Этот союз прекратил кровавую войну между нашими родами, дал нам мир. Мы стали не только добрыми соседями, но и родичами, и все вы свидетели, что жили мы с братьями нашими варягами долгие годы в мире и любви. Ныне мыслю закрепить братство наше новым брачным союзом. Если будет на то воля богов, то пусть дочь моя Яничка станет женой ярла Эймунда. Пью за их будущее счастье, за их потомство!
– Хэйл! – заорали викинги, гремя ковшами и чашами в буйном восторге.
– Слава! – подхватили словене.
Затрубили в рога. Красный от радости и смущения Эймунд поднялся с места, благодарил, бормотал что-то. Со всех сторон на него сыпались самые непристойные пожелания. Что же до Янички, то краска покинула ее лицо, все тело одеревенело и стало непослушным – только руки нервно ломали жареного бекаса на блюдце. Она слышала эти поздравления, эти пожелания и готова была бежать вон, спасаться от этих людей.
– Исполать Исполать – слава.

князю Рогволоду! – зычно провозгласил кто-то из гостей, и собрание подхватило этот крик, заглушаемый ревом рогов и звоном ковшей.
Лицо Рогволода будто озарилось изнутри мягким сиянием. Он выпил романею, заговорил вновь:
– Свадьба – дело хорошее, радостное, и все мы не прочь погулять на ней. Но слушайте мое княжеское слово. Не со сватовством одним прибыли сюда братья-варяги. Великое лихо творится у края земель наших на закат солнца. Свирепый и беспощадный враг пришел в страну соседей наших – готов. Королева готов, сестра моего побратима Браги, попросила помощи, и варяжская дружина скоро отправится на выручку королеве. Пристало ли нам, братия, оставаться в стороне, когда други и союзники наши ополчились на рать? Посему вот мое решение. Скреплены мы побратимством с варягами, их враг становится врагом нашим. В помощь преславному Браги посылаем мы дружину из охочих людей числом в пять сотен, а возглавят ее сыны мои Боживой, Первуд и Горазд.
Слова князя взорвали собрание. Большинство из пирующих на дворе были дружинниками – решение Рогволода вызвало у молодых княжеских гридней восторг неописуемый. Поднялся такой крик, что даже рев рогов не мог его заглушить. Дружинники выкрикивали здравицы князю, обнимались с варягами. На губах Браги появилась довольная усмешка.
Впрочем, из семи сыновей князя не все были довольны решением. Княжичи Ведмежич, Радослав и Ярок надеялись, что отец и им накажет идти в поход с варягами. Такой поход означал добычу немалую и уважение дружины. Рогволод же поставил старших братьев над ними, передав охочую дружину им. Седьмой же сын, Выеслав, о том не думал, ибо был слабоумен и улыбался, играя серебряной ложкой.
– Батюшка, а мы? – сказал Ведмежич, поднявшись со своего места. – Ты отдал полк под начало наших братьев, отчего же нам с ними не пойти?
– А кто оборонит нас от хазар, коли придут? – с раздражением спросил Рогволод. – Глуп тот, кто удаляет из земли своей все войско. Часть воев будет здесь, вы мне и пригодитесь.
– А Ратша, батюшка?
– Ратша боил, – резко оборвал князь, – а большим полком командовать должен князь. Сядь, Ведмежич, не суесловь.
– Хорош молодец! – шепнул Ринг Вортгангу. – Здоров, как бык, и силен, сразу видно.
– Но умом не вышел, принародно отцу перечит, – ответил Вортганг. – Не быть ему конунгом у антов.
Младшие княжичи были расстроены и не скрывали своих чувств. Самый младший, четырнадцатилетний Ярок, вообще был готов расплакаться от обиды. Не будет им славы, не будет богатой добычи! Зато Боживой просто светился от счастья. Был в словах Рогволода тайный смысл, и присутствующие его поняли: князь отдавал Боживою дружину, а это многое значило. А если погибнет в сече Боживой, пусть либо Горазд, либо Первуд, первый сын князя от второй жены, возглавляют дружину – и сменят князя, если будет на то воля старейшин антов, если боги на то укажут. Шепот прошел по собранию, гости обсуждали мудрое княжеское решение. Чтобы оживить пир, Рогволод велел позвать скоморохов.
– Мы на пирах слушаем саги, – сказал Браги князю, – а не смотрим на кривляющихся рабов. Есть ли у тебя сказитель, брат?
– Был старик, да помер. Иного нет.
– Жаль. Знал бы, своего привез. У меня скальд лучший в Норланде, сочиняет квиды Квида – эпическая песня у скандалистов.

что мозговые кости раскладывает. Хочешь, сочинит тебе сагу в размере форнирдислаг, хочешь – в размере лъодахаттр…
Браги умолк, увидев, что к Рогволоду пробирается воевода Ратша. Старый боил не был на пиру, а поднялся откуда-то из темноты, одетый буднично и с озабоченным лицом. Браги напряг слух, заметив, что Ратша зашептал что-то князю на ухо. Глаза Рогволода вспыхнули огнем, впалые щеки порозовели, словно огник Огник – лихорадка.

опять навалился на Рогволода.
– Зови его, Ратша, – шепнул князь. – Зови, я гостям скажу…
– Скверные вести? – спросил Браги, заподозрив неладное.
– Пришло время, которого я ждал и боялся. Время истины. Однажды я солгал тебе, сказал, что семя Рутгера пересеклось. У Рутгера есть сын. Ныне же увидишь его.
– Сын Рутгера? – Браги недоверчиво сощурился. – Какой сын?
– Сын от Мирославы.
Рогволод напрягся в ожидании, не сводя глаз с черного проема ворот, в которые, незамеченный пирующими, вышел Ратша. Проема, из которого должен был появиться последний – и самый долгожданный гость.
– Клянусь Одином! – воскликнул Браги. – Ты говорил, что жену Рутгера украли хазары. Ты нашел ее сына у хазар?
– Смотри, сам все поймешь, – дрожа всем телом, ответил старый князь.
Минуты не прошло, как вернулся Ратша. За ним, ступая свободно и не пряча лица, вошел Рорк в одежде из лосиной кожи и в сапогах-пошевнях. На поясе Рорка висел меч Рутгера. Собрание затихло, увидев нового гостя и гадая, кто это, и в наступившей тишине голос Рогволода прозвучал ясно и отчетливо:
– Добро пожаловать, внук!

IV

Пади с неба на княжеский двор молния, она не наделала бы такого ужаса, как появление Рорка. Вмиг протрезвели самые хмельные, румянец сошел с лиц, умолкли голоса, и стало слышно даже дыхание людское. Все глаза обратились на того, кто уже двадцать лет назад был объявлен умершим, на ком лежало страшное проклятие Рутгера – варяжина, с кем связывали многие несчастья народа антов и о ком Рогволод под присягой говорил, что нет его в живых. Теперь люди увидели – солгал князь. Призрак, рожденный на погибель народу антов, явился из небытия во плоти и крови и поразил ужасом самые отважные сердца.
В настоящей тишине Рогволод поднялся со своего места. Князь старался придать лицу приветливое выражение, но получилась жуткая гримаса то ли боли, то ли страдания.
– Внук мой Рорк! – сказал он. – Ты принял мое приглашение, и я этому рад.
Молодой человек поклонился, но говорить не стал. Десятки пар глаз со страхом смотрели на него, он же старался смотреть лишь на Рогволода. Князь изменился за те годы, которые Рорк его не видел, – осталась тень прежнего могучего человека из детских воспоминаний Рорка. Лишь этот больной и дряхлый человек стоял ныне между Рорком и перепуганной толпой. Рорк был отважен, но чувствовал, как темный липкий страх овладевает им. Никогда еще не приходилось ему оказаться среди стольких людей, да к тому же враждебно настроенных. Он чувствовал их ужас и оттого сам был испуган.
Браги Ульвассон вышел из оцепенения. В первые мгновения, увидев лицо Рорка, он даже привстал с лавки и стоял, выпучив глаза, будто охваченный столбняком, затем повернулся к Вортгангу и шепнул:
– Клянусь змеей Мидгадр, этот парень – вылитый Рутгер!
– Вижу, – проскрежетал Вортганг, по лицу которого вдруг пошли багровые пятна. – Но он совсем седой! Сколько же ему лет?
– Этой весной исполнилось двадцать, – неожиданно ответил Рорк.
– Э, да он говорит на нашем языке! – изумился Браги.
– Моя мать научила меня, – сказал Рорк.
– Стало быть, ты знаешь, кто твой отец? – спросил Браги.
– Знаю. Мой отец урманский ярл Рутгер, сын Ульва.
– Подойди ко мне, внук, – велел Рогволод.
Рорк пошел меж столами к княжескому месту. Сидевшие за столами в испуге отшатывались от него, когда он проходил мимо. Шепот рождался за его спиной, в ропщущей толпе было что-то грозное. Лицо Рорка стало бледным, как у навии.
– Ты просил прийти, княже, – сказал он, глядя деду прямо в глаза. – Приглашение было почетным, отказать я не посмел. Я твой гость.
– Подойди, прими мой поцелуй, – ответил Рогволод.
Изумленный вздох прошелестел над столами. Но князь уже коснулся губами лба Рорка и без сил опустился на свое место.
– Купша, – велел он дюжему сотнику с серебряной гривной на шее, сидевшему сразу за младшим сыном Яроком, – дай место моему внуку!
Молодой Ярок даже сомлел от страха. Но Рорк продолжал стоять пред князем.
– Поди же! – велел Рогволод.
– Негоже мне сидеть с ними, – странным тоном сказал Рорк. – Мое место в лесу, среди зверья, не среди людей.
– Ты мой внук, – возвысил голос Рогволод. – И я призвал тебя не для того, чтобы унизить, а чтобы вознести.
– Верю, княже. В глазах гостей твоих страх. Тревожу я их.
Рорк обвел взглядом собрание. Многие не выдержали этого пристального взора, отвели глаза, начали щуриться и бормотать наговоры. Только Яничка и варяги не выказывали страха. При появлении Рорка Яничка едва не лишилась сознания, ее сердце затрепетало, кровь хлынула в голову, ноги стали ватными. Она узнала того, кто привиделся ей в давешнем сне. Сидевшая рядом мамка Злата, сама еле живая от страха, все же заметила, что ее дитятко вот-вот упадет без чувств, и подхватила девушку под руку, чтобы вывести из-за стола и увести с пира прочь. Но княжна очнулась, неожиданно вырвалась из рук мамки.
– Оставь меня! Никуда я не пойду…
– Чего эта деревенщина так перепугана? – обратился Вортганг к Железной Башке. – Они от страха готовы под столы залезть.
– Князь все объяснит, – тихо сказал Браги.
– Княже, – заговорил Рорк, чувствуя, что наступившее молчание еще больше пугает людей, – я пришел по твоей просьбе, с миром и любовью в сердце. И еще я благодарю тебя за меч, который ты мне подарил. Есть у меня и для тебя подарок. Когда-то мать взяла с меня клятву, что если судьба сведет нас с тобой, я никогда не попрекну тебя тем, что ты сделал с нами. Клятва моя нерушима. Но одну роту Рота – клятва.

не перебивает другая. Вот поминок Поминок – подарок.

, который я давно поклялся тебе сделать!
– Что это? – Рогволод вперился очами в кожаный мешочек, который Рорк вынул из-за пазухи и положил наземь.
– Земля, княже. Дочь твоя Мирослава уже четыре года покоится в этой земле.
– Пусть все слушают меня! – раздался за спиной Рорка громкий и властный голос.
Новый гость вошел во двор. Световид, высокий, костистый сумрачный жестокий старик, верховный волхв Сварога, медленно прошествовал к княжескому столу, встал рядом с Рогволодом.
– Я скажу то, что вы все должны узнать, – заговорил Световид. – Много лет назад было мне откровение от богов об этом отроке. Боги говорят туманно, но имеющий глаза и уши видит их знаки и слышит их речь. Я увидел и услышал. Когда Рутгер умер от укуса страшного зверя, терзавшего наши земли, вдова его, дочь князя, осталась на сносях, и мне, волхву, подобало бы охранить ребенка княжеской крови паче прочих. Но когда ребенок родился, мне стало ясно, что лишь два пути есть у нас – либо убить дитя, либо изгнать прочь. Убить ребенка княжеской крови мы не могли и потому удалили его вместе с матерью с глаз людских. То была воля богов, а не прихоть моя, не поступок Рогволода. Разве я ошибся? Взгляни, княже, на того, кого зовешь ты своим внуком! Разве не видишь? Разве не видите все вы? Эти желтые, как у волка, глаза, эти волосы, похожие на волчью шерсть? Проклятие, постигшее Рутгера, передалось с кровью его сыну. И ныне в жилах Рорка течет волчья кровь, кровь зверя. Угубина Угубина – тайна.

наша раскрыта тобой, княже, – так моли богов, чтобы внук твой не принес в эту землю зло, какому и названия нет!
– Верно! – крикнул кто-то, скрытый за спинами гостей.
Вновь прокатился над собранием угрожающий вздох. Световид, чувствуя поддержку соплеменников, продолжал:
– Пусть внук твой уйдет, княже. Нет ему места в нашей земле. Пусть идет на восток, к хазарам, на юг или… – тут Световид посмотрел на Браги, – или в землю урманскую, откуда родом его отец. Я, слуга Сварога, свидетельствую – Рорк, сын Рутгера и Мирославы, проклят. Он сын норманна, но не норманн. Он сын человека, но не человек. Пусть уходит! А тебя боги простят за то, что отринул ты родную кровь для блага народа своего.
– Простят? – Рогволод выпрямился, простер руки к людям. – Вот стоит перед вами внук мой, которого я не видел уже пятнадцать лет. Да, это я спрятал дочь свою и внука от взоров людских, потому что поверил ведунам. А в чем была вина моей дочери? В том, что муж ее, Рутгер, избавил наши земли от чудовища и был укушен зверем в схватке, тяжко оттого заболел и умер? В том, что зачал Рорка, еще не зная о своем страшном недуге? Моей дочери больше нет. Я дал клятву, потому что хотел добра антам: я скрыл их в лесу, о чем знали волхвы. Теперь я призвал Рорка обратно. Ты говоришь, Световид, он принесет зло в нашу землю? Но он живет на ней уже двадцать лет. Где же зло, сотворенное им? И может быть, мой внук спасет всех нас от беды, которая еще не пришла, но скоро, скоро придет!
– Отец, что ты говоришь?! – воскликнул изумленный Боживой.
– Истину говорю! – кричал князь. – Мне было видение. Смерть идет на нас от заката солнца…
– Ты пригласил его, княже, – ответил Световид, – ты и вели ему уходить подобру. Нет ему места в нашей земле!
– Пусть он уйдет! – прокричали из толпы.
Теперь уже слова волхва воодушевили толпу. Вспоминалась всем ложь Рогволода. Князь, некогда поклявшийся Перуном, что внук его похищен хазарами, солгал, и теперь обман раскрылся. Недавний ужас сменился яростью. Появление сына Рутгера показалось многим дурным знамением: люди хватались за обереги, пятились, опрокидывая лавки, скидывая блюда и ендовы со столов. Вокруг Рорка образовался круг, перейти который никто не отваживался.
– Смотрите, у него глаза светятся! – взвизгнул вдруг женский голос.
– Волкодлак! Упырь!
– Он сожрет наших детей!
– Это он резал наш скот!
– Я чувствую нечистый дух от него! Пресветлый Хорс, помоги нам!
– Вон! Тащи его вон!
– Ой, боюсь! Он зубами щелкает!
– Смерть этому волкодлаку! В огонь его!
– В кипяток! В жупел! Осиновым колом его!
Рогволод что-то кричал, размахивая руками, но его уже никто не слушал. Распаленные собственным страхом, одурманенные вином гости князя, почуяв растерянность хозяина и воодушевленные словами Световида, осмелели – ненависть к отродью Рутгера пересилила страх перед Рорком и уважение к священному закону гостеприимства и князю Рогволоду. Кольцо вокруг Рорка начало сжиматься, задние напирали на передних, пытаясь из-за их спин дотянуться до молодого человека. В Рорка полетели кости, огрызки, посуда. В руках заблестели ножи, кое-кто выхватил факелы из подставцов. Рогволода никто больше не слышал. Рорк и не думал сопротивляться: он стоял среди врагов, скрестив на груди руки и ждал. Но кровь не пролилась. Кто-то, протиснувшись между разъяренными людьми, бросился между ними и Рорком.
– Назад! – приказал властный женский голос.
– Смотри-ка, княжна! – зашептались в толпе. Круг застыл, немного подался назад.
Одновременно Браги Железная Башка перелез через пиршественный стол и закричал:
– Ко мне!
Вмиг между толпой и Рорком возникла живая стена из двух десятков вооруженных варягов. Это куда сильнее, чем заступничество княжны, подействовало на толпу, остудило ярость людей.
– Жалкие трусы! – крикнула Яничка, и глаза ее горели гневом. – Как смеете в княжеском доме котору Котора – ссора, распря.

затевать?
Толпа замерла, и непонятно, что страшило ее больше – сам Рорк, варяги или же мужество пятнадцатилетней девочки. В другое время их не остановили бы ни огонь, ни сталь, но сейчас даже закаленные в битвах мужи поняли, что поступают недостойно. Слепая ненависть к Рорку сменилась стыдом и молчаливой покорностью. Еще сжимались кулаки, еще горели глаза, еще срывались с уст проклятия, но опасная минута уже прошла.
Рорк, еще не понимая, что случилось, с недоумением смотрел на Яничку. Постепенно изумление его перешло в восхищение. Отвага и красота этой девушки глубоко тронули сердце Рорка.
– У тебя кровь на лице, – сказала Яничка и подала Рорку льняной платок. – Вот, возьми.
– То не кровь, – Рорк все же принял платок, поднес к лицу, наслаждаясь ароматом летних цветов и юной красоты. – Наливка, верно. Кто ты, красавица?
– Уходи, прошу тебя.
– Если велишь – уйду.
– Князь умирает! – вдруг завопил кто-то.
Истошно закричала женщина. Все бросились к Рогволоду, который, пытаясь встать со своего стола, вдруг опрокинулся навзничь и тяжело грянулся на землю, таща на себя тяжелую златотканую скатерть.
1 2 3 4 5 6 7