"Малец" зажег огромную сигару, глубоко затянулся и, выдохнув, наполнил салон вонючим облаком.
Малыш творил дела на этом свете лет уже пятьдесят, не меньше.
– Сможешь на бис? – спросил Рашид.
– Нет проблем. Раза три-четыре, пока не слишком утомлюсь. А потом могу стать немного небрежным – понимаешь, что я имею в виду?
Рашид ответил, что понимает.
– Как насчет небольшого антракта и свидания со стаканчиком? – спросил "ребенок".
– Нет. Сначала в тридцать шестое.
"Ребенок" гадко ругнулся, но Рашид не обращал внимания. Все равно актер был очень доволен своим представлением.
* * *
Лейтенант Скиннер чувствовала себя так, будто ей кто-то помочился в карман. Полицейский, сидящий в луже!.. Шел день сбора, и первые неурядицы ввергли ее в отвратительное расположение духа.
Обычно она начинала свой обход с маленького, аккуратно прибранного секс-магазинчика. Заведение было частным, так что делиться с владельцем не приходилось. Кроме всего прочего, она опекала там одного миловидного профессионального юношу, с которого брала специфическую плату в каждый день сборов вот уже сколько месяцев.
Однако сегодня ни владельца магазинчика, ни молодого бычка на месте не оказалось. Испуганный и смущенный управляющий пробормотал, что с них сегодня уже один раз собирали. С час назад приходили два очень страшных громилы-полисмена. Приходили как раз за "выжимками" – сказали, что Скиннер сегодня выходная. Они говорили так убедительно – управляющий, подойдя прихрамывающей походкой поближе, показал синяки, разукрасившие его физиономию, – что нельзя было не поверить. Еще они "подоили" и мальчонку и сказали, что он теперь будет работать в другом месте.
Скиннер поняла, что подлец-управляющий не лжет; особенно это стало ясно после того, как она – из чисто профессиональных соображений – собственноручно нанесла несколько ударов ему в корпус и челюсть. Сделав это, Скиннер, как буря, вылетела из магазинчика, горя жаждой мщения.
Но постепенно ярость осела. Месть дастся очень нелегко. Капитан ничего не знает об этом ее маленьком золотом родничке. Раздосадованная так, будто кто-то и впрямь помочился ей в карман, теряясь в догадках, кто эти "перехватчики", Скиннер продолжила обход.
И в каждом месте картина повторялась. Скиннер начала понимать, что тычки и затрещины, которые она в таком количестве раздавала в обмен на деньги, обернулись против нее.
Пуская пар из своего огромного клюва, подобно паровозу, Скиннер направилась к полицейскому участку, чтобы связаться с отделенным капитаном. Похоже, началась драка на межведомственной почве.
И тут Скиннер получила еще один большой удар. Это оказалась не простая междоусобная драчка, и велась она не из-за общей зоны обслуживания. Началась открытая война!
Кто ее объявил и ведет, ни одна душа не знала, пока не стало слишком поздно.
* * *
Ким – юная блондинка с невинными глазками и не столь невинным телом. Она принадлежала к тому числу нехороших личностей, которые промышляли обиранием других за пределами родного отделения. Губы, влажные как у Лолиты, примечательные бедра, выдающаяся грудь – этого достойного набора вполне хватало для того, чтобы подцепить на улице простака. Дальше пускался в ход паралитический газ, а то и острый нож, который она умудрялась прятать под своей более чем миниатюрной юбкой.
А еще Ким была золотым яблочком для своего папаши и маленькой героиней родных окрестностей. Как хорошо воспитанное дитя, Ким всегда притаскивала добычу домой, папе. Служила она надзирательницей в швейном цехе на "буферном предприятии" Йелада, что давало ей большое влияние.
Но одной ночью случилось маленькое недоразумение. Полисмены "подцепили" Ким, когда она была как деревянная, перебрав наркопива настолько, что не могла произнести и слова членораздельно, чтобы удостоверить свою личность. Поэтому ее забрали в кутузку и составили протокол. Ко всеобщему смущению, не оказывалось иного выхода, кроме как подавать на полицию в суд. Никто этого не любил делать, даже недруги тирана Йелада. Но, в конце концов, "выжимки" на Дьюсабле должны оставаться сладкими для всех, а не то весь кувшин прокиснет.
Вообще-то подобные недоразумения случались и раньше. Все должно было обойтись "малой кровью". Местному суду надлежало объявить полисменам выговор за задержание совершенно невинной девушки, а Ким следовало возвратиться домой под крылышко любящего отца и продолжать свои прогулки по ночным улицам в поисках простофиль.
Но – так не произошло. Судья признал девочку виновной по всем предъявленным в протоколе статьям и завел дело.
Под вопли возмущения, которые последовали за этим (они были подхвачены и раздуты на потребу публики оплаченными Кенной телерепортерами), судья исчез из города, чтобы начать новую, весьма зажиточную жизнь, оставив тирана Йелада "держать чемодан". Чемодан с неприятностями.
Эври превозносила Рашида до небес за удавшуюся "грязную операцию".
– Погодите, – говорил Рашид. – Это еще только цветочки!
* * *
В двух десятках главных отделений "выжимки" настолько прокисли, что дела там пошли очень серьезные.
Полисмены доили полисменов, гангстеры доили всех подряд, магазины бомбили, на публичные дома совершали налеты, игорные дома замучали облавами или взрывами бомб. Сила билась о силу, а в месте их столкновения всегда оказывались невинные; не следует забывать, что на Дьюсабле каждый подходил под определение "невинный".
Кульминацией всеобщего недовольства стал марш матерей в защиту невинной Ким.
Две тысячи рассерженных женщин вышли на улицы отделения. Они несли огромные плакаты с ангельским ликом непорочного дитяти. Были и вопли, и сопли, и даже колоритное выдергивание волос. А рядом была команда новостей Кенны.
В новостях тысячный раз прокручивались – для тех, кто сидел дома, – подробности грязного инцидента. Повсюду висели фотоплакаты, на которых одурелый папа Ким крупным планом вышагивал во главе парада. Папа выглядел великолепно – утомленный наркопивом, с глазами, красными после резвых игр с вакуумной манжетой в школе удовольствий, куда он зарулил по наводке людей Рашида... Короче, он был само воплощение немой скорби.
Выкрикивая прокляты, женщины собрались у дворца тирана. Там их ожидала фаланга полицейских. Блюстители были в полной экипировке для борьбы с уличными беспорядками – в выемах, со постами, дубинками, газом и тепловыми ружьями.
Женщины приблизились к шеренге полисменов. Шум и крики усилились. Телевизионщики лихорадочно записывали происходящее на пленку.
Неожиданно из боковой улицы вывернул большой гравифургон. Из него высыпали полицейские, одетые в форму охраны тирана, раздавая направо и налево удары дубинок. Женщины выли и орали от боли, а настоящие полицейские ошарашенно стояли, не понимая, что это за "черти из машины". Когда матери восстановили свои ряды и, разъярившись, возжаждали крови, лже-полицейские поныряли в фургон и скрылись из виду.
Эта битва вошла в историю Дьюсабла. В инциденте, который видела вся планета, сотни женщин получили ранения.
Доброе имя "Йелад" быстро становилось синонимом слова "дракх".
* * *
"Марионетка" рвал на ходу подметки, действуя в чемпионском стиле. Лучшие спецы и сочинители речей, которых только можно было купить за деньги, организовали просто цунами нападок на Тайный Совет. Художники с психологами создали рекламные транспаранты, останавливающие бешеного быка на всем скаку. Рашид с головой ушел в работу, подравнивая, придерживая, где надо, и собирая всю "упряжку" воедино.
Карта солона Уолша вступила в игру.
Уолш начал с довольно грустной телебеседы о трудном существовании на Дьюсабле, оставив открытым вопрос о том, кто в этом виноват. При следующем своем появлении на экранах он уже стал в позу разгневанного гражданина, которого предали. Он кипел от возмущения, вызванного фактами, которые только что стали ему известны. Системе Капрон умышленно недодают горючее! Премиальные контракты отнимаются! После своей пламенной речи солон Уолш громогласно воззвал к справедливости: сейчас Дьюсабл нуждается в твердой руке, проповедовал он. В таком правителе, кто не подвержен влиянию дьяволов из Тайного Совета.
Тиран Йелад реагировал на эту вакханалию мягко. Он был удивлен скользкой дорожкой, на которую встал Уолш в своей кампании. Но Эври уверила Йелада, что это – часть плана обескровливания поддержки Кенны. Поскольку Йелад лично передавал деньги для "банка" кампании Уолша, он был ободрен этими словами. А что касается нападок на Тайный Совет – какое ему дело? Да и самому Тайному Совету, величественным особам, входящим в него, совершенно наплевать на нападки такой шавки, как кандидат Уолш.
И только лишь для того, чтобы показать активность, Йелад дал команду слегка подкорректировать свои речи и несколько раз проводил выступления, в которых звучали негромкие интонации в защиту Тайного Совета.
Рашид сделал так, чтобы непропорционально раздуть эти слабые намеки. В небесах повисли гигантские плакаты с защитительными речами Йелада, и громовый голос произносил цитаты оттуда.
А затем Рашид и его команда начали щедро подсыпать навоз в молотилку общественного мнения: "выжимки" протухали, полиция погрязла в междоусобных битвах, гангстеры нападают повсюду... И так далее, и тому подобное.
Йелад был слишком занят лихорадочным затыканием дыр и не замечал, что солон Кенна, его архивраг, еле-еле ведет свою кампанию.
За трое суток довыборов тиран созвал чрезвычайное совещание – доверие к нему пошатнулось.
Йелад имел внешний вид мяча – кожистый сверху, кожистый снизу, а в середине надутый пузырь. Его портной сделал так, что эти дефекты не столько скрадывались одеждой, сколько подчеркивались. Сама одежда была из материи чуть-чуть выше среднего сорта. Жил Йелад в том же маленьком домишке, где он рос еще ребенком. Он был ласков с матерью, хорошо отзывался о своей жене и понимал все неприятности, в которые попали его любимые дети, то есть граждане. Короче, были применены все те же уловки, что исправно работали многие десятилетия.
Психологи тирана вбивали в головы граждан нехитрую мысль: как человек из народа, Йелад обладает многими человеческими изъянами, но в той же мере и многими доморощенными достоинствами. Это была одна из причин, по которым он побеждал срок за сроком. (При этом, конечно же, не следовало принимать во внимание огромные сферы его влияния и сбора дани, а также гигантский, хорошо отлаженный аппарат.)
Однако в тот вечер ничего не было отлажено. Йелад стоял перед собравшимися "под шофе" – одна из многих дурных привычек, заработанных им за годы легких побед.
– Что вы себе позволяете! Вы что, не знаете, кто за всем этим стоит? За что я вам плачу, вонючки?! Вы ленивые недоноски, поэтому и облажались. Шваль у моих ног!
Он метал громы и молнии, а помощники трусливо сгрудились в стадо, пережидая ужасающий шторм. Но Йелад никак не мог остановиться.
– Я объясню вам, кто устраивает заварухи. Это чертов Кенна! Хитрый тихоня... Ну хорошо!.. Хорошо, посмотрим, кто кого, посмотрим. Я отпускаю все тормоза. Вы слышали?! Тупые недоразвитые ошметки дерьмовых недоносков... Вот кого я имею.
Лишь после многих, многих "Да, сэр..." и "Простите, сэр..." он остыл настолько, что смог, скрежеща зубами, отдавать осмысленные приказания. В сложившемся цейтноте ему нужен был мандат доверия. И не просто, а исторического значения.
Команды головорезов и экипажи избирательных участков были удвоены, численность подкупленных избирателей почти утроена. Готовые восстать, ждали приказа включиться в предвыборную борьбу "мертвые души". Этот резерв вызывался лишь при финальном подсчете голосов.
Денег у тирана Йелада хватало. Чего ему не хватало – это организованности. После стольких лет постоянных побед он затребовал слишком малочисленную, как оказалось, команду для управления ходом выборов. Теперь он приказал удесятерить силы. И вся эта толпа, разом ринувшись в работу, смешалась, как бывает в велосипедном «заломе», образовав кучу-малу.
Но самая скверная вещь произошла еще раньше, на следующий после собрания вечер. Меньше чем за сорок восемь земных часов до выборов.
* * *
Рашид спокойно наблюдал со стороны, как Кенна выплывает на большую уличную трибуну. Глаза Рашида скользили по собравшимся. Он удостоверился, что его ребята работают, мельтеша в необъятной толпе. Событие снимали все службы новостей планеты. Даже прикормыши Йелада были тут как тут, лишь только просочились сведения о предстоящем через несколько часов выступлении Кенны с речью о том, что Дьюсаблу грозит застой экономики. Репортеры позабыли о боссах, кому они должны сохранять верность, обезумев от самого пьянящего из ароматов – запаха политической бойни.
Кенна занял свое место. Раздался гром рукоплесканий, организованных "группой скандирования". Солон скромно раскланялся и вяло поднял руку, улыбаясь и прося прекратить овацию:
– Стоп, стоп. Я не заслужил такого изъявления любви.
Парни из "группы скандирования" снова нажали на педаль, лишь только толпа начала думать, что пора перестать рукоплескать. Овации стали еще громче. Рашид терзал ладоши толпы минут тридцать, а затем жестом приказал, чтобы овации пошли на убыль.
Кенна, улыбаясь, поблагодарил всех за такое неожиданное выражение поддержки, а затем состроил на лице маску печальной мудрости. Он кратко обрисовал свою карьеру на поприще служения народу, не забыв упомянуть ни одной из тяжких схваток за интересы общества; потом признался, что ошеломлен трудностями ведения нынешней кампании. Он уже в летах, сказал Кенна, и осознал, что не в силах нести груз обязанностей, который на него возложит имя... должность тирана.
Толпа притихла. Затем народ начал шевелиться. С разных концов слышались крики: "Нет!.. Нет!.. Нет!.."
Были они порождены магией Рашида, ибо возникли не в глотках "группы скандирования", а действительно раздались из народа.
Наконец солон Кенна приблизился к завершению речи. Выдержав драматическую паузу, он произнес:
– Я очень внимательно слушал речи моих оппонентов. И пришел к выводу, что только один голос звучит громогласно за нас всех. Поэтому я объявляю... Я снимаю свою кандидатуру и...
Толпа яростно взревела, но Кенна самим своим видом праведника заставил ее стихнуть.
– И передаю свою поддержку, ваше доверие – наиболее обещающему из всех разумных существ Дьюсабла...
Вот теперь настала очередь Пустышки выйти на сцену, к изумлению всей планеты.
Солон Уолш подошел к коллеге. Слезы блистали у него на глазах – это Рашид посоветовал Эври надушить слезоточивым веществом бутоньерку в его петлице.
– Я передаю тебе... наш новый тиран... жизнь нового века... Солон Уолш!!!
Народ сошел с ума. Завязались драки. Бригады репортеров ползали друг по другу, стремясь сделать фото поближе; отставшие показывали окружающим чудеса в спринтерском беге с тяжелой аппаратурой на шее.
Эпицентром всего этого умопомрачения была изумительная картина в обрамлении ораторской трибуны. Лишь только репортеры осознали это, они вышли из народа, вернее, вырвались из толпы, обратно к трибуне, чтобы запечатлеть картину, расшибая себе лбы и залезая на плечи коллег, лишь бы заполучить свое профессиональное удовольствие.
А она стоила того, эта великая композиция для предвыборного плаката, – солон Кенна и солон Уолш, рыдая от счастья, обнимают друг друга за плечи в едином порыве любви.
Рашид подумал, что представление удалось на славу. В прошлом он делал, конечно, и много лучшие, но в конце концов, надо допустить, что... Тут его ум совершил маленький, но бешеный скачок. Когда он делал лучше? Дл я кого ?.. Но тут рев толпы отвлек его, и он вновь с головой погрузился в заботы.
Теперь предстояла самая трудная часть операции – надо (всего лишь!) украсть победу на выборах.
* * *
День выборов рождался под гром бешеных воплей тирана Йелада. Глаза его были словно чайные блюдца, налитые кровью, – следствие гонки за иудой Уолшем в течение всей предыдущей ночи. Наконец помощники утихомирили Йелада настолько, что он сумел внятно произнести приказ контратаковать.
Йелад брякнулся за свой стол и полностью открыл кран незаконных действий. Уверенность в себе и доверие избирателей быстро возвращались. Его политический арсенал мог заставить ахнуть даже покойного Императора.
Избыток пара подходил к концу. Тиран сосредоточился и заказал кувшин крепчайшей заварки, чтобы подготовить нервы к длинному дню и долгой ночи впереди.
В этот момент в офис ворвался один из его помощников. Он имел нехороший, испуганный вид. Скверные новости из 22-го отделения – одного из самых надежных опорных районов Йелада, с миллионом "железных" голосов в кармане и двумястами тысячами голосов из могилы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Малыш творил дела на этом свете лет уже пятьдесят, не меньше.
– Сможешь на бис? – спросил Рашид.
– Нет проблем. Раза три-четыре, пока не слишком утомлюсь. А потом могу стать немного небрежным – понимаешь, что я имею в виду?
Рашид ответил, что понимает.
– Как насчет небольшого антракта и свидания со стаканчиком? – спросил "ребенок".
– Нет. Сначала в тридцать шестое.
"Ребенок" гадко ругнулся, но Рашид не обращал внимания. Все равно актер был очень доволен своим представлением.
* * *
Лейтенант Скиннер чувствовала себя так, будто ей кто-то помочился в карман. Полицейский, сидящий в луже!.. Шел день сбора, и первые неурядицы ввергли ее в отвратительное расположение духа.
Обычно она начинала свой обход с маленького, аккуратно прибранного секс-магазинчика. Заведение было частным, так что делиться с владельцем не приходилось. Кроме всего прочего, она опекала там одного миловидного профессионального юношу, с которого брала специфическую плату в каждый день сборов вот уже сколько месяцев.
Однако сегодня ни владельца магазинчика, ни молодого бычка на месте не оказалось. Испуганный и смущенный управляющий пробормотал, что с них сегодня уже один раз собирали. С час назад приходили два очень страшных громилы-полисмена. Приходили как раз за "выжимками" – сказали, что Скиннер сегодня выходная. Они говорили так убедительно – управляющий, подойдя прихрамывающей походкой поближе, показал синяки, разукрасившие его физиономию, – что нельзя было не поверить. Еще они "подоили" и мальчонку и сказали, что он теперь будет работать в другом месте.
Скиннер поняла, что подлец-управляющий не лжет; особенно это стало ясно после того, как она – из чисто профессиональных соображений – собственноручно нанесла несколько ударов ему в корпус и челюсть. Сделав это, Скиннер, как буря, вылетела из магазинчика, горя жаждой мщения.
Но постепенно ярость осела. Месть дастся очень нелегко. Капитан ничего не знает об этом ее маленьком золотом родничке. Раздосадованная так, будто кто-то и впрямь помочился ей в карман, теряясь в догадках, кто эти "перехватчики", Скиннер продолжила обход.
И в каждом месте картина повторялась. Скиннер начала понимать, что тычки и затрещины, которые она в таком количестве раздавала в обмен на деньги, обернулись против нее.
Пуская пар из своего огромного клюва, подобно паровозу, Скиннер направилась к полицейскому участку, чтобы связаться с отделенным капитаном. Похоже, началась драка на межведомственной почве.
И тут Скиннер получила еще один большой удар. Это оказалась не простая междоусобная драчка, и велась она не из-за общей зоны обслуживания. Началась открытая война!
Кто ее объявил и ведет, ни одна душа не знала, пока не стало слишком поздно.
* * *
Ким – юная блондинка с невинными глазками и не столь невинным телом. Она принадлежала к тому числу нехороших личностей, которые промышляли обиранием других за пределами родного отделения. Губы, влажные как у Лолиты, примечательные бедра, выдающаяся грудь – этого достойного набора вполне хватало для того, чтобы подцепить на улице простака. Дальше пускался в ход паралитический газ, а то и острый нож, который она умудрялась прятать под своей более чем миниатюрной юбкой.
А еще Ким была золотым яблочком для своего папаши и маленькой героиней родных окрестностей. Как хорошо воспитанное дитя, Ким всегда притаскивала добычу домой, папе. Служила она надзирательницей в швейном цехе на "буферном предприятии" Йелада, что давало ей большое влияние.
Но одной ночью случилось маленькое недоразумение. Полисмены "подцепили" Ким, когда она была как деревянная, перебрав наркопива настолько, что не могла произнести и слова членораздельно, чтобы удостоверить свою личность. Поэтому ее забрали в кутузку и составили протокол. Ко всеобщему смущению, не оказывалось иного выхода, кроме как подавать на полицию в суд. Никто этого не любил делать, даже недруги тирана Йелада. Но, в конце концов, "выжимки" на Дьюсабле должны оставаться сладкими для всех, а не то весь кувшин прокиснет.
Вообще-то подобные недоразумения случались и раньше. Все должно было обойтись "малой кровью". Местному суду надлежало объявить полисменам выговор за задержание совершенно невинной девушки, а Ким следовало возвратиться домой под крылышко любящего отца и продолжать свои прогулки по ночным улицам в поисках простофиль.
Но – так не произошло. Судья признал девочку виновной по всем предъявленным в протоколе статьям и завел дело.
Под вопли возмущения, которые последовали за этим (они были подхвачены и раздуты на потребу публики оплаченными Кенной телерепортерами), судья исчез из города, чтобы начать новую, весьма зажиточную жизнь, оставив тирана Йелада "держать чемодан". Чемодан с неприятностями.
Эври превозносила Рашида до небес за удавшуюся "грязную операцию".
– Погодите, – говорил Рашид. – Это еще только цветочки!
* * *
В двух десятках главных отделений "выжимки" настолько прокисли, что дела там пошли очень серьезные.
Полисмены доили полисменов, гангстеры доили всех подряд, магазины бомбили, на публичные дома совершали налеты, игорные дома замучали облавами или взрывами бомб. Сила билась о силу, а в месте их столкновения всегда оказывались невинные; не следует забывать, что на Дьюсабле каждый подходил под определение "невинный".
Кульминацией всеобщего недовольства стал марш матерей в защиту невинной Ким.
Две тысячи рассерженных женщин вышли на улицы отделения. Они несли огромные плакаты с ангельским ликом непорочного дитяти. Были и вопли, и сопли, и даже колоритное выдергивание волос. А рядом была команда новостей Кенны.
В новостях тысячный раз прокручивались – для тех, кто сидел дома, – подробности грязного инцидента. Повсюду висели фотоплакаты, на которых одурелый папа Ким крупным планом вышагивал во главе парада. Папа выглядел великолепно – утомленный наркопивом, с глазами, красными после резвых игр с вакуумной манжетой в школе удовольствий, куда он зарулил по наводке людей Рашида... Короче, он был само воплощение немой скорби.
Выкрикивая прокляты, женщины собрались у дворца тирана. Там их ожидала фаланга полицейских. Блюстители были в полной экипировке для борьбы с уличными беспорядками – в выемах, со постами, дубинками, газом и тепловыми ружьями.
Женщины приблизились к шеренге полисменов. Шум и крики усилились. Телевизионщики лихорадочно записывали происходящее на пленку.
Неожиданно из боковой улицы вывернул большой гравифургон. Из него высыпали полицейские, одетые в форму охраны тирана, раздавая направо и налево удары дубинок. Женщины выли и орали от боли, а настоящие полицейские ошарашенно стояли, не понимая, что это за "черти из машины". Когда матери восстановили свои ряды и, разъярившись, возжаждали крови, лже-полицейские поныряли в фургон и скрылись из виду.
Эта битва вошла в историю Дьюсабла. В инциденте, который видела вся планета, сотни женщин получили ранения.
Доброе имя "Йелад" быстро становилось синонимом слова "дракх".
* * *
"Марионетка" рвал на ходу подметки, действуя в чемпионском стиле. Лучшие спецы и сочинители речей, которых только можно было купить за деньги, организовали просто цунами нападок на Тайный Совет. Художники с психологами создали рекламные транспаранты, останавливающие бешеного быка на всем скаку. Рашид с головой ушел в работу, подравнивая, придерживая, где надо, и собирая всю "упряжку" воедино.
Карта солона Уолша вступила в игру.
Уолш начал с довольно грустной телебеседы о трудном существовании на Дьюсабле, оставив открытым вопрос о том, кто в этом виноват. При следующем своем появлении на экранах он уже стал в позу разгневанного гражданина, которого предали. Он кипел от возмущения, вызванного фактами, которые только что стали ему известны. Системе Капрон умышленно недодают горючее! Премиальные контракты отнимаются! После своей пламенной речи солон Уолш громогласно воззвал к справедливости: сейчас Дьюсабл нуждается в твердой руке, проповедовал он. В таком правителе, кто не подвержен влиянию дьяволов из Тайного Совета.
Тиран Йелад реагировал на эту вакханалию мягко. Он был удивлен скользкой дорожкой, на которую встал Уолш в своей кампании. Но Эври уверила Йелада, что это – часть плана обескровливания поддержки Кенны. Поскольку Йелад лично передавал деньги для "банка" кампании Уолша, он был ободрен этими словами. А что касается нападок на Тайный Совет – какое ему дело? Да и самому Тайному Совету, величественным особам, входящим в него, совершенно наплевать на нападки такой шавки, как кандидат Уолш.
И только лишь для того, чтобы показать активность, Йелад дал команду слегка подкорректировать свои речи и несколько раз проводил выступления, в которых звучали негромкие интонации в защиту Тайного Совета.
Рашид сделал так, чтобы непропорционально раздуть эти слабые намеки. В небесах повисли гигантские плакаты с защитительными речами Йелада, и громовый голос произносил цитаты оттуда.
А затем Рашид и его команда начали щедро подсыпать навоз в молотилку общественного мнения: "выжимки" протухали, полиция погрязла в междоусобных битвах, гангстеры нападают повсюду... И так далее, и тому подобное.
Йелад был слишком занят лихорадочным затыканием дыр и не замечал, что солон Кенна, его архивраг, еле-еле ведет свою кампанию.
За трое суток довыборов тиран созвал чрезвычайное совещание – доверие к нему пошатнулось.
Йелад имел внешний вид мяча – кожистый сверху, кожистый снизу, а в середине надутый пузырь. Его портной сделал так, что эти дефекты не столько скрадывались одеждой, сколько подчеркивались. Сама одежда была из материи чуть-чуть выше среднего сорта. Жил Йелад в том же маленьком домишке, где он рос еще ребенком. Он был ласков с матерью, хорошо отзывался о своей жене и понимал все неприятности, в которые попали его любимые дети, то есть граждане. Короче, были применены все те же уловки, что исправно работали многие десятилетия.
Психологи тирана вбивали в головы граждан нехитрую мысль: как человек из народа, Йелад обладает многими человеческими изъянами, но в той же мере и многими доморощенными достоинствами. Это была одна из причин, по которым он побеждал срок за сроком. (При этом, конечно же, не следовало принимать во внимание огромные сферы его влияния и сбора дани, а также гигантский, хорошо отлаженный аппарат.)
Однако в тот вечер ничего не было отлажено. Йелад стоял перед собравшимися "под шофе" – одна из многих дурных привычек, заработанных им за годы легких побед.
– Что вы себе позволяете! Вы что, не знаете, кто за всем этим стоит? За что я вам плачу, вонючки?! Вы ленивые недоноски, поэтому и облажались. Шваль у моих ног!
Он метал громы и молнии, а помощники трусливо сгрудились в стадо, пережидая ужасающий шторм. Но Йелад никак не мог остановиться.
– Я объясню вам, кто устраивает заварухи. Это чертов Кенна! Хитрый тихоня... Ну хорошо!.. Хорошо, посмотрим, кто кого, посмотрим. Я отпускаю все тормоза. Вы слышали?! Тупые недоразвитые ошметки дерьмовых недоносков... Вот кого я имею.
Лишь после многих, многих "Да, сэр..." и "Простите, сэр..." он остыл настолько, что смог, скрежеща зубами, отдавать осмысленные приказания. В сложившемся цейтноте ему нужен был мандат доверия. И не просто, а исторического значения.
Команды головорезов и экипажи избирательных участков были удвоены, численность подкупленных избирателей почти утроена. Готовые восстать, ждали приказа включиться в предвыборную борьбу "мертвые души". Этот резерв вызывался лишь при финальном подсчете голосов.
Денег у тирана Йелада хватало. Чего ему не хватало – это организованности. После стольких лет постоянных побед он затребовал слишком малочисленную, как оказалось, команду для управления ходом выборов. Теперь он приказал удесятерить силы. И вся эта толпа, разом ринувшись в работу, смешалась, как бывает в велосипедном «заломе», образовав кучу-малу.
Но самая скверная вещь произошла еще раньше, на следующий после собрания вечер. Меньше чем за сорок восемь земных часов до выборов.
* * *
Рашид спокойно наблюдал со стороны, как Кенна выплывает на большую уличную трибуну. Глаза Рашида скользили по собравшимся. Он удостоверился, что его ребята работают, мельтеша в необъятной толпе. Событие снимали все службы новостей планеты. Даже прикормыши Йелада были тут как тут, лишь только просочились сведения о предстоящем через несколько часов выступлении Кенны с речью о том, что Дьюсаблу грозит застой экономики. Репортеры позабыли о боссах, кому они должны сохранять верность, обезумев от самого пьянящего из ароматов – запаха политической бойни.
Кенна занял свое место. Раздался гром рукоплесканий, организованных "группой скандирования". Солон скромно раскланялся и вяло поднял руку, улыбаясь и прося прекратить овацию:
– Стоп, стоп. Я не заслужил такого изъявления любви.
Парни из "группы скандирования" снова нажали на педаль, лишь только толпа начала думать, что пора перестать рукоплескать. Овации стали еще громче. Рашид терзал ладоши толпы минут тридцать, а затем жестом приказал, чтобы овации пошли на убыль.
Кенна, улыбаясь, поблагодарил всех за такое неожиданное выражение поддержки, а затем состроил на лице маску печальной мудрости. Он кратко обрисовал свою карьеру на поприще служения народу, не забыв упомянуть ни одной из тяжких схваток за интересы общества; потом признался, что ошеломлен трудностями ведения нынешней кампании. Он уже в летах, сказал Кенна, и осознал, что не в силах нести груз обязанностей, который на него возложит имя... должность тирана.
Толпа притихла. Затем народ начал шевелиться. С разных концов слышались крики: "Нет!.. Нет!.. Нет!.."
Были они порождены магией Рашида, ибо возникли не в глотках "группы скандирования", а действительно раздались из народа.
Наконец солон Кенна приблизился к завершению речи. Выдержав драматическую паузу, он произнес:
– Я очень внимательно слушал речи моих оппонентов. И пришел к выводу, что только один голос звучит громогласно за нас всех. Поэтому я объявляю... Я снимаю свою кандидатуру и...
Толпа яростно взревела, но Кенна самим своим видом праведника заставил ее стихнуть.
– И передаю свою поддержку, ваше доверие – наиболее обещающему из всех разумных существ Дьюсабла...
Вот теперь настала очередь Пустышки выйти на сцену, к изумлению всей планеты.
Солон Уолш подошел к коллеге. Слезы блистали у него на глазах – это Рашид посоветовал Эври надушить слезоточивым веществом бутоньерку в его петлице.
– Я передаю тебе... наш новый тиран... жизнь нового века... Солон Уолш!!!
Народ сошел с ума. Завязались драки. Бригады репортеров ползали друг по другу, стремясь сделать фото поближе; отставшие показывали окружающим чудеса в спринтерском беге с тяжелой аппаратурой на шее.
Эпицентром всего этого умопомрачения была изумительная картина в обрамлении ораторской трибуны. Лишь только репортеры осознали это, они вышли из народа, вернее, вырвались из толпы, обратно к трибуне, чтобы запечатлеть картину, расшибая себе лбы и залезая на плечи коллег, лишь бы заполучить свое профессиональное удовольствие.
А она стоила того, эта великая композиция для предвыборного плаката, – солон Кенна и солон Уолш, рыдая от счастья, обнимают друг друга за плечи в едином порыве любви.
Рашид подумал, что представление удалось на славу. В прошлом он делал, конечно, и много лучшие, но в конце концов, надо допустить, что... Тут его ум совершил маленький, но бешеный скачок. Когда он делал лучше? Дл я кого ?.. Но тут рев толпы отвлек его, и он вновь с головой погрузился в заботы.
Теперь предстояла самая трудная часть операции – надо (всего лишь!) украсть победу на выборах.
* * *
День выборов рождался под гром бешеных воплей тирана Йелада. Глаза его были словно чайные блюдца, налитые кровью, – следствие гонки за иудой Уолшем в течение всей предыдущей ночи. Наконец помощники утихомирили Йелада настолько, что он сумел внятно произнести приказ контратаковать.
Йелад брякнулся за свой стол и полностью открыл кран незаконных действий. Уверенность в себе и доверие избирателей быстро возвращались. Его политический арсенал мог заставить ахнуть даже покойного Императора.
Избыток пара подходил к концу. Тиран сосредоточился и заказал кувшин крепчайшей заварки, чтобы подготовить нервы к длинному дню и долгой ночи впереди.
В этот момент в офис ворвался один из его помощников. Он имел нехороший, испуганный вид. Скверные новости из 22-го отделения – одного из самых надежных опорных районов Йелада, с миллионом "железных" голосов в кармане и двумястами тысячами голосов из могилы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38