настраивает.– Не всех, – коротко возразила Изотова.– Не всех, – согласился Леха, наблюдая за тем, как бедолашного Ельцова выворачивает за борт в очередной раз. – Все. Можешь забирать своего Кузю. Пустой, как барабан. Каюту пачкать нечем будет.Она шагнула вперед.– Постой, – окликнул ее Губатый. – В каюте, в гальюне, аптечка на стенке. Там есть «аэрон». Дай ему таблетку. Пусть ложится. Потом свари мне кофе.– Пожалуйста…– Что?– Ты не сказал мне «пожалуйста». Свари мне кофе, пожалуйста, Лена. Или – Лена, свари мне кофе, пожалуйста. На твой выбор. Но «пожалуйста» – обязательно.– Ты решила меня проверить?Она покачала головой.– Нет. Что проверять? Мне и так все понятно. Если я тебя о чем-то попрошу, я тоже скажу «пожалуйста».– Правила игры?– Да, правила игры.– Идет. Изотова, забери с палубы своего больного мужа, уложи его спать и, пожалуйста, свари для меня кофе!– Договорились.В каюту Ельцов шел сам, но опираясь на Ленкино плечо и шумно втягивая воздух через стиснутые зубы. На Губатого он поглядел жалобно, как искалеченная собака.– Морская болезнь, – пояснил он. – С детства.– Ну, если бы ты сказал, что что-то не то съел – я бы не поверил, – сказал Пименов. Ложись, ради Бога, нам еще до места плыть и плыть…– Я потерплю, – пообещал Олег, спускаясь по узкому трапу в каюту.– Куда ты денешься… – ответил Губатый.Через пять минут Ленка взлетела по трапу, как птичка. Она даже переодеться успела – теперь на ней были легкие шорты, скорее похожие на велосипедные трусы и короткая облегающая майка. Вокруг бедер она повязала легкий, как газ, платок – парео.Она принялась готовить кофе, напевая себе под нос, звякая посудой за спиной у Пименова. На «Тайне» камбуза не было. Рубка служила и кают-компанией, и камбузом – благо места хватало и для стола, за которым можно было поесть вчетвером, и для маленькой газовой плитки на две конфорки. Был тут и холодильник – правда, совсем небольшой, и рундук для продуктов, переложенных сухим льдом.Пименов подумал, что мужик никогда бы сам не разобрался, обязательно спросил бы – где и что лежит. А Изотова справилась сама и, став рядом с ним у штурвала, молча сунула ему в руки кружку с кофе. И стояла она грамотно – цепко, чуть расставив крепкие, гладкие ноги, повторяя телом рисунок качки: вправо – влево, вправо – влево.Он оглянулся. Мыс Дооб остался сзади, по левую руку, окончательно скрыв рассыпавшуюся по склонам Кабардинку Кабардинка – Поселок, находящийся на противоположной от Новороссийска части Цемесской бухты, практически на выходе из нее.
.В Цемесскую бухту с рейда заходил громадный танкер. Впереди него, связанные с гигантом канатами-паутинками, суетились два буксира.Танкер гудел.– Красиво, – сказала Изотова. – Боже мой, как здесь красиво. Я уже и забыла, как это здорово – дышать открытым морем. Ты счастливый человек, Леша.Губатый усмехнулся в усы.– Тебе-то что мешает? И, знаешь, здесь бывают не только солнечные дни. Все кажется другим, когда дует норд-ост.Она щелкнула зажигалкой.– Я устала от Питера. Я устала от работы. Я устала от безденежья. Я устала оттого, что ничего не меняется. Я устала от…Она замолчала, но Пименову показалось, что он знает, что она хотела сказать.– Хочешь перемен?– Да.– Я не хочу тебя огорчать, но эта затея на 99 и 9…– Брось, Пима. Если есть хоть один шанс из ста – это уже офигительно! Если не попытаться его использовать, то никогда не узнаешь – был ли он, или тебе просто показалось.Губатый ничего не ответил. Определенный смысл в ее словах был. Иногда, все-таки, стоит потратиться на лотерейный билет.– Держаться надо – если есть за что держаться. А мне там держаться не за что… За свою «хрущобу»? За зарплату провизора? Ты, Леха, когда-нибудь себе колготки штопал?– Я колготки не ношу, – резонно заметил Пименов.Он отхлебнул из чашки.Ну, вот, что называется – почти счастье. Открытое море, бегущее (тут легкое преувеличение!) по волнам судно, красивая женщина в вызывающем наряде, стоящая рядом. И жалующаяся на не сложившуюся жизнь.Банально, но кофе она варит хороший.– Иди ты в жопу, со своими шуточками! – прошипела Изотова со злостью. – Моду себе взял, подъе…ть! Блядей на Набережной подъе…й! Петросян хренов!– А что, – осведомился Губатый, – я должен был разрыдаться? Не вижу причины. У каждого свои сложности. У тебя была своя дорога, у меня – своя. Или ты думаешь, что у меня после смерти отца все было – зашибись? Падать с высоты – ох, как больно, подружка. Бывшие друзья руки не подают. Те, кто пил да жрал за твой счет, в спину смеются. Тоже, знаешь ли, привыкнуть надо! Ты сюда приехала по надобности? Судьбу ломать? Так ломай, на здоровье! Не жалься. Молодая, здоровая, красивая, столичная! На одноклассниц сходи, посмотри. Я некоторых и не узнал, когда встретился. Старухи! Колготки она штопает…– Ах, какие мы сильные! Какие мы крутые! Как мы собой гордимся! Лоханку эту на папины деньги купил? Да? Не на свои?– У меня других не было. Но, поверь, за эти десять лет я ее отработал. Сторицей!Они помолчали.– Ладно, – сказала Ленка чуть погодя уже спокойным голосом. – Проехали, господин капитан. Извини, сорвалась. И за лоханку – извини. Хорошо? Ты мне лучше экскурсию проведи!Пименов кивнул.– Вот это что? – поинтересовалась Изотова, показывая пальцем. – Никогда не видела! Вот эти два телевизора?– Это не телевизоры. То, что справа – эхолот. На нем виден рельеф дна, глубины и даже что под нами – камень или песок.– И мы сможем так найти «Ноту»?– Не думаю. Это не телекамера. Но найти место, где она предположительно лежит, будет чуть проще.– А это?– А это наша карта. GPS GPS – Global Positioning System (GPS) – это спутниковая навигационная система, состоящая из работающих в единой сети 24 спутников, находящихся на 6 орбитах высотой около 17 000 км над поверхностью Земли. Спутники постоянно движутся со скоростью около 3 км/сек, совершая два полных оборота вокруг планеты менее, чем за 24 часа. На «Ноте» установел GPS-навигатор, прибор с помощью которого определяется местоположение судна, использующий для этого спутники.
. Слышала?– Не-а. Вот это мы? – догадалась она и ткнула пальцем в экран, в черную точку, за которой тянулся линией длинный хвост.– Да. А это наш путь из порта. А вот сюда – мы идем. Нас видят спутники.– Ух, ты! А крупнее – можешь?Пименов нажал на кнопку.– И так все побережье? – спросила Изотова с явным восхищением.– Так весь мир. Достаточно «закачать» карту из Интернета.– По этой линии всегда можно вернуться домой?– Точно.– И ночью?– И ночью.Она склонилась так, чтобы касаться его грудью. Намеренно. Губатый в этом не сомневался.– Просто идти по линии, назад?– Да.– Как по хлебным крошкам?– Даже проще.Пименов переложил штурвал на несколько румбов правее, чтобы обойти скальную гряду, тянувшуюся перпендикулярно берегу. Там, где она подходила вплотную к поверхности, образуя банку площадью несколько сот квадратных метров, на воде вскипали буруны. «Тайна» качнулась на волне, и пошла резать ее в три четверти, сменив гладкую боковую раскачку на довольно-таки резвый аллюр. Снизу, из каюты, перекрывая бормотание дизеля и ветер, раздался протяжный мучительный стон.– Он таки испоганит мне каюту, – обреченно сказала Изотова.– Не думаю, – утешил ее Губатый. – Но проблем будет полно. Палатка у меня есть, можно и на берегу ночевать, но это лишняя головная боль. На судне удобнее, конечно. В тех местах скалы подходят вплотную к воде. Оползни частые – там берег высокий. Если штормит – на берегу не останешься. Не то, что палатку, валуны смывает. На Неделю Любви, к морю и не подойти было…При словах о Неделе Любви Ленка посмотрела на Пименова так, как смотрит на мышку кошка – с тем же чувством превосходства и вседозволенности.Неделей Любви здесь называли первые семь дней августа. В эти дни здесь почти всегда лили проливные дожди, сильно смахивающие на тропические ливни. С гор несло коричнево-желтую грязь, вскипали селевой жижей горные речушки, и море било о скалы гигантскими волнами. Ни купаться, ни загорать в такую погоду отдыхающие, конечно, не могли. Оставалось одно занятие…Именно в эту неделю много лет назад Пименов и Изотова познакомились поближе.– Ты помнишь? – сказала она многозначительно.– Помню, – откликнулся он. – Но что это меняет? Я не это имел в виду, Лена. Я просто сказал о том, что твой супружник будут мучаться ровно столько, сколько мы будем в море. И не факт, что лагерь можно будет разбить на берегу. Он уже «никакой», а нас еще и не болтало по-настоящему. Конечно, посмотрим по глубинам, но кажется мне, что стать на якорь в самой бухте у нас может и не получиться.– Это его проблема.– Это будет наша проблема. Нас только трое.– Ну и что?– Ничего, – усмехнулся Губатый. – Если бы мы ехали на пикник… Ты с аквалангом ныряла?– Не-а… – протянула Изотова, закуривая очередную сигарету. Какую уже за сегодня? Десятую, двадцатую? – Но я быстро учусь. Покажешь.– А он?– Не смеши. Он и нырять? Разве, что в ванной.– Значит, реально искать «Ноту» смогу я один. И это не радует. Если работать на глубинах до пятнадцати, вы через день худо-бедно сможете, правда, под моим наблюдением, то глубже – уже нет. А если нырять придется глубже сорока, тогда нужен настоящий водолазный костюм и люди на лебедке и компрессоре. Знаешь, Изотова?…– Что, Пима?– Это даже не авантюра. Это полное говно.– Если бы все было легко, то мы не были бы первыми.– А мы первые? – спросил Губатый. – Откуда это известно? Прошло почти девяносто лет. Ты думаешь, никто не видел этих бумажек в архивах? Ладно, пусть даже так! Вам сказочно повезло! Совпадение – ты находишь бабульку, Олег – документы. Все отлично! Вы вдвоем находите идиота, то есть меня!
1 2 3 4 5
, и в кают-компании становилось жарковато – он сбросил со ступней парусиновые туфли на пробковой подошве, и с наслаждением пошевелил под столом голыми пальцами. Доски пола были гладкими и прохладными.– А если там ничего нет, то считайте, что вы перегадили мне сезон. А здесь, в провинции, мы живем от сезона до сезона.– Если найдем сейф – купишь себе остров! – Олег налил в рюмки водку и ухватил с тарелки четвертинку разрезанного яблока.– Нахера мне остров? – спросил Пименов с искренним удивлением. – Лучше уж метр государственной границы. И я через год буду самым богатым человеком Краснодарского края.– Столько отборного жемчуга! Двадцать пять карат! Неужели у тебя совсем нет воображения? – спросила Изотова. – Ты и так будешь самым богатым человеком Краснодарского края. Никто и предположить не может, сколько сейчас стоит этот жемчуг.– Знаешь, Лена, – сказал Губатый, не отводя от нее взгляда. – Меня жизнь научила, что, даже будучи королем, надо вечерами еще и подшивать… Ничего вечного не бывает, даже богатства. Ладно. Вы по домам?– Мама в Джубге Джубга – небольшое курортное местечко на побережье.
, – Ленка пожала плечами. – Папа, скорее всего, пьет с друзьями на даче. В прошлом году я у них неделю гостила, так в городе и не была… Все не до того! Сад, огород… Одним словом – пенсионеры!– А мои в Краснодаре уже четвертый год, – сообщил Ельцов. – Отца перевели.Губатый огляделся.– У меня в каюте четыре койки. Тесновато. Но можете оставаться, если есть желание. Ночи теплые. Я могу лечь на палубе. Напишите список того, что нам может понадобиться. Все, что надо для погружений, у меня есть. Вот моя мобилка.Пименов написал номер карандашом на краю свернутой в четверо газеты и встал.– Пойду, предам клиентов в руки конкурирующих фирм.Он заметил, что Ельцов с удивлением смотрит на книжную полку.– Что не так? – спросил он.– Столько книг, – сказал Олег недоуменно и перевел взгляд на Губатого. – Ты много читаешь?– Нет. Я на них смотрю.– Я не помню, чтобы ты когда-нибудь читал, – протянула Изотова задумчиво.– Ты много чего не помнишь, – подтвердил Губатый, натягивая на ноги туфли. – Время идет. Люди меняются. Так. В рубку не лазить. Ничего непонятного не трогать. Скоро буду. Располагайтесь.На выходе из бухты «Тайну» начало ощутимо покачивать.Ельцов побледнел, а когда они легли на курс, и качка стала бортовой – то и вовсе позеленел и повис на леерах тряпочкой. Ленка же, наоборот, ожила и порозовела от свежего южного ветра, несущего мелкую водяную пыль и с наслаждением подставляла лицо солнцу. «Тайна» шла в десяти кабельтовых от берега, смешно переваливаясь на низкой волне кургузой широкой кормой, обвешанной старыми покрышками, и ровно держа скорость около восьми узлов.На исходе первых двадцати минут того, что крайне условно можно было назвать плаванием в открытом море, Ельцова стошнило за борт, и Губатый понял, что моряка из Олега уже не получится. Получится одна большая проблема. Такие вот «морские волки», помирающие от легкой качки, как только «Тайна» отдавала швартовы, попадались довольно часто – пару раз в декаду, как минимум. Но одно дело прогулка на несколько часов, а совершенно другое дело – выход в море на несколько недель.Изотова стояла у самой рубки, возле открытого окна, и Пименов негромко, сказал перекрывая стук дизеля:– Ты б его с палубы забрала. Пусть ляжет. Нам еще долго телепаться.– Кузя! – позвала Ленка, не открывая глаз. Она так и стояла, подставив лицо под влажный и теплый воздушный поток – с закрытыми глазами, чуть отведя плечи назад, словно собиралась шагнуть вперед или взлететь, взмахивая руками, как крыльями. – Кузя! Тебе плохо?Ельцов поднял к ним землистое лицо, на котором было написано неподдельное страдание, и опять вырвал, мучительно вздрагивая спиной.– Пусть проблюется, – сказала Изотова ровным голосом. – Лучше здесь, чем в каюте. Мне потом что – в этом всем спать?– Дело твое. Он хоть плавать умеет?– Кончай, Пима… А то ты не помнишь? Вместе же на пляж бегали. Умеет, конечно. Упадет – выловим, не потонет. А в каюте пачкать – обломится.– А почему Кузя?Она улыбнулась.– В честь кота. Был у меня кот Кузя. Страшно лизаться любил. Ну, просто везде… Даже рассказать неудобно. И этот такой же – мистер Поцелуйкин. Вот я и назвала его Кузей. А что? Не подходит?– Ну, – протянул Губатый с серьезной интонацией, – настолько близко я его не знаю…На это раз Ленка открыла один глаз и оценивающе глянула на Пименова, двинув аккуратно щипаной бровью.– Ты смотри! Как мы ироничны! Знаешь, Леша, я, оказывается, тебя не знала совсем. И не таким представляла при встрече. Ты же был… – она подыскала слова – ну, маменькин сынок, никчема. Ты же никакой был. Просто богатенький Буратинка. Сынок своих родителей. Трахался, правда, хорошо, так, как мне нравилось…– Да, ну?– Что – да, ну? Ну, да… Стала бы я на тебя время тратить! Особенно в те годы! Хоть и маленький, а весь в корень ушел… И я тебе нравилась.– Ты, положим, всем нравилась…– Брось, Пима! Ты думаешь, я сегодня не усекла, как у тебя на меня стоит?Губатый возражать не стал. Глупо бы было возражать. Тем более, что и сейчас факт, можно сказать, был налицо.– Тогда я был – никакой, а сейчас? Сейчас – какой?– Да, как тебе сказать… Я думала – ты проще.– Как мыло…– Как мыло? Тоже ничего… Знаешь, мать писала, что ты пьешь сильно, что учиться не поехал. Про аварию писала. В общем, я думала…– Да я понимаю, что ты думала. Мне просто выжить захотелось. Когда ни мамы, ни папы рядом – оно как-то настраивает.– Не всех, – коротко возразила Изотова.– Не всех, – согласился Леха, наблюдая за тем, как бедолашного Ельцова выворачивает за борт в очередной раз. – Все. Можешь забирать своего Кузю. Пустой, как барабан. Каюту пачкать нечем будет.Она шагнула вперед.– Постой, – окликнул ее Губатый. – В каюте, в гальюне, аптечка на стенке. Там есть «аэрон». Дай ему таблетку. Пусть ложится. Потом свари мне кофе.– Пожалуйста…– Что?– Ты не сказал мне «пожалуйста». Свари мне кофе, пожалуйста, Лена. Или – Лена, свари мне кофе, пожалуйста. На твой выбор. Но «пожалуйста» – обязательно.– Ты решила меня проверить?Она покачала головой.– Нет. Что проверять? Мне и так все понятно. Если я тебя о чем-то попрошу, я тоже скажу «пожалуйста».– Правила игры?– Да, правила игры.– Идет. Изотова, забери с палубы своего больного мужа, уложи его спать и, пожалуйста, свари для меня кофе!– Договорились.В каюту Ельцов шел сам, но опираясь на Ленкино плечо и шумно втягивая воздух через стиснутые зубы. На Губатого он поглядел жалобно, как искалеченная собака.– Морская болезнь, – пояснил он. – С детства.– Ну, если бы ты сказал, что что-то не то съел – я бы не поверил, – сказал Пименов. Ложись, ради Бога, нам еще до места плыть и плыть…– Я потерплю, – пообещал Олег, спускаясь по узкому трапу в каюту.– Куда ты денешься… – ответил Губатый.Через пять минут Ленка взлетела по трапу, как птичка. Она даже переодеться успела – теперь на ней были легкие шорты, скорее похожие на велосипедные трусы и короткая облегающая майка. Вокруг бедер она повязала легкий, как газ, платок – парео.Она принялась готовить кофе, напевая себе под нос, звякая посудой за спиной у Пименова. На «Тайне» камбуза не было. Рубка служила и кают-компанией, и камбузом – благо места хватало и для стола, за которым можно было поесть вчетвером, и для маленькой газовой плитки на две конфорки. Был тут и холодильник – правда, совсем небольшой, и рундук для продуктов, переложенных сухим льдом.Пименов подумал, что мужик никогда бы сам не разобрался, обязательно спросил бы – где и что лежит. А Изотова справилась сама и, став рядом с ним у штурвала, молча сунула ему в руки кружку с кофе. И стояла она грамотно – цепко, чуть расставив крепкие, гладкие ноги, повторяя телом рисунок качки: вправо – влево, вправо – влево.Он оглянулся. Мыс Дооб остался сзади, по левую руку, окончательно скрыв рассыпавшуюся по склонам Кабардинку Кабардинка – Поселок, находящийся на противоположной от Новороссийска части Цемесской бухты, практически на выходе из нее.
.В Цемесскую бухту с рейда заходил громадный танкер. Впереди него, связанные с гигантом канатами-паутинками, суетились два буксира.Танкер гудел.– Красиво, – сказала Изотова. – Боже мой, как здесь красиво. Я уже и забыла, как это здорово – дышать открытым морем. Ты счастливый человек, Леша.Губатый усмехнулся в усы.– Тебе-то что мешает? И, знаешь, здесь бывают не только солнечные дни. Все кажется другим, когда дует норд-ост.Она щелкнула зажигалкой.– Я устала от Питера. Я устала от работы. Я устала от безденежья. Я устала оттого, что ничего не меняется. Я устала от…Она замолчала, но Пименову показалось, что он знает, что она хотела сказать.– Хочешь перемен?– Да.– Я не хочу тебя огорчать, но эта затея на 99 и 9…– Брось, Пима. Если есть хоть один шанс из ста – это уже офигительно! Если не попытаться его использовать, то никогда не узнаешь – был ли он, или тебе просто показалось.Губатый ничего не ответил. Определенный смысл в ее словах был. Иногда, все-таки, стоит потратиться на лотерейный билет.– Держаться надо – если есть за что держаться. А мне там держаться не за что… За свою «хрущобу»? За зарплату провизора? Ты, Леха, когда-нибудь себе колготки штопал?– Я колготки не ношу, – резонно заметил Пименов.Он отхлебнул из чашки.Ну, вот, что называется – почти счастье. Открытое море, бегущее (тут легкое преувеличение!) по волнам судно, красивая женщина в вызывающем наряде, стоящая рядом. И жалующаяся на не сложившуюся жизнь.Банально, но кофе она варит хороший.– Иди ты в жопу, со своими шуточками! – прошипела Изотова со злостью. – Моду себе взял, подъе…ть! Блядей на Набережной подъе…й! Петросян хренов!– А что, – осведомился Губатый, – я должен был разрыдаться? Не вижу причины. У каждого свои сложности. У тебя была своя дорога, у меня – своя. Или ты думаешь, что у меня после смерти отца все было – зашибись? Падать с высоты – ох, как больно, подружка. Бывшие друзья руки не подают. Те, кто пил да жрал за твой счет, в спину смеются. Тоже, знаешь ли, привыкнуть надо! Ты сюда приехала по надобности? Судьбу ломать? Так ломай, на здоровье! Не жалься. Молодая, здоровая, красивая, столичная! На одноклассниц сходи, посмотри. Я некоторых и не узнал, когда встретился. Старухи! Колготки она штопает…– Ах, какие мы сильные! Какие мы крутые! Как мы собой гордимся! Лоханку эту на папины деньги купил? Да? Не на свои?– У меня других не было. Но, поверь, за эти десять лет я ее отработал. Сторицей!Они помолчали.– Ладно, – сказала Ленка чуть погодя уже спокойным голосом. – Проехали, господин капитан. Извини, сорвалась. И за лоханку – извини. Хорошо? Ты мне лучше экскурсию проведи!Пименов кивнул.– Вот это что? – поинтересовалась Изотова, показывая пальцем. – Никогда не видела! Вот эти два телевизора?– Это не телевизоры. То, что справа – эхолот. На нем виден рельеф дна, глубины и даже что под нами – камень или песок.– И мы сможем так найти «Ноту»?– Не думаю. Это не телекамера. Но найти место, где она предположительно лежит, будет чуть проще.– А это?– А это наша карта. GPS GPS – Global Positioning System (GPS) – это спутниковая навигационная система, состоящая из работающих в единой сети 24 спутников, находящихся на 6 орбитах высотой около 17 000 км над поверхностью Земли. Спутники постоянно движутся со скоростью около 3 км/сек, совершая два полных оборота вокруг планеты менее, чем за 24 часа. На «Ноте» установел GPS-навигатор, прибор с помощью которого определяется местоположение судна, использующий для этого спутники.
. Слышала?– Не-а. Вот это мы? – догадалась она и ткнула пальцем в экран, в черную точку, за которой тянулся линией длинный хвост.– Да. А это наш путь из порта. А вот сюда – мы идем. Нас видят спутники.– Ух, ты! А крупнее – можешь?Пименов нажал на кнопку.– И так все побережье? – спросила Изотова с явным восхищением.– Так весь мир. Достаточно «закачать» карту из Интернета.– По этой линии всегда можно вернуться домой?– Точно.– И ночью?– И ночью.Она склонилась так, чтобы касаться его грудью. Намеренно. Губатый в этом не сомневался.– Просто идти по линии, назад?– Да.– Как по хлебным крошкам?– Даже проще.Пименов переложил штурвал на несколько румбов правее, чтобы обойти скальную гряду, тянувшуюся перпендикулярно берегу. Там, где она подходила вплотную к поверхности, образуя банку площадью несколько сот квадратных метров, на воде вскипали буруны. «Тайна» качнулась на волне, и пошла резать ее в три четверти, сменив гладкую боковую раскачку на довольно-таки резвый аллюр. Снизу, из каюты, перекрывая бормотание дизеля и ветер, раздался протяжный мучительный стон.– Он таки испоганит мне каюту, – обреченно сказала Изотова.– Не думаю, – утешил ее Губатый. – Но проблем будет полно. Палатка у меня есть, можно и на берегу ночевать, но это лишняя головная боль. На судне удобнее, конечно. В тех местах скалы подходят вплотную к воде. Оползни частые – там берег высокий. Если штормит – на берегу не останешься. Не то, что палатку, валуны смывает. На Неделю Любви, к морю и не подойти было…При словах о Неделе Любви Ленка посмотрела на Пименова так, как смотрит на мышку кошка – с тем же чувством превосходства и вседозволенности.Неделей Любви здесь называли первые семь дней августа. В эти дни здесь почти всегда лили проливные дожди, сильно смахивающие на тропические ливни. С гор несло коричнево-желтую грязь, вскипали селевой жижей горные речушки, и море било о скалы гигантскими волнами. Ни купаться, ни загорать в такую погоду отдыхающие, конечно, не могли. Оставалось одно занятие…Именно в эту неделю много лет назад Пименов и Изотова познакомились поближе.– Ты помнишь? – сказала она многозначительно.– Помню, – откликнулся он. – Но что это меняет? Я не это имел в виду, Лена. Я просто сказал о том, что твой супружник будут мучаться ровно столько, сколько мы будем в море. И не факт, что лагерь можно будет разбить на берегу. Он уже «никакой», а нас еще и не болтало по-настоящему. Конечно, посмотрим по глубинам, но кажется мне, что стать на якорь в самой бухте у нас может и не получиться.– Это его проблема.– Это будет наша проблема. Нас только трое.– Ну и что?– Ничего, – усмехнулся Губатый. – Если бы мы ехали на пикник… Ты с аквалангом ныряла?– Не-а… – протянула Изотова, закуривая очередную сигарету. Какую уже за сегодня? Десятую, двадцатую? – Но я быстро учусь. Покажешь.– А он?– Не смеши. Он и нырять? Разве, что в ванной.– Значит, реально искать «Ноту» смогу я один. И это не радует. Если работать на глубинах до пятнадцати, вы через день худо-бедно сможете, правда, под моим наблюдением, то глубже – уже нет. А если нырять придется глубже сорока, тогда нужен настоящий водолазный костюм и люди на лебедке и компрессоре. Знаешь, Изотова?…– Что, Пима?– Это даже не авантюра. Это полное говно.– Если бы все было легко, то мы не были бы первыми.– А мы первые? – спросил Губатый. – Откуда это известно? Прошло почти девяносто лет. Ты думаешь, никто не видел этих бумажек в архивах? Ладно, пусть даже так! Вам сказочно повезло! Совпадение – ты находишь бабульку, Олег – документы. Все отлично! Вы вдвоем находите идиота, то есть меня!
1 2 3 4 5