«Грогэн Д. Марли и мы»: Добрая книга; Москва; 2007
ISBN 978-5-98124-174-1
Оригинал: John Grogan, “Marley&Me. Life and Love with the World's Worst Dog”
Перевод: А. Кошкодаева, Анатолий Вениаминович Калинин
Аннотация
Лабрадор Марли появился в семье Грогэнов в самый сложный момент их жизни: только что вступившие в брак мужчина и женщина пытались привыкнуть друг к другу, болезненно переживая процесс соединения двух совершенно разных прошлых в одно общее будущее. Они помогали собаке стать членом семьи, а она помогла им стать настоящей парой, семьей, родителями, - одним словом, помогла повзрослеть. Несмотря на все разочарования и не воплотившиеся ожидания, Марли преподнес своим хозяевам бесценный подарок: он научил их безгранично и бескорыстно любить и показал им, что действительно важно в этой жизни.
Собаке все равно, бедный ты или богатый, образованный или неграмотный, умный или тугодум. Отдай ей свое сердце, и она ответит тебе тем же. Все очень просто; только мы, люди, мудрые и высокоразвитые существа, сами создаем себе проблемы, пытаясь усложнить нашу жизнь. На самом деле жизнь оказывается чрезвычайно простой штукой, стоит лишь открыть другим свою душу, - и понять это вам помогает собака с отвратительным дыханием, ужасными манерами и искренними намерениями.
Эта смешная и одновременно трогательная книга-бестселлер не оставит равнодушным ни одного читателя.
Джон Грогэн
Марли и мы
Удивительная история о любви и о жизни с самой ужасной в мире собакой
Читая эту книгу, вы будете смеяться, плакать и укоризненно покачивать головой. В книге Дж. Грогэна описывается одно из тех жизненных путешествий, которые люди и собаки зачастую совершают вместе. Автор размышляет о нас и о нашем мире, о человеческой природе, показывает свойственные человеческой, да, пожалуй, и собачьей жизни взлеты и падения, радости и печали. Описание жизненного пути славного пса Марли и его хозяина, вышедшее из-под пера такого наблюдательного, несентиментального и проницательного автора, как Джон Грогэн, наверняка придется по вкусу всем любителям собак.
Джон Кац, автор бестселлеров «Год собаки» (A Dog Year) и «Псы с фермы Бедлам» (The Dogs of Bedlam Farm)
Мне не понаслышке известны все проблемы начинающих собаководов: мой фландрский бувье, который весит сейчас 45 кг, в нежном щенячьем возрасте частенько позорил меня на собачьей площадке. Вот почему я хохотал до слез, читая уморительное описание попыток Джона Грогэна обучить командам своего лабрадора Марли. Как говорится, без труда не выловишь и рыбку из пруда. "Рыбка" Грогэна, да и читателя тоже, - это Марли, пес, который достоин того, чтобы его имя появилось в Зале славы для собак, если бы такой существовал.
Джон Бернхэм Шварц, автор книг «Дорога в заповедник» (Reservation Road) и «Чудо Клер» (Claire Marvel)
Памяти моего отца Ричарда Фрэнка Грогэна, чья добрая душа живет на каждой странице этой книги
ПРЕДИСЛОВИЕ
Идеальная собака
Летом 1967 года, когда мне было 10 лет, отец уступил моим настойчивым просьбам, и мы поехали покупать собаку. Мы отправились в нашем универсале на окраину Мичигана на ферму, хозяйками которой были какая-то грубоватая женщина и ее престарелая мать. Здесь «производили» лишь один товар - собак: любого возраста, размера и темперамента. У этих псов было только две общих черты: все они являлись полукровками с неизвестной или сомнительной родословной и каждую с легкостью отдавали в хорошие руки. Мы были в гостях у заводчиков дворняжек.
- Теперь, сынок, не спеши, - сказал отец. - Много лет спустя ты будешь вспоминать свое сегодняшнее решение.
Я быстро решил: пусть старых собак берет по доброте душевной кто-нибудь другой и, не теряя ни минуты, бросился к клетке со щенками.
- Если хочешь взять неробкую собаку, - советовал папа, - попробуй пошуметь и посмотри, какие щенята не испугаются.
Я схватил решетку, прикованную цепью к клетке, и дернул ее. После характерного громкого лязга около дюжины щенков поползли назад, наступая друг другу на голову, превратившись в одну большую кучу волнистого меха. Только один золотистый щенок с белым пятном на груди не убежал: он подпрыгнул и радостно начал лизать мои пальцы через клетку. Это была любовь с первого взгляда.
Я привез его домой в картонной коробке и назвал Шоном. Он был одной из тех собак, которые отстаивают доброе имя всего вида. Он с легкостью обучился всем моим командам и вообще вел себя хорошо. Я мог уронить корку на пол, и он бы не тронул ее без моего разрешения. Он подбегал, когда я звал его, и оставался рядом, если я давал такую команду. Вечером мы выпускали его одного, зная, что он сделает свои дела и тут же вернется. Мы могли оставить его дома, будучи уверенными, что он не поранится и ничего не разобьет, хотя мы редко это делали. Он бегал за машинами, но не облаивал их, и без поводка гулял рядом со мной. Шон мог нырять на дно нашего озера и доставать оттуда камни, иногда настолько большие, что они застревали у него в пасти. Он ничего не любил больше семейных путешествий на машине, когда я усаживал его на заднее сиденье рядом с собой: он был рад часами рассматривать виды за окном. Наверное, эффектнее всего выглядел наш трюк, когда он тянул мой велосипед, словно сани, делая меня предметом зависти всех моих друзей. Он никогда не подвергал меня опасности.
Он был рядом, когда я выкурил свою первую (и последнюю) сигарету и когда я поцеловал свою первую девушку. Он сидел рядом со мной на переднем сидении автомобиля Corvair, который я тайком «одолжил» у своего старшего брата, чтобы впервые в жизни покататься на машине.
Шон был энергичным - но контролируемым, нежным - но спокойным. Он был настолько хорошо воспитан, что прежде чем присесть и сделать свои дела, скромно забегал за куст, откуда выглядывала только его голова. Благодаря этой чистоплотности по нашей лужайке можно было ходить босиком.
Если у нас на выходных гостили родственники, то уезжали они от нас с твердым намерением купить собаку: настолько их впечатлял Шон, или Святой Шон, как я стал называть его. Он стал нашей семейной достопримечательностью, каким-то чудом, данным нам свыше. По крайней мере, мы с трудом могли поверить, что так все и есть на самом деле. Рожденный с проклятьем нечистой родословной, Шон был одной из десятков тысяч ненужных никому собак. И вот по какой-то счастливой, почти чудесной случайности он стал желанным. Он вошел в мою жизнь, а я в его, и он подарил мне детство, которого заслуживает каждый ребенок.
Этот роман длился почти 14 лет, и когда Шон умер, я уже был не тем маленьким мальчиком, который принес его в один из летних дней домой. Я стал взрослым. Я закончил колледж и работал на своей первой работе, разъезжая по всему штату. Когда я стал жить отдельно, Святой Шон остался в родительском доме, его место было там. И однажды родители, вышедшие на пенсию к тому времени, позвонили мне, чтобы сообщить трагическую новость. Позже мама призналась мне: «За 50 лет нашего брака я всего два раза видела твоего отца плачущим. В первый раз это было, когда родилась мертвой твоя сестра Мари Энн. Во второй раз он заплакал, когда умер Шон».
Святой Шон моего детства. Он был идеальным псом. По крайней мере, таким я его запомнил и всегда буду помнить. Именно Шон установил стандарт, по которому я оценивал всех последующих моих собак.
ГЛАВА 1
Третий член семьи
Мы были молоды и влюблены. В те первые безупречные дни брака мы веселились как могли, и жизнь казалась настолько замечательной, насколько только возможно. Мы не могли жить друг без друга.
Итак, минуло 15 месяцев со дня нашей свадьбы, и однажды январским вечером 1991 года мы с женой поужинали и отправились на почту, чтобы ответить на рекламное объявление из газеты Palm Beach Post. Я не совсем понимал, зачем мы это делаем. Несколько недель назад, проснувшись с первыми лучами солнца, я обнаружил, что рядом никого нет. Я встал и увидел, что Дженни сидит в халате на веранде нашего маленького домика за стеклянным столом с ручкой в руке и сосредоточенно изучает газету.
В этой сцене не было ничего необычного. Palm Beach Post была не только нашей местной газетой, но и источником половины нашего семейного дохода. Дженни и я работали в двух газетах. Она писала статьи для рубрики «Акцент» в Palm Beach Post, а я был корреспондентом конкурирующей газеты Южной Флориды Sun-Sentinel, редакция которой располагалась в часе езды в Форт-Лодердейле. Каждое утро мы сосредоточенно изучали газеты вообще и свои статьи в частности, обсуждали наш вклад в конкурентную борьбу. Мы энергично обводили, подчеркивали и подшивали.
Но в то утро Дженни просматривала не новости, а специальные рубрики. Когда я приблизился, то увидел, что она лихорадочно обводит объявления под заголовком «Домашние животные. Собаки».
- О, - сказал я нежным голосом новоиспеченного мужа, - ты ничего мне не хочешь рассказать?
Она не ответила.
- Джен-Джен?
- Это все растение, - наконец ответила она, и в ее голосе прозвучали нотки отчаяния.
- Растение? - недоумевал я.
- Немое растение, которое мы убили.
Которое мы убили? Я не хотел уточнять, но, между прочим, речь шла о растении, которое я купил, а она убила. Однажды вечером я удивил ее, принеся домой прекрасную большую диффенбахию с изумрудно-кремовыми листьями разной формы. «По какому случаю?» - спросила она, но случая не было, и у меня не нашлось слов, кроме как: «Черт возьми, ну разве не хороша жизнь женатого человека?!»
Дженни очень понравился как жест, так и растение, и она в знак благодарности обвила руками мою шею и поцеловала в губы. А затем она расчетливо и хладнокровно, подобно серийному убийце, начала уничтожать мой подарок. Нет, она не пыталась именно убить его, она просто залелеяла бедное растение до смерти. Дженни понятия не имела, как обращаться с растениями, поэтому, основываясь на убеждении, что всем живым созданиям нужна вода, и забыв, однако, что им в равной степени нужен кислород, она начала ежедневно заливать диффенбахию водой.
- Смотри не переборщи, - предупредил я ее.
- Конечно, - ответила она, залив в горшок очередную бутыль воды.
Чем хуже становилось растению, тем больше она наводняла его горшочек, пока оно печально не склонилось в мокрую лужу. Как-то я увидел его размягченный стебель под окном и подумал:
«Да, тому, кто верит в зловещие предзнаменования, было бы чем поживиться сегодня».
Итак, теперь Дженни вспомнила этот случай, сделав невероятный мысленный прыжок от погибшего растения к живой фауне, представленной классом домашних животных. Убить растение, купить щенка. Да, это определенно имело смысл.
Я внимательно посмотрел на разложенную перед ней газету и обратил внимание на то, что одно объявление, наверное, особенно приглянулось ей, потому что рядом с ним она нарисовала три большие красные звездочки. В нем было написано следующее: «Щенки лабрадора желтого цвета. Чистокровные, с клубным сертификатом. Все оттенки. Родители в доме».
- Итак, - начал я, - не могла бы ты мне еще раз объяснить эту проблему с растениями и домашними животными?
- Знаешь, - сказала она, оторвавшись от газеты, - я очень старалась, и смотри, что вышло. Я не могу позаботиться даже о дурацком комнатном растении. Я говорю о том, насколько это сложно. А ведь единственное, что требовалось, - правильно поливать эту чертову диффенбахию.
Затем она сделала логический вывод:
- Если я не могу даже сберечь растение, как можно будет доверить мне ребенка? - Судя по выражению ее лица, она готова была расплакаться.
Озабоченность Ребенком, как я называл это явление, стала постоянной проблемой в жизни Дженни и с каждым днем принимала все более угрожающие формы. За несколько месяцев до того как мы впервые встретились в редакции маленькой газеты в западном Мичигане, Дженни закончила университет, и серьезная взрослая жизнь казалась ей лишь отдаленной перспективой. Для нас обоих это была первая серьезная работа после учебы. Мы постоянно жевали пиццу, пили много пива, и сам факт, что однажды мы перестанем быть молодыми свободными потребителями фастфуда, представлялся нам абсурдом.
Но годы летели. Мы только-только начали встречаться, как разные места работы и мои годичные курсы повышения квалификации разбросали нас в противоположные концы Восточного побережья. Сначала мы жили в часе езды друг от друга. Затем в трех. Потом в восьми, еще позже в двадцати четырех. Так что к тому времени как мы обосновались в Южной Флориде и поженились, Дженни стояла на пороге своего тридцатилетия. У всех ее подруг уже росли дети, а тут еще ее организм начал посылать странные сигналы, свидетельствовавшие о том, что окно казавшейся в любой момент осуществимой возможности иметь детей начинает закрываться.
Я подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал в макушку.
- Не волнуйся, - сказал я. Надо признать, она правильно поставила вопрос. Никто из нас никогда не ухаживал ни за одним живым существом. Конечно, в наших семьях были домашние животные, но они не в счет, ведь мы знали, что родители в любом случае о них позаботятся. Мы оба хотели когда-нибудь завести детей, но был ли хоть один из нас к этому готов? Дети казались чем-то… страшным. Они выглядели беспомощными и хрупкими, будто легко бьющиеся игрушки, стоит только уронить.
Дженни чуть улыбнулась.
- Я подумала, что на собаке можно будет хорошо потренироваться, - сказала она.
Пока мы на ночь глядя ехали в северо-западном направлении, туда, где окраины Вест-Палм-Бич переходят в длинные ряды загородных домов, я обдумывал наше решение завести щенка. Это была огромная ответственность, особенно для двух людей, проводящих на работе целый день. Однако же мы понимали, на что идем. Мы оба выросли в семьях, где держали собак и безмерно их любили. У меня был Святой Шон, а у Дженни - сеттер Святой Винни, любимец семьи. Все самые светлые воспоминания о детстве у нас обоих были связаны с этими собаками. Мы гуляли с ними, плавали, играли, попадали в переделки. Если бы Дженни нужна была собака только для того чтобы отточить материнские навыки, я бы попытался сменить тему разговора и, возможно, купить ей что-нибудь в подарок, чтобы она не переживала. Но поскольку мы знали, что хотим однажды завести ребенка, мы с такой же уверенностью считали, что семья наша не будет полной без собаки на коврике у двери. Когда мы начали встречаться (то есть задолго до того, как мысль родить ребенка пришла нам на ум), мы часами обсуждали своих питомцев. Мы рассказывали, как скучаем по ним и ждем момента, когда у нас появится уверенность в завтрашнем дне и дом, который можно будет назвать своим, чтобы завести собаку.
Теперь у нас было и то и другое. Мы жили вместе в городе, из которого не собирались переезжать в ближайшее время. И у нас был дом, который мы считали своим.
Это был прекрасный домик на чудном маленьком огороженном участке площадью в тысячу квадратных метров, который идеально подошел бы и для собаки. Его местоположение тоже полностью соответствовало задуманному: симпатичный маленький городок, всего в полутора кварталах от Берегового канала, отделяющего Вест-Палм-Бич от особняков Палм-Бич. В конце нашей улицы Черчилль-роуд находился зеленый парк, протянувшийся вдоль побережья на несколько километров. Асфальтированная дорожка у самого берега идеально подходила для бега по утрам, катания на велосипеде и на роликовых коньках. Но более всего - для прогулки с собакой.
Наш дом был построен в 1950 году и в полной мере обладал очарованием старушки Флориды: камин, оштукатуренные стены, огромные окна, впускающие много воздуха, и балконные двери, ведущие в наше самое любимое место - застекленную веранду с задней стороны дома. Двор напоминал уютную бухту где-нибудь в тропических широтах, где по берегам растут пальмы, авокадо и яркие цветы. Над нашими зелеными владениями, словно башня, возвышалось манговое дерево, и с него с таким звуком, будто кто-то спрыгнул с крыши, каждое лето падали зрелые плоды. Мы частенько, лежа в кровати, слышали их глухой стук о землю: бум! бум! бум!
Мы купили этот домик с двумя спальнями и одной ванной сразу после медового месяца и тут же приступили к ремонту.
Прежним владельцам, вышедшему на пенсию почтовому служащему и его жене, явно нравился зеленый цвет. Так была выкрашена штукатурка снаружи, и внутренние стены, и ставни, и входная дверь. На окнах висели зеленые шторы. Ковровое покрытие, которое заказали бывшие хозяева перед продажей дома для придания ему товарного вида, тоже было зеленым. Однако этот цвет не был ни веселеньким зеленым с желтоватым отливом, ни холодным изумрудным, ни даже цветом спелого лайма. Нет, этот цвет напоминал цвет рвоты после горохового супа, только с оттенком хаки. В общем, все очень походило на военную казарму.
В первый же вечер в новом доме мы начисто отодрали абсолютно новый зеленый ковролин и выбросили его на улицу. Под ним обнаружился первоначальный пол из дубовых досок в великолепном состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31