Снять со скуластого табу
За то, что видел он в гробу
Все панихиды и поминки.
Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу,
Чтоб не испытывал судьбу,
Взять утром тепленьким в постели.
И после непременной бани,
Чист перед богом и тверез,
Взял да и умер он всерьез,
Решительней, чем на экране.
Кто кончил жизнь трагически
---------------------------
Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт,
А если в точный срок, так в полной мере.
На цифре 27 один шагнул под пистолет,
Другой же в петлю слазил в "Англетере".
А 33 - Христу. Он был поэт, он говорил:
Да не убий. Убьешь - везде найду, мол.
Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и ни о чем не думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель.
Вот и сейчас, как холодом подуло.
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,
И Маяковский лег виском на дуло.
Задержимся на цифре 37? - Коварен бог.
Ребром вопрос поставил: или-или
На этом рубеже легли и Байрон и Рембо,
А нынешние как-то проскочили.
Дуэль не состоялась иль перенесена.
А в 33 - распяли, но не сильно.
А в 37 - не кровь, да что там кровь, и седина
Испачкала виски не так обильно.
Слабо стреляться. В пятки, мол, давно ушла душа.
Терпенье, психопаты и кликуши.
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.
На слово "длинношеее" в конце пришлось три "е"
Укоротить поэта. Вывод ясен.
И нож в него. Но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен.
Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр:
Томитесь, как наложницы в гареме...
Срок жизни увеличился. И, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время.
Да, правда, шея длинная - приманка для петли,
И грудь - мишень для стрел, но не спешите:
Ушедшие не датами бессмертье обрели,
Так что живых не очень торопите.
Честь шахматной короны.
----------------------
Подготовка.
----------
Я кричал: "Вы что там, обалдели?
Уронили шахматный престиж.
А мне сказали в нашем спортотделе:
"Вот прекрасно, ты и защитишь.
Но учти, что Фишер очень ярок,
Он даже спит с доскою, сила в нем,
Он играет чисто, без помарок".
- Ничего я тоже не подарок,
У меня в запасе ход конем.
Ох, вы мускулы стальные,
Пальцы цепкие мои,
Эх, резные, расписные,
Деревянные ладьи.
Друг мой, футболист, учил:"Не бойся,
Он к таким партнерам не привык,
За тылы и центр не беспокойся,
А играй по краю, напрямик".
Я налег на бег, на стометровки,
В бане вес согнал, отлично сплю,
Были по хоккею тренировки..
Словом, после этой подготовки
Я его без мата задавлю.
Ох, вы сильные ладони,
Мышцы крепкие спины,
Ох, вы кони мои, кони,
Эх, вы милые слоны.
"Не спеши, и, главное, не горбись, -
Так боксер беседовал со мной, -
В ближний бой не лезь, работай в корпус,
Помни, что коронный твой - прямой".
Честь короны шахматной на карте,
Он от пораженья не уйдет.
Мы сыграли с Талем десять партий
В преферанс, в очко и на биллиарде.
Таль сказал: "Такой не подведет".
Ох, рельеф мускулатуры,
Мышцы сильные спины
Эх, вы легкие фигуры,
Ох, вы кони да слоны.
И в буфете, для других закрытом,
Повар успокоил: "Не робей,
Ты с таким прекрасным аппетитом
Враз проглотишь всех его коней.
Ты присядешь перед дорогой дальней
И бери с питанием рюкзак.
На двоих готовь пирог пасхальный:
Этот Шифер, хоть и гениальный,
А попить-покушать - не дурак.
Ох, мы крепкие орешки,
Мы корону привезем,
Спать ложимся - вроде пешки,
Но просыпаемся ферзем.
Не скажу, чтоб было без задорин.
Были анонимки и звонки.
Я всем этим только раззадорен,
Только зачесались кулаки.
Напугали даже спозаранку:
Шифер мог бы левою ногой
С шахматной машиной Капабланку.
Сам он вроде заводного танка,
Ничего, я тоже заводной.
Будет тихо все и глухо,
А на всякий там цейтнот
Существует сила духа
И красивый апперкот.
Игра.
----
Только прилетели, сразу сели,
Фишки все заранее стоят,
Фоторепортеры налетели,
И слепят, и с толку сбить хотят.
Но меня и дома кто положит?
Репортерам с ног меня не сбить.
Мне же неумение поможет,
Этот Шифер ни за что не сможет
Угадать, чем буду я ходить.
Выпало ходить ему, задире,
Говорят, он белыми мастак,
Сделал ход с Е2 на Е4,
Что-то мне знакомое... Так-так.
Ход за мной, что делать надо, сева?
Наугад, как ночью по тайге,
Помню, всех главнее королева,
Ходит взад-вперед и вправо-влево,
Ну а кони, вроде, только буквой "Г".
Эх, спасибо заводскому другу,
Научил как ходят, как сдают...
Выяснилось позже, я с испугу
Разыграл классический дебют.
Все гляжу, чтоб не было промашки,
Вспоминаю повара в тоске...
Эх, сменить бы пешки на рюмашки,
Живо б прояснилось на доске.
Вижу, он нацеливает вилку,
Хочет съесть. И я бы съел ферзя.
Эх, под такую закусь бы бутылку.
Но во время матча пить нельзя.
Я голодный. Посудите сами:
Здесь у них лишь кофе да омлет.
Клетки, как круги перед глазами,
Королей я путаю с тузами
И с дебютом путаю дуплет.
Есть примета, вот я и рискую.
В первый раз должно мне повезти.
Да я его замучу, зашахую,
Мне бы только дамку провести.
Не мычу не телюсь, весь, как вата.
Надо что-то бить, уже пора.
Чем же бить? Ладьею - страшновато,
Справа в челюсть - вроде рановато,
Неудобно, все же первая игра.
А он мою защиту разрушает
Старую индийскую в момент,
Это смутно мне напоминает
Индо-пакистанский инцидент.
Только зря он шутит с нашим братом,
У меня есть мера, даже две.
Если он меня прикончит матом,
Так я его через бедро с захватом
Или ход конем по голове.
Я еще чуток добавил прыти,
Все не так уж сумрачно вблизи.
В мире шахмат пешка может выйти,
Если тренируется, в ферзи.
Шифер стал на хитрости пускаться:
Встанет, пробежится и назад,
Предложил турами поменяться...
Ну, еще б ему меня не опасаться:
Я же лежа жму сто пятьдесят.
Я его фигурку смерил оком,
И когда он объявил мне шах,
Обнажил я бицепс ненароком,
Даже снял для верности пиджак.
И мгновенно в зале стало тише,
Он заметил, как я привстаю.
Видно ему стало не до фишек,
И хваленый, пресловутый Фишер
Сразу согласился на ничью.
Только "не", только "ни"
------------------------
Истома ящерицей ползает в костях,
И сердце с трезвой головой не на ножах,
И не захватывает дух на скоростях,
Не холодеет кровь на виражах.
И не прихватывает горло от любви,
И нервы больше не в натяжку, хочешь - рви,
Повисли нервы, как веревки от белья,
И не волнует, кто кого - он или я.
Я на коне, толкни - и я с коня,
Только "не", только "ни" у меня.
Не пью воды, чтоб стыли зубы, питьевой,
И ни событий, ни людей не тороплю,
Мой лук валяется со сгнившей тетивой,
Все стрелы сломаны, я ими печь топлю.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как то так,
Не вдохновляет даже самый факт атак,
Я весь прозрачный, как раскрытое окно,
Я неприметный, как льняное полотно.
Я на коне, толкни - и я с коня,
Только "не", только "ни" у меня.
Не ноют раны, да и шрамы не болят,
На них наложены стерильные бинты,
И не волнуют, не свербят, не теребят,
Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
Устал бороться с притяжением земли,
Лежу - так больше расстоянье до петли,
И сердце дергается, словно не во мне,
Пора туда, где только "ни" и только "не".
Пора туда, где только "ни" и только "не".
Про Сережу Фомина.
-----------------
Я рос, как вся дворовая шпана,
Мы пили водку, пели песни ночью,
И не любили мы Сережку Фомина
За то, что он всегда сосредоточен.
Сидим раз у Сережки Фомина, -
Мы у него справляли наши встречи.
И вот о том, что началась война,
Сказал нам молотов в своей известной речи.
В военкомате мне сказали: "Старина,
Тебе броню дает родной завод "Компрессор"
Я отказался, а Сережку Фомина
Спасал от армии отец его профессор.
Кровь лью я за тебя, моя страна,
И все же мое сердце негодует:
Кровь лью я за Сережку Фомина,
А он сидит и в ус себе не дует.
Ну, наконец , закончилась война,
С плеч сбросили мы словно тонны груза.
Встречаю я Сережку Фомина,
А он - Герой Советского Союза.
Письмо рабочих тамбовского завода
китайским руководителям
-----------------------
В Пекине очень мрачная погода.
У нас в Тамбове на заводе перекур.
Мы пишем вам с тамбовского завода,
Любители опасных авантюр.
Тем, что вы договор не подписали,
Вы причинили всем народам боль
И, извращая факты, доказали,
Что вам дороже генерал деголь.
Нам каждый день насущный мил и дорог,
Но если даже вспомнить старину,
То это ж вы изобретали порох
И строили Китайскую стену.
Мы понимаем, вас совсем немало,
Чтоб триста миллионов погубить.
Но мы уверены, что сам товарищ Мао,
Ей-богу, очень-очень хочет жить.
Когда вы рис водою запивали,
Мы проявляли интернационализм.
Небось, когда вы русский хлеб жевали,
Не говорили про оппортунизм.
Боитесь вы, что реваншисты в Бонне,
Что Вашингтон грозится перегнать.
Но сам Хрущев сказал еще в ООН-е,
Что мы покажем кузькину им мать.
Вам не нужны ни бомбы ни снаряды,
Не раздувайте вы войны пожар,
Мы нанесем им, если будет надо,
Ответный термоядерный удар.
А если зуд - без дела не страдайте,
У вас еще достаточно делов:
Давите мух, рождаемость снижайте,
Уничтожайте ваших воробьев.
И не интересуйтесь нашим бытом,
Мы сами знаем, где у нас чего,
Так наш ЦК писал в письме открытом.
Мы одобряем линию его.
Мао Цзедун - большой шалун
--------------------------
Мао Цзедун - большой шалун:
Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать.
Заметив слабину меняет враз жену.
И вот недавно докатился до артистки.
Он маху дал, он похудел:
У ней открылся темперамент слишком бурный.
Не баба - зверь, она теперь
Вершит делами революции культурной.
Ану-ка встань, Цзинь Цзянь,
Ану талмуд достань.
Уже трепещут мужнины враги.
Уже видать концы
Жена Лю Шаоцы
Сломала две свои собачие ноги.
А кто не чтит цитат,
Тот ренегат и гад,
Тому на заднице наклеим дацзыбао.
Кто с Мао вступит в спор,
Тому дадут отпор
Его супруга вместе с другом Линем Бяо.
А кто не верит нам,
Тот негодяй и хам.
А кто не верит нам, тот прихвостень и плакса.
Марксизм для нас - азы.
Ведь Маркс не плыл в Янцзы,
Китаец Мао раздолбал еврея Маркса.
Тот, который не стрелял.
-----------------------
Я вам мозги не пудрю - уже не тот завод.
Меня стрелял поутру из ружей целый взвод.
За что мне эта злая, нелепая стезя?
Не то, чтобы не знаю - рассказывать нельзя.
Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял,
И взвод отлично выполнил приказ.
Но был один, который не стрелял.
Судьба моя лихая давно наперекос:
Однажды языка я добыл, но не донес.
И особист Суэтин, неутомимый наш,
Еще тогда приметил и взял на карандаш.
Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал -
Никто поделать ничего не смог...
Нет, смог один, который не стрелял.
Рука упала в пропасть с дурацким криком "Пли"
И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли.
Но, слышу:- Жив зараза. Тащите в медсанбат.-
Расстреливать два раза уставы не велят.
А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял.
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.
Я раны, как собака, лизал, а не лечил,
В госпиталях однако в большом почете был.
Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол:
Эй ты, недостреленный, давай-ка на укол!
Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал,
Чтоб было слаще воевать ему,
Кому? Тому, который не стрелял.
Я пил чаек из блюдца, со спиртиком бывал,
Мне не пришлось загнуться, и я довоевал.
В свой полк определили. Воюй - сказал комбат,
А что не дострелили, так я брат даже рад.
Я тоже рад бы, да присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня
Убив того, который не стрелял.
Песня про козла отпущения.
-------------------------
В заповеднике, вот в каком забыл,
Жил да был козел, роги длинные,
Хоть с волками жил - не по-волчьи выл,
Блеял песенки, да все козлиные.
И пощипывал он травку, и нагуливал бока,
Не услышать от него худого слова.
Толку было с него, правда, как с козла молока,
Но вреда, однако, тоже никакого.
Жил на выпасе, возле озерка,
Не вторгаясь в чужие владения.
Но заметили скромного козлика
И избрали в козла отпущения.
Например, медведь, баламут и плут,
Обхамил кого-нибудь по-медвежьему,
Враз козла найдут, приведут и бьют,
По рогам ему, и промеж ему...
Не противился он, серенький, насилию со злом,
А сносил побои весело и гордо,
Сам медведь сказал:"Ребята, я горжусь козлом,
Героическая личность, козья морда!"
Берегли козла, как наследника.
Вышло даже в лесу запрещение
С территории заповедника
Отпускать козла отпущения.
А козел себе все скакал козлом,
Но пошаливать он стал втихимолочку,
Он как-то бороду завязал узлом,
Из кустов назвал волка сволочью.
А когда очередное отпущенье получал,
Все за то, что волки лишку откусили,
Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал,
Но внимания тогда не обратили...
Пока хищники меж собой дрались,
В заповеднике крепло мнение,
Что дороже всех медведей и лис
Дорогой козел отпущения.
Услыхал козел, да и стал таков:
Эй, вы, бурые,- кричит,- светлопегие.
Отниму у вас рацион волков
И медвежие привилегии.
Покажу вам козью морду настоящую в лесу,
Распишу туда-сюда по трафарету.
Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,
И ославлю по всему по белу свету.
Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения.
Отпускать грехи кому - уж это мне решать
Это я, козел отпущения.
В заповеднике, вот в каком забыл,
Правит бал козел не по-прежнему,
Он с волками жил и по-волчьи выл,
И орет теперь по-медвежьему.
А козлятушки-ребятки засучили рукава
И пошли шерстить волчишек в пух и клочья.
А чего теперь стесняться, если их глава
От лесного льва имеет полномочья.
Ощутил он вдруг остроту рогов
И козлиное вдохновение.
Россомах и лис, медведей, волков
Превратил в козлов отпущения.
Песня сплавщика
---------------
На реке ль, на озере
Работал на бульдозере,
Весь в комбинезоне и в пыли.
Вкалывал я до зари,
Считал, что черви - козыри,
Из грунта выколачивал рубли.
И не судьба меня манила,
И не золотая жила,
А упорная моя кость
И природная моя злость.
Ты мне не подставь щеки,
Не ангелы мы - сплавщики,
Неизвестны заповеди нам.
Будь ты хоть сам бог-Аллах,
Зато я знаю толк в стволах
И весело хожу по штабелям.
И не судьба меня манила,
И не золотая жила,
А упорная моя кость
И природная моя злость.
Про нечисть.
-----------
В заповедных и дремучих,
Страшных муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей
И в проезжих сеет страх,
Воет воем, что твои упокойники,
Если есть там соловьи, то разбойники.
Страшно, аж жуть!
В заколдованных болотах
Там кикиморы живут,
Защекочут до икоты
И на дно уволокут.
Будь ты пеший, будь ты конный - заграбастают,
А уж лешие - так по лесу и шастают.
Страшно, аж жуть!
А мужик, купец иль воин
Попадал в дремучий лес
Кто - зачем, кто - с перепою,
А кто - сдуру в чащу лез.
По причине пропадали, без причины ли -
Только всех их и видали: словно сгинули.
Страшно, аж жуть!
Из заморского, из леса
Где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы,
Чуть друг друга не едят,
Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом.
Страшно, аж жуть.
Соловей-разбойник главный
Им устроил буйный пир,
А от них был змей трехглавый
И слуга его вампир.
Пили зелье в черепах, ели бульники,
Танцевали на гробах, богохульники.
Страшно, аж жуть!
Змей Горыныч влез на дерево,
Ну раскачивать его:
Выводи, разбойник, девок,
Пусть покажут кой-чего,
Пусть нам лешие попляшут, попоют,
А не то, я, матерь вашу, всех сгною.
Страшно, аж жуть!
Соловей-разбойник тоже
Был не только лыком шит.
1 2 3 4 5 6 7