Вслед за ним они попали в низкую тесную комнату, разделенную на два длинных прохода, тонувших в полумраке. По бокам высились стеллажи с неаккуратно наваленными на них жестяными банками и бумажными коробками, а в центре с потолка на специальных крюках свисали огромные мясные туши. Вошедшие разбились на две группы и двинулись по проходам к дальней стене помещения. Стивен пошел с полицейскими. Холодный сухой воздух, отдающий мерзлой жестью, щекотал в носу. Они шли медленно, заглядывая за ящики на стеллажах. Один из полицейских спросил, сколько здесь может продержаться человек. Через разрывы в мясном занавесе, разделявшем их, Стивен увидел, как управляющий покосился на своего помощника. Молодой человек прочистил горло и осторожно ответил, что, пока ходишь, опасаться нечего. Пар белым облачком вырвался у него изо рта. Стивен знал, что, если они найдут Кейт здесь, она будет мертва. Но облегчение, которое он ощутил, когда обе группы встретились у задней стены, было неопределенным. Он уже успокоился настолько, чтобы взглянуть на происходящее отстраненно и взвешенно. Если Кейт можно найти, они ее найдут, потому что он был готов не прекращать поиски ни на минуту. Если она исчезла навсегда, то у него еще будет время встретиться с этим фактом лицом к лицу, опираясь на рассудок и здравый смысл. Но не сейчас.
Очутившись в нереальном, тропическом тепле, они направились в кабинет управляющего. Там полицейские вытащили блокноты, и Стивен рассказал о случившемся в энергичных словах, стараясь не упускать деталей. Он достаточно отвлекся от своих чувств, чтобы с удовлетворением отметить, как сжато и четко он излагает существенные подробности. Глядя на себя со стороны, он видел человека в стрессовом состоянии, который сохраняет замечательное самообладание. Можно было забыть о Кейт, занявшись скрупулезным описанием ее одежды и тщательно восстанавливая черты ее лица. Стивена также восхищала будничная сосредоточенность полицейских и то, как от их пистолетов в отполированных кобурах приятно пахло кожей и оружейным маслом. Они словно объединились с ним перед лицом невыразимо трудной ситуации. Один из полицейских передал составленное Стивеном описание Кейт по радио, и они услышали искаженный голос, ответивший из ближайшей патрульной машины. Все это значительно прибавило Стивену уверенности. Он был в состоянии, близком к восторгу. Секретарь управляющего обращалась к нему с неуместной, на его взгляд, озабоченностью в голосе. Она сжимала локоть Стивена, настаивая, чтобы он выпил приготовленный ею чай. Сам управляющий, стоя за порогом кабинета, жаловался своим подчиненным на то, что супермаркеты всегда привлекали похитителей детей. Секретарь торопливо прикрыла дверь кабинета ногой. Резкое движение исторгло из складок ее строгого костюма запах духов, и Стивен подумал о Джулии. Тут же он почувствовал, как в голове у него начинает разливаться чернота. Вцепившись в спинку стула, он замер в ожидании, когда чернота уйдет, и тогда, взяв себя в руки, встал на ноги. Беседа окончилась. Полицейские спрятали свои блокноты и тоже поднялись. Секретарь предложила проводить его до дома, но Стивен энергично замотал головой.
Сразу после этого, без каких-либо сохранившихся в памяти временных пауз или промежуточных событий, он оказался на улице среди десятка людей, собравшихся перед пешеходным переходом. В руке он держал полную продуктовую сумку. Стивен вспомнил, что так и не успел заплатить. Лосось и фольга достались ему бесплатно, в качестве компенсации. Транспортный поток неохотно замедлил движение и остановился. Стивен пересек улицу вместе с другими покупателями, пытаясь вытерпеть будничный вид окружающего мира. Со стороны происшедшее выглядело безжалостно просто: он пошел за покупками вместе с дочерью, потерял ее и теперь возвращается домой, чтобы рассказать обо всем жене. Байкеры по-прежнему были на своем месте, и так же по-прежнему чуть поодаль лежала жестянка из-под кока-колы с торчащей соломинкой. Даже пес находился под тем же деревом. Поднимаясь по лестнице, Стивен помедлил на сломанной ступеньке. В голове у него гремела музыка, казалось, там играл огромный оркестр, чей диссонирующий напор затих было, пока он стоял, держась за перила, но тут же возобновился, как только Стивен сделал следующий шаг.
Он открыл входную дверь и прислушался. Обстановка и полумрак подсказали ему, что Джулия еще спит. Стивен снял пальто. Когда он поднял его, чтобы повесить, его желудок судорожно сжался и утренний кофе – черного цвета, почему-то подумалось ему, – выплеснулся ему в рот. Стивен сплюнул в подставленные ладони и направился на кухню, чтобы умыться. Ему пришлось переступить через брошенную Кейт пижаму. Это оказалось относительно легко. Затем он вошел в спальню, не имея ни малейшего понятия, что он должен сказать или сделать. Стивен опустился на край кровати. Джулия перевернулась к нему лицом, но продолжала лежать, не открывая глаз. Ощупью она нашла его руку. Ее ладонь была горячей, почти обжигающей. Она что-то сонно пробормотала о том, какие холодные у него пальцы. Потянув его к себе, Джулия спрятала его руку у себя под подбородком. Она нежилась под защитой его присутствия.
Стивен посмотрел на жену, и избитые слова – любящая и заботливая мать, нежно привязанная к своему ребенку, – внезапно обрели для него новый смысл; практичные, пристойные выражения, подумал он, прошедшие проверку временем. Изящный завиток черных волос лежал у нее на щеке, чуть пониже сомкнутых век. Джулия была тихой, мечтательной женщиной с милой улыбкой, она обожала своего мужа и любила говорить ему об этом. Стивен строил свою жизнь вокруг их тесной близости и постепенно стал зависим от нее. Джулия была скрипачкой, она давала уроки в колледже при ратуше. Она и еще трое ее знакомых объединились в струнный квартет. Билеты на их концерты заказывали заранее, и одна из столичных газет уже посвятила им благожелательную заметку. Будущее было, точнее, казалось лучезарным. Левой рукой, кончиками пальцев с огрубевшими подушечками, Джулия поглаживала его запястье. Стивен глядел на нее из невероятного далека, словно их разделяли сотни метров. Его взору открывалась их спальня, многоквартирный дом в эдвардианском стиле, просмоленные крыши задних пристроек, кривобокие водяные баки с осадком на дне, мешанина Южного Лондона, смутные изгибы земли. Джулия была едва различимым пятнышком в клубке простыней. Он продолжал подниматься, еще выше, еще быстрее. По крайней мере, думал Стивен, здесь, в вышине, где воздух разрежен, а город внизу кажется собранием геометрически правильных форм, никто не увидит его чувств и он сможет обрести самообладание.
Именно тогда Джулия открыла глаза и увидела его лицо. Прошло несколько секунд, в течение которых она пыталась понять застывшее на нем выражение, после чего торопливо села на постели и издала недоверчивый возглас, легкий всхлип на грани шумного вдоха. В этот момент в объяснениях не было ни смысла, ни нужды.

* * *

В общем и целом подкомитет не был расположен в пользу фонетического алфавита. Полковник Джек Тэкль, активист кампании за прекращение насилия над детьми в семьях, уже успел заявить, что все это сущая чепуха. Молодая женщина по имени Рейчел Мюррей откликнулась на его выпад резким опровержением, тщетно пытаясь скрыть за профессиональной лексикой презрение, дрожавшее в ее словах. Теперь в ее сторону лучезарно улыбалась Тесса Спанки, издатель детских книг, крупная женщина с ямочками у основания каждого пальца на руках. Ее дружелюбное лицо с двойным подбородком сплошь было покрыто веснушками и сетью морщинок. Выступая, она не забывала одаривать своим мягким взглядом каждого из присутствующих. Тесса говорила медленно и рассудительно, словно обращаясь к группе рассерженных детей. Нет такого языка на земле, сказала она, на котором легко было бы выучиться читать и писать. Очень хорошо, если процесс обучения можно совместить с игрой. Но развлечение здесь не главное. Учителям и родителям следует примириться с тем, что в основе своей обучение языку сопряжено с трудностями. Зато победа над трудностями, сказала она, воспитывает в детях чувство собственного достоинства и приучает их к умственной дисциплине. Английский язык с его нерегулярной орфографией, где исключений гораздо больше, чем правил, подобен минному полю, но это поле необходимо пересечь, и без упорных усилий здесь не обойтись. Учителя слишком неохотно прибегают к принуждению, слишком часто стремятся подсахарить горькое питье. Вместо этого они должны признать трудности, должны приветствовать препятствия и привить своим ученикам любовь к их преодолению. Есть только один способ научиться писать без ошибок – сродниться с графическим обликом слова, раствориться в нем. Как еще – и тут она выстрелила хорошо заученным списком – можно запомнить, как пишутся все эти «террасы», «галереи», «инженеры», «циновки» и «яства»? Материнский взгляд миссис Спанки по очереди остановился на внимательных лицах. Усердие, сказала она, прилежание, дисциплина и трудолюбие.
Когда она закончила, раздался одобрительный рокот. Профессор, предлагавший ввести фонетический алфавит, начал говорить о дислексии, о распродаже государственных школ, о нехватке жилья. Послышалось несколько недовольных восклицаний. Обычно уравновешенный, профессор возвысил голос. Две трети одиннадцатилетних школьников из центрального Лондона, заявил он, не умеют читать и писать. Тут вмешался стремительный, как ящерица, Парментер. Потребности специальных детских групп, сказал он, не стоят на повестке дня их подкомитета. Сидевший рядом с ним Канхем усиленно закивал. Подкомитет занимается целями и средствами, а не патологиями. Дискуссия распалась на отдельные разговоры. По какой-то причине предложили голосовать.
Стивен поднял руку, проголосовав за алфавит, который, он знал, не найдет себе применения. Впрочем, ему было все равно, потому что в эту минуту он пересекал широкую полосу потрескавшегося, покрытого рытвинами асфальта, отделявшего друг от друга два городских квартала. С ним была папка с фотографиями и списки имен и адресов, аккуратно перепечатанных и расставленных в алфавитном порядке. Эти фотографии – увеличенные снимки, сделанные во время отпуска, – Стивен показывал каждому, чьим вниманием ему удавалось завладеть. Списки, составленные в библиотеке, где он изучал старые подшивки местных газет, содержали фамилии родителей, чьи дети умерли за последние шесть месяцев. Согласно его теории, одной из многих, Кейт украли, чтобы заменить ею потерянного ребенка. Стивен стучался у дверей и разговаривал с матерями, которые слушали его сперва недоуменно, а затем враждебно. Он посещал нянь и гувернанток. Он ходил по оживленным улицам, показывая всем фотографии Кейт. Он подолгу бродил около супермаркета и задерживался у входа в соседнюю аптеку. Он забирался все дальше и дальше, пока протяженность района его поисков не составила три мили. Он анестезировал себя деятельностью.
Стивен повсюду ходил один, каждый день покидая дом вскоре после того, как наступал поздний зимний рассвет. Полиция утратила интерес к его делу после недели поисков. Беспорядки в северных пригородах, сказали ему в участке, отвлекают все их силы. А Джулия оставалась дома. Она взяла специальный отпуск в колледже. Когда по утрам Стивен выходил на улицу, она сидела в кресле в их спальне, лицом к холодному камину. Там он и находил ее, когда, вернувшись домой вечером, зажигал свет.
Поначалу их отвлекала суета самого унылого рода: собеседования со старшими полицейскими чинами, встречи с командами констеблей, возня со служебными собаками, интерес со стороны нескольких газетчиков, новые объяснения, паническая тоска. На протяжении этого времени Стивен и Джулия держались вместе, задавались недоуменными риторическими вопросами, ночи напролет проводили без сна, предавались рассуждениям, в которых надежда сменялась отчаянием. Но все это было до тех пор, пока время, это безжалостное накопление дней, не обнажило перед ними абсолютную, горькую правду. Молчание вторглось между ними и стало сгущаться. Одежда и игрушки Кейт по-прежнему лежали по всей квартире, ее постель все еще не была убрана. Затем, однажды вечером, беспорядок исчез. Вернувшись домой, Стивен обнаружил, что с кровати снято все белье, а у дверей в детскую стоят три разбухших пластиковых мешка. Он рассердился на Джулию, полный отвращения к этой, как он называл ее про себя, чисто женской тяге к саморазрушению, к умышленному пораженчеству. Но сказать ей об этом он не мог. В их отношениях не осталось места даже для гнева, они наглухо закрылись друг от друга. Они передвигались, словно тени, не имея сил для открытых столкновений. Внезапно их горе стало раздельным, изолированным, невыговариваемым. Их пути разошлись: Стивен остался со своими списками и ежедневными походами по городу, Джулия – в кресле, забывшись в глубокой, замкнутой для постороннего глаза печали. Теперь они были закрыты для взаимного утешения, нежности, любви. Их прежняя близость, их привычная уверенность в том, что они заодно, умерла. Каждый из них жил, съежившись перед лицом своей отдельной потери, и копил невысказанные обиды.
В конце очередного дня, посвященного хождению по улицам, ничто не причиняло Стивену такой боли, как мысль о жене, сидящей в темноте, о том, что она отзывается на его возвращение лишь едва заметным движением, и о том, что ему не хватает ни доброй воли, ни изобретательности, чтобы нарушить воцарившееся между ними молчание. Стивен подозревал – и, как позже выяснилось, вполне справедливо, – что Джулия принимает все его усилия за типично мужской способ уклониться от реальности, за попытку скрыть свои истинные чувства под маской уверенности, самодисциплины и деятельной активности. Потеря, обрушившаяся на них, обнажила крайности их характеров. Им открылась мера взаимной нетерпимости, которую печаль и потрясение сделали непреодолимой. Совместные трапезы стали невыносимы. Теперь Стивен ел на ходу, стоя в каком-нибудь баре, где подавали одни сэндвичи, переживая из-за каждой потерянной минуты, не желая присесть и прислушаться к своим мыслям. Джулия, насколько он знал, не ела ничего вообще. В начале их отчуждения он как-то принес домой хлеб и сыр, которые с тех пор, каждый по отдельности, мирно обрастали плесенью на обезлюдевшей кухне. Сесть за стол вдвоем значило бы признать неизбежное и примириться с тем, что они остались вдвоем.
Наконец дошло до того, что Стивен не мог больше смотреть на Джулию. Дело было даже не в том, что он замечал на ее лице следы измождения, оставленные там исчезновением Кейт и его собственным молчанием. Ему была невыносима инертность Джулии, полный упадок воли, ее почти экстатическое страдание, которое грозило подорвать его собственные усилия. У него была ясная цель – найти дочь и убить ее похитителя. Стивену нужно было только откликнуться на верный импульс и показать фотографию Кейт нужному человеку, который привел бы его к ней. Если бы только дни стояли подлиннее, если бы Стивену было легче победить нараставшее с каждым утром искушение не высовывать голову из-под одеяла, если бы он ходил быстрее, все время был внимателен, не забывал оглядываться каждую минуту, тратил бы меньше времени на еду, больше доверял своей интуиции, заходил бы в боковые улочки и двигался еще быстрее, охватывая все более обширную площадь, бегом, пожалуй, даже бегом…
Парментер, неуверенно поднявшись на ноги, убирал серебряную ручку во внутренний карман своего пиджака. Направившись к двери, которую Канхем специально отворил для него, старый лорд одарил всех прощальной улыбкой. Члены подкомитета зашуршали бумагами и завели традиционные сдержанные разговоры, с которыми обычно покидали здание. Стивен шел по горячему коридору вместе с профессором, чей проект фонетического алфавита убедительно провалился на голосовании. Профессора звали Морли. В своей вежливой, неуверенной манере он объяснял, насколько затрудняли его работу дискредитировавшие себя алфавитные системы прошлого. Стивен знал, что скоро снова останется один. Но даже в эту минуту он ничего не мог поделать с уплывавшими мыслями, не мог заставить себя не вспоминать о том, как однажды ситуация ухудшилась настолько, что он почти ничего не почувствовал, когда февральским вечером вернулся домой и обнаружил, что кресло Джулии опустело. На полу лежала записка с названием и телефонным номером пансиона где-то в Чилтернских округах. Никаких других сообщений она ему не оставила. Стивен бродил по квартире, зажигал свет и бессмысленно озирал опустевшие комнаты, словно крохотную сцену, застывшую в ожидании, когда уберут декорации.
1 2 3 4 5