Армии двигались на полной скорости, и до встречи оставалось шесть минут. Ноздри у меня раздувались, я неожиданно испугался: мы уже потеряли в космосе четыре тысячи человек; ябандзины сумели уничтожить защиту Кимаи-но-Дзи. Я мало что о них знал, но полагал, что вряд ли мы сумеем застать их врасплох. Лучше не недооценивать противника. Гарсон хотел вообще миновать их, но они сумели преградить нам дорогу.
И вот мы движемся им навстречу на скорости 120 километров в час, надеясь, что наше древнее оружие — простые пули и снаряды — обескуражит их. Теперь я в это не верил. Не мог поверить, что на ябандзинах лишь тонкая защита от энергетического оружия. Я сжал челюсти и постарался успокоиться.
Абрайра свернула налево и заняла место в общем строю. Наша тысяча машин образовала клин, в голове которого шли суда с установленными на них пулеметами Хаузера. Головные машины были одновременно благословлены и прокляты: пулеметный огонь уничтожит все в пределах досягаемости, но сами суда, оказывается, максимально уязвимы для ответного огня врага. «Я был рад, что наша машина не получила такое оружие.
В защищенном центре строя, в середине клина я заметил машину Гарсона. За пушкой сидел сам генерал, рядом с ним инвалидное кресло Тамары, самой Тамары я не видел. Должно быть, ее уложили на пол.
Я слышал, как компадрес в моем взводе выкрикивали ставки: «Три к двум, что группа де ла Куско уничтожит больше всего машин! Три к двум!» Машина де ла Куско шла в самом опасном месте, на острие клина. Ответ: «Барзум ставит миллион на победу де ла Куско! Барзум ставит миллион!» Чей-то низкий голос: «Говорит Мотт. Ставлю два миллиона, де ла Куско поджарят. Два миллиона за то, что де ла Куско поджарят». И тут в свой микрофон закричал сам де ла Куско: «Принимаю ставку!» Все рассмеялись, потому что в случае проигрыша де ла Куско нечего беспокоиться об уплате.
Все смеялись и ставили огромные суммы: чтобы заработать их на Земле, требуются годы. Ябандзины шли тремя линиями, в двухстах метрах друг за другом, и их машины располагались парами, так что мы попадали бы под перекрестный огонь, проходя между ними. Гарсон приказал всем свернуть на север, мы так и поступили, потом тоже разбились на пары. Ябандзины ответили поворотом. Я мысленно подсчитал, сколько времени будет длиться битва, если мы столкнемся на полной скорости:
учитывая дальность поражения в двести метров, нам предстоит пройти три линии — 800 метров на совокупной скорости в 240 километров в час. Это означает, что мы будем в пределах досягаемости оружия противника меньше двенадцати секунд; вся битва будет продолжаться двенадцать секунд, хотя мы при этом пройдем через три фронта.
Я не мог представить себе, что трижды рискну жизнью за двенадцать секунд. Гарсон снова развернул все машины навстречу ябандзинам, и я попытался перейти в состояние мунэн, отключив обыденное сознание.
Мои компадрес продолжали смеяться и делать ставки, но их голоса, казалось, ушли далеко и стихли. Остались только машины ябандзинов. Я смотрел на них, как кошка смотрит на мышь, готовая прыгнуть. Челюсти не дрожали, зубы не стучали. Я был спокоен и полностью владел собой, и, хотя наша машина подскакивала на буграх, мне казалось, я вижу тропу, ведущую нас к ябандзинам. Я воображал, что могу выбрать любую цель, и враг упадет под моими выстрелами. Я чувствовал себя неуязвимым: это чувство знакомо солдатам, идущим умирать в бою.
Мы словно медленно поднимались им навстречу, слишком медленно. Я видел ябандзинов, они приближались в своих красных костюмах цвета окружающей пустыни, видел, как солнце отражается на тефлексовых пластинах их брони. Но время для меня не остановилось. Я не достиг Мгновенности, того состояния сознания, когда миг включает в себя вечность. Абрайра утверждала, что она и другие научились достигать этого состояния по своему желанию, и, возможно, с ее снадобьями с Эридана это и правда. Я надеялся достичь этого состояния в бою, думал, что мне помогут собственные средства, но этого со мной не произошло.
Мы плыли навстречу ябандзинам, как по темному длинному туннелю. Столкнулись с их первой линией, и обе армии одновременно начали стрелять. Прекрасные мирные звуки «вуф, вуф, вуф», похожие на шум голубиных крыльев, когда стая взлетает одновременно, послышались от пушек ябандзинов. Наша машина подпрыгивала на буграх, я подогнул ноги и старался выдерживать прицел. Ябандзины начали стрелять из своих лазеров, и я увидел серебристое свечение перегретого воздуха. Мы ответили громовым залпом из пулеметов и самострелов, и машины ябандзинов перед нами словно раскололись.
Полетели осколки брони, как береговая галька в бурю; я увидел, как отлетела левая рука одного из артиллеристов ябандзинов, словно сделанная из папье-маше. Машина непосредственно перед нами превратилась в огненный шар, огонь охватил и две соседние машины, водители бросали суда в разные стороны, пытаясь уйти от нашего огня. Я услышал крик, но он доносился не по внутренней связи, и понял, что это от удивления и боли кричат ябандзины. Мы уже были среди них: справа совсем близко машина, полная ошеломленных людей, передний артиллерист исчез, в воздухе обрывки красной брови, словно он только что взорвался; водитель пригнулся к сгоревшей контрольной панели; стрелок с лазерным ружьем склонился вперед, в плече у него кровавая рана; стрелок из плазменной пушки посылает в воздух над нашими головами залпы плазмы; я выстрелил в стрелка с ружьем, и шлем его раскололся и взорвался; потом я схватил самострел, и артиллерист разорвался надвое у пояса. Перед глазами у меня вспыхнуло белое пламя, правый глаз закрылся. Такая вспышка мгновенно сожгла бы радужную оболочку обычного глаза. Я потер глаз рукой — смахнул лазерный залп кого-то из ябандзинов, словно муху.
Машина компадрес перед нами приняла на себя сильный огонь. Задний пулеметчик поворачивался, передний, упал. Перфекто опустился на колени, плазма капала с его грудной пластины, до конца схватки он будет прикован к полу. Мы сближались со второй линией противника, и у меня не было времени думать; машина ябандзинов нацелилась ударить по нашей тараном, и я выстрелил дважды, прежде чем снял водителя. Он резко свернул налево и нажал на тормоза, умирая; его товарищи не успели среагировать на этот маневр: одна из соседних машин столкнулась с поврежденной, взлетела в воздух, повисла, как неудачно брошенный диск, и ударилась о землю прямо перед нами. Она взорвалась — и мы оказались перед последней линией ябандзинов.
Машины этой линии уменьшили скорость и находились сейчас в четырехстах метрах от нас. Мы открыли огонь с дальнего расстояния и продолжали стрелять, но они как будто разлетались перед нами, как пушинки одуванчика на ветру; мы еще раз дали залп, оказавшись совсем рядом с ними, — и передо мной уже не было целей. Ябандзины разошлись в стороны, мы проскочили через их третью линию. Мавро бросил пакет с «мексиканским волосом», и тот взорвался за нами; ветер подхватил тонкие голубые хлопья стали. Я тоже отцепил свою бомбу и поторопился бросить ее, и все наши люди стали бросать бомбы. За нами поднялась черная стена.
Слева от нас наемник бросил бомбу, но он был слишком близко, и я понял, что мы глотнем «мексиканского волоса» раньше ябандзинов.
Абрайра резко свернула направо и выключила двигатель, чтобы «волос» не попал в наши заборные отверстия; мы повисли в воздухе и опустились. Бомба взорвалась чуть ли не под нами, воздух трещал от разрядов статического электричества, стальные хлопья посыпались на нашу машину.
Абрайра снова включила двигатель, мы поднялись. За нами машины ябандзинов проходили сквозь «мексиканский волос», и у многих двигатели сразу вспыхивали. Но некоторые сумели преодолеть барьер и теперь преследовали нас.
Я быстро осмотрелся. За нами несколько машин потеряли своих водителей, и их окружало множество ябандзинов. Четырнадцать боевых групп оказалось в серьезной опасности. Даже в головном отряде многие машины пострадали, плазма проела тефлекс защиты, как огненная змея. Повсюду люди на своих сиденьях лежали словно мертвые. Но у меня на глазах они начали подниматься, оживая. Они только позволяли плазме остыть. В целом у нас оказалось удивительно мало пострадавших.
Я вынул полупустую обойму из своего ружья и вставил свежую. Пустыня тянулась перед нами как скоростное шоссе. Мы можем повернуть обратно и уничтожить немногих преследующих нас ябандзинов. У нас пулеметы. Но они только первое препятствие на нашем пути к Хотокэ-но-Дза, и Гарсон не приказывал нападать на них.
Несколько десятков машин ябандзинов могут следовать за нами. Это не имеет значения. На полпути к своей столице они просто остановятся в пустыне из-за отсутствия горючего.
Я затаил дыхание. В груди заныло, я заметил, что что-то не так: наши компадрес уходят от нас, а ябандзины сзади догоняют.
От нашего двигателя поднимался маслянистый дым, болезненно выли турбины двух заборных отверстий. Машина начала медленно сворачивать влево, и мы постепенно отходили от строя.
— Не могу держать скорость! — крикнула Абрайра в микрофон.
Завала качнул шлемом в сторону преследующих нас ябандзинов.
— Не останавливайся!
Крайние машины наших компадрес уже уходили. Вой поврежденных турбин перешел в свист. «Это не должно случиться, — подумал я. — На тренировках такого никогда не происходило. Наши машины неуязвимы в бою. Они нас никогда не подводили».
Перфекто крикнул в микрофон:
— На такой скорости наш двигатель взорвется! Если он уцелеет, я смогу его починить! Сейчас отсоединю подачу топлива. — Он слез со своего места и пополз по полу к Абрайре, приподнял какую-то крышку и сунул туда голову. Я увидел повреждения его защитного костюма на ногах и спине, достал восстановительную краску и начал заливать трещины и дыры. Мы продолжали двигаться по широкой дуге, скорее на северо-восток, чем на восток. Две поврежденные турбины неожиданно смолкли, остальные шестнадцать продолжали работать. — Готово! — сказал Перфекто.
Он поднялся на колени.
В уходящих машинах заметили наше положение, послышались возгласы: «У группы Сифуэнтес поврежден двигатель. Шесть к одному — они не выберутся! Шесть к одному!»
— Не трать свои деньги, cabron Козел (исп. )
! — крикнул Мавро. — Наши дела не так уж плохи!
Я рассмеялся его шутке. Мы поднялись на небольшой холм.
— Компадрес, — сказала Абрайра, — мы не можем дальше так продолжать. Не можем держаться со всеми. Мне кажется, нам нужно оторваться от всех, повернуть на север. Будем надеяться, ябандзины за нами не последуют. Но это рискованно. Я не стану этого делать, если все не согласятся.
— Давай! — сказал Перфекто, Мавро добавил: «Si», а я прошептал: «Да».
Завала сказал:
— Мне надо подумать, — и Мавро рявкнул:
— Некогда думать!
Мы были на вершине холма. Дальше крутой спуск в неширокую долину. Остальные наши машины уже выходили из нее. На дне росли высокие цементные папоротники, шести или семи метров высотой. Пустыня только кажется плоской и ровной, но я был уверен, что здесь много таких мест.
Абрайра сказала:
— Вот наш шанс. — Она спустилась в долину и повернула на север. На скорости мы едва успевали увернуться от цементных стволов, задевали их, и листья прятались в щели. Впереди долина чуть понижалась, вполне достаточно, чтобы мы скрылись от проходящих ябандзинов за высокими стволами.
Завала крикнул:
— Ты с ума сошла? Мы там не пройдем!
— Прекрасно! — ответила Абрайра, двигаясь прямо в заросли. — Значит, ябандзины не смогут преследовать нас.
Если бы ябандзины находились хотя бы в километре за нами, они не заметили бы, как мы свернули, но нас выдавал след и дрожание листвы. Мы смотрели назад. Когда машины ябандзинов поднялись на холм, один из стрелков указал на нас, и пять машин отделились и двинулись за нами. Сердце у меня упало.
— Не так плохо! — заявил Мавро. — Совсем не плохо! — И он развернул свою пушку в сторону ябандзинов.
— Мы еще немного пройдем по долине, потом повернем к горам, назад в сторону Кимаи-но-Дзи, — сказала Абрайра, словно рассуждая про себя. — В горах мы от них уйдем. Всем пригнуться, нужно уменьшить сопротивление воздуха!
* * *
Перфекто сидел на полу и чинил свою броню. Мавро показал на мой лоб.
— Лучше побыстрее залепи это, — сказал он, — прежде чем мы встретимся с ябандзинами.
И вот все занялись своим снаряжением. Абрайра продолжала вести машину. Я слушал разговоры наших компадрес, уходивших в сторону Хотокэ-но-Дза, но наши маленькие передатчики действовали километров на десять. К тому времени как мы закончили со своей защитой, голоса в шлеме стихли.
Закончив чинить свой костюм, Перфекто занялся броней Абрайры. Он вдруг закричал:
— Абрайра, ты забыла бросить свою бомбу! — и снял бомбу с ее пояса.
— Я была слишком занята, — ответила Абрайра. — Держи ее у себя. Бросишь, когда нужно будет.
Мы несколько минут продолжали двигаться по долине и искали такое место, где бомба причинила бы максимальный ущерб ябандзинам. Но такого места не попадалось. Нам не нужно было поворачивать к горам: долина сама уходила в том направлении. Мы опускались все ниже и ниже, склоны долины делались все круче, как стенки чашки, а папоротники совсем исчезли. Ябандзины постепенно нагоняли нас. Через десять минут они были в полукилометре. Еще через десять минут приблизятся вплотную.
Абрайра на предельной скорости вела машину вниз по долине. Впереди словно выпрыгнули из земли красные скалы — столбы. Столкнуться с такими — все равно что удариться в стену. Мы одолели небольшой подъем и спустились к широкой, но мелкой коричневой реке, которая вилась у подножия гор. По берегам тут росли светло — зеленые деревья и туземная трава. Ветер свистел в изгибах моего шлема.
Ябандзины с грохотом двигались по долине в трехстах метрах за нами. Выстрелили из лазера, серебристое свечение озарило небо впереди. Абрайра вела машину меж деревьями, пока мы не достигли реки. Двинулись на север над медлительной водой.
Ябандзины приближались, а река не становилась уже, чтобы мы могли бросить бомбу. Если сделаем это здесь, противник просто обойдет опасное место. Я следил за самураями, выбирая цель. В одной из машин только один стрелок, он сидит у пушки, броня у него на плече расколота. В другой машине два стрелка.
Абрайра крикнула:
— Открывайте настильный огонь по реке! — И я вспомнил нашу гонку по снежной долине в симуляторе. Схватив лазерное ружье, я выстрелил в воду. Мавро и Завала начали стрелять из плазменных пушек, и вода за нами закипела. Поднялся пар, но его оказалось недостаточно, чтобы создать эффективную завесу. В снегу и ночью эта хитрость подействовала, но сейчас солнце над головой пробивало тонкий пар.
Ябандзины были уже почти в пределах досягаемости. Трое артиллеристов выстрелили в воздух под углом в шестьдесят градусов, надеясь, что плазма польется на нас. Мы мчались по извивающейся реке, плазма падала в воду за нами.
— Я хочу бросить бомбу, — сказал Перфекто. — Это не даст нам ничего хорошего, но я ее брошу!
Мавро тоже выстрелил под углом шестьдесят градусов.
— Всем продолжать вести настильный огонь! Подожди, пока мы не свернем за поворот! — крикнула Абрайра.
Я посмотрел перед собой: впереди поворот и узкая скалистая отмель. Абрайра вписалась в поворот, как автогонщик, обогнула линию деревьев, пронеслась через заросли тростников, и ябандзины последовали за нами.
— Давай! — крикнула Абрайра.
Перфекто бросил бомбу в заросли, потом он и Мавро начали стрелять туда, где должны были показаться ябандзины. Я поднял самострел. Бомба Перфекто взорвалась, «мексиканский волос» разлетелся над поверхностью и начал подниматься в воздух. Я открыл огонь по водителю первой машины, хотя на таком расстоянии не смогу пробить его броню: я надеялся отвлечь его.
Две первые машины выскочили из-за поворота и влетели в облако «мексиканского волоса», тут же носы их опустились к земле, раскололись, машины вспыхнули. Две следующие, выходя из-за поворота, успели выключить двигатели и повисли в воздухе. Затем над водой повисла и последняя машина.
Мавро рассмеялся, выстрелил в небо под углом и крикнул:
— Теперь они не будут так торопиться за нами! И действительно: ябандзины уменьшили скорость и следующие десять минут шли за нами на расстоянии. Мы двигались на север, пока река не свернула резко в горы. И стала всего лишь тропой для речных драконов: берега высокие, дно углублено, через каждые несколько сотен метров омут. На берегах большие гибкие деревья с крошечными голубыми листиками, которые нервно дрожали на ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
И вот мы движемся им навстречу на скорости 120 километров в час, надеясь, что наше древнее оружие — простые пули и снаряды — обескуражит их. Теперь я в это не верил. Не мог поверить, что на ябандзинах лишь тонкая защита от энергетического оружия. Я сжал челюсти и постарался успокоиться.
Абрайра свернула налево и заняла место в общем строю. Наша тысяча машин образовала клин, в голове которого шли суда с установленными на них пулеметами Хаузера. Головные машины были одновременно благословлены и прокляты: пулеметный огонь уничтожит все в пределах досягаемости, но сами суда, оказывается, максимально уязвимы для ответного огня врага. «Я был рад, что наша машина не получила такое оружие.
В защищенном центре строя, в середине клина я заметил машину Гарсона. За пушкой сидел сам генерал, рядом с ним инвалидное кресло Тамары, самой Тамары я не видел. Должно быть, ее уложили на пол.
Я слышал, как компадрес в моем взводе выкрикивали ставки: «Три к двум, что группа де ла Куско уничтожит больше всего машин! Три к двум!» Машина де ла Куско шла в самом опасном месте, на острие клина. Ответ: «Барзум ставит миллион на победу де ла Куско! Барзум ставит миллион!» Чей-то низкий голос: «Говорит Мотт. Ставлю два миллиона, де ла Куско поджарят. Два миллиона за то, что де ла Куско поджарят». И тут в свой микрофон закричал сам де ла Куско: «Принимаю ставку!» Все рассмеялись, потому что в случае проигрыша де ла Куско нечего беспокоиться об уплате.
Все смеялись и ставили огромные суммы: чтобы заработать их на Земле, требуются годы. Ябандзины шли тремя линиями, в двухстах метрах друг за другом, и их машины располагались парами, так что мы попадали бы под перекрестный огонь, проходя между ними. Гарсон приказал всем свернуть на север, мы так и поступили, потом тоже разбились на пары. Ябандзины ответили поворотом. Я мысленно подсчитал, сколько времени будет длиться битва, если мы столкнемся на полной скорости:
учитывая дальность поражения в двести метров, нам предстоит пройти три линии — 800 метров на совокупной скорости в 240 километров в час. Это означает, что мы будем в пределах досягаемости оружия противника меньше двенадцати секунд; вся битва будет продолжаться двенадцать секунд, хотя мы при этом пройдем через три фронта.
Я не мог представить себе, что трижды рискну жизнью за двенадцать секунд. Гарсон снова развернул все машины навстречу ябандзинам, и я попытался перейти в состояние мунэн, отключив обыденное сознание.
Мои компадрес продолжали смеяться и делать ставки, но их голоса, казалось, ушли далеко и стихли. Остались только машины ябандзинов. Я смотрел на них, как кошка смотрит на мышь, готовая прыгнуть. Челюсти не дрожали, зубы не стучали. Я был спокоен и полностью владел собой, и, хотя наша машина подскакивала на буграх, мне казалось, я вижу тропу, ведущую нас к ябандзинам. Я воображал, что могу выбрать любую цель, и враг упадет под моими выстрелами. Я чувствовал себя неуязвимым: это чувство знакомо солдатам, идущим умирать в бою.
Мы словно медленно поднимались им навстречу, слишком медленно. Я видел ябандзинов, они приближались в своих красных костюмах цвета окружающей пустыни, видел, как солнце отражается на тефлексовых пластинах их брони. Но время для меня не остановилось. Я не достиг Мгновенности, того состояния сознания, когда миг включает в себя вечность. Абрайра утверждала, что она и другие научились достигать этого состояния по своему желанию, и, возможно, с ее снадобьями с Эридана это и правда. Я надеялся достичь этого состояния в бою, думал, что мне помогут собственные средства, но этого со мной не произошло.
Мы плыли навстречу ябандзинам, как по темному длинному туннелю. Столкнулись с их первой линией, и обе армии одновременно начали стрелять. Прекрасные мирные звуки «вуф, вуф, вуф», похожие на шум голубиных крыльев, когда стая взлетает одновременно, послышались от пушек ябандзинов. Наша машина подпрыгивала на буграх, я подогнул ноги и старался выдерживать прицел. Ябандзины начали стрелять из своих лазеров, и я увидел серебристое свечение перегретого воздуха. Мы ответили громовым залпом из пулеметов и самострелов, и машины ябандзинов перед нами словно раскололись.
Полетели осколки брони, как береговая галька в бурю; я увидел, как отлетела левая рука одного из артиллеристов ябандзинов, словно сделанная из папье-маше. Машина непосредственно перед нами превратилась в огненный шар, огонь охватил и две соседние машины, водители бросали суда в разные стороны, пытаясь уйти от нашего огня. Я услышал крик, но он доносился не по внутренней связи, и понял, что это от удивления и боли кричат ябандзины. Мы уже были среди них: справа совсем близко машина, полная ошеломленных людей, передний артиллерист исчез, в воздухе обрывки красной брови, словно он только что взорвался; водитель пригнулся к сгоревшей контрольной панели; стрелок с лазерным ружьем склонился вперед, в плече у него кровавая рана; стрелок из плазменной пушки посылает в воздух над нашими головами залпы плазмы; я выстрелил в стрелка с ружьем, и шлем его раскололся и взорвался; потом я схватил самострел, и артиллерист разорвался надвое у пояса. Перед глазами у меня вспыхнуло белое пламя, правый глаз закрылся. Такая вспышка мгновенно сожгла бы радужную оболочку обычного глаза. Я потер глаз рукой — смахнул лазерный залп кого-то из ябандзинов, словно муху.
Машина компадрес перед нами приняла на себя сильный огонь. Задний пулеметчик поворачивался, передний, упал. Перфекто опустился на колени, плазма капала с его грудной пластины, до конца схватки он будет прикован к полу. Мы сближались со второй линией противника, и у меня не было времени думать; машина ябандзинов нацелилась ударить по нашей тараном, и я выстрелил дважды, прежде чем снял водителя. Он резко свернул налево и нажал на тормоза, умирая; его товарищи не успели среагировать на этот маневр: одна из соседних машин столкнулась с поврежденной, взлетела в воздух, повисла, как неудачно брошенный диск, и ударилась о землю прямо перед нами. Она взорвалась — и мы оказались перед последней линией ябандзинов.
Машины этой линии уменьшили скорость и находились сейчас в четырехстах метрах от нас. Мы открыли огонь с дальнего расстояния и продолжали стрелять, но они как будто разлетались перед нами, как пушинки одуванчика на ветру; мы еще раз дали залп, оказавшись совсем рядом с ними, — и передо мной уже не было целей. Ябандзины разошлись в стороны, мы проскочили через их третью линию. Мавро бросил пакет с «мексиканским волосом», и тот взорвался за нами; ветер подхватил тонкие голубые хлопья стали. Я тоже отцепил свою бомбу и поторопился бросить ее, и все наши люди стали бросать бомбы. За нами поднялась черная стена.
Слева от нас наемник бросил бомбу, но он был слишком близко, и я понял, что мы глотнем «мексиканского волоса» раньше ябандзинов.
Абрайра резко свернула направо и выключила двигатель, чтобы «волос» не попал в наши заборные отверстия; мы повисли в воздухе и опустились. Бомба взорвалась чуть ли не под нами, воздух трещал от разрядов статического электричества, стальные хлопья посыпались на нашу машину.
Абрайра снова включила двигатель, мы поднялись. За нами машины ябандзинов проходили сквозь «мексиканский волос», и у многих двигатели сразу вспыхивали. Но некоторые сумели преодолеть барьер и теперь преследовали нас.
Я быстро осмотрелся. За нами несколько машин потеряли своих водителей, и их окружало множество ябандзинов. Четырнадцать боевых групп оказалось в серьезной опасности. Даже в головном отряде многие машины пострадали, плазма проела тефлекс защиты, как огненная змея. Повсюду люди на своих сиденьях лежали словно мертвые. Но у меня на глазах они начали подниматься, оживая. Они только позволяли плазме остыть. В целом у нас оказалось удивительно мало пострадавших.
Я вынул полупустую обойму из своего ружья и вставил свежую. Пустыня тянулась перед нами как скоростное шоссе. Мы можем повернуть обратно и уничтожить немногих преследующих нас ябандзинов. У нас пулеметы. Но они только первое препятствие на нашем пути к Хотокэ-но-Дза, и Гарсон не приказывал нападать на них.
Несколько десятков машин ябандзинов могут следовать за нами. Это не имеет значения. На полпути к своей столице они просто остановятся в пустыне из-за отсутствия горючего.
Я затаил дыхание. В груди заныло, я заметил, что что-то не так: наши компадрес уходят от нас, а ябандзины сзади догоняют.
От нашего двигателя поднимался маслянистый дым, болезненно выли турбины двух заборных отверстий. Машина начала медленно сворачивать влево, и мы постепенно отходили от строя.
— Не могу держать скорость! — крикнула Абрайра в микрофон.
Завала качнул шлемом в сторону преследующих нас ябандзинов.
— Не останавливайся!
Крайние машины наших компадрес уже уходили. Вой поврежденных турбин перешел в свист. «Это не должно случиться, — подумал я. — На тренировках такого никогда не происходило. Наши машины неуязвимы в бою. Они нас никогда не подводили».
Перфекто крикнул в микрофон:
— На такой скорости наш двигатель взорвется! Если он уцелеет, я смогу его починить! Сейчас отсоединю подачу топлива. — Он слез со своего места и пополз по полу к Абрайре, приподнял какую-то крышку и сунул туда голову. Я увидел повреждения его защитного костюма на ногах и спине, достал восстановительную краску и начал заливать трещины и дыры. Мы продолжали двигаться по широкой дуге, скорее на северо-восток, чем на восток. Две поврежденные турбины неожиданно смолкли, остальные шестнадцать продолжали работать. — Готово! — сказал Перфекто.
Он поднялся на колени.
В уходящих машинах заметили наше положение, послышались возгласы: «У группы Сифуэнтес поврежден двигатель. Шесть к одному — они не выберутся! Шесть к одному!»
— Не трать свои деньги, cabron Козел (исп. )
! — крикнул Мавро. — Наши дела не так уж плохи!
Я рассмеялся его шутке. Мы поднялись на небольшой холм.
— Компадрес, — сказала Абрайра, — мы не можем дальше так продолжать. Не можем держаться со всеми. Мне кажется, нам нужно оторваться от всех, повернуть на север. Будем надеяться, ябандзины за нами не последуют. Но это рискованно. Я не стану этого делать, если все не согласятся.
— Давай! — сказал Перфекто, Мавро добавил: «Si», а я прошептал: «Да».
Завала сказал:
— Мне надо подумать, — и Мавро рявкнул:
— Некогда думать!
Мы были на вершине холма. Дальше крутой спуск в неширокую долину. Остальные наши машины уже выходили из нее. На дне росли высокие цементные папоротники, шести или семи метров высотой. Пустыня только кажется плоской и ровной, но я был уверен, что здесь много таких мест.
Абрайра сказала:
— Вот наш шанс. — Она спустилась в долину и повернула на север. На скорости мы едва успевали увернуться от цементных стволов, задевали их, и листья прятались в щели. Впереди долина чуть понижалась, вполне достаточно, чтобы мы скрылись от проходящих ябандзинов за высокими стволами.
Завала крикнул:
— Ты с ума сошла? Мы там не пройдем!
— Прекрасно! — ответила Абрайра, двигаясь прямо в заросли. — Значит, ябандзины не смогут преследовать нас.
Если бы ябандзины находились хотя бы в километре за нами, они не заметили бы, как мы свернули, но нас выдавал след и дрожание листвы. Мы смотрели назад. Когда машины ябандзинов поднялись на холм, один из стрелков указал на нас, и пять машин отделились и двинулись за нами. Сердце у меня упало.
— Не так плохо! — заявил Мавро. — Совсем не плохо! — И он развернул свою пушку в сторону ябандзинов.
— Мы еще немного пройдем по долине, потом повернем к горам, назад в сторону Кимаи-но-Дзи, — сказала Абрайра, словно рассуждая про себя. — В горах мы от них уйдем. Всем пригнуться, нужно уменьшить сопротивление воздуха!
* * *
Перфекто сидел на полу и чинил свою броню. Мавро показал на мой лоб.
— Лучше побыстрее залепи это, — сказал он, — прежде чем мы встретимся с ябандзинами.
И вот все занялись своим снаряжением. Абрайра продолжала вести машину. Я слушал разговоры наших компадрес, уходивших в сторону Хотокэ-но-Дза, но наши маленькие передатчики действовали километров на десять. К тому времени как мы закончили со своей защитой, голоса в шлеме стихли.
Закончив чинить свой костюм, Перфекто занялся броней Абрайры. Он вдруг закричал:
— Абрайра, ты забыла бросить свою бомбу! — и снял бомбу с ее пояса.
— Я была слишком занята, — ответила Абрайра. — Держи ее у себя. Бросишь, когда нужно будет.
Мы несколько минут продолжали двигаться по долине и искали такое место, где бомба причинила бы максимальный ущерб ябандзинам. Но такого места не попадалось. Нам не нужно было поворачивать к горам: долина сама уходила в том направлении. Мы опускались все ниже и ниже, склоны долины делались все круче, как стенки чашки, а папоротники совсем исчезли. Ябандзины постепенно нагоняли нас. Через десять минут они были в полукилометре. Еще через десять минут приблизятся вплотную.
Абрайра на предельной скорости вела машину вниз по долине. Впереди словно выпрыгнули из земли красные скалы — столбы. Столкнуться с такими — все равно что удариться в стену. Мы одолели небольшой подъем и спустились к широкой, но мелкой коричневой реке, которая вилась у подножия гор. По берегам тут росли светло — зеленые деревья и туземная трава. Ветер свистел в изгибах моего шлема.
Ябандзины с грохотом двигались по долине в трехстах метрах за нами. Выстрелили из лазера, серебристое свечение озарило небо впереди. Абрайра вела машину меж деревьями, пока мы не достигли реки. Двинулись на север над медлительной водой.
Ябандзины приближались, а река не становилась уже, чтобы мы могли бросить бомбу. Если сделаем это здесь, противник просто обойдет опасное место. Я следил за самураями, выбирая цель. В одной из машин только один стрелок, он сидит у пушки, броня у него на плече расколота. В другой машине два стрелка.
Абрайра крикнула:
— Открывайте настильный огонь по реке! — И я вспомнил нашу гонку по снежной долине в симуляторе. Схватив лазерное ружье, я выстрелил в воду. Мавро и Завала начали стрелять из плазменных пушек, и вода за нами закипела. Поднялся пар, но его оказалось недостаточно, чтобы создать эффективную завесу. В снегу и ночью эта хитрость подействовала, но сейчас солнце над головой пробивало тонкий пар.
Ябандзины были уже почти в пределах досягаемости. Трое артиллеристов выстрелили в воздух под углом в шестьдесят градусов, надеясь, что плазма польется на нас. Мы мчались по извивающейся реке, плазма падала в воду за нами.
— Я хочу бросить бомбу, — сказал Перфекто. — Это не даст нам ничего хорошего, но я ее брошу!
Мавро тоже выстрелил под углом шестьдесят градусов.
— Всем продолжать вести настильный огонь! Подожди, пока мы не свернем за поворот! — крикнула Абрайра.
Я посмотрел перед собой: впереди поворот и узкая скалистая отмель. Абрайра вписалась в поворот, как автогонщик, обогнула линию деревьев, пронеслась через заросли тростников, и ябандзины последовали за нами.
— Давай! — крикнула Абрайра.
Перфекто бросил бомбу в заросли, потом он и Мавро начали стрелять туда, где должны были показаться ябандзины. Я поднял самострел. Бомба Перфекто взорвалась, «мексиканский волос» разлетелся над поверхностью и начал подниматься в воздух. Я открыл огонь по водителю первой машины, хотя на таком расстоянии не смогу пробить его броню: я надеялся отвлечь его.
Две первые машины выскочили из-за поворота и влетели в облако «мексиканского волоса», тут же носы их опустились к земле, раскололись, машины вспыхнули. Две следующие, выходя из-за поворота, успели выключить двигатели и повисли в воздухе. Затем над водой повисла и последняя машина.
Мавро рассмеялся, выстрелил в небо под углом и крикнул:
— Теперь они не будут так торопиться за нами! И действительно: ябандзины уменьшили скорость и следующие десять минут шли за нами на расстоянии. Мы двигались на север, пока река не свернула резко в горы. И стала всего лишь тропой для речных драконов: берега высокие, дно углублено, через каждые несколько сотен метров омут. На берегах большие гибкие деревья с крошечными голубыми листиками, которые нервно дрожали на ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58