На двух товарищей, первый раз попавших за границу впечатление это произвело ошеломляющее. Они долго стояли около витрины шоколадной лавки, не решаясь войти вовнутрь, опасаясь не сдержаться.
– Вот живут, капиталисты проклятые, – наконец сумел отвернуться от витрины боец Евстухов. – Пролетарию хлебушка не досыта, а у него, у падлы, все стекло в шоколаде… Натуральный нэпман!
– Ничего. Поправим, – бодро отозвался товарищ Бергер. – Для того мы с вами, товарищи, сюда и прибыли. Придет время – восстановим пролетарскую справедливость!
Коротким движением он расправил усы.
– Задача наша простая – все ж не здешний Зимний брать. Нужно только осмотреться… Прикинуть что к чему… И пусть вам эта мишура глаза не застит.
Он повернул голову и все трое посмотрел вместе с ним на чистенькие улицы городка, на витрины магазинов, на упитанных людей, выходящих из вращающихся стеклянных дверей.
– А шоколад у них и, правда, хороший. Может быть даже и лучший на всем земном шаре. Только благородная горечь это все пот и слезы нашего брата – пролетария…
Он говорил, и глаза товарищей твердели в предчувствии классовых битв.
Год 1928. Февраль
СССР. Ленинград
…Набережная Мойки в феврале месяце не лучшее место для беседы – холодно, ветрено, дождливо, но если встретиться надо не привлекая чужого внимания, то трудно придумать что-нибудь лучше. Двое мужчин неторопливо шли вдоль ограждения, перебрасываясь короткими фразами и глядя на лед в проталинах.
Одеты по-простому, не нэпманы. Один в старомодном габардиновом пальто и дореволюционной еще шляпе с широкими полями – явный никчемный интеллигент «из бывших». Второй – в щегольской бекеше и простоватом черном полушубке и валенках с калошами. Это выглядел бы пролетарием если б не пенсне на носу.
Пряча лицо в воротник пальто, тот, что в бекеше сказал:
– У меня скверные новости…
– ОГПУ? – быстро спросил габардиновый интеллигент.
– Ну, не такие плохие, слава Богу… – блеснул стеклами пенсне его товарищ. – Мне кажется, пришло время посылать к нашему профессору Апполинария Петровича. Надо торопиться… По сведениям наших друзей из Соединенных Штатов, военные там начали работу в этом же направлении.
– Они так далеко продвинулись, что могут помешать нам?
– Похоже на то…
Переждав заряд снега, смешенного с дождем, «бывший» уточнил:
– Где? Детройт? Мичиган?
– Нет. Где-то во Флориде, в районе озера Окичоби.
Первый повернулся лицом к дому Пушкина, не позабыв кинуть взгляд вдоль набережной. Народ вокруг жил своей жизнью, решал свои проблемы, и никому дела не было до двух просто одетых мужчин.
– Будет обидно, если они опередят нас…
– Вы же знаете, князь, что дело не только в том, чтоб подняться над планетой. Есть вторая задача…
– Разумеется, – усмехнулась бекеша. – Разумеется, знаю. Потому я и настоял на нашей встрече.
Он остановился и облокотился на ограждение.
– Позавчера мне стало известно, что большевики сумели решить и её.
Голос прост и обыден, но первый вздрогнул, словно от удара и ухватил товарища за руку.
– Спокойнее, Семен Николаевич. Спокойнее… – оглядываясь по сторонам, сказал князь. – Не ровен час меня за карманника примут…
Он осторожно разжал чужие пальцы на своем запястье.
– Точнее?
Понизив голос и отвернувшись к реке, князь спокойно сказал:
– Особая лаборатория товарища Иоффе за успехи в социалистическом соревновании выдвинута на награждение переходящим Красным знаменем.
Семен Николаевич поморщился, и князь добавил серьезно.
– Зря морщитесь. Мой человек в институте видел установку в действии. Думаю, что месяца за три краснопузые доведут её до нужных кондиций и задумаются, что с ней делать дальше, как употреблять… К этому времени мы должны быть готовы.
– Три месяца? – Семен Николаевич что-то прикинул и покачал головой. – Нам не успеть…
– Надо успеть…
– Или сделать так, чтоб три месяца превратились в шесть… И вы правы… Профессора пора будить.
Год 1928. Февраль
Германия. Геттинген
Сон сгинул. Мир вокруг стал четче, резче, словно кто-то смахнул пыль со стекла, сквозь которое он смотрел на него. Такие сны приходили к нему редко, и казались напоминанием о чьей-то чужой, случайно прожитой жизни. Господи! Присниться же такое… Вместо нормального сна, полагающегося каждому лютеранину…
Хотя, что нормального теперь в Германии? Ничего! Чего уж удивляться таким снам?
После Черного Вторника двадцать третьего года, когда за доллар давали четыре миллиарда двести миллионов марок Германия так и не оправилась… Деньги стали мусором, бумагой не стоившей ничего. А в прошлом году, подгадав как раз под 13 число, и второй раз фатерлянд на ногах не удержался и в туже грязь со всего маху…
Он закряхтел, расправляя затекшие ноги.
Все тут не слава Богу. Нет денег. Ни на что нет денег. Ни на науку, ни на опыты…
А в России сейчас все по-другому…
Хотя где ж та Россия – теперь на территории старой Империи растет новая – Союз Советских Социалистических Республик. И царь новый – Иосиф Первый…
Мысли о России посещали профессора почти месяц. Он думал о ней не как о недавнем враге его Империи, а как о стране, в которой происходит что-то необычное…
Память вернула ему воспоминания двадцатилетней давности, когда он учился в Санкт-Петербурге.
Там тоже зима… Только другая. Здешняя, похабная, какая-то, не похожая на русскую, немецкая зима – сырость, промозглый холод и темнота, ветер треплет ветки лип на Фридлендверг.
Хоть и холодно, а другой тут холод, фальшивый…
Русский холод он как соленый огурчик из дубовой бочки, с хрустом, со льдинкой на зубах… А тут. Хотелось сплюнуть отчаянно, но он только вздохнул. А тут кисель какой-то. Не снег, ни дождь…
Слякоть и бедность…
Что делать? Что?
Не поднимаясь с кресла, профессор Вохербрум протянул руку к серебряному подстаканнику, отхлебнул чайку, поднял старое серебро на уровень глаз и с удовольствием прочитал: «Его превосходительству профессору Санкт-петербургского университета господину В.В. Кравченко от сослуживцев». Подстаканник попал к нему лет пять назад какими-то неведомыми путями. Попал и остался, словно и впрямь что-то значил для него.
«Теперь там, наверное, таких не дарят», – подумал хозяин кабинета. – «Красные знамена, вымпелы… Да не людям. Не личностям, а трудовым коллективам… Как это во вчерашней „Правде“? „Время одиночек прошло“… Что ж. Может быть в этом они не так уж и не правы… Интересы личности – ничто! Интересы коллектива – все!
За прозрачным изогнутым стеклом чайного стакана виднелся желтоватый лист позавчерашней газеты. С тех пор как в Германии стало можно купить „Правду“ он старался не упускать возможности почитать новости с края света.
Как к ним не относись, а в одном они правы. Большое дело в одиночку не поднять. Коллективы, звенья, бригады… В одиночку трудно, а без денег просто невозможно. Он вспомнил, сколько ушло на экспериментальный образец его установки, и с досадой тряхнул головой. Пожалуй, этот подстаканник и впрямь последняя ценность оставшаяся в доме.
Взгляд пробежал по полосе и наткнулся на знакомое имя. В набранной мелким шрифтом небольшой заметке говорилось о награждении. «…Наградить лабораторию товарища Иоффе А.Ф. переходящим красным Знаменем за успехи в деле укрепления обороноспособности СССР». Что-то крутилось в голове, связанное с этим именем, но что? Ведь вчера было то же самое. Учились они вместе, что ли? Так и не вспомнив, досадливо махнул головой и перевел взгляд ниже.
Там имелась большая фотография. Не секретной лаборатории, конечно, а передовиков – шахтеров.
На фотографии из шахты вылезали герои-ударники. Шахтеры несколько вымученно улыбались. Зубы у них сверкали как у обожаемых большевистскими политическими пропагандистами негров, плечи ширились нерастраченной силой. При всем при том были они чистыми, словно работали не с углем, а со снегом или же где-то в недрах земных прятали хорошую баню.
Он улыбнулся детскому простодушию пропагандистов.
Ниже заметки про шахтеров колонкой из девяти абзацев мир стремился поделиться с ним своими бедами.
В Эфиопии итальянцы резали негров. На Дальнем востоке китайцы и японцы делили что-то между собой и в делёжке отчего-то принимали участие американские канонерки. На КВЖД опять провокации… Что в русских, что в своих, немецких, газетах одно и тоже…
Взгляд сквозь окно улетел к качающимся на ветру ветвям.
Мысли его были просты – о будущем.
Тут и не поймешь уже, что лучше – то ли безрадостная бедность европейского захолустья, а Германия, чего уж там скрывать, и стала таким вот захолустьем, или строительство новой Империи. По здравому рассуждению следовало уехать в САСШ, там-то уж… Но отчего-то душа не принимала такого решения. Ах, Россия, Россия. Приворожила она его что ли?
Конечно, чем рано или поздно заканчивается строительство Империй, он знал. Империя развивается, ей становится тесно в отведенных Всевышним границах и те начинают потрескивать. Сперва тихо, потом погромче, а потом получается то, после чего все хватаются за головы – «Как же это мы все просмотрели?».
А с другой стороны все и так идет к одному и от него не зависит… Когда это было, чтоб от умных людней в этом мире что-то зависело бы? Мир сам по себе безо всякого его участия все больше и больше походил на пороховую бочку.
Вот в 1914 году такого не было. Тогда в газетах печатали новости, а не неприятности со всего мира… Хотя возможно этих неприятностей в те времена вовсе не было?
Он вдохнул.
Если так, то совсем все плохо… А чем все кончилось? Мировой бойней… Что будет с миром, если предвоенные новости нельзя сравнить с тем, что печатают нынешние газеты? Да что было, то и будет.
Как и во все времена, вожди рвали мир на части. Пока они только пробовали силы, выбирали куски пожирнее, но рано или поздно они решатся откусить своё. Или то, что считают своим…
Надо что-то делать… Надо… Иначе будет поздно.
Он пододвинул поближе лист бумаги и несколько секунд подумав, решительно опустил перо в чернильницу.
«Дорогой господин Сталин!..»
Год 1928. Февраль
СССР. Москва
… В буфете Наркомата Обороны пахло рыбой.
Запах плавал в воздухе, рождая неодолимое желание заказать пива, но вместо этого профессор Иоффе взял стакан чая и бутерброды. Несколько секунд он поверх очков оглядывал зал, прикидывая куда бы сесть, пока не услышал, как кто-то его окликает.
В сторонке от галдящей молодежи с Уральских заводов, за столиком на двоих, сидел давний друг-соперник Владимир Иванович Бекаури. Абрам Федорович довольно улыбнулся. Проиграл коллега. Вчистую проиграл прошлый год!
Хорошая это, все-таки, штука – социалистическое соревнование. Полезная.
Они сидели друг перед другом – товарищи и соперники одновременно. Совещание закончилось и теперь, в стороне от чужих ушей и глаз, изобретатели могли поговорить о своей работе. Конечно, не положено было вести такие разговоры, но среди своих-то, отчего не поговорить? Чужих тут быть не могло, да и за галдежом молодых передовиков никто ничего не услышит…
– Поздравляю вас, Абрам Федорович, с награждением преходящим Красным знаменем… Хорошо про вас сегодня Нарком сказал! – с несколько кисловатой улыбкой поздравил коллегу Бекаури. – Так понимаю, создали таки вы свой „фонарь Плутона“?
Невозмутимо пережевывая бутерброд с балтийской килькой, профессор Иоффе отозвался.
– Что ж это вы, Владимир Иванович, чужими-то тайнами интересуетесь? Не иначе как боитесь в социалистическом соревновании проиграть?
Его визави откинулся на скрипучем стуле и несколько нервно ударил по столу пальцами.
– Ничуть. Думаю, что первый квартал за мной будет! Мои-то изделия уже в полной боевой готовности. Хоть сейчас на полигон.
– И у меня все в полном порядке, дорогой Владимир Иванович. Можете совершенно за меня не беспокоиться.
– Что и комиссия уже приняла? – все-таки забеспокоился Владимир Иванович.
– Да нет еще. Жду.
Профессора забавляло смотреть, как его коллега совершенно по детски переживает неудачу. Тот с явным облегчением вздохнул, но любитель килек расчетливо добавил:
– Пока только опытный образец есть.
– И…? – вновь напрягся Владимир Иванович.
– Линейный корабль за четверть часа располосовал, – скромно сказал Абрам Федорович, отрывая кильке голову. – От борта до борта.
Владимир Иванович дожевав бутерброд, возразил с изрядной долей показного сарказма в голосе.
– Подумаешь… Архимед, как вам известно, вообще зеркалами обходился, когда корабли жег.
– Так то Архимед, – согласился его оппонент. – Куда уж нам грешным до него…
Он страшно захотел похлопать коллегу по плечу, но сдержался.
– Да вы не расстраивайтесь, Владимир Иванович. Второе место тоже почетно. Работайте над своей дрезиной, или что у вас там… Может быть, даже вымпел получите за второе место.
– Нет уж, Абрам Федорович! Первый квартал за мной! Не отдам и не просите… Штука эта ваша, наверное, хороша, но у Красной Армии другие планы! Вы доклад Тухачевского читали? Война моторов! Танки! Вот как! А у вас…
– А что у меня?
– Тяжело, верно ваш фонарик-то с места на место передвигать? Махина, поди?
Прав был коллега, прав, но Абрам Федорович нашелся.
– А у меня разные образцы есть. И побольше и поменьше… На все случаи жизни.
– Что бы вы не говорили, а для маневренной войны ваш аппарат не годится!
Абрам Федорович недоуменно пожал плечами.
– Нет, конечно. Да ведь и задача была четко поставлена: Оборонительное оружие прямой видимости. Если такой „фонарик“, как вы выражаетесь, поставить на хорошую гору, то в радиусе прямой видимости, а это думаю километров тридцать – сорок, целых врагов у нашего государства не окажется.
Стул под Владимиром Ивановичем скрипнул. Профессор, довольный тем, что услышал, откинулся назад.
– Вот – вот. С вашими масштабами только какой-нибудь Ватикан или Андорру оборонять. Мировая Революция наступать должна, а не на горах отсиживаться…
– Вот для этого вы свою дрезину и изобретайте, – отправляя в рот очередную рыбку, улыбнулся Иоффе. – Вы дрезиной всякую мелочь истреблять станете, а я уж тем займусь, что вам не под силу окажется…
Год 1928. Февраль
Французская республика. Париж
…Агент Коминтерна Владимир Иванович Дёготь нервничал.
Человек, которого он ждал, опаздывал. Точнее, если уж придерживаться бытовавших тут норм морали – задерживался. Отчего-то априори предполагалось, что у народного избранника, депутата парламента, столько важных забот, что они его задерживают, а уж удел всех остальных бездельников, вроде него, тратящих свою жизнь неизвестно на что – опаздывать.
«Не торопится господин социалист!» – подумал агент Коминтерна. – «Дьявол! И почему-то никто не хочет учитывать то обстоятельство, что ты находишься тут на нелегальном положении и во вчерашнем „Русском слове“ о тебе напечатана целая статья, хорошо еще, что без портрета. Сволочь, этот Бурцев! Белая шкура!»
Он аккуратно оглянулся. Опасности гость из СССР не чувствовал.
Обычное Парижское кафе, каких в городе тысячи, оно и выбрано-то было именно из-за своей неприметности. Десяток столиков, старые стулья, облезлая стойка, разросшийся фикус, запах кофе и анисовой водки в воздухе. За большими, в половину стены окнами – дождь, расплывчатые силуэты прохожих. Народу тут с его приходом не прибавилось. Хвост, или то, что показалось хвостом, он благополучно стряхнул в универмаге «Самаритен». Правда, прятался тут один подозрительный тип за фикусом, но, скорее всего на счет него он ошибался – тот сидел там до его прихода и его столик густо покрывали пустые рюмки.
Чтоб не привлекать к себе внимания он и сам заказал кофе с круассанами. Теперь кофе остыл, и коминтерновец без удовольствия прикладывался к чуть теплой чашке.
Входной колокольчик тихо звякнул.
Ага! Вот и он! Наконец-то…
Хорошо одетый мужчина с лицом честным и открытым, которые так нравятся старым девами и провинциальным журналистам, остановился в дверях, стряхнул с зонта капли Парижской погоды и обвел взглядом зал. Дёготь поймал взгляд, призывно взмахнул рукой. Солидно, словно океанский лайнер, случайно забредший в речной порт, новый гость пошел к столу. Видно было, что человек привык совсем к другой обстановке.
Коминтерновец привстал и слегка поклонился. Обошлось без паролей. Лидер парламентской фракции социалистов был личностью достаточно известной, чтоб Дёготь узнал его без всяких условных знаков.
– У меня для вас посылка, мсье.
Из бокового кармана посланец Коминтерна достал небольшой, толщиной с указательный палец замшевый мешочек и положил на стол перед собой, прикрыв его краем блюдца. Француз осторожно коснулся мешочка, словно боялся, что тот растает.
– Что там?
– Бриллианты. Пять камней. Четыреста двадцать шесть карат, – ответил агент Коминтерна, продолжая поглядывать по сторонам.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Звездолет «Иосиф Сталин»'
1 2 3 4 5 6 7
– Вот живут, капиталисты проклятые, – наконец сумел отвернуться от витрины боец Евстухов. – Пролетарию хлебушка не досыта, а у него, у падлы, все стекло в шоколаде… Натуральный нэпман!
– Ничего. Поправим, – бодро отозвался товарищ Бергер. – Для того мы с вами, товарищи, сюда и прибыли. Придет время – восстановим пролетарскую справедливость!
Коротким движением он расправил усы.
– Задача наша простая – все ж не здешний Зимний брать. Нужно только осмотреться… Прикинуть что к чему… И пусть вам эта мишура глаза не застит.
Он повернул голову и все трое посмотрел вместе с ним на чистенькие улицы городка, на витрины магазинов, на упитанных людей, выходящих из вращающихся стеклянных дверей.
– А шоколад у них и, правда, хороший. Может быть даже и лучший на всем земном шаре. Только благородная горечь это все пот и слезы нашего брата – пролетария…
Он говорил, и глаза товарищей твердели в предчувствии классовых битв.
Год 1928. Февраль
СССР. Ленинград
…Набережная Мойки в феврале месяце не лучшее место для беседы – холодно, ветрено, дождливо, но если встретиться надо не привлекая чужого внимания, то трудно придумать что-нибудь лучше. Двое мужчин неторопливо шли вдоль ограждения, перебрасываясь короткими фразами и глядя на лед в проталинах.
Одеты по-простому, не нэпманы. Один в старомодном габардиновом пальто и дореволюционной еще шляпе с широкими полями – явный никчемный интеллигент «из бывших». Второй – в щегольской бекеше и простоватом черном полушубке и валенках с калошами. Это выглядел бы пролетарием если б не пенсне на носу.
Пряча лицо в воротник пальто, тот, что в бекеше сказал:
– У меня скверные новости…
– ОГПУ? – быстро спросил габардиновый интеллигент.
– Ну, не такие плохие, слава Богу… – блеснул стеклами пенсне его товарищ. – Мне кажется, пришло время посылать к нашему профессору Апполинария Петровича. Надо торопиться… По сведениям наших друзей из Соединенных Штатов, военные там начали работу в этом же направлении.
– Они так далеко продвинулись, что могут помешать нам?
– Похоже на то…
Переждав заряд снега, смешенного с дождем, «бывший» уточнил:
– Где? Детройт? Мичиган?
– Нет. Где-то во Флориде, в районе озера Окичоби.
Первый повернулся лицом к дому Пушкина, не позабыв кинуть взгляд вдоль набережной. Народ вокруг жил своей жизнью, решал свои проблемы, и никому дела не было до двух просто одетых мужчин.
– Будет обидно, если они опередят нас…
– Вы же знаете, князь, что дело не только в том, чтоб подняться над планетой. Есть вторая задача…
– Разумеется, – усмехнулась бекеша. – Разумеется, знаю. Потому я и настоял на нашей встрече.
Он остановился и облокотился на ограждение.
– Позавчера мне стало известно, что большевики сумели решить и её.
Голос прост и обыден, но первый вздрогнул, словно от удара и ухватил товарища за руку.
– Спокойнее, Семен Николаевич. Спокойнее… – оглядываясь по сторонам, сказал князь. – Не ровен час меня за карманника примут…
Он осторожно разжал чужие пальцы на своем запястье.
– Точнее?
Понизив голос и отвернувшись к реке, князь спокойно сказал:
– Особая лаборатория товарища Иоффе за успехи в социалистическом соревновании выдвинута на награждение переходящим Красным знаменем.
Семен Николаевич поморщился, и князь добавил серьезно.
– Зря морщитесь. Мой человек в институте видел установку в действии. Думаю, что месяца за три краснопузые доведут её до нужных кондиций и задумаются, что с ней делать дальше, как употреблять… К этому времени мы должны быть готовы.
– Три месяца? – Семен Николаевич что-то прикинул и покачал головой. – Нам не успеть…
– Надо успеть…
– Или сделать так, чтоб три месяца превратились в шесть… И вы правы… Профессора пора будить.
Год 1928. Февраль
Германия. Геттинген
Сон сгинул. Мир вокруг стал четче, резче, словно кто-то смахнул пыль со стекла, сквозь которое он смотрел на него. Такие сны приходили к нему редко, и казались напоминанием о чьей-то чужой, случайно прожитой жизни. Господи! Присниться же такое… Вместо нормального сна, полагающегося каждому лютеранину…
Хотя, что нормального теперь в Германии? Ничего! Чего уж удивляться таким снам?
После Черного Вторника двадцать третьего года, когда за доллар давали четыре миллиарда двести миллионов марок Германия так и не оправилась… Деньги стали мусором, бумагой не стоившей ничего. А в прошлом году, подгадав как раз под 13 число, и второй раз фатерлянд на ногах не удержался и в туже грязь со всего маху…
Он закряхтел, расправляя затекшие ноги.
Все тут не слава Богу. Нет денег. Ни на что нет денег. Ни на науку, ни на опыты…
А в России сейчас все по-другому…
Хотя где ж та Россия – теперь на территории старой Империи растет новая – Союз Советских Социалистических Республик. И царь новый – Иосиф Первый…
Мысли о России посещали профессора почти месяц. Он думал о ней не как о недавнем враге его Империи, а как о стране, в которой происходит что-то необычное…
Память вернула ему воспоминания двадцатилетней давности, когда он учился в Санкт-Петербурге.
Там тоже зима… Только другая. Здешняя, похабная, какая-то, не похожая на русскую, немецкая зима – сырость, промозглый холод и темнота, ветер треплет ветки лип на Фридлендверг.
Хоть и холодно, а другой тут холод, фальшивый…
Русский холод он как соленый огурчик из дубовой бочки, с хрустом, со льдинкой на зубах… А тут. Хотелось сплюнуть отчаянно, но он только вздохнул. А тут кисель какой-то. Не снег, ни дождь…
Слякоть и бедность…
Что делать? Что?
Не поднимаясь с кресла, профессор Вохербрум протянул руку к серебряному подстаканнику, отхлебнул чайку, поднял старое серебро на уровень глаз и с удовольствием прочитал: «Его превосходительству профессору Санкт-петербургского университета господину В.В. Кравченко от сослуживцев». Подстаканник попал к нему лет пять назад какими-то неведомыми путями. Попал и остался, словно и впрямь что-то значил для него.
«Теперь там, наверное, таких не дарят», – подумал хозяин кабинета. – «Красные знамена, вымпелы… Да не людям. Не личностям, а трудовым коллективам… Как это во вчерашней „Правде“? „Время одиночек прошло“… Что ж. Может быть в этом они не так уж и не правы… Интересы личности – ничто! Интересы коллектива – все!
За прозрачным изогнутым стеклом чайного стакана виднелся желтоватый лист позавчерашней газеты. С тех пор как в Германии стало можно купить „Правду“ он старался не упускать возможности почитать новости с края света.
Как к ним не относись, а в одном они правы. Большое дело в одиночку не поднять. Коллективы, звенья, бригады… В одиночку трудно, а без денег просто невозможно. Он вспомнил, сколько ушло на экспериментальный образец его установки, и с досадой тряхнул головой. Пожалуй, этот подстаканник и впрямь последняя ценность оставшаяся в доме.
Взгляд пробежал по полосе и наткнулся на знакомое имя. В набранной мелким шрифтом небольшой заметке говорилось о награждении. «…Наградить лабораторию товарища Иоффе А.Ф. переходящим красным Знаменем за успехи в деле укрепления обороноспособности СССР». Что-то крутилось в голове, связанное с этим именем, но что? Ведь вчера было то же самое. Учились они вместе, что ли? Так и не вспомнив, досадливо махнул головой и перевел взгляд ниже.
Там имелась большая фотография. Не секретной лаборатории, конечно, а передовиков – шахтеров.
На фотографии из шахты вылезали герои-ударники. Шахтеры несколько вымученно улыбались. Зубы у них сверкали как у обожаемых большевистскими политическими пропагандистами негров, плечи ширились нерастраченной силой. При всем при том были они чистыми, словно работали не с углем, а со снегом или же где-то в недрах земных прятали хорошую баню.
Он улыбнулся детскому простодушию пропагандистов.
Ниже заметки про шахтеров колонкой из девяти абзацев мир стремился поделиться с ним своими бедами.
В Эфиопии итальянцы резали негров. На Дальнем востоке китайцы и японцы делили что-то между собой и в делёжке отчего-то принимали участие американские канонерки. На КВЖД опять провокации… Что в русских, что в своих, немецких, газетах одно и тоже…
Взгляд сквозь окно улетел к качающимся на ветру ветвям.
Мысли его были просты – о будущем.
Тут и не поймешь уже, что лучше – то ли безрадостная бедность европейского захолустья, а Германия, чего уж там скрывать, и стала таким вот захолустьем, или строительство новой Империи. По здравому рассуждению следовало уехать в САСШ, там-то уж… Но отчего-то душа не принимала такого решения. Ах, Россия, Россия. Приворожила она его что ли?
Конечно, чем рано или поздно заканчивается строительство Империй, он знал. Империя развивается, ей становится тесно в отведенных Всевышним границах и те начинают потрескивать. Сперва тихо, потом погромче, а потом получается то, после чего все хватаются за головы – «Как же это мы все просмотрели?».
А с другой стороны все и так идет к одному и от него не зависит… Когда это было, чтоб от умных людней в этом мире что-то зависело бы? Мир сам по себе безо всякого его участия все больше и больше походил на пороховую бочку.
Вот в 1914 году такого не было. Тогда в газетах печатали новости, а не неприятности со всего мира… Хотя возможно этих неприятностей в те времена вовсе не было?
Он вдохнул.
Если так, то совсем все плохо… А чем все кончилось? Мировой бойней… Что будет с миром, если предвоенные новости нельзя сравнить с тем, что печатают нынешние газеты? Да что было, то и будет.
Как и во все времена, вожди рвали мир на части. Пока они только пробовали силы, выбирали куски пожирнее, но рано или поздно они решатся откусить своё. Или то, что считают своим…
Надо что-то делать… Надо… Иначе будет поздно.
Он пододвинул поближе лист бумаги и несколько секунд подумав, решительно опустил перо в чернильницу.
«Дорогой господин Сталин!..»
Год 1928. Февраль
СССР. Москва
… В буфете Наркомата Обороны пахло рыбой.
Запах плавал в воздухе, рождая неодолимое желание заказать пива, но вместо этого профессор Иоффе взял стакан чая и бутерброды. Несколько секунд он поверх очков оглядывал зал, прикидывая куда бы сесть, пока не услышал, как кто-то его окликает.
В сторонке от галдящей молодежи с Уральских заводов, за столиком на двоих, сидел давний друг-соперник Владимир Иванович Бекаури. Абрам Федорович довольно улыбнулся. Проиграл коллега. Вчистую проиграл прошлый год!
Хорошая это, все-таки, штука – социалистическое соревнование. Полезная.
Они сидели друг перед другом – товарищи и соперники одновременно. Совещание закончилось и теперь, в стороне от чужих ушей и глаз, изобретатели могли поговорить о своей работе. Конечно, не положено было вести такие разговоры, но среди своих-то, отчего не поговорить? Чужих тут быть не могло, да и за галдежом молодых передовиков никто ничего не услышит…
– Поздравляю вас, Абрам Федорович, с награждением преходящим Красным знаменем… Хорошо про вас сегодня Нарком сказал! – с несколько кисловатой улыбкой поздравил коллегу Бекаури. – Так понимаю, создали таки вы свой „фонарь Плутона“?
Невозмутимо пережевывая бутерброд с балтийской килькой, профессор Иоффе отозвался.
– Что ж это вы, Владимир Иванович, чужими-то тайнами интересуетесь? Не иначе как боитесь в социалистическом соревновании проиграть?
Его визави откинулся на скрипучем стуле и несколько нервно ударил по столу пальцами.
– Ничуть. Думаю, что первый квартал за мной будет! Мои-то изделия уже в полной боевой готовности. Хоть сейчас на полигон.
– И у меня все в полном порядке, дорогой Владимир Иванович. Можете совершенно за меня не беспокоиться.
– Что и комиссия уже приняла? – все-таки забеспокоился Владимир Иванович.
– Да нет еще. Жду.
Профессора забавляло смотреть, как его коллега совершенно по детски переживает неудачу. Тот с явным облегчением вздохнул, но любитель килек расчетливо добавил:
– Пока только опытный образец есть.
– И…? – вновь напрягся Владимир Иванович.
– Линейный корабль за четверть часа располосовал, – скромно сказал Абрам Федорович, отрывая кильке голову. – От борта до борта.
Владимир Иванович дожевав бутерброд, возразил с изрядной долей показного сарказма в голосе.
– Подумаешь… Архимед, как вам известно, вообще зеркалами обходился, когда корабли жег.
– Так то Архимед, – согласился его оппонент. – Куда уж нам грешным до него…
Он страшно захотел похлопать коллегу по плечу, но сдержался.
– Да вы не расстраивайтесь, Владимир Иванович. Второе место тоже почетно. Работайте над своей дрезиной, или что у вас там… Может быть, даже вымпел получите за второе место.
– Нет уж, Абрам Федорович! Первый квартал за мной! Не отдам и не просите… Штука эта ваша, наверное, хороша, но у Красной Армии другие планы! Вы доклад Тухачевского читали? Война моторов! Танки! Вот как! А у вас…
– А что у меня?
– Тяжело, верно ваш фонарик-то с места на место передвигать? Махина, поди?
Прав был коллега, прав, но Абрам Федорович нашелся.
– А у меня разные образцы есть. И побольше и поменьше… На все случаи жизни.
– Что бы вы не говорили, а для маневренной войны ваш аппарат не годится!
Абрам Федорович недоуменно пожал плечами.
– Нет, конечно. Да ведь и задача была четко поставлена: Оборонительное оружие прямой видимости. Если такой „фонарик“, как вы выражаетесь, поставить на хорошую гору, то в радиусе прямой видимости, а это думаю километров тридцать – сорок, целых врагов у нашего государства не окажется.
Стул под Владимиром Ивановичем скрипнул. Профессор, довольный тем, что услышал, откинулся назад.
– Вот – вот. С вашими масштабами только какой-нибудь Ватикан или Андорру оборонять. Мировая Революция наступать должна, а не на горах отсиживаться…
– Вот для этого вы свою дрезину и изобретайте, – отправляя в рот очередную рыбку, улыбнулся Иоффе. – Вы дрезиной всякую мелочь истреблять станете, а я уж тем займусь, что вам не под силу окажется…
Год 1928. Февраль
Французская республика. Париж
…Агент Коминтерна Владимир Иванович Дёготь нервничал.
Человек, которого он ждал, опаздывал. Точнее, если уж придерживаться бытовавших тут норм морали – задерживался. Отчего-то априори предполагалось, что у народного избранника, депутата парламента, столько важных забот, что они его задерживают, а уж удел всех остальных бездельников, вроде него, тратящих свою жизнь неизвестно на что – опаздывать.
«Не торопится господин социалист!» – подумал агент Коминтерна. – «Дьявол! И почему-то никто не хочет учитывать то обстоятельство, что ты находишься тут на нелегальном положении и во вчерашнем „Русском слове“ о тебе напечатана целая статья, хорошо еще, что без портрета. Сволочь, этот Бурцев! Белая шкура!»
Он аккуратно оглянулся. Опасности гость из СССР не чувствовал.
Обычное Парижское кафе, каких в городе тысячи, оно и выбрано-то было именно из-за своей неприметности. Десяток столиков, старые стулья, облезлая стойка, разросшийся фикус, запах кофе и анисовой водки в воздухе. За большими, в половину стены окнами – дождь, расплывчатые силуэты прохожих. Народу тут с его приходом не прибавилось. Хвост, или то, что показалось хвостом, он благополучно стряхнул в универмаге «Самаритен». Правда, прятался тут один подозрительный тип за фикусом, но, скорее всего на счет него он ошибался – тот сидел там до его прихода и его столик густо покрывали пустые рюмки.
Чтоб не привлекать к себе внимания он и сам заказал кофе с круассанами. Теперь кофе остыл, и коминтерновец без удовольствия прикладывался к чуть теплой чашке.
Входной колокольчик тихо звякнул.
Ага! Вот и он! Наконец-то…
Хорошо одетый мужчина с лицом честным и открытым, которые так нравятся старым девами и провинциальным журналистам, остановился в дверях, стряхнул с зонта капли Парижской погоды и обвел взглядом зал. Дёготь поймал взгляд, призывно взмахнул рукой. Солидно, словно океанский лайнер, случайно забредший в речной порт, новый гость пошел к столу. Видно было, что человек привык совсем к другой обстановке.
Коминтерновец привстал и слегка поклонился. Обошлось без паролей. Лидер парламентской фракции социалистов был личностью достаточно известной, чтоб Дёготь узнал его без всяких условных знаков.
– У меня для вас посылка, мсье.
Из бокового кармана посланец Коминтерна достал небольшой, толщиной с указательный палец замшевый мешочек и положил на стол перед собой, прикрыв его краем блюдца. Француз осторожно коснулся мешочка, словно боялся, что тот растает.
– Что там?
– Бриллианты. Пять камней. Четыреста двадцать шесть карат, – ответил агент Коминтерна, продолжая поглядывать по сторонам.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Звездолет «Иосиф Сталин»'
1 2 3 4 5 6 7