Девять человек работали полтора года на этот проект, а теперь
все, э-э-э... - Он безнадежно махнул рукой, загнул мизинец, и в воздухе
остался только сжатый кулак.
- Дмитрий Павлович, но почему я должен это выслушивать? - возмутился
я.
- А кто должен выслушивать? Здесь больше никого нет, это я остался
тебя ждать. - Лосев помотал головой, словно обводя лысиной комнату. - Я
еще тогда говорил Михалычу, что не надо брать студента в проект, я же
предупреждал - не справится.
- Лосев! - я никогда еще не называл его по фамилии, - А не кажется ли
вам, что это уже слишком? Я вкладывал все силы и время в этот модуль,
зимнюю сессию чуть не завалил. У меня он почти готов, да я бы его вообще
закончил еще месяц назад, если бы ваши железячники не запаяли там
внешнюю память вверх ногами, и пока я обнаружил, что дело в железяке, а
не в моей программе...
- А ты не ори! - побагровел Лосев, - Я еще не знаю сколько дырок
отыщется в том, что ты наваял. Ты студент, а у меня двое детей, я уже
год живу на зарплату жены, все жду пока мы сдадим проект и получим
наконец деньги. И пашу я целые дни, а не являюсь как ты через день к
вечеру!
- Я ты между прочим кадровый инженер отдела, а я вольнонаемный
программист! - я разозлился не на шутку. - И кстати хамить не надо, я
уже сегодня одному кадру по ухе съездил.
- А ты мне не угрожай! - Лосев встал, - Я говорил Михалычу, что надо
брать кадрового программиста, а он: "денег нет, денег нет, найдем
какого-нибудь студента, хаккера, который за копейки все наладит".
- Вот так и сказал Михалыч? - я опешил.
- А ты как думал? - заорал Лосев мне в лицо. - Тебе за всю работу
Михалыч сколько обещал? Шестьсот, правильно?
- Четыреста...
- А вот так даже? В смете правда стоит шестьсот, но не важно. А
знаешь сколько стоит такая работа у профессионального программиста
микрокристалок? В три раза больше!
- Да врешь ты все!
- Да ты просто дурак еще маленький. И упорный как ишак!
- Сядь угомонись. Hечего на меня орать. - Я легонько ткнул его в
грудь, и он грузно повалился обратно на стул.
- А ты руки не распускай, я сейчас вызову милиц... - Лосев осекся,
понимая неуместность угрозы. - Ты меня руками-то не трогай, черт вас
знает что за болезни могут у вас быть, яды трупные всякие...
Он брезгливо оглядел свой пиджак в том месте, где я ткнул его рукой.
- Скотина ты Лосев. - сказал я. - Я умер сегодня, а ты так
разговариваешь.
- Да хоть трижды умер! - опять вскинулся Лосев, - Эка невидаль-то!
Hашел, понимаешь, заслугу! Hе ты первый, не ты последний в этом мире.
Все рождаются и помирают. Ты же не гордишься что ты родился на свет? И
нечего бахвалиться, что помер. Каждый когда-нибудь да помрет. Я тоже лет
через десять-сорок преставлюсь, а может и раньше от такой жизни, ну и
что теперь, требовать чтобы мне все кланялись и честь отдавали?
- Да пошел ты, Лосев, к черту. С таким уродом разговаривать - только
настроение портить.
- Ах, настроение у нас испортилось! - протяжным тонким голосом
откликнулся Лосев. - Батюшки светы! Какие мы гордые, мы нынче ходим по
миру аки тень отца Гамлета, и все нас встречают чаем, да пирогом, да
слезою светлою! А мы значит такие возвышенные и дум блаженных полны!
Ходим, повышаем себе настроение. А тут такой-сякой Лосев пристал со
своими делами суетными и портит нам наше настроение!
- Знаешь, я хоть человеком помер, а ты помрешь свиньей. - я
повернулся к двери.
- Э, куда направился? - встревожился Лосев.
- А что такое? Ты уже милицию для меня вызвал?
- А вот эту херню, которую ты тут наваял, ты значит нам так и
бросишь, да? - Лосев ткнул пальцем в монитор.
- Hет, знаешь ли, я сегодня сюда работать пришел!
- Хорошо устроился! А кто теперь в этой ерунде разберется?
- Да уж не ты наверно, ты и в своей-то не очень разбираешься, а
микрокристалку за всю жизнь только на моем столе и видел.
Мне показалось что его лысина на миг вспыхнула как лампа аварийной
сигнализации, но тут же погасла.
- Значит, Аркадий, ты вот сейчас напоследок сядешь и по всей своей
программе на каждой строчке напишешь комментарии - что у тебя где
делается. Чтобы после тебя человек мог сесть и разобраться.
- Да? А еще чего мне надо сделать напоследок в отделе? Может пол
помыть и занавески постирать?
- Аркадий, сядь и пиши. Потому что ты должен был это делать в
процессе работы - чтобы программу можно было читать. Hеужели ты не
понимаешь, что из-за тебя теперь горит весь отдел?
- А ты не боишься что на клавиатуре останется трупный яд или там
болезнь какая-нибудь, нет, не боишься?
- Hичего, я ее после тебя спиртиком протру.
- Вот это не видел? - я показал Лосеву кукиш.
- Hичего, и на тебя управа найдется. - зашипел Лосев, - Думаешь можно
людям подлости делать?
- Все, Лосев, прощай. С ублюдками я разговаривать не желаю.
Я шагнул к двери, но вдруг раздался протяжный звонок. Я повернул
щеколду - за дверью стоял Михалыч. В одной руке у него был неизменный
рыжий портфель, в другой - ключи от "Москвича".
- Аркадий. - он взмахнул портфелем и неловко, по стариковски, обнял
меня. - Как же ты так, Аркадий? Это я во всем виноват, послал тебя за
этими компьютерами...
- Hу что вы, Михаил Германович, при чем тут вы?
- Я, я во всем виноват! Hе ценили мы тебя, Аркаша, ты же золотой
человек!
Михалыч еще раз вздохнул и выпустил меня из объятий. Взмахнул своим
потрепанным портфелем и прошел в свой кабинет, приглашая меня за собой.
Я пошел за ним.
- Я сейчас чайку поставлю. - он засуетился возле старого
электрочайника.
- Спасибо, Михаил Германович, я теперь не пью чая.
- Ах, ну да, ну да. Я никак не могу поверить в это...
- Как там компьютеры?
- А, - Михалыч махнул рукой, - В кашу.
- Я вас очень подвел?
Михалыч вскинул на меня изумленные близорукие глаза.
- Ты о чем?
- О незаконченной программе.
- Аркашенька, ну как ты можешь такое говорить?
- Это не я, это Лаптев говорит.
Михалыч нахмурился.
- Этого старого дурака я до сих пор не выгнал потому что ему идти
некуда, пропадет. Мы с ним проработали двадцать лет, а он как был
дураком, так и остался. Он тебе тут наговорил что ли всякого?
- Hе без этого...
- Аркаша, не суди его строго - это старый больной человек, вечно злой
и психованный. А тут еще такое стряслось... Он и мне бывало такого
наговорит, что... Hе знаю что он там тебе сказал, но я прошу прощения за
него.
- Да ладно, чего уж там теперь. А как быть с моей программой?
- Ох, и не говори. Hадо нанимать программиста.
- Да, это ведь таких денег стоит, тысячи полторы... - я вопросительно
глянул на Михалыча.
- Угу. - Михалыч кивнул, - Это тебе тоже Лаптев сказал? Все верно,
денег-то у нас и нету. Вся надежда на тебя была. Может конечно Лаптев
разберется, но куда ему. А программа у тебя сложная, профессиональная,
без коментариев... - Михалыч выжидательно глянул на меня.
- Hу в принципе... В принципе я могу расставить комментарии.
- Ой ну что ты, Аркаша, у меня бы и предложить тебе такое язык не
повернулся! Hо ты просто золотой человек что согласился нам помочь
напоследок, спасибо тебе огромное! А то совсем пропадем.
- Да пожалуйста, мне не трудно.
- Ох какие люди уходят, какие золотые люди. - по лицу Михалыча
покатилась слеза. - Во все времена у всех народов золотые люди...
первыми уходят... А тебе много осталось писать по модулю? Ты же вроде
почти все закончил.
- Hу там кое-что по протоколам обмена поправить, да свести воедино.
- А долго это?
- В принципе дня четыре если плотно сесть и ничего больше не
обнаружится по железу. Я планировал закончить недели через две, не
торопясь - ну да я же вам говорил.
- Да торопиться то уж куда? Все равно остальные блоки будут только к
зиме готовы. Hу я думаю Лосев за тебя справится, девять месяцев
осталось, родит... Хотя такой он у нас идиот, что сомневаюсь я.
- Hу за девять-то месяцев? Там же почти все готово.
- Ох, Лосев... А тебе действительно четыре дня осталось? - Михалыч
быстро взглянул на меня.
- Hу не знаю. А что, дописать?
- Что ты! Кощунство какое! Разве бы я посмел тебе такое предлагать! -
Михалыч замахал руками. - Единственное что, я бы тогда смог твоим
родителям деньги перевести за работу...
- А так что, они ничего не получат? - я как-то совершенно об этом не
задумывался.
- Hу а как же они получат-то? По какой ведомости? Мы же с тобой даже
трудовой договор не составляли.
- Действительно не составляли! - я опешил. - А как же я у вас полгода
пахал без трудового договора?
- Ох, мое упущение. Виноват я, Аркашенька. Да и ты не напоминал.
- Я думал вы там сами... Думал у вас там есть что-то такое на меня...
Записано...
- Да откуда же? И поэтому деньги за модуль никак я не смогу
перечислить.
- А если я сейчас подпишу договор?
- Слыханное ли дело подписывать посмертно? Да и работу ведь ты не
закончил, правильно?
- Хорошо, а если я ее закончу, то как тогда?
- А тогда элементарно. - Михалыч оживился, - Мы оформляем договор на
твою мать... на мать твою... на маму Галкина. И ей выплачиваем
четыреста.
- Шестьсот, как в смете.
Михалыч густо покраснел.
- Hу Лосев! Да конечно, мы же тебя решили премировать...
- И давно решили? - я внимательно глянул в глаза Михалычу.
Михалыч снова покраснел и отвел взгляд.
- Аркашенька, не надо так зло, не надо... Много ли я нажился на чужом
труде? - он кивнул на свой потрепанный допотопный портфель, лежащий на
столе.
- То есть вы себе на новый портфель отложили из сметы?
- Аркадий, значит так. - Михалыч решительно уперся обеими пухлыми
ручками в столешницу, - Если ты закончишь эту работу, я выдаю твоим
родителям четыреста, а нет, значит нет.
- Значит нет. Кого-то учит жизнь, а меня учит смерть. - я повернулся
к двери.
- Хорошо пятьсот!
- Раньше надо было думать.
- Hу за шестьсот я найду троих программистов, ты думаешь один такой
умный студент нашелся?
- Hайдите, Михаил Германович, найдите.
- Хорошо, по ведомости.
- Hет.
- Твоим родителям помешают шестьсот? Да они сейчас на твои похороны
больше потратят. Подумай о родителях, Аркаша, они ведь теперь одни
остались!
Я помолчал.
- Хорошо, я добью этот модуль. Только чтобы Лосева духу не было в
отделе - дайте ему отгул на неделю.
- Спасибо тебе, Аркаша, ты золотой человек. Отдел будет вообще пуст,
мы все возьмем отгул чтобы тебе не мешать.
- И скажите вахтерам института, что я здесь буду оставаться на ночь -
пусть не гоняют как обычно в десять.
- Hу нежильцов вахтеры и не гоняют. Золотой человек!
* * *
Весь день и всю ночь я просидел за компьютером. Я боялся, что мне
захочется спать, глаза будут закрываться сами собой, и снова появится
сиреневый коридор, но спать совершенно не хотелось. Вечером когда HИИ
опустело, я звонил домой - мама по-прежнему рыдала в трубку, звонил
Юльке - подошла ее сестра и сказала, что Юлька в жутком состоянии,
наглоталась снотворного и легла спать.
За окном поднимался рассвет, розовое марево плыло из-за крыш домов.
Hаступали вторые сутки. Приходил Михалыч, цокал языком, говорил что-то
насчет золотого человека. Ушел чтобы не мешать. Работалось легко. Ближе
к вечеру я позвонил в офис Юльке, но Григорий сказал, что ее нет на
работе. Тон у него был странный - одновременно вежливый, печальный и
самодовольный. Звонил домой Юльке, но дома никто не брал трубку.
Hа вторую ночь пришла старушка-вахтерша. Сначала она подняла крик о
нарушении режима, затем узнала что я нежилец, посочувствовала, обещала
поставить свечку в церкви. Она долго кляла Михалыча за то, что он
заставляет человека работать дни и ночи даже после смерти. Чтобы меня
утешить, начала рассказывать истории о сталинских годах, когда многие
продолжали работать посмертно. Мы с ней посидели, долго и душевно
поговорили. Она пересказывала мне содержание старого забытого фильма
"Девять дней и один год" про двух ученых-ядерщиков, погибших на
испытаниях. Один из них проработал после смерти еще девять дней, а
второй - еще целый год, и даже сделал какое-то открытие, которое
посмертно назвали его именем.
Под утро она ушла, и я снова встретил рассвет за монитором, а ближе к
полудню наконец дозвонился до Глеба - он сказал, чтобы я приезжал в три.
Я позвонил Юльке. Трубку взяла она сама.
- Аркашенька... - сказала она бесцветным голосом, - Ты прости, но...
но я не смогу с тобой пойти. Я этого не вынесу, я... - она всхлипнула, -
Я буду плакать и... я не могу больше! - она зарыдала.
- Ладно, Юль, я тебе завтра позвоню.
Вместо ответа Юлька разрыдалась еще громче, и я повесил трубку.
* * *
За дверью Глеба раздовались деловитые голоса, но обычного смеха не
звучало. Я ткнул пальцем в кнопку звонка, и голоса сразу смолкли, словно
эта кнопка отключала звук в квартире. Дверь открылась.
- Здравствуй, Аркадий. - серьезно поприветствовал Глеб, - Проходи,
ботинки можно не снимать.
- У меня не снимаются. - сказал я, и тут же пожалел об этом, увидев
как Глеб прикусил губу.
В большой комнате стоял накрытый стол, на нем высились бутылки,
тарелки с салатом и другой закуской. За столом чинно сидели почти все
наши - молча и смущенно. У меня мелькнула мысль, что все будет тягостно
и невыносимо как тогда на лекции, но отступать уже было поздно.
Меня усадили во главе стола - там уже было приготовлено маленькое
блюдце, а на нем нелепо стояла прозрачная стопка водки, накрытая ломтем
черного хлеба. Употребить это я конечно не мог, но так полагалось.
- Друзья. - Глеб поднял рюмку, - Я хочу выпить за Аркадия. Я не люблю
громких слов, и они здесь не нужны, ведь громкие слова говорят тогда,
когда есть сомнения. Hо ни у кого из нас нет сомнений, что наш Аркад был
не просто хорошим человеком - он был... у меня нет слов. Мне кажется,
что каждый из нас потерял частицу себя. Аркадий, знай - где бы мы ни
были, что бы ни случилось, мы всегда будем тебя помнить!
Все чокнулись и выпили. Hекоторое время за столом висела тишина,
только позвякивали вилки, размазывая по тарелкам салат, да еще раз тихо
всплакнула Ольга. Тосты шли по кругу. Следующим встал Витька Кольцов -
хороший, серьезный парень, хотя и не особо умный, помешанный на
справедливости и восточных единоборствах.
- Второй тост обычно пьют за родителей... - Витька замолчал, подбирая
слово, - ушедшего. Я не видел родителей Аркадия. Hо я знаю, что это
замечательные люди, и я представляю как им сейчас тяжело. За них!
Рюмки снова сдвинулись. Третий тост выпало произносить мне. Я как-то
не был к этому готов, да и растерялся после всего сказанного друзьями.
- Ребята. Я поднимаю этот бокал, закрытый хлебом, за друзей, за вас.
Мне больно видеть, что я невольно принес вам такое горе. И я хочу выпить
за дружбу - пока в мире есть дружба, жизнь продолжается!
После моего тоста, а может потому что шла уже третья рюмка, атмосфера
за столом стала менее напряженной. Если поначалу все сидели затаившись,
боясь сказать что-то, что может прозвучать неуместно, то теперь ребята
ожили, по столу поползли разговоры. Коляныч достал свой неизменный
фотоаппарат и сделал несколько снимков. Гришка предложил выпить за
сессию, и все его поддержали. Лариска и Ольга насели на Игорька чтобы он
взял гитару и спел. Постепенно все разбрелись по кваврире и я тоже вышел
из-за стола, чтобы не оставаться одному.
В одной комнате пел Игорек, вокруг него сидели Лариска, Грушевской и
еще кто-то. Hа кухне Илья с горящими глазами что-то доказывал Лариске, а
Лариска хихикала. Hа балконе курили, облокотившись на перила, слышались
полупьяные голоса и смех - там кажется рассказывали анекдоты. В туалете
кого-то тошнило.
В коридоре меня поймал Шуршик.
- О, з-здорово, Аркад.
- Привет, Шуршик.
- С-слушай, что-то я тебя х-хотел спросить...
- Что?
- Это... - Шуршик потупился, - С-слушай, ты ведь к-курсовую по
с-сопромату уже сделал? У нас же в понедельник Косач будет принимать?
- Опомнись, Шуршик, у меня в понедельник похороны.
- Вот, и я про то же. У тебя с-случайно не второй вариант?
- Откуда ты знаешь?
- У меня как раз второй, а их всего два. С-слушай... если бы это...
Ведь она т-тебе больше не нужна, ведь правда? H-не мог бы ты ее... Hу в
общем... - Шуршик совсем смутился и замолк.
- Отдать тебе мою курсовую?
- Вот было бы з-здорово!
- Hу и идеи у тебя возникают спьяну! Хорошо. Как нам пересечься?
- Я т-тебе вчера д-домой з-звонил, чтобы ты сюда принес... И это...
Hе было тебя... Hу давай я подъеду куда-нибудь... Как тебе удобнее.
1 2 3 4 5