Его палка сверкала, как если бы ее все время полировали. Едва вошедши в хижину, он торопливо доковылял до высокой табуретки перед очагом и сел. И он положил свою палку на пол возле очага. А наша сестра Ашаби устрашенно вскочила и даже перестала рыдать. Устроившись на табуретке, старик подобрал с полу несколько сухих щепок и положил их в очаг, а сверху положил на них большое полено. Потом снял свою стародавнюю родовую шапку, вынул из нее два искрометных камня, взял по камню в каждую руку и принялся ударять камень об камень, пока искры не подожгли сухие щепки, которые сначала слабо тлели, но потом быстро разгорелись, и через несколько минут в очаге заполыхал яркий огонь, высветивший все темные углы мрачной от ночного времени хижины, а старик начал греть над огнем свои древние кости. Я видел через окно все, что он делал, хотя мы с братом по-прежнему стояли возле хижины как изваяния.
Нам удалось ясно разглядеть этого старика, потому что свет из очага ярко высветил все пространство хижины. Старик был одноногий, и он бесперестанно шаркал ногой по полу и гулко горготал горлом и шмыгал носом. И вот, значит, он одноного шаркал по полу, а ножки у табуретки тем временем подломились, и старик стал заваливаться прямо в очаг. И нам открылось через окно очень потешное для нас огневое действо – мы увидели, как старик попытался не упасть всем телом в очаг, а у него вдруг загорелись волосы, потому что, пока он барахтался, чтобы не упасть, ему на голову сыпалась с потолка прокопченная пыль, и она занялась от жара из очага трескучим огнем. Старик поспешно вскочил, но огненная боль отшибла у него память, и он забыл подхватить с полу свою палку и одноного, вопя от боли, метнулся в угол хижины, где затаилась Ашаби, а когда упал на нее, так ошалел от страха, что кинулся, по-прежнему без палки и на одной ноге, в противоположный угол хижины, где окончательно рухнул, когда услышал вопли Ашаби.
А мы – незамеченно для себя и немо для всех, кто захотел бы нас услышать, потому что мы оставались в обличье изваяний, – хохотали от всей души и до полного забвения наших бед. Да и Ашаби, тоже незамеченно для нее, расхохоталась так весело, что от нее мигом отступили всяческие печали. В ту ночь мне стало понятно, что смех – отеческий врачеватель любых страданий. Ведь он избавил Ашаби, хотя она исхудала к тому времени до бледной немощи, от ее горестного бессилия, а мы с братом Алаби даже и думать забыли про свои утренние муки под хлыстами Колдунной Владычицы, когда нас потешал одноногой огненной суетней в хижине ветхий от дряхлости старик.
Но, конечно же, как только Ашаби пришла в себя, она помогла старику встать, усадила его на прочную табуретку перед очагом и снова развела огонь. А сама села немного поодаль от старика. Который так ошалел, что сначала молча грелся у огня, потом обессиленно отдыхал и только потом смог поблагодарить Ашаби за помощь. Но едва он ее поблагодарил, как она, к его изумлению, горько разрыдалась.
– О чем вы рыдаете, мадам? – тихо спросил он ее. И Ашаби ответила ему так:
– Я рыдаю об участи двух моих братьев. (Она показала старику на нас в обличье изваяний.) Мне не удалось вернуть им человеческий облик, все мои попытки и надежды пропали впустую, а уйти к отцу с матерью без них я не могу. – Услышавши ее объяснение, старик сочувственно покачал головой, но потом утешительно и по-дружески сказал:
– Твоим братьям очень повезло, потому что если б они превратились в изваяния, когда тебя здесь не было, то им пришлось бы претерпевать их новое обличье бессрочно. Но ты можешь вернуть им человеческий облик – хотя должна для этого выдержать немало мук. Тебе придется испытать, если ты хочешь их спасти, лишения двухлетней немоты. Потому что стоит тебе сказать одно-единственное слово или даже только воскликнуть «ой!», прежде чем истечет двухлетний срок, и твои братья останутся изваяниями навеки. Лишь полная твоя немота в течение двух лет излечит их, или вернет им прежний облик. Да и другие изваяния – окажись у них сестра или кто-нибудь, кому удалось бы прожить ради них два года в полной немоте, – тоже излечились бы после этого срока. Твой же испытательный срок начнется прямо сегодня, потому что сюда, насколько я знаю, приедет перед рассветом прекрасный юноша, и уже на его слова ты должна отвечать полной немотой. А теперь позволь мне снова поблагодарить тебя за помощь, потому что я ухожу. – С этими словами старик медленно встал, выбрался зигзагообразно из хижины и ушел, опираючись на свою яркую палку, в джунгли, а изумленная Ашаби провожала его взглядом до тех пор, пока он окончательно не скрылся под тенью ночных деревьев.
Мы с братом слышали все, что сказал старик, хотя и стояли у хижины в обличье изваяний. Я попытался уговорить старика, когда он проходил мимо нас, вернуть нам человеческий облик прямо сразу, или не мешкая, но мои слова оказались для него безгласными, и он их не слышал. Вскоре после исчезновения старика на джунгли обрушился проливной дождь, а через несколько минут у хижины, к нашему удивлению, появился прекрасный молодой человек с охотничьей сумкой и ружьем за плечами. Он приехал на прекрасном коне и, когда слез, привязал своего коня к моей талии, решивши, что я обыкновенное изваяние. Он затянул веревку у меня на талии так туго, что я едва дышал в этой тугой веревочной петле.
А молодой человек ушел в хижину, чтоб укрыться от дождя. И ужасно удивился, когда увидел там Ашаби. Сначала он не поверил своим глазам, или решил, что она лесная духева, которая просто захотела погреться у огня. И для проверки вынул из-под мышки тыкву с порошком джу-джу. Она была привязана у него изнутри к руке жилкой антилопы. Он откупорил тыкву и высыпал немного порошка в огонь очага. А тыкву снова привязал к руке. Но когда порошок загорелся, Ашаби не исчезла от его запаха, как случилось бы с духевой, она даже не убежала из хижины, и молодой человек уверился, что она телесное существо, или обычная девушка. Тогда он подбросил в очаг сухих дров, и пламя высветило все закоулки хижины. При ярком свете молодой человек ясно заметил, что Ашаби – девушка замечательной красоты, и ошарашенно изумился, как она попала в такие мрачные джунгли.
А сам он был принц из большого города милях в десяти от этих джунглей. Дождь застал его среди ночи на охоте, и в поисках убежища от дождя он незамеченно вышел к хижине. Внимательно рассмотревши, что Ашаби замечательно красивая, он с удивлением спросил ее:
– Зачем, хотел бы я знать, вы сидите здесь – при вашей-то замечательной красоте?
Но Ашаби ничего ему не ответила, как если бы она была немая.
– Как вас зовут? Из какой деревни вы пришли сюда – в эту хижину, которая принадлежит Колдунной Владычице джунглей? – ласково заговоривши с ней опять, спросил у нее принц, но она снова ничего ему не ответила, будто по-настоящему немая. – Может, вы немая? – поинтересовался принц и умолк в надежде получить наконец ответ, но Ашаби снова ничего ему не ответила. – Ну так будьте вы хоть трижды немая, а я все равно возьму вас в жены! – воскликнул принц, и, поскольку его очень привлекала ее красота, он почти насильственно помог ей встать, чтобы доставить в свой город (а дождь к тому времени уже прошел). Принц вывел ее из хижины, посадил на своего коня и принялся отвязывать от моей талии веревку, за которую был привязан его конь. Пока он это делал, Ашаби со слезами на глазах показывала ему разными жестами, что я ей брат, а в изваяние превращен против своей воли и по ее вине, но он не догадался, о чем она немо толкует ему при помощи своих жестов.
Когда принц увозил Ашаби в неведомый для нас город, она бесперестанно оглядывалась на меня и брата в надежде, что мы примем наш обычный облик, но ее надежда не исполнилась. А я, как изваяние, умолял принца открыть мне название его города, чтобы знать, куда он увозит сестру, но принц не обращал на мои мольбы ни малейшего внимания, поскольку для него они были безгласные. Так Ашаби была увезена от нас неведомым нам принцем в неведомый для нас город. Она не могла отказаться уехать и не могла задержать принца, потому что ей нужно было два года молчать, и, значит, нам еще два года предстояло жить возле хижины в обличье изваяний. А если бы Ашаби ошибочно заговорила, не промолчавши двух лет, то мы остались бы изваяниями навеки, и это удручало нас горестным страхом, или вдвойне, потому что мы и боялись и горевали. На прощание конь лягнул меня, и он прикусил мне зубами голову, и он выплюнул, когда фыркал, сгусток слюны на мое плечо, а я, как изваяние, даже не мог поднять руку, чтоб защититься.
Когда отохотившийся принц привез Ашаби в свой город и предъявил ее королевской семье, все его родичи сначала очень обрадовались, но потом очень огорчились. Они обрадовались ее красоте, а огорчились ее немоте, потому что их законы запрещали принцам жениться на немых. Горожане не желали оказаться в будущем под властью короля, который родился бы у немой королевы. Поэтому и на основании запретительного закона именитые горожане вместе с родичами принца присоветовали ему отказаться от задуманной женитьбы, а невесту, или Ашаби, отвезти поскорее туда, откуда он ее привез. Но принц даже слушать их всех не захотел.
Тогда королевская семья собралась на тайное от принца совещание с именитыми горожанами, и там у них было сообща решено, что, едва Ашаби родит ребенка, его предадут немедленной смерти в тот самый день, когда он получит имя. Хотя принц не присутствовал на совещании, где созрел умысел против будущего ребенка, зато Ашаби присутствовала и обо всем услышала, но ей, конечно, нельзя было говорить, а не то мы остались бы изваяниями навеки. Участники совещания не таились от Ашаби, считая, что она в своей немоте даже не услышит их слов. Слова эти были для нее великим горем, и все же она упорно притворялась немой.
Через несколько месяцев Ашаби родила мальчика, и королевские родичи выполнили свой тайный умысел. Они убили младенца, как только он получил имя. И убили при Ашаби, так что она чуть не отвергла в тот миг свою притворную немоту для спасения сына от насильственной смерти. Но ей вспомнилось, что, если она заговорит, мы с братом останемся изваяниями навеки. И как только у нее снова родился ребенок, его снова безжалостно убили, едва он был назван. Но Господь был так добр, что после рождения третьего ребенка и в тот самый день, когда он должен был получить имя, а после этого сразу быть убитым, истекли два года ее спасительного для нашей с братом участи молчания. Едва младенцу дали имя и распростерли на земле, чтобы убить, а убийца уже занес над ним свой убийственный нож…
…В это мгновение Ашаби обрела свободу говорить. И, схвативши убийцу за руку, она громко проговорила:
– Пожалуйста, не убивайте моего ребенка! Я вовсе не была все это время немой!
Королевские родичи страшно удивились ее словам и оставили ребенка в живых.
Тут Ашаби объяснила им, для чего ей пришлось притворяться два года немой. Когда она рассказала о своих братьях, превращенных Колдунной Владычицей в изваяния ровно два года назад, горожане сразу же поспешили с ней в джунгли. А мы, к ее удивлению, обернулись людьми еще до того, как она туда пришла, но все остальные изваяния по-прежнему стояли на месте. Увидевши нас в облике обычных людей, Ашаби радостно вскрикнула от счастья и бросилась к нам с распростертыми объятиями, а горожане изумленно рассматривали нас несколько минут и потом пожелали нам всяческих благ в нашей новой жизни.
Пока мы танцевали, весело пели и обновленно рассказывали горожанам про Колдунную Владычицу, которая стала терзать нас вдвойне, как только не обнаружила в хижине Ашаби, увезенную разохотившимся принцем…
…Она (Колдунная Владычица) приехала, как обычно, на своем страусе к хижине (а мы еще не закончили рассказ о наших мучениях), и она положила связку хлыстов перед изваяниями, но потом вдруг заметила в хижине множество людей. И она злобно остановилась, и она сумрачно рассматривала нас всех несколько минут, а потом подошла поближе и спросила:
– Кто вы такие? Что вам тут нужно у меня в хижине? Хотя вообще-то я очень рада вашему приходу, потому что мне нравится, когда у меня умножается количество изваяний!
Но поскольку мы не обратили на ее вопросы внимания и по-прежнему радовались жизни с пришедшими горожанами…
…Колдунная Владычица ринулась вперевалку к яме возле изваяний, где лежали страусовые яйца, чтобы показать их нам для превращения нас всех в изваяния. Но Ашаби, распознавши злые умыслы Колдунной Владычицы, выхватила из очага горящую ветку и подбежала к яме со злотворными яйцами. У ямы она плотно зажмурила глаза, и сдвинула с нее крышку, и разбила горящей веткой яйца, прежде чем Колдунная Владычица добралась, хоть и торопливо, но, как всегда, вперевалку, до ямы. Едва разбитые яйца взорвались от жара горящей ветки, заклятый страус и недвижимые изваяния обернулись людьми, а Колдунная Владычица бессознательно упала на землю. Тут нам впервые воочию открылось, что изваяния, страус и птицы, которые всегда сопровождали Колдунную Владычицу, были обычными людьми вроде нас. Нам впервые открылось, что если яйца уничтожить, то все изваяния и проч. обретут их прежний облик, а иначе Ашаби разбила бы эти злотворные яйца, как только мы с Алаби стали изваяниями. Едва все остальные изваяния обрели облик людей, поднялся великий шум. Новоявленные из прежних изваяний люди прославляли Творца и в оглушительных восклицаниях выражали свою живую радость.
Среди них были женщины средних лет от рождения, юные девушки, молодые юноши и зрелые мужчины. Они поведали нам, что обернулись изваяниями, когда сняли, каждый в свое время, крышку с запретной ямы и увидели два злотворных страусовых яйца. А я после их рассказа вернулся в хижину и вынул из нашей сберегательной ямы деньги, вырученные от продажи орехов колы, но одеяния брать не стал, потому что их изъели всяческие насекомые. А потом мы все отправились с песнями и плясками в город принца.
Добравшись до города и когда нас отвели к их королю, мы рассказали ему про наших бедных родителей. И он оделил нас множеством подарков и денег. А через месяц мы возвратились в нашу родную деревню, хотя многие люди из бывших изваяний остались на жительство в городе принца, потому что не сумели отыскать путей к своим городам и деревням.
Отец с матерью были очень опечалены, когда услышали о наших страданиях у Перистой Женщины, или Колдунной Владычицы джунглей. А деньги, которые мы принесли, пошли на уплату долгов и покупку всего самого лучшего, в чем нуждались родители…
Ну а теперь, любезные слушатели, я хочу напоследок повторить перед вами, что буду помнить про жуткие джунгли Колдунной Владычицы до самой смерти. Надеюсь, каждый из вас оценил по горестному достоинству лишения и страдания моего первого путешествия?
– Да, это было воистину ужасное путешествие, хотя ты вернулся домой с большими деньгами! – разом и вместе откликнулись мои слушатели.
– Так спасибо за внимание и спокойной вам ночи, а рассказ о приключениях моего второго путешествия приходите слушать завтра вечером.
Когда я умолк, жители деревни вволю попели и сообща поплясали до полного своего удовольствия, потому что принесли на этот раз многочисленные музыкальные инструменты вроде африканских барабанов и проч., а потом разошлись по домам.
Вероломная королева и король безмолвных джунглей
Развлечения третьего вечера (мое второе путешествие)
На третий день, часов около девяти вечера, если даже не раньше, жители деревни уже опять с нетерпением собрались к моему дому, чтобы услышать поскорее рассказ о моем втором путешествии. Они, по-обычному, сели передо мной, и каждому был поднесен бочонок пальмового вина. Многие из них пришли с барабанами, рожками и всякими другими музыкальными инструментами, потому что мы очень горевали без музыки после первого моего рассказа. А я, как обычно, сел в свое удобное старое кресло. Светила луна, и вечер сухого сезона мягко освежался спокойным ветерком. Слушатели, каждый, отвыпили пальмового вина, и я, раскуривши свою трубку, обратился к ним так:
– Путешествия у меня были очень разные. На земле нет равенства, друзья, а разные судьбы таят в себе самые разные несуразности, и это тема моего сегодняшнего рассказа. Припомните пример из древнего присловья: у одних людей есть чем есть, да нечего есть, а у других – есть что есть, да им нечем есть. Однако вы можете быть уверены, и я призываю вас помнить об этом отныне и всегда, что у каждого человека в нашем подлунном мире есть опасность не устоять перед искушением. И я поведаю вам сегодня вечером о вероломной королеве, которой было мало богатств, изобильно получаемых ею от своего мужа, короля. Только слушайте меня внимательно, друзья!
Все собравшиеся единогласно воскликнули, что их уши не пропустят ни единого моего слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Нам удалось ясно разглядеть этого старика, потому что свет из очага ярко высветил все пространство хижины. Старик был одноногий, и он бесперестанно шаркал ногой по полу и гулко горготал горлом и шмыгал носом. И вот, значит, он одноного шаркал по полу, а ножки у табуретки тем временем подломились, и старик стал заваливаться прямо в очаг. И нам открылось через окно очень потешное для нас огневое действо – мы увидели, как старик попытался не упасть всем телом в очаг, а у него вдруг загорелись волосы, потому что, пока он барахтался, чтобы не упасть, ему на голову сыпалась с потолка прокопченная пыль, и она занялась от жара из очага трескучим огнем. Старик поспешно вскочил, но огненная боль отшибла у него память, и он забыл подхватить с полу свою палку и одноного, вопя от боли, метнулся в угол хижины, где затаилась Ашаби, а когда упал на нее, так ошалел от страха, что кинулся, по-прежнему без палки и на одной ноге, в противоположный угол хижины, где окончательно рухнул, когда услышал вопли Ашаби.
А мы – незамеченно для себя и немо для всех, кто захотел бы нас услышать, потому что мы оставались в обличье изваяний, – хохотали от всей души и до полного забвения наших бед. Да и Ашаби, тоже незамеченно для нее, расхохоталась так весело, что от нее мигом отступили всяческие печали. В ту ночь мне стало понятно, что смех – отеческий врачеватель любых страданий. Ведь он избавил Ашаби, хотя она исхудала к тому времени до бледной немощи, от ее горестного бессилия, а мы с братом Алаби даже и думать забыли про свои утренние муки под хлыстами Колдунной Владычицы, когда нас потешал одноногой огненной суетней в хижине ветхий от дряхлости старик.
Но, конечно же, как только Ашаби пришла в себя, она помогла старику встать, усадила его на прочную табуретку перед очагом и снова развела огонь. А сама села немного поодаль от старика. Который так ошалел, что сначала молча грелся у огня, потом обессиленно отдыхал и только потом смог поблагодарить Ашаби за помощь. Но едва он ее поблагодарил, как она, к его изумлению, горько разрыдалась.
– О чем вы рыдаете, мадам? – тихо спросил он ее. И Ашаби ответила ему так:
– Я рыдаю об участи двух моих братьев. (Она показала старику на нас в обличье изваяний.) Мне не удалось вернуть им человеческий облик, все мои попытки и надежды пропали впустую, а уйти к отцу с матерью без них я не могу. – Услышавши ее объяснение, старик сочувственно покачал головой, но потом утешительно и по-дружески сказал:
– Твоим братьям очень повезло, потому что если б они превратились в изваяния, когда тебя здесь не было, то им пришлось бы претерпевать их новое обличье бессрочно. Но ты можешь вернуть им человеческий облик – хотя должна для этого выдержать немало мук. Тебе придется испытать, если ты хочешь их спасти, лишения двухлетней немоты. Потому что стоит тебе сказать одно-единственное слово или даже только воскликнуть «ой!», прежде чем истечет двухлетний срок, и твои братья останутся изваяниями навеки. Лишь полная твоя немота в течение двух лет излечит их, или вернет им прежний облик. Да и другие изваяния – окажись у них сестра или кто-нибудь, кому удалось бы прожить ради них два года в полной немоте, – тоже излечились бы после этого срока. Твой же испытательный срок начнется прямо сегодня, потому что сюда, насколько я знаю, приедет перед рассветом прекрасный юноша, и уже на его слова ты должна отвечать полной немотой. А теперь позволь мне снова поблагодарить тебя за помощь, потому что я ухожу. – С этими словами старик медленно встал, выбрался зигзагообразно из хижины и ушел, опираючись на свою яркую палку, в джунгли, а изумленная Ашаби провожала его взглядом до тех пор, пока он окончательно не скрылся под тенью ночных деревьев.
Мы с братом слышали все, что сказал старик, хотя и стояли у хижины в обличье изваяний. Я попытался уговорить старика, когда он проходил мимо нас, вернуть нам человеческий облик прямо сразу, или не мешкая, но мои слова оказались для него безгласными, и он их не слышал. Вскоре после исчезновения старика на джунгли обрушился проливной дождь, а через несколько минут у хижины, к нашему удивлению, появился прекрасный молодой человек с охотничьей сумкой и ружьем за плечами. Он приехал на прекрасном коне и, когда слез, привязал своего коня к моей талии, решивши, что я обыкновенное изваяние. Он затянул веревку у меня на талии так туго, что я едва дышал в этой тугой веревочной петле.
А молодой человек ушел в хижину, чтоб укрыться от дождя. И ужасно удивился, когда увидел там Ашаби. Сначала он не поверил своим глазам, или решил, что она лесная духева, которая просто захотела погреться у огня. И для проверки вынул из-под мышки тыкву с порошком джу-джу. Она была привязана у него изнутри к руке жилкой антилопы. Он откупорил тыкву и высыпал немного порошка в огонь очага. А тыкву снова привязал к руке. Но когда порошок загорелся, Ашаби не исчезла от его запаха, как случилось бы с духевой, она даже не убежала из хижины, и молодой человек уверился, что она телесное существо, или обычная девушка. Тогда он подбросил в очаг сухих дров, и пламя высветило все закоулки хижины. При ярком свете молодой человек ясно заметил, что Ашаби – девушка замечательной красоты, и ошарашенно изумился, как она попала в такие мрачные джунгли.
А сам он был принц из большого города милях в десяти от этих джунглей. Дождь застал его среди ночи на охоте, и в поисках убежища от дождя он незамеченно вышел к хижине. Внимательно рассмотревши, что Ашаби замечательно красивая, он с удивлением спросил ее:
– Зачем, хотел бы я знать, вы сидите здесь – при вашей-то замечательной красоте?
Но Ашаби ничего ему не ответила, как если бы она была немая.
– Как вас зовут? Из какой деревни вы пришли сюда – в эту хижину, которая принадлежит Колдунной Владычице джунглей? – ласково заговоривши с ней опять, спросил у нее принц, но она снова ничего ему не ответила, будто по-настоящему немая. – Может, вы немая? – поинтересовался принц и умолк в надежде получить наконец ответ, но Ашаби снова ничего ему не ответила. – Ну так будьте вы хоть трижды немая, а я все равно возьму вас в жены! – воскликнул принц, и, поскольку его очень привлекала ее красота, он почти насильственно помог ей встать, чтобы доставить в свой город (а дождь к тому времени уже прошел). Принц вывел ее из хижины, посадил на своего коня и принялся отвязывать от моей талии веревку, за которую был привязан его конь. Пока он это делал, Ашаби со слезами на глазах показывала ему разными жестами, что я ей брат, а в изваяние превращен против своей воли и по ее вине, но он не догадался, о чем она немо толкует ему при помощи своих жестов.
Когда принц увозил Ашаби в неведомый для нас город, она бесперестанно оглядывалась на меня и брата в надежде, что мы примем наш обычный облик, но ее надежда не исполнилась. А я, как изваяние, умолял принца открыть мне название его города, чтобы знать, куда он увозит сестру, но принц не обращал на мои мольбы ни малейшего внимания, поскольку для него они были безгласные. Так Ашаби была увезена от нас неведомым нам принцем в неведомый для нас город. Она не могла отказаться уехать и не могла задержать принца, потому что ей нужно было два года молчать, и, значит, нам еще два года предстояло жить возле хижины в обличье изваяний. А если бы Ашаби ошибочно заговорила, не промолчавши двух лет, то мы остались бы изваяниями навеки, и это удручало нас горестным страхом, или вдвойне, потому что мы и боялись и горевали. На прощание конь лягнул меня, и он прикусил мне зубами голову, и он выплюнул, когда фыркал, сгусток слюны на мое плечо, а я, как изваяние, даже не мог поднять руку, чтоб защититься.
Когда отохотившийся принц привез Ашаби в свой город и предъявил ее королевской семье, все его родичи сначала очень обрадовались, но потом очень огорчились. Они обрадовались ее красоте, а огорчились ее немоте, потому что их законы запрещали принцам жениться на немых. Горожане не желали оказаться в будущем под властью короля, который родился бы у немой королевы. Поэтому и на основании запретительного закона именитые горожане вместе с родичами принца присоветовали ему отказаться от задуманной женитьбы, а невесту, или Ашаби, отвезти поскорее туда, откуда он ее привез. Но принц даже слушать их всех не захотел.
Тогда королевская семья собралась на тайное от принца совещание с именитыми горожанами, и там у них было сообща решено, что, едва Ашаби родит ребенка, его предадут немедленной смерти в тот самый день, когда он получит имя. Хотя принц не присутствовал на совещании, где созрел умысел против будущего ребенка, зато Ашаби присутствовала и обо всем услышала, но ей, конечно, нельзя было говорить, а не то мы остались бы изваяниями навеки. Участники совещания не таились от Ашаби, считая, что она в своей немоте даже не услышит их слов. Слова эти были для нее великим горем, и все же она упорно притворялась немой.
Через несколько месяцев Ашаби родила мальчика, и королевские родичи выполнили свой тайный умысел. Они убили младенца, как только он получил имя. И убили при Ашаби, так что она чуть не отвергла в тот миг свою притворную немоту для спасения сына от насильственной смерти. Но ей вспомнилось, что, если она заговорит, мы с братом останемся изваяниями навеки. И как только у нее снова родился ребенок, его снова безжалостно убили, едва он был назван. Но Господь был так добр, что после рождения третьего ребенка и в тот самый день, когда он должен был получить имя, а после этого сразу быть убитым, истекли два года ее спасительного для нашей с братом участи молчания. Едва младенцу дали имя и распростерли на земле, чтобы убить, а убийца уже занес над ним свой убийственный нож…
…В это мгновение Ашаби обрела свободу говорить. И, схвативши убийцу за руку, она громко проговорила:
– Пожалуйста, не убивайте моего ребенка! Я вовсе не была все это время немой!
Королевские родичи страшно удивились ее словам и оставили ребенка в живых.
Тут Ашаби объяснила им, для чего ей пришлось притворяться два года немой. Когда она рассказала о своих братьях, превращенных Колдунной Владычицей в изваяния ровно два года назад, горожане сразу же поспешили с ней в джунгли. А мы, к ее удивлению, обернулись людьми еще до того, как она туда пришла, но все остальные изваяния по-прежнему стояли на месте. Увидевши нас в облике обычных людей, Ашаби радостно вскрикнула от счастья и бросилась к нам с распростертыми объятиями, а горожане изумленно рассматривали нас несколько минут и потом пожелали нам всяческих благ в нашей новой жизни.
Пока мы танцевали, весело пели и обновленно рассказывали горожанам про Колдунную Владычицу, которая стала терзать нас вдвойне, как только не обнаружила в хижине Ашаби, увезенную разохотившимся принцем…
…Она (Колдунная Владычица) приехала, как обычно, на своем страусе к хижине (а мы еще не закончили рассказ о наших мучениях), и она положила связку хлыстов перед изваяниями, но потом вдруг заметила в хижине множество людей. И она злобно остановилась, и она сумрачно рассматривала нас всех несколько минут, а потом подошла поближе и спросила:
– Кто вы такие? Что вам тут нужно у меня в хижине? Хотя вообще-то я очень рада вашему приходу, потому что мне нравится, когда у меня умножается количество изваяний!
Но поскольку мы не обратили на ее вопросы внимания и по-прежнему радовались жизни с пришедшими горожанами…
…Колдунная Владычица ринулась вперевалку к яме возле изваяний, где лежали страусовые яйца, чтобы показать их нам для превращения нас всех в изваяния. Но Ашаби, распознавши злые умыслы Колдунной Владычицы, выхватила из очага горящую ветку и подбежала к яме со злотворными яйцами. У ямы она плотно зажмурила глаза, и сдвинула с нее крышку, и разбила горящей веткой яйца, прежде чем Колдунная Владычица добралась, хоть и торопливо, но, как всегда, вперевалку, до ямы. Едва разбитые яйца взорвались от жара горящей ветки, заклятый страус и недвижимые изваяния обернулись людьми, а Колдунная Владычица бессознательно упала на землю. Тут нам впервые воочию открылось, что изваяния, страус и птицы, которые всегда сопровождали Колдунную Владычицу, были обычными людьми вроде нас. Нам впервые открылось, что если яйца уничтожить, то все изваяния и проч. обретут их прежний облик, а иначе Ашаби разбила бы эти злотворные яйца, как только мы с Алаби стали изваяниями. Едва все остальные изваяния обрели облик людей, поднялся великий шум. Новоявленные из прежних изваяний люди прославляли Творца и в оглушительных восклицаниях выражали свою живую радость.
Среди них были женщины средних лет от рождения, юные девушки, молодые юноши и зрелые мужчины. Они поведали нам, что обернулись изваяниями, когда сняли, каждый в свое время, крышку с запретной ямы и увидели два злотворных страусовых яйца. А я после их рассказа вернулся в хижину и вынул из нашей сберегательной ямы деньги, вырученные от продажи орехов колы, но одеяния брать не стал, потому что их изъели всяческие насекомые. А потом мы все отправились с песнями и плясками в город принца.
Добравшись до города и когда нас отвели к их королю, мы рассказали ему про наших бедных родителей. И он оделил нас множеством подарков и денег. А через месяц мы возвратились в нашу родную деревню, хотя многие люди из бывших изваяний остались на жительство в городе принца, потому что не сумели отыскать путей к своим городам и деревням.
Отец с матерью были очень опечалены, когда услышали о наших страданиях у Перистой Женщины, или Колдунной Владычицы джунглей. А деньги, которые мы принесли, пошли на уплату долгов и покупку всего самого лучшего, в чем нуждались родители…
Ну а теперь, любезные слушатели, я хочу напоследок повторить перед вами, что буду помнить про жуткие джунгли Колдунной Владычицы до самой смерти. Надеюсь, каждый из вас оценил по горестному достоинству лишения и страдания моего первого путешествия?
– Да, это было воистину ужасное путешествие, хотя ты вернулся домой с большими деньгами! – разом и вместе откликнулись мои слушатели.
– Так спасибо за внимание и спокойной вам ночи, а рассказ о приключениях моего второго путешествия приходите слушать завтра вечером.
Когда я умолк, жители деревни вволю попели и сообща поплясали до полного своего удовольствия, потому что принесли на этот раз многочисленные музыкальные инструменты вроде африканских барабанов и проч., а потом разошлись по домам.
Вероломная королева и король безмолвных джунглей
Развлечения третьего вечера (мое второе путешествие)
На третий день, часов около девяти вечера, если даже не раньше, жители деревни уже опять с нетерпением собрались к моему дому, чтобы услышать поскорее рассказ о моем втором путешествии. Они, по-обычному, сели передо мной, и каждому был поднесен бочонок пальмового вина. Многие из них пришли с барабанами, рожками и всякими другими музыкальными инструментами, потому что мы очень горевали без музыки после первого моего рассказа. А я, как обычно, сел в свое удобное старое кресло. Светила луна, и вечер сухого сезона мягко освежался спокойным ветерком. Слушатели, каждый, отвыпили пальмового вина, и я, раскуривши свою трубку, обратился к ним так:
– Путешествия у меня были очень разные. На земле нет равенства, друзья, а разные судьбы таят в себе самые разные несуразности, и это тема моего сегодняшнего рассказа. Припомните пример из древнего присловья: у одних людей есть чем есть, да нечего есть, а у других – есть что есть, да им нечем есть. Однако вы можете быть уверены, и я призываю вас помнить об этом отныне и всегда, что у каждого человека в нашем подлунном мире есть опасность не устоять перед искушением. И я поведаю вам сегодня вечером о вероломной королеве, которой было мало богатств, изобильно получаемых ею от своего мужа, короля. Только слушайте меня внимательно, друзья!
Все собравшиеся единогласно воскликнули, что их уши не пропустят ни единого моего слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14