оно отрицает эту возможность. Однако не исключено, что противоречия здесь и нет, поскольку если в 7-м имеется в виду состояние познания, метафорически - усвоения мертвого живым, то в 11-м говорится об ином состоянии («Это небо прейдет, и то, что над ним, прейдет...»)
Мысль изречения 11 как будто продолжается в первой части 12-го, где противопоставлены два состояния: одно, при котором возможно превращение мертвого в живое, и другое - состояние «в свете», для которого вопрос «что вы сделаете?», иначе говоря, как приложить усилия в сфере превращения мертвого в живое, бессмыслен, ибо само состояние «в свете» предполагает жизнь, окончательное знание. Изречение 12 построено по принципу параллелизма и внутренней оппозиции - применительно к первой части вопрос рассчитан на отрицательный ответ, но во второй он имеет положительное решение: речь идет о состоянии разделенности, преодолеть которое должны усилия познающего человека. К такому пониманию второй части побуждает ряд других изречений (например, 4, 28, 110), где оппозиция единство - разделенность раскрывается именно так.
В рассмотренных изречениях (11 и 12) опять проходит тема жизни и смерти, которая на этот раз связывается с впервые названным в изречении «светом». Мы вернемся к значению этого слова в дальнейшем, пока же подчеркнем, что в 12-м оно относится к конечному состоянию людей, идущих путем гносиса. Уже отмечалось, что Евангелие от Фомы построено по принципу оппозиций. В изречениях 11 и 12 мертвые противопоставлены живым, единство - разделенности. Естественно поэтому ожидать, что должно быть и нечто противоположное «свету» - «тьма». В том, что это так, убеждает изречение 65, где есть и то и другое (связь в «ключевом слове» между изречениями 11 и 12: «те, которые мертвы» - 11, «мертвые» - 12).
Следующее изречение начинается вопросом учеников к Иисусу. Как и в 6-м, подобный прием позволяет автору сочинения перейти к новому сюжету - о судьбе последователей Иисуса, когда тот покинет их. Заметим, однако, что и этот сюжет нельзя считать выпадающим из общей ткани повествования: он примыкает к тому, что говорится в 10-м и 14-м о миссии Иисуса. Заслуживает быть отмеченным упоминание о пути, который предстоит проделать последователям Иисуса, пути, вероятно как-то связанном с познанием.
Изречение 13 соприкасается с 14-м не только «ключевым словом» («справедливый» - 13, «справедливого» - 14). Очевидна и смысловая близость между ними: если в 13-м говорится о пути знания и о наставниках на этом пути, то 14-е косвенно характеризует само знание. Косвенно потому, что речь идет, собственно, не о нем, а об Иисусе - руководителе на этом пути. Отвергая сравнение с ангелом справедливости и философом, евангелист, таким образом, исключает возможность толковать учение как выполнение неких внешних предписаний, а также как рассудочное знание. Вторая часть изречения ориентирует на экстатический характер учения Иисуса («...ты напился из источника кипящего»), на активную роль посвящаемого («Я не твой господин...»). Это изречение перекликается с 1-м и важно для понимания евангелия в целом, для уяснения того, какого рода учение представлено в нем, к какой герменевтике призывает рассмотренное выше введение. Знание тайного обещает ученикам Иисуса изречение 18 (ср. также 112-е).
Связь изречений 14 и 15 тоже существует помимо «ключевого слова» («мои уста» - 14, «в ваши уста» - 15). Если первое позволяет извлечь представление о содержании учения из того, с кем следует сравнить Иисуса, то второе сосредоточивает внимание на поведении его последователей, что равно бросает свет на характер учения. Трижды в евангелии отвергаются пост, молитва, милостыня (изречения 6, 15, 108) - всякий раз в разном контексте. В изречении 6, что мы уже видели, эти обряды как бы противопоставляются истинной сущности человека. В 15-м каждый из запретов дан в парадоксальной форме, что, несомненно, усиливает их выразительность. Заключение раскрывает, почему отвергнут пост («Ибо то, что войдет в ваши уста, не осквернит вас, но то, что выходит из ваших уст, это вас осквернит»). Акцентируя важность духовного начала в человеке, евангелист предупреждает: «Вы причините зло вашему духу».
Особого внимания заслуживает впервые появляющееся в изречении 15 понятие «грех», имеющее столь существенное значение в христианстве. Здесь это понятие ставится в связь с недооценкой духовной жизни человека.
«Ключевое слово» между изречениями 15 и 16 - «вы зародите» (15), «не рожден» (16). Р. Грант и Д. Фридман считают, что в последнем подразумевается Иисус (тот, «который не рожден женщиной»). В изречении 17 евангелист обращается к эсхатологической теме. Как и в 14-м, речь идет о восприятии людьми миссии Иисуса и о толковании ее им самим. Построенное по принципу оппозиции (цель, кажущаяся людям, - ее подлинная сущность), оно смыкается вначале с изречением 10 (Иисус говорит там о своей эсхатологической роли почти в тех же выражениях, что и в изречении 17). Далее сказано о будущем, которое мыслится в разъединении ныне смешанных противоположных начал. «Ключевое слово», соединяющее изречения 16 и 17,- «ваш Отец» (16), «отец» (17).
Продолжает тему миссии Иисуса и характеризует даваемое им ученикам знание изречение 18. Подчеркивается сверхчувственная суть учения. В несомненной внутренней связи с изречением 18 находится 19-е, где акцентируется нетленность, абсолютность того, что принадлежит этой области («Блажен тот, кто будет стоять вначале: и он познает конец, и он не вкусит смерти»). Та же идея развивается и в изречении 20, в котором привлекает внимание противопоставление двух форм глагола sope, соответствующих русским «быть» и «появиться». Снова мысль автора обращается к оппозиции - изменчивость видимого начала и незыблемость духовного.
Доминирующему значению последнего в форме указания на господство над материальным миром («эти камни будут служить вам»), которое дарует человеку приверженность учению Иисуса, посвящено изречение 21. По своему смыслу оно до известной степени перекликается с 7-м и 12-м, где превращение мертвого в живое, как представляется, означает познание.
Многие положения в Евангелии от Фомы повторяются несколько раз, хотя и в разном виде. Такой по сути параллелью изречению 19 служит 55-е, в котором свет назван в качестве начального и конечного состояния учеников Иисуса.
Тема жизни, приобщения к незыблемым ценностям проходит в образной форме и через изречение 22.
Апокриф допускает не одну интерпретацию текста. Дело не только в том, что окончательное суждение не может быть вынесено ввиду нашей малой осведомленности об ассоциациях автора. Но образное мышление предполагает свободу личной фантазии творящего и воспринимающего произведение, читатель становится как бы соавтором, дополняя своим воображением недосказанное. Однако целостность памятника все же определяет границы допустимого толкования. Так, для интерпретации изречения 20 возможны ассоциации с Иисусом, его учениками и тем, что не исчерпывается подверженным разрушению материальным началом (ср. 8!). В сущности каждая ассоциация не исключает другой, поскольку все они в конечном счете имеют отношение к одному ряду значений.
Изречения 19 и 20 связывает «ключевое слово» («блажен» - 19, «блажен» - 20).
Вернемся, однако, немного назад - к изречению 17, посвященному миссии Иисуса, теме, в которой полнее других проявляется своеобразие евангелия. В изречении 2 говорилось о «царствии» как о некой внематериальной целостности. Оно противоположно «миру» (та же противоположность очевидна и в изречении 32). Этой оппозиции соответствует оппозиция телесного и духовного (см. 34). В ряду царствия, духа - вечность, жизнь, единство, в ряду мира и плоти - смерть, разделенность. Судьба людей, совмещающих в себе противоположное, зависит от того, что победит. Победа духовного начала означает конец разделенности, растворение в едином и вечном. Путь к спасению от состояния «мир» к состоянию «царствие» лежит через самопознание. Дух, заточенный в человеке, возбужденный учением Иисуса, высвобождается, поддержанный духовностью мироздания, сливается с ней.
В этом апокрифе, как и в других, есть два плана изложения. С одной стороны, речь идет об изменениях, о времени, о множестве, с другой - множественность оборачивается единством, время сводится к вечности. Взаимозаменяемость образов, понятий, оппозиций дает знать об этом. И потому в плане времени и множества появляются мифы о духе, об искре света, томящейся в человеке, о гносисе, ее освобождающем, в плане же единства и вечности и гностик, и гносис, и Иисус, и Отец - все они одно. Постоянные переходы от противопоставлений к отождествлениям должны предостеречь от чересчур жестких решений. Они поддерживают установку на поиски, о которой не устают напоминать авторы текстов.
Если изречение 22 говорит о преодолении смерти, что дается познанием (т. е. о вступлении в «царствие»), то в следующих трех изречениях (23-25) повествуется об отношении этого состояния к противоположному ему, тому, что обозначается словом «мир». Изречения 24 и 25 («ключевое слово»: «хозяева» - 24, «хозяин» - 25) представляют интерес с точки зрения места отдельных образов в евангелии, а также смысловой и формальной связи между изречениями. В 24-м ученики сравниваются с детьми, расположившимися на поле, им не принадлежащем, т. е. пребывающими в «мире». Изречение 25 начинается словами: «Поэтому я говорю». Затем новое сравнение с домом и хозяином, а также ворами. Понять его помогает завершающая часть: «Вы же бодрствуйте перед миром, препояшьте ваши чресла с большой силой, чтобы разбойники не нашли пути пройти к вам. Ибо нужное, что вы ожидаете, - будет найдено!» Роли меняются: разбойники - это «мир», образ хозяина дома подразумевает учеников. Формальная связь изречений (один и тот же образ) не совпадает с содержательной. Смысл образа меняется, подчиняясь развитию идеи: «мир» враждебен ученикам, которые должны его опасаться. Эти два изречения предупреждают против того, чтобы намертво закрепить за образом какой-то один смысл, что, однако, не противоречит поискам семантических рядов.
Изречение 26, продолжая тему учеников, возвращает к теме знания. Ей посвящено изречение 27, повествующее о том, как войти в «царствие». Оно интересно словесным приемом, с помощью которого дано представление об этом уровне бытия. Чтобы достигнуть его, необходима активность самих учеников («Когда вы сделаете...»). Условия, при которых можно войти в «царствие», следующие друг за другом и до известной степени исключающие одно другое (одно - направленное на снятие контрастов «мира», его множественности, другое - сохраняющее множественность, но в ином качестве), подводят читателя к представлению о «царствии» как о совсем новом уровне бытия, а вместе с тем чем-то напоминающем «мир».
Развивая тему единства, изречение 28 возвращает к другой теме - избранности учеников, тех, кто сможет войти в «царствие». Как это изречение, так и предшествующее строятся на контрастности: тема единства тут же оборачивается темой избранничества. Связь между изречениями не только тематическая, но и по «ключевому слову» («одним» - 27, «одно» - 28).
Тема учеников в сущности продолжается и в изречении 29, несмотря на их вопрос, казалось бы уводящий в сторону, - о месте, где находится Иисус. Этот вопрос напоминает изречение 4, в котором говорится о «месте жизни». Сходство носит не просто формальный характер. Ответ Иисуса в изречении 29 касается самопознания. Слова о «месте жизни» в 4-м стоят в таком же контексте, если посмотреть изречения 3 и 5. Отождествление Иисуса со светом внутри «человека света» соответствует представлению о едином духовном начале в Иисусе и в его учениках. Изречение 29, где Иисус - тот же свет, что есть и в его учениках, помогает истолковать изречения 30 и 31.
Они связаны между собой не только «ключевым словом» («твоего брата» - 30, «твоего брата» - 31), но и более тесно - взаимоотношением учеников между собой. Изречение 30 продолжает тему единства, связанного с переходом к «царствию» («Люби брата твоего, как душу твою»). Ей же подчинено и изречение 31.
Изречение 32 лишено привычного начала - «Иисус сказал». Это дает основание предположить, что оно является частью предыдущего. Такое сближение будет еще более правомерным, если в 31-м улавливать мысль о переходе к «царствию». Изречение 32 (или вторая часть одного изречения, составленного из текстов 31-го и 32-го) раскрывает смысл выражения «когда ты вынешь бревно из твоего глаза» - речь идет о воздержанности, о преодолении «мира», с помощью чего можно обрести «царствие».
Оно связано с изречением 33 «ключевым словом»: «от мира» (32), «посреди мира» (33). В последнем слышна уже знакомая тема миссии Иисуса, раскрывающаяся здесь с новой стороны: ведущее место принадлежит чувству сострадания («Моя душа опечалилась из-за детей человеческих»). Этим изречение 33 перекликается с 30-м. Имеются параллели и образам изречения 33 («пьяные», «жаждущие» - 14, 112; «слепые в сердце своем» - 18, 39; «пустые» - 101).
С изречением 34 его объединяют как «ключевое слово» («во плоти» - 33, «плоть» - 34), так и общая оппозиция (плоть - дух). 33-е подсказывает гипотезу о смысле 34-го. В 33-м Иисус говорит, что он явился «во плоти». Поэтому можно предположительно истолковать фразу «Если плоть произошла ради духа, это - чудо» в том смысле, что для духа создана плоть Иисуса. Следующая фраза «Если же дух ради тела, это - чудо из чудес», возможно, также подразумевает миссию Иисуса способствовать освобождению духовного начала, слитого в людях с телесным («Но я, я изумляюсь тому, что такое большое богатство положено в такую бедность»). Знакомая по изречению 3 оппозиция (бедность - богатство) совпадает с другой (тело - дух).
Тема духовности мироздания продолжается и в изречении 35, сильно затрудняющем исследователей. Здесь Иисус говорит о себе, причем первая часть фразы противопоставляется второй: «...там, где два или один, я с ним». Истолковать ее помогает греческий вариант изречения: «Иисус сказал: Там, где [двое? они не] без бога, и там, где один, я говорю вам это, я с ним. Подними камень, ты найдешь меня там, разруби дерево, я тоже там» (Рар. Ох., 1). Вторая часть греческого варианта повторяется в изречении 81 коптского текста: «Разруби дерево, я там; подними камень, и ты найдешь меня там». Эти три текста дополняют друг друга и позволяют в изречении 35 выделить уже известную по изречению 29 мысль об отождествлении Иисуса с началом света, разлитого повсюду.
От толкования первой части 35-го воздержимся, смысл его неясен.
За изречением 35, повествующим о причастности Иисуса - духовного начала всему существующему, идет изречение 36, прямо не связанное с предыдущим. Но нет ли все же некоторой связи между ним и предшествующими изречениями? Предостережение, содержащееся в 36-м, может быть осмыслено как подтверждение двойственной природы существующего. Только духовное начало тянется к родственному ему. Обособленность же носителя духовности, связанная с его материальностью, мешает объединению. В этом, возможно, и заключается смысл предостережения, обращенного к пророкам и врачам и как бы акцентирующего внимание не на частном, доступном знанию их близких, а на том общем, носителями чего они являются (ср. 27-е).
В изречении 37 тема миссии Иисуса на время отходит на задний план, уступая место теме знания. Автор евангелия с разных сторон освещает ее: речь идет о несокрушимости истинного знания и его непременном распространении. Этому посвящено целиком изречение 38, а в следующем (39) говорится уже не об истинном знании, а о ложном. К той же группе можно присовокупить и изречение 40, толкуя «дом сильного» как «мир», руководимый ложным знанием, усматривая в словах о том, кто свяжет руки сильного, намек на обладающего истинным знанием, которое открывает путь к «царствию» (в параллельном тексте изречения 102 образ «сильного» тоже ассоциирован с отрицательным началом).
Изречения 37 и 38 привлекли внимание ученых сходством с новозаветными текстами. Так, 37-е близко тексту Матфея («Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы». - 5.14), а 38-е параллельно тексту Матфея («И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике светит всем в доме». -5.15). Одна и та же последовательность у Матфея и у Фомы побудила ученых думать, что Фома заимствовал у Матфея, вносил добавления из других евангельских текстов (ср.: Мф. 10.27, 5.15; Лк. 12.3., 11.33, 8.16; Мк. 4.21-24). Можно подчеркнуть иное: между изречениями 37-40 есть связь по смыслу (тема «знания» - во всех четырех изречениях), в образах (свет в 37-39-м) и, наконец, в словах - «ключах» («тайным». - 37, «тайное» - 38). Последовательность изречений не случайная.
Тема истинного и ложного знания развивается и дальше. Изречения 41 и 42 лучше рассматривать вместе. Они соединены между собой одним образом - одежды, обособляющей людей друг от друга в «мире» и скрывающей единое в них за множеством различий.
1 2 3 4 5 6
Мысль изречения 11 как будто продолжается в первой части 12-го, где противопоставлены два состояния: одно, при котором возможно превращение мертвого в живое, и другое - состояние «в свете», для которого вопрос «что вы сделаете?», иначе говоря, как приложить усилия в сфере превращения мертвого в живое, бессмыслен, ибо само состояние «в свете» предполагает жизнь, окончательное знание. Изречение 12 построено по принципу параллелизма и внутренней оппозиции - применительно к первой части вопрос рассчитан на отрицательный ответ, но во второй он имеет положительное решение: речь идет о состоянии разделенности, преодолеть которое должны усилия познающего человека. К такому пониманию второй части побуждает ряд других изречений (например, 4, 28, 110), где оппозиция единство - разделенность раскрывается именно так.
В рассмотренных изречениях (11 и 12) опять проходит тема жизни и смерти, которая на этот раз связывается с впервые названным в изречении «светом». Мы вернемся к значению этого слова в дальнейшем, пока же подчеркнем, что в 12-м оно относится к конечному состоянию людей, идущих путем гносиса. Уже отмечалось, что Евангелие от Фомы построено по принципу оппозиций. В изречениях 11 и 12 мертвые противопоставлены живым, единство - разделенности. Естественно поэтому ожидать, что должно быть и нечто противоположное «свету» - «тьма». В том, что это так, убеждает изречение 65, где есть и то и другое (связь в «ключевом слове» между изречениями 11 и 12: «те, которые мертвы» - 11, «мертвые» - 12).
Следующее изречение начинается вопросом учеников к Иисусу. Как и в 6-м, подобный прием позволяет автору сочинения перейти к новому сюжету - о судьбе последователей Иисуса, когда тот покинет их. Заметим, однако, что и этот сюжет нельзя считать выпадающим из общей ткани повествования: он примыкает к тому, что говорится в 10-м и 14-м о миссии Иисуса. Заслуживает быть отмеченным упоминание о пути, который предстоит проделать последователям Иисуса, пути, вероятно как-то связанном с познанием.
Изречение 13 соприкасается с 14-м не только «ключевым словом» («справедливый» - 13, «справедливого» - 14). Очевидна и смысловая близость между ними: если в 13-м говорится о пути знания и о наставниках на этом пути, то 14-е косвенно характеризует само знание. Косвенно потому, что речь идет, собственно, не о нем, а об Иисусе - руководителе на этом пути. Отвергая сравнение с ангелом справедливости и философом, евангелист, таким образом, исключает возможность толковать учение как выполнение неких внешних предписаний, а также как рассудочное знание. Вторая часть изречения ориентирует на экстатический характер учения Иисуса («...ты напился из источника кипящего»), на активную роль посвящаемого («Я не твой господин...»). Это изречение перекликается с 1-м и важно для понимания евангелия в целом, для уяснения того, какого рода учение представлено в нем, к какой герменевтике призывает рассмотренное выше введение. Знание тайного обещает ученикам Иисуса изречение 18 (ср. также 112-е).
Связь изречений 14 и 15 тоже существует помимо «ключевого слова» («мои уста» - 14, «в ваши уста» - 15). Если первое позволяет извлечь представление о содержании учения из того, с кем следует сравнить Иисуса, то второе сосредоточивает внимание на поведении его последователей, что равно бросает свет на характер учения. Трижды в евангелии отвергаются пост, молитва, милостыня (изречения 6, 15, 108) - всякий раз в разном контексте. В изречении 6, что мы уже видели, эти обряды как бы противопоставляются истинной сущности человека. В 15-м каждый из запретов дан в парадоксальной форме, что, несомненно, усиливает их выразительность. Заключение раскрывает, почему отвергнут пост («Ибо то, что войдет в ваши уста, не осквернит вас, но то, что выходит из ваших уст, это вас осквернит»). Акцентируя важность духовного начала в человеке, евангелист предупреждает: «Вы причините зло вашему духу».
Особого внимания заслуживает впервые появляющееся в изречении 15 понятие «грех», имеющее столь существенное значение в христианстве. Здесь это понятие ставится в связь с недооценкой духовной жизни человека.
«Ключевое слово» между изречениями 15 и 16 - «вы зародите» (15), «не рожден» (16). Р. Грант и Д. Фридман считают, что в последнем подразумевается Иисус (тот, «который не рожден женщиной»). В изречении 17 евангелист обращается к эсхатологической теме. Как и в 14-м, речь идет о восприятии людьми миссии Иисуса и о толковании ее им самим. Построенное по принципу оппозиции (цель, кажущаяся людям, - ее подлинная сущность), оно смыкается вначале с изречением 10 (Иисус говорит там о своей эсхатологической роли почти в тех же выражениях, что и в изречении 17). Далее сказано о будущем, которое мыслится в разъединении ныне смешанных противоположных начал. «Ключевое слово», соединяющее изречения 16 и 17,- «ваш Отец» (16), «отец» (17).
Продолжает тему миссии Иисуса и характеризует даваемое им ученикам знание изречение 18. Подчеркивается сверхчувственная суть учения. В несомненной внутренней связи с изречением 18 находится 19-е, где акцентируется нетленность, абсолютность того, что принадлежит этой области («Блажен тот, кто будет стоять вначале: и он познает конец, и он не вкусит смерти»). Та же идея развивается и в изречении 20, в котором привлекает внимание противопоставление двух форм глагола sope, соответствующих русским «быть» и «появиться». Снова мысль автора обращается к оппозиции - изменчивость видимого начала и незыблемость духовного.
Доминирующему значению последнего в форме указания на господство над материальным миром («эти камни будут служить вам»), которое дарует человеку приверженность учению Иисуса, посвящено изречение 21. По своему смыслу оно до известной степени перекликается с 7-м и 12-м, где превращение мертвого в живое, как представляется, означает познание.
Многие положения в Евангелии от Фомы повторяются несколько раз, хотя и в разном виде. Такой по сути параллелью изречению 19 служит 55-е, в котором свет назван в качестве начального и конечного состояния учеников Иисуса.
Тема жизни, приобщения к незыблемым ценностям проходит в образной форме и через изречение 22.
Апокриф допускает не одну интерпретацию текста. Дело не только в том, что окончательное суждение не может быть вынесено ввиду нашей малой осведомленности об ассоциациях автора. Но образное мышление предполагает свободу личной фантазии творящего и воспринимающего произведение, читатель становится как бы соавтором, дополняя своим воображением недосказанное. Однако целостность памятника все же определяет границы допустимого толкования. Так, для интерпретации изречения 20 возможны ассоциации с Иисусом, его учениками и тем, что не исчерпывается подверженным разрушению материальным началом (ср. 8!). В сущности каждая ассоциация не исключает другой, поскольку все они в конечном счете имеют отношение к одному ряду значений.
Изречения 19 и 20 связывает «ключевое слово» («блажен» - 19, «блажен» - 20).
Вернемся, однако, немного назад - к изречению 17, посвященному миссии Иисуса, теме, в которой полнее других проявляется своеобразие евангелия. В изречении 2 говорилось о «царствии» как о некой внематериальной целостности. Оно противоположно «миру» (та же противоположность очевидна и в изречении 32). Этой оппозиции соответствует оппозиция телесного и духовного (см. 34). В ряду царствия, духа - вечность, жизнь, единство, в ряду мира и плоти - смерть, разделенность. Судьба людей, совмещающих в себе противоположное, зависит от того, что победит. Победа духовного начала означает конец разделенности, растворение в едином и вечном. Путь к спасению от состояния «мир» к состоянию «царствие» лежит через самопознание. Дух, заточенный в человеке, возбужденный учением Иисуса, высвобождается, поддержанный духовностью мироздания, сливается с ней.
В этом апокрифе, как и в других, есть два плана изложения. С одной стороны, речь идет об изменениях, о времени, о множестве, с другой - множественность оборачивается единством, время сводится к вечности. Взаимозаменяемость образов, понятий, оппозиций дает знать об этом. И потому в плане времени и множества появляются мифы о духе, об искре света, томящейся в человеке, о гносисе, ее освобождающем, в плане же единства и вечности и гностик, и гносис, и Иисус, и Отец - все они одно. Постоянные переходы от противопоставлений к отождествлениям должны предостеречь от чересчур жестких решений. Они поддерживают установку на поиски, о которой не устают напоминать авторы текстов.
Если изречение 22 говорит о преодолении смерти, что дается познанием (т. е. о вступлении в «царствие»), то в следующих трех изречениях (23-25) повествуется об отношении этого состояния к противоположному ему, тому, что обозначается словом «мир». Изречения 24 и 25 («ключевое слово»: «хозяева» - 24, «хозяин» - 25) представляют интерес с точки зрения места отдельных образов в евангелии, а также смысловой и формальной связи между изречениями. В 24-м ученики сравниваются с детьми, расположившимися на поле, им не принадлежащем, т. е. пребывающими в «мире». Изречение 25 начинается словами: «Поэтому я говорю». Затем новое сравнение с домом и хозяином, а также ворами. Понять его помогает завершающая часть: «Вы же бодрствуйте перед миром, препояшьте ваши чресла с большой силой, чтобы разбойники не нашли пути пройти к вам. Ибо нужное, что вы ожидаете, - будет найдено!» Роли меняются: разбойники - это «мир», образ хозяина дома подразумевает учеников. Формальная связь изречений (один и тот же образ) не совпадает с содержательной. Смысл образа меняется, подчиняясь развитию идеи: «мир» враждебен ученикам, которые должны его опасаться. Эти два изречения предупреждают против того, чтобы намертво закрепить за образом какой-то один смысл, что, однако, не противоречит поискам семантических рядов.
Изречение 26, продолжая тему учеников, возвращает к теме знания. Ей посвящено изречение 27, повествующее о том, как войти в «царствие». Оно интересно словесным приемом, с помощью которого дано представление об этом уровне бытия. Чтобы достигнуть его, необходима активность самих учеников («Когда вы сделаете...»). Условия, при которых можно войти в «царствие», следующие друг за другом и до известной степени исключающие одно другое (одно - направленное на снятие контрастов «мира», его множественности, другое - сохраняющее множественность, но в ином качестве), подводят читателя к представлению о «царствии» как о совсем новом уровне бытия, а вместе с тем чем-то напоминающем «мир».
Развивая тему единства, изречение 28 возвращает к другой теме - избранности учеников, тех, кто сможет войти в «царствие». Как это изречение, так и предшествующее строятся на контрастности: тема единства тут же оборачивается темой избранничества. Связь между изречениями не только тематическая, но и по «ключевому слову» («одним» - 27, «одно» - 28).
Тема учеников в сущности продолжается и в изречении 29, несмотря на их вопрос, казалось бы уводящий в сторону, - о месте, где находится Иисус. Этот вопрос напоминает изречение 4, в котором говорится о «месте жизни». Сходство носит не просто формальный характер. Ответ Иисуса в изречении 29 касается самопознания. Слова о «месте жизни» в 4-м стоят в таком же контексте, если посмотреть изречения 3 и 5. Отождествление Иисуса со светом внутри «человека света» соответствует представлению о едином духовном начале в Иисусе и в его учениках. Изречение 29, где Иисус - тот же свет, что есть и в его учениках, помогает истолковать изречения 30 и 31.
Они связаны между собой не только «ключевым словом» («твоего брата» - 30, «твоего брата» - 31), но и более тесно - взаимоотношением учеников между собой. Изречение 30 продолжает тему единства, связанного с переходом к «царствию» («Люби брата твоего, как душу твою»). Ей же подчинено и изречение 31.
Изречение 32 лишено привычного начала - «Иисус сказал». Это дает основание предположить, что оно является частью предыдущего. Такое сближение будет еще более правомерным, если в 31-м улавливать мысль о переходе к «царствию». Изречение 32 (или вторая часть одного изречения, составленного из текстов 31-го и 32-го) раскрывает смысл выражения «когда ты вынешь бревно из твоего глаза» - речь идет о воздержанности, о преодолении «мира», с помощью чего можно обрести «царствие».
Оно связано с изречением 33 «ключевым словом»: «от мира» (32), «посреди мира» (33). В последнем слышна уже знакомая тема миссии Иисуса, раскрывающаяся здесь с новой стороны: ведущее место принадлежит чувству сострадания («Моя душа опечалилась из-за детей человеческих»). Этим изречение 33 перекликается с 30-м. Имеются параллели и образам изречения 33 («пьяные», «жаждущие» - 14, 112; «слепые в сердце своем» - 18, 39; «пустые» - 101).
С изречением 34 его объединяют как «ключевое слово» («во плоти» - 33, «плоть» - 34), так и общая оппозиция (плоть - дух). 33-е подсказывает гипотезу о смысле 34-го. В 33-м Иисус говорит, что он явился «во плоти». Поэтому можно предположительно истолковать фразу «Если плоть произошла ради духа, это - чудо» в том смысле, что для духа создана плоть Иисуса. Следующая фраза «Если же дух ради тела, это - чудо из чудес», возможно, также подразумевает миссию Иисуса способствовать освобождению духовного начала, слитого в людях с телесным («Но я, я изумляюсь тому, что такое большое богатство положено в такую бедность»). Знакомая по изречению 3 оппозиция (бедность - богатство) совпадает с другой (тело - дух).
Тема духовности мироздания продолжается и в изречении 35, сильно затрудняющем исследователей. Здесь Иисус говорит о себе, причем первая часть фразы противопоставляется второй: «...там, где два или один, я с ним». Истолковать ее помогает греческий вариант изречения: «Иисус сказал: Там, где [двое? они не] без бога, и там, где один, я говорю вам это, я с ним. Подними камень, ты найдешь меня там, разруби дерево, я тоже там» (Рар. Ох., 1). Вторая часть греческого варианта повторяется в изречении 81 коптского текста: «Разруби дерево, я там; подними камень, и ты найдешь меня там». Эти три текста дополняют друг друга и позволяют в изречении 35 выделить уже известную по изречению 29 мысль об отождествлении Иисуса с началом света, разлитого повсюду.
От толкования первой части 35-го воздержимся, смысл его неясен.
За изречением 35, повествующим о причастности Иисуса - духовного начала всему существующему, идет изречение 36, прямо не связанное с предыдущим. Но нет ли все же некоторой связи между ним и предшествующими изречениями? Предостережение, содержащееся в 36-м, может быть осмыслено как подтверждение двойственной природы существующего. Только духовное начало тянется к родственному ему. Обособленность же носителя духовности, связанная с его материальностью, мешает объединению. В этом, возможно, и заключается смысл предостережения, обращенного к пророкам и врачам и как бы акцентирующего внимание не на частном, доступном знанию их близких, а на том общем, носителями чего они являются (ср. 27-е).
В изречении 37 тема миссии Иисуса на время отходит на задний план, уступая место теме знания. Автор евангелия с разных сторон освещает ее: речь идет о несокрушимости истинного знания и его непременном распространении. Этому посвящено целиком изречение 38, а в следующем (39) говорится уже не об истинном знании, а о ложном. К той же группе можно присовокупить и изречение 40, толкуя «дом сильного» как «мир», руководимый ложным знанием, усматривая в словах о том, кто свяжет руки сильного, намек на обладающего истинным знанием, которое открывает путь к «царствию» (в параллельном тексте изречения 102 образ «сильного» тоже ассоциирован с отрицательным началом).
Изречения 37 и 38 привлекли внимание ученых сходством с новозаветными текстами. Так, 37-е близко тексту Матфея («Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы». - 5.14), а 38-е параллельно тексту Матфея («И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике светит всем в доме». -5.15). Одна и та же последовательность у Матфея и у Фомы побудила ученых думать, что Фома заимствовал у Матфея, вносил добавления из других евангельских текстов (ср.: Мф. 10.27, 5.15; Лк. 12.3., 11.33, 8.16; Мк. 4.21-24). Можно подчеркнуть иное: между изречениями 37-40 есть связь по смыслу (тема «знания» - во всех четырех изречениях), в образах (свет в 37-39-м) и, наконец, в словах - «ключах» («тайным». - 37, «тайное» - 38). Последовательность изречений не случайная.
Тема истинного и ложного знания развивается и дальше. Изречения 41 и 42 лучше рассматривать вместе. Они соединены между собой одним образом - одежды, обособляющей людей друг от друга в «мире» и скрывающей единое в них за множеством различий.
1 2 3 4 5 6