потом возмутился:— Хорошенькое дельце! Я придумал про ром, и мне же ничего не дают… Свинство!Но делать было нечего…Голубь между тем произнес на лестнице маленькую речь:— Солдаты, если кто из вас выпьет хоть каплю, тот, считай, растоптал свою воинскую честь, и клянусь, я пристрелю того на месте.— К чему эта мелочность, — прогудел Троппауэр, — уж один-то стаканчик…Но Голубь так на него посмотрел, что он сразу замолк. На улице они с разбегу врезались в беспокойную толпу солдат.— Ура! — крикнул Голубь. — Свобода! По домам, ребята! Не будем ждать, пока откроют воду, пошли промочим горло! В погребе есть ром! Разве мы не заслужили пары глотков после стольких мытарств?— Верно! — подхватил Троппауэр.— Верно! — загалдели многочисленные выпивохи. Через минуту погреб был взломан.В бочки вонзились штыки, топоры, у кого что нашлось. И мигом во все стороны устремились потоки рома, кругом хохотали, что-то выкрикивая.— Ого! Да это виски, — пробормотал кто-то, и все сгрудились вокруг него, как бараны…Вскоре и гармошка запиликала…— Что здесь происходит?! — крикнул с лестницы Адрогопулос.«Это опасный человек. Он давно шепчется с Пенкрофтом», — промелькнуло в сознании Голубя.— Солдаты! — испуганно вопил грек. — Нельзя напиваться! Тогда всему конец…Шатаясь, будто пьяный, Голубь подошел к нему…— Ты чего лезешь?… Иди лучше выпей с нами… Ты, что ли, будешь здесь приказывать… командир нашелся… На, пей…Грек в сердцах отстранил стакан, на что Голубь истошно завопил:— Ах, ты драться! Убью, собака!И пока грек не пришел в себя от изумления, ведь он и не думал драться, Голубь так саданул его в живот, что тот сперва повалился навзничь, а потом, как на санках, съехал в погреб. Но стоило ему вскочить, как на него обрушился очередной свистящий удар. Голубь понимал, что Адрогопулос все может испортить. От него необходимо избавиться!Легионеры решили, что это обычная драка, и, гогоча, обступили дерущихся.Неожиданно грек схватил соперника в охапку. Голубь не без тревоги почувствовал, что перевес на его стороне: руки у борца были словно из мрамора. Удар снизу в подбородок — и у Голубя потемнело в глазах. Он вслепую ответил хуком. К счастью, попал. Грек покачнулся… Привалился на секунду к бочкам, готовясь к прыжку. Его бородатая физиономия исказилась злобной гримасой и…С самого верха пирамиды из составленных друг на друга бочек — может быть, потому что он качнул ее своим мощным торсом — на голову ему свалился небольшой бочонок гектолитра в два и расплющил ему череп…Солдаты на секунду обомлели.Троппауэр тем временем выполз из-за пирамиды: сообрази кто-нибудь, что это он сбросил на голову Адрогопулоса два гектолитра, беды не миновать.— Будешь знать теперь… — заплетающимся языком проговорил Голубь, — как приказывать легионерам… Дерьмо… Довольно мы терпели!Кто— то завопил, что нашел коньяк. Все с нечленораздельными воплями столпились вокруг него, и вскоре возле мертвого грека не осталось ни души.Гармошка Голубя грянула любимую песню;Le sac, ma foi, toujours au dos!…Они пели и пили. Некоторые за неимением сосудов зачерпывали ром кепи. Половины запаса уже как не бывало. В самом дальнем углу сверкали ножи, кто-то выяснял отношения. Другие в беспамятстве валялись на земле, погреб наполняли хриплые возгласы, а гармошка все пела и пела…Смеркалось. Голубь продолжал играть. Кучка жандармов повздорила с легионерами. Прогремели выстрелы… Появились первые жертвы веселья, человек пять-шесть. Никто даже и не вспомнил о Хильдебранте и конвое… Шполянский, Троппауэр и все, кто был в отряде, не смели взять в рот ни капли. Вон он, Голубь, сидит на лестнице, наигрывает на гармошке, а на коленях у него огромный унтер-офицерский револьвер.К половине седьмого рота лежала в лежку. Выпито было столько, что и поверить трудно……Батиста и Латуре, связанные, более или менее отчетливо представляли себе собственное будущее: они слышали дикие возгласы… И вот, выстроенный в две шеренги, явился небольшой отряд в полной боевой готовности. Впереди Троппауэр и Пилот с нацеленными ввысь, подобно печным трубам, огнеметами. Командовал Голубь. Он быстро перерезал на унтер-офицерах веревки. Латуре вскочил.— Грязное отребье… Подлые предатели, мерзавцы!— Скажи, когда закончишь, старик, — спокойно перебил его Голубь, — поскольку у нас еще много дел. Или вам больше хочется ругаться, чем взять на себя командование отрядом и переловить бунтовщиков?Произнося эти слова, Голубь подал унтер-офицерам их оружие.— Что за дела? — глупо спросил Батиста.— Если бы мы вас не связали, вы бы пошли учить бунтовщиков уму-разуму и вас бы обоих прихлопнули. А нам еще пригодятся два таких бравых унтер-офицера, даже несмотря на то, что кое-кто из них уже не первой молодости… — Голубь повернулся к Латуре. — Мы обезоружили бунтовщиков, но они об этом даже не догадываются. Они ворвались в погреб, напились рому и едва держатся на ногах. Фельдфебель! Мы готовы идти за вами и схватить их… Да пошли же! En avant, папаша! Marche! — скомандовал он по уставу.— Если это правда… Аренкур… тогда я не стыжусь… что иногда жалел вас… когда вы отбывали наказание… — Глаза Латуре блеснули, редкие кошачьи усы победно устремились вперед, и он встал во главе маленького отряда. — A mon commandant!… En route! Marche!Когда тяжелые, громыхающие шаги приблизились к погребу, едва ли кто из находившихся там солдат мог подняться. Отряд остановился в дверях. На лежащих нацелились огнеметы, страшное оружие, способное в секунду сжечь всех, кто был внутри.— En joue! — прохрипел Латуре, и штыки скользнули вниз.…Через десять минут дверь погреба заперли на замок, а бунтовщики остались лежать на земле, крепко связанные… Нападение на жандармов было столь стремительным и неожиданным, что те не успели даже подумать о сопротивлении. Их быстро связали. Трех пленников — жандармов, которые не примкнули к восставшим, быстро освободили и выдали им оружие. Бенид Тонгут дал деру, через заднее окошко. Вскарабкался на бруствер в безлюдной части форта… У него была веревка… Сейчас он спустится с противоположной стороны и подождет там туземцев… Не сегодня завтра сокота будут уже здесь, в пустыне.Но Бенид Тонгут не подозревал, что за ним следят. Некто, у кого было к сержанту неотложное дело. Косые лучи заходящего солнца отбрасывали на камни длинные тени, когда жандарм добрался до бойницы. Кто-то метнулся к нему из полумрака и схватил за горло. Сержант увидел прямо перед собой беспощадное лицо Барбизона.— На минутку, приятель… — шепнул корсиканец.Бенид Тонгут почувствовал лишь, что горло ему раздирает жгучая боль, потом что-то хрустнуло… Потом он полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты…
2
Выглянув из окна и увидев толпу солдат, Финли отвернулся.Гардон вытирал потное, желтое от страха лицо.— Что вы обо всем Этом думаете? — спросил он лейтенанта.— Нам конец, — равнодушно ответил тот. — Если у них есть тринитрофенол, тогда мы бессильны, потому что они взорвут трубу. Потом, если действительно подойдут сокота и если бунтовщики нас еще не убьют, самое лучшее пустить себе пулю в лоб, поскольку я, естественно, не собираюсь сдаваться туземцам…— Но ведь… если нас возьмут в плен…— Бросьте! Они нас тут же прикончат.— Не уверен, более того… Какая им в том польза?Финли почувствовал отвращение. Даже если ты трус, умей все-таки владеть собой, коли видишь, что смерть неизбежна и помощи ждать неоткуда. И такой человек носит форму французского офицера! Снаружи послышался голос идиота:— Сделайте одолжение, стойте, иначе рядовой должен стрелять… Это приказ…— Проваливай к дьяволу! — ответил ему кто-то и, судя по всему, отпихнул в сторону, ибо дверь открылась и вошел Хильдебрант.— Рядовой! — отчеканил Финли. — Почему вы без разрешения и стука…— Подождите! — перебил его капитан. — Я командир. Что вам нужно? — обратился он к Хильдебранту.— Господин капитан! Легион прислал меня для переговоров с господами офицерами. Мы отказываемся дальше подчиняться! Мы хотим идти домой и пойдем домой. Никто нас не остановит. Офицеры не делали нам зла, и мы не собираемся их трогать. Форт тоже пусть стоит как есть. Скажите нам шифр, мы запасемся водой на дорогу, и Франция сохранит себе этот аванпост, а офицеры — жизнь. Но если вы этого не сделаете, тогда мы займем форт. Если понадобится, взорвем главный корпус, у нас достаточно тринитрофенола, так что сопротивление офицеров бесполезно. Мы в любом случае доберемся до воды. Но тогда мы взорвём водопроводные трубы, уничтожим форт и всех, кто не на нашей стороне. Таково решение восставшего гарнизона.— Убирайся! — вскричал Финли. — Мы не ведем переговоров с бунтовщиками, все вы…— Попрошу тишины! — значительно сказал капитан. Он не чувствовал непосредственной угрозы, поэтому опять заважничал. — Какая роль в этом деле отведена неким туземцам сокота? — — Сокота находятся на пути к Ат-Тариру. Через своего вождя они сообщили нам, что, если мы займем форт и им не надо будет бояться французских солдат, тогда они выведут нас тайным путем к британским владениям в Верхней Гвинее. Мы не хотим ссориться с туземцами, но и вас возьмем под защиту, если вы не вынудите нас повести себя иначе.— Выйдите ненадолго, — сказал Гардон Хильдебранту, — и подождите в коридоре.Хильдебрант понял, что победил. Он по-военному развернулся и вышел. Следом в дверь просунулась голова Карандаша.— Господин офицер… не надо убивать рядового?— Убирайся вон!Карандаш гоготнул и скрылся. Гардон свысока обратился к Финли:— Это дело, на мой взгляд, требует дипломатии. Геройство здесь ни к чему. Главное — форт и дорога. Так сказано в приказе. И пусть эти мятежники убираются, куда хотят. Я не беру на себя ответственности за уничтожение форта.Гардон напыжился и надменно посмотрел на своего заместителя.— Не хотите ли вы открыть им воду, капитан? Или, может быть, сказать шифр?— А почему бы и нет! Они хорошие ребята, только ожесточились. Немного дипломатии не помешает… Пусть уходят… так по крайней мере мы сохраним пост. Если они взорвут трубу, то форту конец… Мы не гложем лишиться этого важного военного, стратегического пункта.— Я не разделяю вашего мнения, господин капитан, — яростно раздувая ноздри, ответил Финли.— Правда? Ну да это неважно… Меня затем сюда и прислали, чтобы выполнять деликатные задачи… Господин лейтенант, я даю вам приказ проводить бунтовщиков к крану и сообщить им шифр сейфа.— Я отказываюсь повиноваться! — последовал незамедлительный ответ.— Вашу саблю!Резкими, быстрыми движениями Финли отстегнул саблю и положил ее на стол.— Идите в свою комнату и оставайтесь там до моих дальнейших приказаний. Я сам скажу им шифр и под свою ответственность открою кран… Рядовой!Через тонкую дверь было слышно каждое слово, так что Хильдебрант радостно влетел в комнату, и Гардон уже собирался открыть рот — но испуганно попятился.Из груди стоящего против него Хильдебранта неожиданно высунулся штык… Выпучив глаза и разинув рот, солдат на секунду замер… и грохнулся об пол. За ним с ружьем в руке стоял Карандаш, со штыка капала кровь…— Майор Ив, с вашего позволения, — тихо сказал он и посмотрел Гардону прямо в глаза. — Капитан! Отдайте вашу саблю Финли! Вы арестованы за измену родине… Глава двадцать шестая 1
Солнце закатилось за пески, и Кобенский, начальник конвоя, ждал сигнала: на стене форта должен был вспыхнуть прожектор.Но маленькая крепость безмолвно белела в надвигающихся сумерках, казалось, она вымерла.На людей навалилось предчувствие беды. Каторжники собрались у начала строящейся дороги, готовые по первому же знаку объединиться с конвоем. Арестантов возглавлял так называемый доктор Бордан и двое других приехавших, Лорсакофф и Маккар. Они раздали несколько ружей, совсем немного, сколько смогли провезти с собой в автомобиле. Тут же в двух ящиках стоял тринитрофенол.Режущими слух голосами захохотали гиены, над желтыми барханами зажглись первые бледные звезды.— Черт его знает… — пробормотал Кобенский, вглядываясь в безмолвный, словно всеми покинутый форт.— Что-то произошло, — сказал один из солдат.— Но что? Они помолчали.— Выясним, как только сменится конвой, — через головы арестантов сказал Лорсакофф.Пришло время развода. И ничего. На Сахару опустилась темная ночь. Стоявшие напротив каторжники и легионеры казались друг другу бесформенным нагромождением теней.Наконец ворота форта открылись. Изнутри вырвался сноп света, и даже издалека было видно, что к ним идет солдат…Один— единственный!Ворота за ним сразу же захлопнулись. Тень медленно, спокойно приближалась по дороге, которую уже порядком засыпало песком… Всего несколько шагов отделяло солдата от конвоя.И тут только его узнали.— Троппауэр! — воскликнул один из конвоиров. Действительно, это был поэт. Теперь ни у кого неоставалось сомнений, что что-то произошло.— Братцы! — сказал Троппауэр, подойдя к конвойным. — Меня послали к вам, потому что с арестантами я тоже на дружеской ноге… Случилась беда. В последнюю минуту большинство легиона передумало. Зачинщиков схватили, а остальные приняли решение не делать этой глупости и честно защищать форт…Воцарилась гробовая тишина. Душная, темная ночь всей своей жуткой тяжестью навалилась на бунтовщиков.…На стенах форта вспыхнул свет. Но это не был сигнал. По песку заскользили перекрещивающиеся лучи восьми или десяти прожекторов.— Ерунда! — выкрикнул Лорсакофф. — Солдаты не станут в нас стрелять!…— Ребята велели передать вам, — заметил Троппауэр, — что всех безоружных впустят. Но иначе будут стрелять. Закроют кран с водой и не откроют до тех пор, пока все не сдадутся…Последовала долгая пауза. Резко и монотонно кричала над лесом какая-то птица: ки-ри-ри… ки-ри-ри… ки-ри-ри… С шорохом перекатывая песок, над пустыней гонялся ветер…— Майор приказал конвою вернуться назад в форт, а арестантам в колонию, тогда он будет считать, что ничего не произошло… Только зачинщики получат по заслугам, — и он со вздохом добавил: — Вас, Кобенский, скорее всего повесят… Что ж, такова жизнь: сегодня здесь, завтра там. В конце концов, там у вас уже ничего не будет болеть.— Не слушайте этого предателя! — завопил Кобенский. — Он лжет!— Если понадобится, мы весь гарнизон разнесем в клочья! — вторил Лорсакофф.Но это отважное заверение не встретило особого восторга. Лишь Троппауэр подал голос в ответ, на той же истошной ноте:— Что мы, дураки умирать за вас? Зачем нам совать голову в петлю, когда мы можем выйти сухими из воды?! Лучше бы вы сюда не приезжали…— Ах ты собака! — взвился Кобенский и подскочил к Троппауэру. — Я тебе покажу, как носиться со своими идиотскими стихами…Поношений в адрес своего творчества поэт, естественно, не перенес, и Кобенский потом еще долго тихонько лежал на земле.Лорсакофф выхватил револьвер, но один из каторжников скрутил ему руку. На Маккара набросились двое солдат.— Мы не сумасшедшие подыхать за вас! — выкрикнул Тарзан с бородой Деда Мороза. — Троппауэр прав!— Сами расхлебывайте вашу кашу… — поддакнул другой скелет и, подняв в воздух иссохшую руку, погрозил кулаком доктору Бордану…Через десять минут безоружный конвой возвратился в форт, таща за собой связанных зачинщиков.Притихшие каторжники разошлись по своим жилищам и ждали решения своей участи… Глава двадцать седьмая 1
Офицеры собрались в комнате Делэя. Майор чувствовал себя немного лучше. Приподнявшись на локте, он курил в кровати. После обеда у него был приступ, и ему только теперь стало известно о событиях.— Честь наша спасена, — сказал Делэй. — Но мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока есть вероятность нападения сокота.— Знать бы, откуда они придут, мы бы с ними мигом расправились, — заметил Финли.— Но ведь мы не знаем, — сказал Ив. — И почти нет надежды узнать… Хотя часы, которые у того парня… часы — разгадка всему…Он словно не замечал, с каким удивлением смотрят на него остальные. Карандаш действительно изменился до неузнаваемости. От его худощавости веяло теперь энергией. Он стал похож на подтянутого, загорелого англичанина, ясный взгляд его светился умом.— Когда вы открылись Финли? — спросил Делэй.— Когда того симпатичного парня, которого вы приняли за меня, приговорили к «петле». Надо было спасать его. Тогда я и посоветовал Финли доложить вам о наказании в обхвд Гардона. Но сначала мне пришлось признаться, кто я. Финли достал из сейфа клеенчатый мешочек, который потом другой мой приятель подбросил легионеру. Там был бумажник Гризона, жетон с моим номером и какие-то исписанные листки. Со стихами. Я решил просмотреть стихи, вдруг о моем любимом Троппауэре тоже выяснится, что он ломает комедию и на самом деле шпион. Слава Богу, стихи совершенно меня успокоили.Вошел Латуре с Голубем.— Входите, мой друг… — обратился к Голубю Делэй. — Вы сослужили отечеству великую службу и достойны особой награды…— Господин майор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
2
Выглянув из окна и увидев толпу солдат, Финли отвернулся.Гардон вытирал потное, желтое от страха лицо.— Что вы обо всем Этом думаете? — спросил он лейтенанта.— Нам конец, — равнодушно ответил тот. — Если у них есть тринитрофенол, тогда мы бессильны, потому что они взорвут трубу. Потом, если действительно подойдут сокота и если бунтовщики нас еще не убьют, самое лучшее пустить себе пулю в лоб, поскольку я, естественно, не собираюсь сдаваться туземцам…— Но ведь… если нас возьмут в плен…— Бросьте! Они нас тут же прикончат.— Не уверен, более того… Какая им в том польза?Финли почувствовал отвращение. Даже если ты трус, умей все-таки владеть собой, коли видишь, что смерть неизбежна и помощи ждать неоткуда. И такой человек носит форму французского офицера! Снаружи послышался голос идиота:— Сделайте одолжение, стойте, иначе рядовой должен стрелять… Это приказ…— Проваливай к дьяволу! — ответил ему кто-то и, судя по всему, отпихнул в сторону, ибо дверь открылась и вошел Хильдебрант.— Рядовой! — отчеканил Финли. — Почему вы без разрешения и стука…— Подождите! — перебил его капитан. — Я командир. Что вам нужно? — обратился он к Хильдебранту.— Господин капитан! Легион прислал меня для переговоров с господами офицерами. Мы отказываемся дальше подчиняться! Мы хотим идти домой и пойдем домой. Никто нас не остановит. Офицеры не делали нам зла, и мы не собираемся их трогать. Форт тоже пусть стоит как есть. Скажите нам шифр, мы запасемся водой на дорогу, и Франция сохранит себе этот аванпост, а офицеры — жизнь. Но если вы этого не сделаете, тогда мы займем форт. Если понадобится, взорвем главный корпус, у нас достаточно тринитрофенола, так что сопротивление офицеров бесполезно. Мы в любом случае доберемся до воды. Но тогда мы взорвём водопроводные трубы, уничтожим форт и всех, кто не на нашей стороне. Таково решение восставшего гарнизона.— Убирайся! — вскричал Финли. — Мы не ведем переговоров с бунтовщиками, все вы…— Попрошу тишины! — значительно сказал капитан. Он не чувствовал непосредственной угрозы, поэтому опять заважничал. — Какая роль в этом деле отведена неким туземцам сокота? — — Сокота находятся на пути к Ат-Тариру. Через своего вождя они сообщили нам, что, если мы займем форт и им не надо будет бояться французских солдат, тогда они выведут нас тайным путем к британским владениям в Верхней Гвинее. Мы не хотим ссориться с туземцами, но и вас возьмем под защиту, если вы не вынудите нас повести себя иначе.— Выйдите ненадолго, — сказал Гардон Хильдебранту, — и подождите в коридоре.Хильдебрант понял, что победил. Он по-военному развернулся и вышел. Следом в дверь просунулась голова Карандаша.— Господин офицер… не надо убивать рядового?— Убирайся вон!Карандаш гоготнул и скрылся. Гардон свысока обратился к Финли:— Это дело, на мой взгляд, требует дипломатии. Геройство здесь ни к чему. Главное — форт и дорога. Так сказано в приказе. И пусть эти мятежники убираются, куда хотят. Я не беру на себя ответственности за уничтожение форта.Гардон напыжился и надменно посмотрел на своего заместителя.— Не хотите ли вы открыть им воду, капитан? Или, может быть, сказать шифр?— А почему бы и нет! Они хорошие ребята, только ожесточились. Немного дипломатии не помешает… Пусть уходят… так по крайней мере мы сохраним пост. Если они взорвут трубу, то форту конец… Мы не гложем лишиться этого важного военного, стратегического пункта.— Я не разделяю вашего мнения, господин капитан, — яростно раздувая ноздри, ответил Финли.— Правда? Ну да это неважно… Меня затем сюда и прислали, чтобы выполнять деликатные задачи… Господин лейтенант, я даю вам приказ проводить бунтовщиков к крану и сообщить им шифр сейфа.— Я отказываюсь повиноваться! — последовал незамедлительный ответ.— Вашу саблю!Резкими, быстрыми движениями Финли отстегнул саблю и положил ее на стол.— Идите в свою комнату и оставайтесь там до моих дальнейших приказаний. Я сам скажу им шифр и под свою ответственность открою кран… Рядовой!Через тонкую дверь было слышно каждое слово, так что Хильдебрант радостно влетел в комнату, и Гардон уже собирался открыть рот — но испуганно попятился.Из груди стоящего против него Хильдебранта неожиданно высунулся штык… Выпучив глаза и разинув рот, солдат на секунду замер… и грохнулся об пол. За ним с ружьем в руке стоял Карандаш, со штыка капала кровь…— Майор Ив, с вашего позволения, — тихо сказал он и посмотрел Гардону прямо в глаза. — Капитан! Отдайте вашу саблю Финли! Вы арестованы за измену родине… Глава двадцать шестая 1
Солнце закатилось за пески, и Кобенский, начальник конвоя, ждал сигнала: на стене форта должен был вспыхнуть прожектор.Но маленькая крепость безмолвно белела в надвигающихся сумерках, казалось, она вымерла.На людей навалилось предчувствие беды. Каторжники собрались у начала строящейся дороги, готовые по первому же знаку объединиться с конвоем. Арестантов возглавлял так называемый доктор Бордан и двое других приехавших, Лорсакофф и Маккар. Они раздали несколько ружей, совсем немного, сколько смогли провезти с собой в автомобиле. Тут же в двух ящиках стоял тринитрофенол.Режущими слух голосами захохотали гиены, над желтыми барханами зажглись первые бледные звезды.— Черт его знает… — пробормотал Кобенский, вглядываясь в безмолвный, словно всеми покинутый форт.— Что-то произошло, — сказал один из солдат.— Но что? Они помолчали.— Выясним, как только сменится конвой, — через головы арестантов сказал Лорсакофф.Пришло время развода. И ничего. На Сахару опустилась темная ночь. Стоявшие напротив каторжники и легионеры казались друг другу бесформенным нагромождением теней.Наконец ворота форта открылись. Изнутри вырвался сноп света, и даже издалека было видно, что к ним идет солдат…Один— единственный!Ворота за ним сразу же захлопнулись. Тень медленно, спокойно приближалась по дороге, которую уже порядком засыпало песком… Всего несколько шагов отделяло солдата от конвоя.И тут только его узнали.— Троппауэр! — воскликнул один из конвоиров. Действительно, это был поэт. Теперь ни у кого неоставалось сомнений, что что-то произошло.— Братцы! — сказал Троппауэр, подойдя к конвойным. — Меня послали к вам, потому что с арестантами я тоже на дружеской ноге… Случилась беда. В последнюю минуту большинство легиона передумало. Зачинщиков схватили, а остальные приняли решение не делать этой глупости и честно защищать форт…Воцарилась гробовая тишина. Душная, темная ночь всей своей жуткой тяжестью навалилась на бунтовщиков.…На стенах форта вспыхнул свет. Но это не был сигнал. По песку заскользили перекрещивающиеся лучи восьми или десяти прожекторов.— Ерунда! — выкрикнул Лорсакофф. — Солдаты не станут в нас стрелять!…— Ребята велели передать вам, — заметил Троппауэр, — что всех безоружных впустят. Но иначе будут стрелять. Закроют кран с водой и не откроют до тех пор, пока все не сдадутся…Последовала долгая пауза. Резко и монотонно кричала над лесом какая-то птица: ки-ри-ри… ки-ри-ри… ки-ри-ри… С шорохом перекатывая песок, над пустыней гонялся ветер…— Майор приказал конвою вернуться назад в форт, а арестантам в колонию, тогда он будет считать, что ничего не произошло… Только зачинщики получат по заслугам, — и он со вздохом добавил: — Вас, Кобенский, скорее всего повесят… Что ж, такова жизнь: сегодня здесь, завтра там. В конце концов, там у вас уже ничего не будет болеть.— Не слушайте этого предателя! — завопил Кобенский. — Он лжет!— Если понадобится, мы весь гарнизон разнесем в клочья! — вторил Лорсакофф.Но это отважное заверение не встретило особого восторга. Лишь Троппауэр подал голос в ответ, на той же истошной ноте:— Что мы, дураки умирать за вас? Зачем нам совать голову в петлю, когда мы можем выйти сухими из воды?! Лучше бы вы сюда не приезжали…— Ах ты собака! — взвился Кобенский и подскочил к Троппауэру. — Я тебе покажу, как носиться со своими идиотскими стихами…Поношений в адрес своего творчества поэт, естественно, не перенес, и Кобенский потом еще долго тихонько лежал на земле.Лорсакофф выхватил револьвер, но один из каторжников скрутил ему руку. На Маккара набросились двое солдат.— Мы не сумасшедшие подыхать за вас! — выкрикнул Тарзан с бородой Деда Мороза. — Троппауэр прав!— Сами расхлебывайте вашу кашу… — поддакнул другой скелет и, подняв в воздух иссохшую руку, погрозил кулаком доктору Бордану…Через десять минут безоружный конвой возвратился в форт, таща за собой связанных зачинщиков.Притихшие каторжники разошлись по своим жилищам и ждали решения своей участи… Глава двадцать седьмая 1
Офицеры собрались в комнате Делэя. Майор чувствовал себя немного лучше. Приподнявшись на локте, он курил в кровати. После обеда у него был приступ, и ему только теперь стало известно о событиях.— Честь наша спасена, — сказал Делэй. — Но мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока есть вероятность нападения сокота.— Знать бы, откуда они придут, мы бы с ними мигом расправились, — заметил Финли.— Но ведь мы не знаем, — сказал Ив. — И почти нет надежды узнать… Хотя часы, которые у того парня… часы — разгадка всему…Он словно не замечал, с каким удивлением смотрят на него остальные. Карандаш действительно изменился до неузнаваемости. От его худощавости веяло теперь энергией. Он стал похож на подтянутого, загорелого англичанина, ясный взгляд его светился умом.— Когда вы открылись Финли? — спросил Делэй.— Когда того симпатичного парня, которого вы приняли за меня, приговорили к «петле». Надо было спасать его. Тогда я и посоветовал Финли доложить вам о наказании в обхвд Гардона. Но сначала мне пришлось признаться, кто я. Финли достал из сейфа клеенчатый мешочек, который потом другой мой приятель подбросил легионеру. Там был бумажник Гризона, жетон с моим номером и какие-то исписанные листки. Со стихами. Я решил просмотреть стихи, вдруг о моем любимом Троппауэре тоже выяснится, что он ломает комедию и на самом деле шпион. Слава Богу, стихи совершенно меня успокоили.Вошел Латуре с Голубем.— Входите, мой друг… — обратился к Голубю Делэй. — Вы сослужили отечеству великую службу и достойны особой награды…— Господин майор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20