Как это говорится у почтенного зоолога Георга Шаллера: «Наше общее прошлое по-прежнему преследует нас. Когда мы слышим львиный рев, мы вздрагиваем, как вздрагивал наш первобытный предок. И вместе с тем радуется сидящий в нас хищник, видя огромные стада дичи…»
Зов Батиана, который я слушал этим утром, знаменовал собой и то, что полностью состоялось возвращение львов в родную стихию, в тот мир, с которым они были разлучены из-за действий человека. Эти львы смогли вновь открыть для себя родной дом, осознать свое положение и роль в дикой природе.
Я любил слушать призывный львиный рев, находясь со львами рядом. В эти моменты моя душа моментально наполнялась чем-то необъяснимым, без чего она казалась опустошенной. Но вот смолкал рык, куда-то в небытие закатывалось эхо – и душа снова ощущала необъяснимую неполноту…
В любом случае, когда я слушал зов Батиана, на душе становилось светлее. Помню, однажды, когда Батиан начал свой зов, к нему подкралась Рафики, а затем прыгнула на него. Он воспринял это как умаление своего достоинства… Я неоднократно замечал, что призывный звук, издаваемый Батианом, был слишком громким даже для него самого, и после каждого сигнала он тряс головой из стороны в сторону – раскатистый рев явно причинял некоторый дискомфорт и ему самому…
* * *
Как я упоминал выше, в этот период я впервые заметил, что у сестричек Батиана начиналась течка. Однажды утром Рафики прибежала в лагерь одна, отколовшись от Фьюрейи и своего брата. Я обратил внимание, что сегодня она тянется ко мне больше, чем обычно, и притом не так, как в тот раз, когда она хотела, чтобы я следовал за ней. Она провела в лагере весь день, требуя моего внимания. Джулия заметила, что я в этот день дважды отлучался из лагеря и Рафики громко и протяжно скулила. Когда же я возвращался, она тут же кидалась ко мне. Ее поведение сначала озадачивало меня, а потом я сообразил, что ее действия вызваны течкой.
Впоследствии, по мере взросления, ее поведение во время течки становилось все более изощренным и ревнивым. Она терлась задом о мои ноги, при этом зловеще ворча, с опущенными ушами, показывая, что требует любви! Я и поныне чувствую себя неловко, когда у Рафики начинается течка…
Недавно мой приятель так прокомментировал этот сюжет: «Ну, теперь-то она наверняка поняла, что от тебя как потенциального партнера толку нет, и требовать у тебя любви – только время зря терять».
И все-таки всякий раз, когда у нее начиналась течка, Рафики, в отличие от Фьюрейи, прежде чем уходить на поиски самца, сперва кидалась ко мне. Порой, поприветствовав, она обдавала мою грудь фонтаном мочи или же просто спокойно поливала одну из моих ног и оба ботинка. Да, любопытная ситуация! И так каждый раз…
Однажды Джордж рассказал мне, что и он не раз попадал в такие щекотливые ситуации. Он рассказал, как несколько лет назад (когда ему уже перевалило за семьдесят) одна чересчур уж игривая львица с такой настойчивостью пыталась завести с ним знакомство, что бедняга принужден был залезть на дерево и сидеть там полдня, пока она окончательно не ушла.
* * *
Рев Батиана вкупе с течкой у его сестер снова зазвали к нам непрошеную компанию. Одним июльским утром мы с Джулией спали под открытым небом возле ограды лагеря, когда Батиан начал свою утреннюю песню. Мы проснулись и вдруг заметили в сумерках, в двадцати шагах от себя, проходящих львов. Поскольку их было трое, то я решил, что это мои львы, пока не появился четвертый. Сев прямо и прогнав сон со своих глаз, мы увидели, что двое из этой четверки были самцами, похожими на Батиана. Это была та самая четвЈрка из племени Темного, которую я не видел уже много недель. Вдруг с севера со стороны Круга Тули, также донеслось рычание – я предположил, что это два молодых самца, с которыми я недавно встречался. Потом я назвал их Близнецами. Как только рев прекратился, раздался ответ с юга. «Темный», – подумал я.
Наблюдая за четверкой из племени Темного, принюхивавшейся к Батиановым кустам, я стал подсчитывать, сколько же львов находилось в поле нашего зрения и слуха близ «Таваны»и в долинах Питсани. Считая с моими, получилось десять, принадлежащих к трем различным прайдам. Ни до, ни после в окрестностях «Таваны» никогда не насчитывалось столько разных львов сразу. Через некоторое время, с восходом солнца, четверка отважных из племени Темного ушла, зовы с севера и юга прекратились, и я удивлялся, куда делись мои львы.
Час спустя, когда солнце уже взошло высоко, я вышел из лагеря поискать следы моих львов. Найдя их, я двинулся туда, куда они вели, полагая, что мои львы ушли подальше, чтобы уменьшить вероятность столкновения с обитавшими в этом регионе другими львами. След вел в направлении возвышенности на восток.
На подходе к этому месту я был испуган вызывающим рычанием льва, повторившимся несколько раз. В лучах солнца с востока я увидел силуэт Темного – он зловеще приближался ко мне. Я заорал на него в надежде, что он отойдет назад и даст мне возможность спокойно отступить. Как бы не так! Темный продолжал наступать, грозно рыча. Я заорал на него; в ответ он прорычал нечто оскорбительное, но на какое-то время остановился.
Я медленным шагом отступил назад, пытаясь скрыться в рощице мопановых деревьев и исчезнуть из поля зрения. Он – за мной. Я снова гаркнул на него, он же излил на меня свою ярость рычанием. «Кажется, он хочет проводить меня, до самого лагеря. А кто знает, может, у него на уме худшее?»– пробормотал я про себя.
Я уже изготовился прибегнуть к предупредительному выстрелу в воздух, но, к счастью, до этого не дошло. После заключительного обмена мнениями (я криком, он рычанием) Темный милостиво разрешил мне отойти. Но, даже подходя к спасительной ограде, я постоянно оглядывался назад – вдруг он тихонько крадется за мной где-нибудь в кустах? Такое поведение Темного было крайне необычным – с тех пор, как я знаю этого царя саванн, он ни разу не преследовал меня.
Тем же утром конфликт с участием Темного случился с южной стороны. Темный отступил на свою территорию Нижнего Маджале. Когда я поехал в этом направлении, мой друг, егерь Дэвид Марупане, сообщил, что Темного гоняли молодые самцы из его прайда и он, в свою очередь, пытался обратить их в бегство. Все это происходило неподалеку от «Таваны», но в пределах территории Нижнего Маджале.
Вскоре я нашел свою компанию и, понаблюдав за ситуацией, понял, что произошло. Судя по всему, у одной из молодых львиц была течка, она-то и привлекла внимание старика. А двое его сыновей не давали своему отцу подступиться к львице.
Поскольку Батиан теперь регулярно возвещал своим рыком, кто здесь хозяин. Темный редко посещал «Тавану». Но один из его последних визитов запомнится мне навсегда.
Однажды утром я был разбужен шорохом у «Батианова куста»– его любимого мопанового дерева, растущего возле ограды. Он метил его особенно часто, скребя при этом землю. Накануне ночью мои львы были недалеко от лагеря; увидев за ветвями и деревьями желто-коричневую голову, я встал с раскладушки как был, в костюме Адама, шагнул в направлении льва и позвал:
– Батиан… Батиан…
Я был всего в одном шаге от ограды, отделявшей меня от дерева, и вдруг из-под него показалась могучая голова и густая массивная черная грива – Темный! И тут же из палатки до меня донесся встревоженный голосок Джулии:
– Ты думаешь, это наши, Гарет?
Не знаю, кто из нас испытал больший шок – я или Темный. Я завопил на него и отскочил назад; он тоже прыгнул в сторону и дал деру.
Оказывается, он – я не знал этого – метил Батианов куст и был напугал моим внезапным появлением. Джулия наблюдала за развитием всего сценария и теперь, когда от сна у нее не осталось и следа, покатывалась со смеху; но у нее сделалась почти истерика, когда я, потрясенный неожиданной встречей, поспешил в палатку и стал спешно натягивать шорты. А что вы хотите? Когда всего в одном ярде от тебя стоит огромный взрослый лев, ты, как никогда, почувствуешь себя голым!
Глава восьмая. КЛЫКИ И КОГТИ ПРОТИВ РОГОВ И КОПЫТ
Начиная с июля у Рафики и Фьюрейи уже регулярно была речка. Тогда они всякий раз убегали на север в поисках самцов и часто находили их. Похоже, половая зрелость у львиц наступает, по крайней мере, на полгода раньше, чем у самцов. Видимо, обе сестрицы признали Батиана неподходящим партнером и уходили на поиски более зрелых.
Фьюрейя удалялась от лагеря на больший срок, чем Рафики, ища компании то одного, то другого из Близнецов, обитавших в южной части Круга Тули. После брачного периода она снова появлялась в «Таване», терлась об меня шеей и задом – обычный у львов знак выражения привязанности, – и по запаху, которым от нее несло, было ясно, что она побывала у самца. При ее появлении приходили в возбуждение Батиан и Рафики, если они находились рядом, и принимались так тщательно обнюхивать ее, что ей приходилось отскакивать в сторону с коротким ворчанием, дабы избежать их вопрошающих носов.
В этих случаях она всегда бросалась ко мне, выражая свою привязанность. Обычно она садилась ко мне как можно ближе, чтобы избежать бесцеремонного любопытства брата и сестры. Я всякий раз тщательно осматривал ее: нет ли признаков беременности. Всякий раз, когда Рафики и Фьюрейя отправлялись на поиски контакта с Близнецами, мы с Джулией принимались обсуждать, как нам быть, когда у наших «детей» неизбежно появятся свои.
К сожалению, этот волнующий период был омрачен. Надвигалась другая проблема, заключающая в себе прямую угрозу как моим львам, так и остальным львам Тули: нашествие домашнего скота из Зимбабве. Тамошние безводные земли не могли прокормить даже те немногочисленные стада, что были у местного населения, и каждый год с наступлением зимы пастухи перегоняли через песчаное русло Шаше домашний скот – коров, коз и овец – на территорию соседней страны, Ботсваны, и притом на земли, предназначенные для обитания дикой фауны.
В последние годы эта проблема особенно досаждала землевладельцам и управляющим заповедниками Тули. С приходом сезона дождей скот, нелегально находившийся на территории Ботсваны, перегоняли назад в Зимбабве, где он мог спокойно пастись в течение нескольких месяцев, и о проблеме забывали. Но с наступлением зимы цикл начинался сначала.
Ущерб от нелегальной пастьбы сотен голов домашнего скота год за годом на территории заповедника был жестоким. Во-первых, ценный зимний корм, которым могли бы питаться дикие виды животных, поедал домашний скот. Во-вторых, стада неизбежно становились объектом атаки львов, леопардов и гиен – отсюда конфликт между диким зверем и человеком как владельца скота. Если львы загрызали корову, пастух отгонял стадо подальше, а сам ставил вокруг зарезанного животного побольше капканов, поджидая возвращения львов. Те возвращались к добыче и, в свою очередь, рисковали погибнуть страшной смертью в капканах.
Конфликт между хищным зверем и скотоводом из года в год был причиной снижения численности хищников до минимума в регионе вдоль Шаше. «Око за око, зуб за зуб»– таков был закон скотовладельцев. Продолжающийся из года в год конфликт имел результатом только то, что теряли все. Погибал скот, гибли львы, и когда в регионе вдоль Шаше львов оставалась лишь горстка – на место убитых приходили другие, соблазненные легкой добычей.
Зимой 1990 года, когда мои львы, ныне почти полностью независимые от меня, осваивали новые территории, проблема скота обострилась. Воспользовавшись ситуацией, браконьеры проникали в заповедник под видом пастухов и ставили еще больше капканов на диких животных. Правда, их действия вызывали гнев самих же пастухов, потому что немало домашнего скота также попадалось и гибло в капканах.
Помню, как-то утром меня вызвал по рации мой друг Мафика, в прошлом мой помощник по лагерю, ныне сотрудник заповедника Чартер, ведающий антибраконьерской работой. Он сообщил мне, что обнаружил близ Шаше пятнадцать капканов, в два из них попались коровы: одна погибла, другая была еще жива. Я тут же сел в машину и поехал в указанном направлении. Там мы вместе с другими сотрудниками освидетельствовали ужасную сцену. Корову, которая осталась жива, к счастью, схватило за ногу, и мы без труда вызволили ее. Другая корова, стельная, уже вздулась. Определить, как она погибла, было нетрудно: когда она попалась, то принялась отчаянно бегать вокруг дерева, к которому был привязан капкан, наматывая на ствол проволоку виток за витком, пока не оказалась прочно примотанной к стволу. Корова гибла медленной смертью, исторгая из себя теплившуюся в ее чреве жизнь. Смерть коровы наступила в тот момент, когда прорезалась голова теленка. Плод умер в момент рождения.
Обилие легкой добычи в виде домашнего скота плюс то, что регион Шаше не являлся территориальной собственностью какой-либо единственной стаи львов, привлекало сюда других львов Тули. Шел месяц за месяцем зимы, все больше скота гибло. Мои львы тоже подались на восток, в холмистый регион Шаше, то есть в самую опасную зону. Из страха за их безопасность я тратил много времени, выслеживая их, и если находил в восточном секторе, по вечерам громко скликал их, призывая спуститься с холмов в более безопасный район – долины «Таваны»и Питсани.
И вот настал день, которого я так боялся: мои львы зарезали корову близ Шаше. Я увидел, как трое зимбабвийских пастухов отгоняли львов от добычи. Я тут же вызвал Мафику и других сотрудников, и мы застигли пастухов, когда они разрубали тушу, чтобы унести в свою деревню хотя бы мясо. Мы вовремя застукали зимбабвийцев – промедли мы хоть чуть-чуть, и они успели бы расставить капканы, с расчетом, что мои львы вернутся к остаткам добычи и поплатятся за гибель коровы…
Я расспросил зимбабвийцев, как все произошло. Они рассказали мне, что видели из своей деревни по другую сторону Шаше кружащих над нашей стороной грифов, что сигнализировало о смерти. Они перешли Шаше – выяснить, в чем дело, и увидели, как трое львов – один молодой самец и две самки – пожирали одну из их коров. Зимбабвийцы накричали на львов, которые обратились в бегство при их появлении, и принялись разрубать тушу на части. За этим занятием мы их и застали. Мы отвезли зимбабвийцев на пограничный пост Понт-Дрифт и там передали властям.
Мы вернулись в регион Шаше на поиски моих львов и нашли их отдыхающими в двух километрах от остатков коровы. Было уже половина пятого пополудни, и я решил до темноты вывести их из опасной зоны. А там уж, под покровом ночи, пускай идут по своим делам.
Я попросил Мафику оставить меня, отогнать машину назад в лагерь и сообщить Джулии, что я постараюсь до темноты пройти со своими львами расстояние в четырнадцать километров, отделявшее нас от «Таваны». Как только машина ушла, я позвал львов, которые куда-то удрали. Они выскочили из-за кустов и двинулись ко мне поприветствовать, явно несколько удивленные моим появлением. Окончив приветственные церемонии, я зашагал на запад, приглашая их за собой. Доверяя мне, они без звука последовали за мной; мы шли, а солнце садилось. По дороге я обнаружил несколько расставленных браконьерами капканов и, стиснув зубы, снял их.
Потом, когда солнце превратилось в раскаленный шар, нависший над самой линией горизонта, я понял, что нам необходимо бежать, если мы хотим поспеть в лагерь до полной темноты. Мы были уже далеко от долины Шаше; я побежал трусцой, время от времени окликая львов. Я добрался до лагеря уже в кромешной темноте и попал прямо в объятия Джулии, поджидавшей меня у ворот. Мафика сообщил ей о ситуации, и, дожидаясь меня, она волновалась тем сильнее, чем ближе было к ночи. Теперь мы уже вместе стали поджидать львов. Всего через десять минут после моего возвращения появились и они – уставшие, измученные жаждой, но снова в безопасности.
На следующий день в непосредственной близости от того места, где мои львы зарезали корову, было найдено свыше двадцати браконьерских капканов. По мнению Мафики, они были расставлены два дня назад. Безграничное доверие моих львов ко мне спасло их, но у других-то львов в этом регионе не было никого, кто постоянно присматривал бы за ними и не дал бы попасть в беду.
Через две недели в капканы попалась одна из обитавших, в Тули львиц. Один капкан сдавил ей шею, другой лапу. Она была одной из львиц, принадлежавших к прайду Нижнего Маджале; ее привлекло в долину Шаше обилие скота. Невероятно, но она сломала оба капкана, хотя это стоило ей тяжелых ран. Прихрамывая, она заковыляла на юго-запад, к Нижнему Маджале, до которого было много километров пути.
Мне сообщили, что ее заметили и пытались поймать, но безуспешно. Я же был стеснен в своих поисках, так как владельцы некоторых частных заповедников не давали мне разрешения на право прохода по их территории. Примерно через неделю меня информировали, что ее видели в одном из таких заповедников, но, как мне сообщили, управление этого частного заповедника настолько занято с туристами, что у них нет времени на отлов и лечение несчастной львицы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Зов Батиана, который я слушал этим утром, знаменовал собой и то, что полностью состоялось возвращение львов в родную стихию, в тот мир, с которым они были разлучены из-за действий человека. Эти львы смогли вновь открыть для себя родной дом, осознать свое положение и роль в дикой природе.
Я любил слушать призывный львиный рев, находясь со львами рядом. В эти моменты моя душа моментально наполнялась чем-то необъяснимым, без чего она казалась опустошенной. Но вот смолкал рык, куда-то в небытие закатывалось эхо – и душа снова ощущала необъяснимую неполноту…
В любом случае, когда я слушал зов Батиана, на душе становилось светлее. Помню, однажды, когда Батиан начал свой зов, к нему подкралась Рафики, а затем прыгнула на него. Он воспринял это как умаление своего достоинства… Я неоднократно замечал, что призывный звук, издаваемый Батианом, был слишком громким даже для него самого, и после каждого сигнала он тряс головой из стороны в сторону – раскатистый рев явно причинял некоторый дискомфорт и ему самому…
* * *
Как я упоминал выше, в этот период я впервые заметил, что у сестричек Батиана начиналась течка. Однажды утром Рафики прибежала в лагерь одна, отколовшись от Фьюрейи и своего брата. Я обратил внимание, что сегодня она тянется ко мне больше, чем обычно, и притом не так, как в тот раз, когда она хотела, чтобы я следовал за ней. Она провела в лагере весь день, требуя моего внимания. Джулия заметила, что я в этот день дважды отлучался из лагеря и Рафики громко и протяжно скулила. Когда же я возвращался, она тут же кидалась ко мне. Ее поведение сначала озадачивало меня, а потом я сообразил, что ее действия вызваны течкой.
Впоследствии, по мере взросления, ее поведение во время течки становилось все более изощренным и ревнивым. Она терлась задом о мои ноги, при этом зловеще ворча, с опущенными ушами, показывая, что требует любви! Я и поныне чувствую себя неловко, когда у Рафики начинается течка…
Недавно мой приятель так прокомментировал этот сюжет: «Ну, теперь-то она наверняка поняла, что от тебя как потенциального партнера толку нет, и требовать у тебя любви – только время зря терять».
И все-таки всякий раз, когда у нее начиналась течка, Рафики, в отличие от Фьюрейи, прежде чем уходить на поиски самца, сперва кидалась ко мне. Порой, поприветствовав, она обдавала мою грудь фонтаном мочи или же просто спокойно поливала одну из моих ног и оба ботинка. Да, любопытная ситуация! И так каждый раз…
Однажды Джордж рассказал мне, что и он не раз попадал в такие щекотливые ситуации. Он рассказал, как несколько лет назад (когда ему уже перевалило за семьдесят) одна чересчур уж игривая львица с такой настойчивостью пыталась завести с ним знакомство, что бедняга принужден был залезть на дерево и сидеть там полдня, пока она окончательно не ушла.
* * *
Рев Батиана вкупе с течкой у его сестер снова зазвали к нам непрошеную компанию. Одним июльским утром мы с Джулией спали под открытым небом возле ограды лагеря, когда Батиан начал свою утреннюю песню. Мы проснулись и вдруг заметили в сумерках, в двадцати шагах от себя, проходящих львов. Поскольку их было трое, то я решил, что это мои львы, пока не появился четвертый. Сев прямо и прогнав сон со своих глаз, мы увидели, что двое из этой четверки были самцами, похожими на Батиана. Это была та самая четвЈрка из племени Темного, которую я не видел уже много недель. Вдруг с севера со стороны Круга Тули, также донеслось рычание – я предположил, что это два молодых самца, с которыми я недавно встречался. Потом я назвал их Близнецами. Как только рев прекратился, раздался ответ с юга. «Темный», – подумал я.
Наблюдая за четверкой из племени Темного, принюхивавшейся к Батиановым кустам, я стал подсчитывать, сколько же львов находилось в поле нашего зрения и слуха близ «Таваны»и в долинах Питсани. Считая с моими, получилось десять, принадлежащих к трем различным прайдам. Ни до, ни после в окрестностях «Таваны» никогда не насчитывалось столько разных львов сразу. Через некоторое время, с восходом солнца, четверка отважных из племени Темного ушла, зовы с севера и юга прекратились, и я удивлялся, куда делись мои львы.
Час спустя, когда солнце уже взошло высоко, я вышел из лагеря поискать следы моих львов. Найдя их, я двинулся туда, куда они вели, полагая, что мои львы ушли подальше, чтобы уменьшить вероятность столкновения с обитавшими в этом регионе другими львами. След вел в направлении возвышенности на восток.
На подходе к этому месту я был испуган вызывающим рычанием льва, повторившимся несколько раз. В лучах солнца с востока я увидел силуэт Темного – он зловеще приближался ко мне. Я заорал на него в надежде, что он отойдет назад и даст мне возможность спокойно отступить. Как бы не так! Темный продолжал наступать, грозно рыча. Я заорал на него; в ответ он прорычал нечто оскорбительное, но на какое-то время остановился.
Я медленным шагом отступил назад, пытаясь скрыться в рощице мопановых деревьев и исчезнуть из поля зрения. Он – за мной. Я снова гаркнул на него, он же излил на меня свою ярость рычанием. «Кажется, он хочет проводить меня, до самого лагеря. А кто знает, может, у него на уме худшее?»– пробормотал я про себя.
Я уже изготовился прибегнуть к предупредительному выстрелу в воздух, но, к счастью, до этого не дошло. После заключительного обмена мнениями (я криком, он рычанием) Темный милостиво разрешил мне отойти. Но, даже подходя к спасительной ограде, я постоянно оглядывался назад – вдруг он тихонько крадется за мной где-нибудь в кустах? Такое поведение Темного было крайне необычным – с тех пор, как я знаю этого царя саванн, он ни разу не преследовал меня.
Тем же утром конфликт с участием Темного случился с южной стороны. Темный отступил на свою территорию Нижнего Маджале. Когда я поехал в этом направлении, мой друг, егерь Дэвид Марупане, сообщил, что Темного гоняли молодые самцы из его прайда и он, в свою очередь, пытался обратить их в бегство. Все это происходило неподалеку от «Таваны», но в пределах территории Нижнего Маджале.
Вскоре я нашел свою компанию и, понаблюдав за ситуацией, понял, что произошло. Судя по всему, у одной из молодых львиц была течка, она-то и привлекла внимание старика. А двое его сыновей не давали своему отцу подступиться к львице.
Поскольку Батиан теперь регулярно возвещал своим рыком, кто здесь хозяин. Темный редко посещал «Тавану». Но один из его последних визитов запомнится мне навсегда.
Однажды утром я был разбужен шорохом у «Батианова куста»– его любимого мопанового дерева, растущего возле ограды. Он метил его особенно часто, скребя при этом землю. Накануне ночью мои львы были недалеко от лагеря; увидев за ветвями и деревьями желто-коричневую голову, я встал с раскладушки как был, в костюме Адама, шагнул в направлении льва и позвал:
– Батиан… Батиан…
Я был всего в одном шаге от ограды, отделявшей меня от дерева, и вдруг из-под него показалась могучая голова и густая массивная черная грива – Темный! И тут же из палатки до меня донесся встревоженный голосок Джулии:
– Ты думаешь, это наши, Гарет?
Не знаю, кто из нас испытал больший шок – я или Темный. Я завопил на него и отскочил назад; он тоже прыгнул в сторону и дал деру.
Оказывается, он – я не знал этого – метил Батианов куст и был напугал моим внезапным появлением. Джулия наблюдала за развитием всего сценария и теперь, когда от сна у нее не осталось и следа, покатывалась со смеху; но у нее сделалась почти истерика, когда я, потрясенный неожиданной встречей, поспешил в палатку и стал спешно натягивать шорты. А что вы хотите? Когда всего в одном ярде от тебя стоит огромный взрослый лев, ты, как никогда, почувствуешь себя голым!
Глава восьмая. КЛЫКИ И КОГТИ ПРОТИВ РОГОВ И КОПЫТ
Начиная с июля у Рафики и Фьюрейи уже регулярно была речка. Тогда они всякий раз убегали на север в поисках самцов и часто находили их. Похоже, половая зрелость у львиц наступает, по крайней мере, на полгода раньше, чем у самцов. Видимо, обе сестрицы признали Батиана неподходящим партнером и уходили на поиски более зрелых.
Фьюрейя удалялась от лагеря на больший срок, чем Рафики, ища компании то одного, то другого из Близнецов, обитавших в южной части Круга Тули. После брачного периода она снова появлялась в «Таване», терлась об меня шеей и задом – обычный у львов знак выражения привязанности, – и по запаху, которым от нее несло, было ясно, что она побывала у самца. При ее появлении приходили в возбуждение Батиан и Рафики, если они находились рядом, и принимались так тщательно обнюхивать ее, что ей приходилось отскакивать в сторону с коротким ворчанием, дабы избежать их вопрошающих носов.
В этих случаях она всегда бросалась ко мне, выражая свою привязанность. Обычно она садилась ко мне как можно ближе, чтобы избежать бесцеремонного любопытства брата и сестры. Я всякий раз тщательно осматривал ее: нет ли признаков беременности. Всякий раз, когда Рафики и Фьюрейя отправлялись на поиски контакта с Близнецами, мы с Джулией принимались обсуждать, как нам быть, когда у наших «детей» неизбежно появятся свои.
К сожалению, этот волнующий период был омрачен. Надвигалась другая проблема, заключающая в себе прямую угрозу как моим львам, так и остальным львам Тули: нашествие домашнего скота из Зимбабве. Тамошние безводные земли не могли прокормить даже те немногочисленные стада, что были у местного населения, и каждый год с наступлением зимы пастухи перегоняли через песчаное русло Шаше домашний скот – коров, коз и овец – на территорию соседней страны, Ботсваны, и притом на земли, предназначенные для обитания дикой фауны.
В последние годы эта проблема особенно досаждала землевладельцам и управляющим заповедниками Тули. С приходом сезона дождей скот, нелегально находившийся на территории Ботсваны, перегоняли назад в Зимбабве, где он мог спокойно пастись в течение нескольких месяцев, и о проблеме забывали. Но с наступлением зимы цикл начинался сначала.
Ущерб от нелегальной пастьбы сотен голов домашнего скота год за годом на территории заповедника был жестоким. Во-первых, ценный зимний корм, которым могли бы питаться дикие виды животных, поедал домашний скот. Во-вторых, стада неизбежно становились объектом атаки львов, леопардов и гиен – отсюда конфликт между диким зверем и человеком как владельца скота. Если львы загрызали корову, пастух отгонял стадо подальше, а сам ставил вокруг зарезанного животного побольше капканов, поджидая возвращения львов. Те возвращались к добыче и, в свою очередь, рисковали погибнуть страшной смертью в капканах.
Конфликт между хищным зверем и скотоводом из года в год был причиной снижения численности хищников до минимума в регионе вдоль Шаше. «Око за око, зуб за зуб»– таков был закон скотовладельцев. Продолжающийся из года в год конфликт имел результатом только то, что теряли все. Погибал скот, гибли львы, и когда в регионе вдоль Шаше львов оставалась лишь горстка – на место убитых приходили другие, соблазненные легкой добычей.
Зимой 1990 года, когда мои львы, ныне почти полностью независимые от меня, осваивали новые территории, проблема скота обострилась. Воспользовавшись ситуацией, браконьеры проникали в заповедник под видом пастухов и ставили еще больше капканов на диких животных. Правда, их действия вызывали гнев самих же пастухов, потому что немало домашнего скота также попадалось и гибло в капканах.
Помню, как-то утром меня вызвал по рации мой друг Мафика, в прошлом мой помощник по лагерю, ныне сотрудник заповедника Чартер, ведающий антибраконьерской работой. Он сообщил мне, что обнаружил близ Шаше пятнадцать капканов, в два из них попались коровы: одна погибла, другая была еще жива. Я тут же сел в машину и поехал в указанном направлении. Там мы вместе с другими сотрудниками освидетельствовали ужасную сцену. Корову, которая осталась жива, к счастью, схватило за ногу, и мы без труда вызволили ее. Другая корова, стельная, уже вздулась. Определить, как она погибла, было нетрудно: когда она попалась, то принялась отчаянно бегать вокруг дерева, к которому был привязан капкан, наматывая на ствол проволоку виток за витком, пока не оказалась прочно примотанной к стволу. Корова гибла медленной смертью, исторгая из себя теплившуюся в ее чреве жизнь. Смерть коровы наступила в тот момент, когда прорезалась голова теленка. Плод умер в момент рождения.
Обилие легкой добычи в виде домашнего скота плюс то, что регион Шаше не являлся территориальной собственностью какой-либо единственной стаи львов, привлекало сюда других львов Тули. Шел месяц за месяцем зимы, все больше скота гибло. Мои львы тоже подались на восток, в холмистый регион Шаше, то есть в самую опасную зону. Из страха за их безопасность я тратил много времени, выслеживая их, и если находил в восточном секторе, по вечерам громко скликал их, призывая спуститься с холмов в более безопасный район – долины «Таваны»и Питсани.
И вот настал день, которого я так боялся: мои львы зарезали корову близ Шаше. Я увидел, как трое зимбабвийских пастухов отгоняли львов от добычи. Я тут же вызвал Мафику и других сотрудников, и мы застигли пастухов, когда они разрубали тушу, чтобы унести в свою деревню хотя бы мясо. Мы вовремя застукали зимбабвийцев – промедли мы хоть чуть-чуть, и они успели бы расставить капканы, с расчетом, что мои львы вернутся к остаткам добычи и поплатятся за гибель коровы…
Я расспросил зимбабвийцев, как все произошло. Они рассказали мне, что видели из своей деревни по другую сторону Шаше кружащих над нашей стороной грифов, что сигнализировало о смерти. Они перешли Шаше – выяснить, в чем дело, и увидели, как трое львов – один молодой самец и две самки – пожирали одну из их коров. Зимбабвийцы накричали на львов, которые обратились в бегство при их появлении, и принялись разрубать тушу на части. За этим занятием мы их и застали. Мы отвезли зимбабвийцев на пограничный пост Понт-Дрифт и там передали властям.
Мы вернулись в регион Шаше на поиски моих львов и нашли их отдыхающими в двух километрах от остатков коровы. Было уже половина пятого пополудни, и я решил до темноты вывести их из опасной зоны. А там уж, под покровом ночи, пускай идут по своим делам.
Я попросил Мафику оставить меня, отогнать машину назад в лагерь и сообщить Джулии, что я постараюсь до темноты пройти со своими львами расстояние в четырнадцать километров, отделявшее нас от «Таваны». Как только машина ушла, я позвал львов, которые куда-то удрали. Они выскочили из-за кустов и двинулись ко мне поприветствовать, явно несколько удивленные моим появлением. Окончив приветственные церемонии, я зашагал на запад, приглашая их за собой. Доверяя мне, они без звука последовали за мной; мы шли, а солнце садилось. По дороге я обнаружил несколько расставленных браконьерами капканов и, стиснув зубы, снял их.
Потом, когда солнце превратилось в раскаленный шар, нависший над самой линией горизонта, я понял, что нам необходимо бежать, если мы хотим поспеть в лагерь до полной темноты. Мы были уже далеко от долины Шаше; я побежал трусцой, время от времени окликая львов. Я добрался до лагеря уже в кромешной темноте и попал прямо в объятия Джулии, поджидавшей меня у ворот. Мафика сообщил ей о ситуации, и, дожидаясь меня, она волновалась тем сильнее, чем ближе было к ночи. Теперь мы уже вместе стали поджидать львов. Всего через десять минут после моего возвращения появились и они – уставшие, измученные жаждой, но снова в безопасности.
На следующий день в непосредственной близости от того места, где мои львы зарезали корову, было найдено свыше двадцати браконьерских капканов. По мнению Мафики, они были расставлены два дня назад. Безграничное доверие моих львов ко мне спасло их, но у других-то львов в этом регионе не было никого, кто постоянно присматривал бы за ними и не дал бы попасть в беду.
Через две недели в капканы попалась одна из обитавших, в Тули львиц. Один капкан сдавил ей шею, другой лапу. Она была одной из львиц, принадлежавших к прайду Нижнего Маджале; ее привлекло в долину Шаше обилие скота. Невероятно, но она сломала оба капкана, хотя это стоило ей тяжелых ран. Прихрамывая, она заковыляла на юго-запад, к Нижнему Маджале, до которого было много километров пути.
Мне сообщили, что ее заметили и пытались поймать, но безуспешно. Я же был стеснен в своих поисках, так как владельцы некоторых частных заповедников не давали мне разрешения на право прохода по их территории. Примерно через неделю меня информировали, что ее видели в одном из таких заповедников, но, как мне сообщили, управление этого частного заповедника настолько занято с туристами, что у них нет времени на отлов и лечение несчастной львицы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20