Роупер верит в свет в конце туннеля. Беда в том, что и трахнутый мотылек в это верил, – тяжело хрюкнув, он запустил следующий камень. – А Корки закоренелый скептик. Ты же, с моей личной и профессиональной точки зрения, наживка, – еще камешек, и еще один. – Я говорю ему, что ты – наживка, а он не верит. Он выдумал тебя. Ты выхватил из пламени его чадо. В то время как Корки благодаря неким анонимным лицам – твоим друзьям, как я подозреваю, – отставлен. – Он допил пиво и швырнул банку на песок, ища глазами новый булыжник, который Джонатан услужливо ему подал. – Ну ладно, милый, давай начистоту, кое-кто собирается «заложить» мальчика?– По-моему, один мальчик сам чересчур много закладывает, Корки, – сказал Джонатан.Коркоран отряхнул песок с рук.– Господи, как тяжело быть преступником, – пожаловался он. – Люди и шум. Грязь. Быть там, где тебе не хочется. У тебя не так? Конечно, нет. Ты ведь выше таких мелочей. Вот это я и твержу шефу. И слушает он меня? Куда там!– Ничем не могу помочь, Корки.– О, не волнуйся. Как-нибудь разберусь. – Он зажег сигарету и с удовольствием затянулся. – А теперь вот что, – сказал он, махнув рукой в сторону дома Вуди. – Две ночи без сна, доносят мои шпионы. Мне, конечно, хотелось бы настучать шефу. Нет ничего приятнее. Но я не могу поступить так с госпожой Кристалла. Хотя и не могу отвечать за остальных. Кто-нибудь все равно проболтается. Всегда кто-нибудь пробалтывается. – Силуэт острова Мисс Мейбл четко вырисовывался на фоне луны. – Не могу, не перевариваю вечер. Ненавижу трахальщиков. По той же причине терпеть не могу утра. Все проклятый похоронный звон. Если ты Корки, больше десяти сносных минут в день тебе не отпущено. Еще по одной, за королеву?– Нет, спасибо. * * * Отправлялись явно не на увеселительную прогулку. Собрались у аэродрома на горе Мисс Мейбл на рассвете, как заправские беглецы. Джед была в темных очках и намеренно никого не замечала. В самолете, не снимая очков, она сидела сгорбившись сзади между Коркораном и Дэниэлом, а Фриски и Тэбби занимали передние места по обе стороны от Джонатана. Когда они приземлились в Нассау, Макартур торчал у турникетов. Коркоран протянул ему паспорта, в том числе и паспорт Джонатана, и всех пропустили без проблем.– Джед сейчас стошнит, – гордо объявил Дэниэл, когда они уселись в новенький «роллс-ройс». Коркоран велел ему заткнуться.Особняк Роупера представлял собой украшенное лепниной здание в стиле эпохи Тюдоров, все увитое зеленью и поражающее своей запущенностью.Днем Коркоран повел Джонатана по магазинам во Фритауне. Он был немного не в себе, несколько раз останавливался в мерзких забегаловках, чтобы привести себя в чувство – Джонатан пил «кока-колу». Здесь, казалось, все знают Коркорана, некоторые даже чересчур хорошо. Фриски следовал за ними на некотором расстоянии. Они купили три очень дорогих строгих итальянских костюма – брюки чтоб были подогнаны уже вчера, будь добр, Клайв, а то шеф разъярится. Потом полдюжины рубашек, носков и галстуков им под стать, ботинки, ремни легкий морской плащ, белье, льняные носовые платки, пижамы, чудесный кожаный мешочек с электробритвой и двумя великолепными щетками для волос с серебряными "Т":– Мой друг признает только то, что специально помечено буквой "Т", правда, сердце мое? – А когда они вернулись во дворец, Коркоран с видом творца, доводящего свое произведение до совершенства, извлек бумажник из свиной кожи, полный кредитных карточек на имя Томаса, «черный дипломат», золотые часы Пьяже и золотые запонки с инициалами «ДСТ».Так что к тому времени, когда все собрались в гостиной, чтобы пропустить по рюмочке – Джед и Роупер пылающие и разомлевшие, – Джонатан превратился в образцового современного служащего.– Что мы можем о нем сказать, дорогие мои? – вопросил Коркоран, явно гордясь созданным им шедевром.– Чертовски хорош, – отозвался Роупер без эмоций.– Великолепен, – произнесла Джед.Потом они отправились в ресторан Энцо на острове Парадиз, и Джед заказала салат из омаров.И только-то. Всего лишь салат из омаров. Заказывая его, Джед обнимала Роупера за шею. И не переставала обнимать, пока Роупер передавал се заказ хозяину. Они сидели рядышком, потому что это был последний проводимый ими вместе вечер, и, как все знали, они любили друг друга до умопомрачения.– Милые мои, – начал Коркоран, поднимая бокал. – Вы прекрасная пара. Поразительно красивая. Пусть же вас никто не разлучит. – Он залпом опрокинул бокал, после чего хозяин-итальянец, оскорбленный в своих лучших чувствах, выразил сожаление, что салат из омаров кончился.– Телятины, Джедс? – предложил Роупер. – Pollo – это неплохо. Возьми pollo. Нет, не надо. Много чесноку. Будешь благоухать. Рыбы? Принесите ей рыбу. Джедс, хочешь рыбы? Морской язык? Какая у вас есть рыба?– Любая рыба, – сказал Коркоран, – будет неравноценной заменой.Джед ела рыбу вместо омаров.Джонатан тоже попробовал рыбу и нашел ее восхитительной. Джед согласилась, рыба великолепна. Их поддержали Макдэнби, которые по первому свистку слетелись, чтобы занять свое место в свите Роупера.– По-моему, не так уж и великолепна, – поморщился Коркоран.– О, Коркс, намного лучше, чем омары. Моя самая любимая рыба.– Но в меню – омары, весь остров кишит омарами, почему же у них нет омаров? – не унимался Коркоран.– Просто они не рассчитали. Коркс. Не все такие гении, как ты.Роупера это нисколько не занимало и не раздражало. Его мысли были далеко, а рука – на бедре Джед. Но Дэниэл, которому скоро предстояло отбыть в Англию, решил вернуть отца к действительности.– Роупер в задумчивости, – объявил он посреди неловкого молчания. – У него на мази грандиозная сделка. Из-за нее он будет вне досягаемости.– Дэнс, закрой варежку, – нежно сказала Джед.– Что это такое – коричневое и сучье? – вопросил Дэниэл. Никто не знал. – Сучок.– Дэнс, старина, заткнись, – попросил Роупер.Зато в тот вечер не было никакого спасу от Коркорана. Он завел рассказ о своем дружке, консультанте по вложению капиталов, по прозвищу Уилкинс Блицкриг, который в самом начале ирано-иракской войны сказал клиентам, что она закончится через шесть недель.– Что с ним случилось? – спросил Дэниэл.– Боюсь, Дэн, сидит сложа руки. На мели почти все время. Живет за счет старых дружков. В общем, мой портрет, через пару годиков. Вспомни обо мне, Томас, когда поедешь на своем «роллере» и увидишь знакомое лицо в канаве. Брось монетку ради доброго старого времени, ладно, солнышко? Доброго здоровья, Томас. Долгих лет жизни, сэр. Чтобы у всех у вас жизнь была долгой. За ваше здоровье.– И за тебя, Корки, – добавил Джонатан.Один из Макдэнби тоже попытался о чем-то рассказать, но Дэниэл снова вмешался:– Как сохранить мир?– Скажи, старина, – проныл Коркоран. – Умираю – хочу знать.– Истребить человечество.– Дэнс, сколько можно? – не выдержала Джед. – Ты просто невыносим.– Я только сказал, истребить человечество. Это же шутка! Вы что, шуток не понимаете? – Он поднял руки и расстрелял всех сидящих за столом из воображаемого пулемета. – Бабабабах! Вот так! Теперь мир сам собой сохранится. Ведь в нем никого нет.– Томас, пойди погуляй с Дэном, – скомандовал Роупер. – Приведи его, когда он научится вести себя.Но в тот момент, когда Роупер произносил эту фразу – не очень уверенно, все-таки был прощальный вечер и Дэниэл заслуживал снисхождения, – мимо них пронесли салат из омаров. Коркоран, сразу его заметивший, схватил черного официанта за руку и подтащил к себе.– Эй, что такое? – закричал испуганный официант и стал озираться с глупой улыбкой в надежде, что придет чудесное избавление.Хозяин уже спешил к ним. Фриски и Тэбби, сидевшие за отдельным столиком в углу, вскочили, расстегивая куртки. Все похолодели.Коркоран встал и с неожиданной силой повис на руке официанта – бедняга отчаянно пытался удержать поднос. Коркоран побагровел, задрал подбородок и заорал на хозяина.– Вы говорите по-английски, сэр? – на весь ресторан завопил он. – Так вот. Наша дама только что заказала салат из омаров, сэр. Вы, сэр, сказали, что омары кончились. Вы лгун, сэр. Вы оскорбили даму и ее супруга, сэр. Омары еще были!– Они были заказаны заранее, – оправдывался хозяин с большей смелостью, чем Джонатан мог предположить. – Специальный заказ. В десять утра. Если вам обязательно нужны омары, сделайте предварительный заказ. А сейчас отпустите его.Никто за столом не шелохнулся. В «Гранд-Опера» свои солисты. Даже Роупер не знал, вмешиваться или нет.– Как тебя зовут? – спросил Коркоран хозяина.– Энцо Фабрицци.– Оставь его, Коркс, – велел ему Роупер. – Не будь занудой.– Коркс, остановись, – попросила Джед.– Мистер Фабрицци, если наша дама чего-то хочет, будь то омары, или печенье, или рыба, или что-нибудь очень простое, как бифштекс, – вынь да положь. Потому что иначе, мистер Фабрицци, я куплю этот ресторан. Я безумно богат, сэр. Вы будете мести улицу, бежать за «роллс-ройсом» Томаса и мести улицу.Но тут Джонатан в новом костюме с иголочки поднимается со своего места и улыбается своей улыбкой «от Майстера».– Не пора ли нам расходиться, шеф? – говорит он непередаваемо любезно, подходя к Роуперу. – Все немножко устали с дороги. Мистер Фабрицци, давно я так вкусно не ел. Сейчас мы хотели бы только расплатиться, если ваши помощники будут столь любезны.Джед встает и глядит в пространство. Роупер накидывает ей шаль на плечи. Джонатан отодвигает стул, и она улыбается рассеянно-благодарно. Один из Макдэнби расплачивается. Слышен приглушенный шум, это Коркоран бросается на Фабрицци с кулаками; но Фриски и Тэбби удерживают его – и слава Богу, поскольку несколько официантов стоят наготове, чтобы отомстить за коллегу. Каким-то образом все оказываются на улице, и «роллс-ройс» трогается с места.«Я никуда не поеду, – страстно говорила она, прикасаясь к лицу Джонатана и глядя в его одинокие глаза. – Я дурачила его раньше и могу дурачить еще, я могу дурачить его сколько захочу, столько, сколько потребуется».«Он убьет тебя, – говорил ей Джонатан. – Он все узнает. Наверняка. Все болтают о нас за его спиной».Но, как и Софи, она, казалось, считала себя бессмертной. 20 Бесшумный осенний дождь льет на улицы Уайт-холла, Рекс Гудхью собирается на войну. Тихо собирается. Под осень своей карьеры. В зрелой убежденности. Без драмы, без барабанов, без громких слов. Незаметно превращаясь в бойца. Это будет его личная и одновременно альтруистическая война с тем, что ему неизбежно пришлось признать Силами Тьмы. Силами Даркера.«Война не на жизнь, а на смерть, – говорит он жене, – без объявления. Моя голова или их. Поножовщина в Уайт-холле, будем в этот час вместе». «Если ты так уверен, дорогой», – говорит она. «Уверен». Каждый шаг продуман, никакой поспешности, никакой опрометчивости, никакой скрытности. Он посылает четкие сигналы своим тайным врагам в «чистой разведке». Пусть они слышат меня, пусть они видят меня, говорит он. Пусть они трясутся от страха. Гудхью играет в открытую. Более или менее.Он втянулся в игру не только из-за позорного предложения Нила Марджорэма. Неделю назад, когда он ехал на службу на своем велосипеде, его чуть было не раздавили в лепешку. Избрав свой любимый живописный маршрут – сначала на запад через Хэмпстед-Хит, строго по велосипедной дорожке, потом – через Сент-Джонсвуд и Риджентс-парк к Уайт-холлу, – Гудхью вдруг обнаружил, что зажат между двумя высокими фургонами, грязно-белым со стершейся надписью, которую нельзя было прочитать, и зеленым, без надписи. Он затормозил – и они тоже притормозили. Он нажал на педали – они поехали быстрее. Недоумение быстро сменилось злостью. Почему эти два шофера так холодно смотрят на его отражение в боковых зеркалах и, переглядываясь друг с другом, зажимают его теснее и теснее, запирают его? А вот и третий фургон сзади, и путь к отступлению закрыт.Он стал кричать:– Осторожнее! Дайте дорогу! – Но они как будто не слышали. Задний фургон почти вплотную прижался к бамперам передних. Грязное переднее стекло скрывало лицо водителя, Фургоны с обеих сторон сдвинулись настолько, что он уже не мог повернуть руль, не задев один из них.Приподнявшись на седле, Гудхью хлопнул кулаком в перчатке по боку левого фургона и оттолкнулся от него, сохраняя равновесие. Мертвые глаза в боковом зеркале смотрели на него безо всякого любопытства. То же самое он повторил с правым фургоном – тот приблизился еще больше.Спас его лишь красный свет светофора. Фургоны остановились, а Гудхью впервые в жизни проехал на красный свет, едва избежав столкновения с новеньким «мерседесом». * * * В тот же день Рекс Гудхью переписал свое завещание.Назавтра, пользуясь одному ему известными ходами и выходами, он прошел через хитроумные лабиринты своего министерства – в том числе через кабинет начальника – и получил в полное распоряжение часть верхнего этажа – бессистемно разбросанные получердачные помещения, напичканные устаревшим электронным оборудованием, годным разве что для музея, которое было здесь установлено на тот случай, весьма-а-а вероятный, если Британия будет захвачена большевиками. Такая вероятность давно уже не существовала, но это еще следовало довести до ума чиновников из административного отдела, и, когда Гудхью попросил мансарду для секретного использования, они без звука согласились. Целую ночь напролет отжившее свой век оборудование стоимостью миллионы фунтов стерлингов переправляли в парк грузовиков в Олдершоте.На следующий день маленькая группа Берра вступила во владение двенадцатью заплесневелыми чердачными комнатами, двумя неисправными уборными размером с теннисный корт, аппаратной с оборванными проводами, потайной лестницей с мраморной балюстрадой и протертым на ступенях линолеумом, а также железной дверью с глазком. Еще день спустя Гудхью проверил помещение электронным щупом и отключил все телефонные линии, прослушиваемые из Ривер-Хауз.Что же до выколачивания денег из министерства, то четвертьвековой опыт восхождения к вершинам Уайт-холла сослужил Гудхью отличную службу. Он стал уайт-холловским Робин Гудом, запускающим руку в мошну государства для приманивания его непокорных подданных.Берру нужно еще три человека, и он даже знает, где их найти? Найми их, Леонард, найми их.У информатора есть что сказать, но он хочет за это пару тысяч? Дай ему, Леонард, дай ему столько, сколько он хочет.Роб Рук просит пару телохранителей, чтобы ехать на Кюрасао? Пары достаточно, а, Роб? Может, лучше четверых для безопасности?Всех мелочных возражений, сарказмов, придирок Гудхью как не бывало. Стоило ему войти через стальную дверь в поднебесное логово Берра, и он сбрасывал свою язвительность, как верхнюю одежду, каковой она, в сущности, и являлась. Каждый вечер после окончания официального дневного представления он отправлялся на свою, как он скромно ее называл, ночную службу, и Берру оставалось только засучивать рукава. Гудхью настоял, чтобы ему отвели самую грязную комнату в конце пустого коридора, с окнами на парапет, засиженный голубями. Их вечное воркование свело бы с ума кого угодно, но Гудхью оно не мешало. Решив не заходить на территорию Берра, он появлялся там только для того, чтобы получить очередную информацию или выпить чашку чаю с шиповником и обменяться светскими любезностями с ночным персоналом. Потом возвращался к своему столу и обзору последних передвижений противника.– Я собираюсь затопить их операцию «Флагманский корабль», Леонард, – сообщает он Берру, и голова его при этом неожиданно дергается. Берр такого еще не видел. – У Даркера после этого не останется ни одного «моряка». А этот твой Дикки Роупер будет упрятан под замок, помяните мое слово.Но Берр не был уверен, что все так и будет. Не потому, что он сомневался в твердости намерений Гудхью. Но он не сомневался и в том, что люди Даркера предпримут все, чтобы довести, измотать, напугать или даже вывести из строя своих противников. Долгие месяцы Берр тщательно контролировал все свои действия. Он всегда старался сам отвезти детей в школу и всегда следил за тем, чтобы их кто-нибудь забирал по вечерам. Берр беспокоился, что Гудхью не знает еще всех щупалец осьминога. Только на последней неделе Берру три раза не давали посмотреть бумаги, которые, насколько ему известно, ходят по рукам. Три раза он тщетно пытался протестовать. В последний раз он лично беседовал с архивариусом Министерства иностранных дел.– Боюсь, мистер Берр, вас дезинформировали, – сказал архивариус в черном галстуке служащего похоронного бюро и в черных нарукавниках поверх черного пиджака. – Папку, о которой идет речь, уничтожили несколько месяцев назад.– То есть на ней гриф «Флагманского корабля». Почему бы вам не назвать вещи своими именами?– Какой гриф, сэр? Боюсь, я вас не понимаю. Не могли бы вы объяснить более вразумительно?– Мистер Аткинс, «Пиявка» – это мое дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57