В этом документе содержались два главных положения, которые глубоко размежевали большевиков и европейских социалистов. Во-первых, в манифесте подчеркивалось, что для русских социал-демократов «не может подлежать сомнению», что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства…». Во-вторых, в нем выдвигался «единственно правильный пролетарский лозунг» - «превращение современной империалистической войны в гражданскую войну».
Были ли эти лозунги выражением взглядов революционного сектантства и интернационализма, как утверждают одни, или они отражали реальную и возможную перспективу развития событий, как полагают другие? Отвечая на эти вопросы, необходимо принять во внимание, что Первая мировая война знаменовала собой глубокий экономический, политический и духовный кризис общества, поставила под сомнение само существование капитализма, придав революционерам вполне реальные надежды если не на его уничтожение, то, по крайней мере, на его радикальное обновление. «Ретроспективно оценивая шансы революционеров и реформаторов в 1914 - 1918 гг., - пишет в связи с этим видный отечественный историк С. В. Тютюкин, - следует подчеркнуть, что сложившаяся тогда в мире ситуация была крайне противоречивой. С одной стороны, война привела к грандиозной вспышке национализма и шовинизма, которая развела народы по их «национальным квартирам», заслонила на время классовые антагонизмы, подняла на щит идею гражданского мира во имя победы над внешним врагом. С другой - та же война, оказавшаяся на редкость затяжной, изнурительной и кровопролитной, создала в массах совершенно новую психологию «военного коммунизма» с присущими ей настроениями максимализма, нетерпения, всеобщего уравнительства, ориентацией на насилие и прямое революционное действие. Так создавалась мощная социально-психологическая база того нового, коммунистического течения, которое стало складываться в условиях войны в ряде социалистических партий, в первую очередь в РСДРП».
Катализатором этого «нового, коммунистического течения» стал Ленин, развернувший в Швейцарии кипучую деятельность по разъяснению и утверждению своих взглядов на войну, по сплочению большевистских групп за границей. Он оппонирует в Лозанне занимавшему оборонческие позиции Г. В. Плеханову, выступает со своим рефератом о войне в Женеве, Кларане, Цюрихе и Берне, организует Бернскую конференцию заграничных секций РСДРП, участвует в работе Циммервальдской конференции социалистов-интернационалистов, содействуя выделению из нее так называемой «Циммервальдской левой». «Эрудиция, внутренняя напряженность и фанатизм Ленина часто гипнотизировали окружающих, - писал американский биограф вождя большевиков Луис Фишер. - Суровый образ жизни, целеустремленность и сокрушительная полемическая мощь поднимали ему авторитет». Однако здесь будет уместно заметить, что этот авторитет не был абсолютным и безраздельным. В январе 1915 г. находившийся также в Швейцарии Н. И. Бухарин предложил Ленину скорректировать его лозунг поражения «своего» правительства в империалистической войне, который при желании мог быть истолкован как призыв к оказанию практической помощи Германии. Лозунг поражения задевал патриотические чувства и потому не воспринимался не только широкими массами, но и многими революционерами, не принимавшими путь к революции, идущий через национальное унижение как результат поражения в войне. Вместе с тем Бухарин и тогда признавал, что «позиция Ильича (и ЦК вообще) есть самая правильная из всех имеющихся социал-демократических направлений».
Для ведения организационной и пропагандистской работы по сплочению своих сторонников Ленину требовались деньги, а их, судя по его переписке, было в обрез. Партийный фонд, состоявший из остатков полученной большевиками части наследства Н. П. Шмита и небольших поступлений от эмигрантов и им сочувствующих, едва обеспечивал издание газеты «Социал-демократ» и ряда сборников, в том числе Ленина и Зиновьева «Социализм и война», вышедшего тиражом 2 тысячи экземпляров. По мнению Г. Каткова, «бедность Ленина во время его пребывания в Швейцарии не подлежит сомнению, как в отношении его личных средств, так и в отношении финансирования его публикаций».
Впрочем, и до войны финансовое положение большевиков оставляло желать лучшего. В январе 1914 г. И. И. Скворцов-Степанов с ведома Ленина вел переговоры с известным промышленником и масоном А. И. Коноваловым о координации усилий в борьбе против царизма. Хотя эти контакты и не дали реальных результатов и ограничились неопределенной договоренностью о желательности обмена политической информацией, Ленин высказался за продолжение этих отношений, в том числе и для получения финансовой помощи. «Нельзя ли у экземпляра достать денег? - писал он Скворцову-Степанову 24 марта 1914 г. из Кракова. - Очень нужны, меньше 10 000 р. брать не стоит. Ответьте».
По имеющимся свидетельствам, Ленин и его близкие приехали в Швейцарию почти без средств к существованию. Неудивительно поэтому, что, отвечая из Берна в Поронино на просьбу Я. С. Ганецкого выслать ему денег взаймы, он с сожалением сообщает, что он бы это сделал, «если бы была какая бы то ни было возможность достать здесь хоть сколько-нибудь денег». Вряд ли Ленин мог лицемерить в данном случае: Я. С. Ганецкий только что помог ему выбраться из тюрьмы в Новом Тарге и неоднократно и раньше и потом оказывал ему неоценимые услуги. В ноябре 1914 г. лидер большевиков просит члена ЦК РСДРП А. Г. Шляпникова уладить вопрос о долге Шведской социал-демократической партии в 3 тысячи крон еще со времен V (Лондонского) съезда, предлагая вместо денег послать «какое-либо письмо любезное, благодарственное и направленное к тому, чтобы сей долг был „пожертвован“«.
Сотрудничая с редакцией словаря Гранат и подготовив по ее заказу статью о Марксе и марксизме, Ленин, нуждаясь в заработке, предлагает свои услуги редакции, «если есть еще нераспределенные статьи из последующих томов». Видимо, не от мелочности, а от привычки жить экономя, ему приходилось объясняться (не всегда деликатно) по финансовым вопросам. «Дорогая Ольга! - писал в июне 1916 г. Ленин С. Н. Равич. - Я вам должен за библиотеку, проверьте по книжечке - за год плюс за обед (1.50 или около того). Деньги у меня есть и реферат лозаннский покрыл поездку и дал доход… Прилагаю 16 frs. и надеюсь, что Вы не будете настаивать на своем, явно несправедливом и неправильном желании». В августе 1916 г. Ленин обращается к Г. Л. Шкловскому с просьбой: «…в Берне я заплатил 100 frs. залога в полицию. Не можете ли Вы через секретаря, который так Вас высоко ценит, походатайствовать, чтобы их перевели в Цюрих как мой залог, а то здесь тоже требуют залог». Из переписки Ленина с М. Н. Покровским видно, что иногда ему случалось получать крупные гонорары за издание своих работ - до 1 тысячи франков, и все же в октябре 1916 г. Ленин жалуется в письме А. Г. Шляпникову: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем. Надо вытащить силком деньги от издателя „Летописи“, коему посланы две мои брошюры (пусть платит; тотчас и побольше!). То же - с Бончем. То же - насчет переводов. Если не наладить этого, то я, ей-ей, не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне». Правда, Н. Валентинов, проводивший свое расследование, на какие средства жил вождь большевиков в эмиграции, считает, что для подобного настроения у Ленина тогда не было оснований, отмечал при этом, что вскоре после этого письма он получил деньги из Петрограда. Что же касается других финансовых источников жизни Ленина в эмиграции, то Н. Валентинову удалось еще «раскопать» и даже рассчитать полученные Н. К. Крупской в наследство от своей тетки деньги, положенные на ее имя в одном из банков Кракова.
Возвращаясь к вопросу о состоянии партийного фонда большевиков в эмиграции, следует признать, что документов о подозрительных источниках его пополнения пока не обнаружено. Занимавшийся этими поисками А. Г. Латышев мог похвастать лишь найденным в фонде Ленина его письмом к неизвестному адресату следующего содержания: «Уважаемый товарищ! Я думаю, на основании всех Ваших данных и соображений, следует непременно Вам принять участие и дать доход партии (которая страшно нуждается). Официально двигать этого вопроса не могу, ибо нет времени созвать собрание, да и нет надобности, ввиду автономии местных групп. Устраивайте поскорее и шлите сообщения (а лучше деньги). Лучше передайте все это устно: к чему тут письменность». Интересно в этой связи отметить, что Ленин, опасаясь, что Швейцария может быть втянута в войну, предполагал сдать партийную кассу И. Ф. Арманд, о чем писал ей 16 января 1917 г.: «Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе, в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны)». Остается только гадать, сколько денег могло быть в этом мешочке, но, очевидно, германских миллионов там быть еще не могло. В самом деле, достоверными данными о том, что Ленин и другие видные большевики имели какие-то контакты с представителями дипломатических и военных кругов Германии, мы пока не располагаем. В 1996 г. американский историк Р. Пайпс опубликовал в подготовленном им сборнике документов «Неизвестный Ленин. Из секретного архива» письмо Ленина Арманд от 19 января 1917 г., которое, по его мнению, является прямым доказательством «контактов Ленина с немцами». Основанием для такого утверждения послужила содержавшаяся в этом письме фраза: «Насчет немецкого плена и прочее все Ваши опасения чрезмерны и неосновательны. Опасности никакой. Мы пока остаемся здесь». Если бы Пайпс внимательно ознакомился с перепиской Ленина этого времени, опубликованной в 49-м томе его сочинений еще в 1964 г., то он, вероятно, не сделал бы этого сенсационного открытия. Потому что он нашел бы там уже цитированное нами выше другое письмо Ленина от 16 января 1917 г. - той же Арманд, с которой он делился своими опасениями относительно того, что Швейцария может быть вовлечена в войну, в связи с чем он и собирался сдать ей партийную кассу.
Из того факта, что ленинская позиция по вопросу о войне была объективно выгодна Германии, еще не следует, что между ними было оформлено какое-то секретное соглашение. Это означало только то, что «их линии в политике», как отметил Л. Д. Троцкий, «пересекаются». Разумеется, Ленин понимал это не хуже тех, кто пытается это совпадение сделать едва ли не главным доводом в пользу того, что вождь большевиков был агентом Германии. Понимая, что такие подозрения могут возникнуть, он не только сам вел себя предусмотрительно, но и советовал так поступать своим соратникам по партии. Интересно, что советуя в январе 1915 г. А. Г. Шляпникову не участвовать в Копенгагенской конференции социалистов нейтральных стран, Ленин выдвигает и такой аргумент: «По всей видимости, это интрига немцев. Я даже думаю, что тут есть интрига генерального штаба, которому хочется через других позондировать мир…». Такая настороженность Ленина, как мне представляется, объясняет и отрицательный результат встречи Парвуса с лидером большевиков в мае 1915 г., если таковая действительно состоялась. Показательно, что С. П. Мельгунов, оценивая приводившиеся в литературе «доказательства» в пользу тесного сотрудничества Ленина с Парвусом, заключил: «Все это очень далеко от установления непосредственной связи Ленина с Парвусом».
Однако есть еще один факт, который требует своего подтверждения. Прославившийся своими разоблачениями провокаторов и шпионов В. Л. Бурцев, находясь уже в эмиграции, настаивал на том, что в конце 1916 г. Ленин все-таки договорился с немцами и с этой целью он тайно посещал германское консульство в Берне. Но, как писал в связи с этим С. П. Мельгунов, «никаких конкретных доказательств как историк революционного движения и политического сыска до сих пор в своих многочисленных статьях не привел». Сам Бурцев в изданной на немецком языке брошюре «Я обвиняю» писал, что он пытался проникнуть в немецкие архивы, но, по его же словам, ему показали только папки, в которых якобы заключались криминальные документы. По этому поводу С. П. Мельгунов считал необходимым заметить: «Мне лично версия официальной или полуофициальной „договоренности“ Ленина с германским империализмом представляется совершенно неправдоподобной».
Известный русский историк-эмигрант Г. В. Вернадский, выпустивший в 1931 г. в США книгу «Ленин - красный диктатор», привел конкретный, но совершенно иной источник информации о том, что Ленин имел контакт с немецким консульством в Берне. Он указывает на отчет, который направил 30 декабря 1916 г. управляющему зарубежного представительства Департамента полиции А. А. Красильникову директор французского детективного бюро «Бинт и Самбин», проводившего наблюдение по заданию этого представительства. В отчете говорилось, что, по сообщению детективов, 28 декабря русский революционер Ульянов (Ленин) покинул место своего проживания в Цюрихе и поехал в Берн, где вошел в здание германского консульства и оставался там до следующего дня, после чего вернулся в Цюрих. Опытный историк-архивист Г. В. Вернадский в данном случае не дает никакой ссылки на документ и даже замечает, что «вопрос, соответствовало ли это сообщение фактам, может быть предметом дискуссии». Однако, судя по тому, что этот факт не нашел никакого отражения в опубликованных документах МИД Германии, скорее всего это только «домысленный факт», основанный на связанном с последующими реальными событиями предположении, что так могло быть.
Главным таким событием стала Февральская революция в России, явившаяся подарком судьбы как для эмигрантов-большевиков, так и политического и военного руководства Германии. Первым она позволила не только вернуться на родину, но и взять власть в октябре 1917 г., вторым - заключить в конце концов желанный сепаратный мир на Восточном фронте, правда уже с советским правительством. Активное содействие дипломатических и военных кругов Германии в возвращении в Россию Ленина и его сторонников стало их первой реальной помощью, имеющей документальное подтверждение. Теперь, когда опубликована и даже переведена на русский книга В. Хальвега «Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. Германские документы», интересно наложить немецкие источники на переписку Ленина в это время и таким образом проследить развитие событий и предпринимавшиеся меры с обеих сторон, выявить их главных действующих лиц.
15 марта (по новому стилю) Ленин узнает в Цюрихе из швейцарских газет о том, что в России победила революция, что у власти 12 членов Думы, а царские министры арестованы. На следующий день, осознав всю значимость свершившегося события (пускай и без его непосредственного участия), вождь большевиков в письме А. М. Коллонтай реагировал следующим образом: «Ну что ж! Этот «первый этап первой (из порождаемых войной) революции» не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся против защиты отечества, против империалистической бойни, руководимой Шингаревым + Керенским и К°».
Итак, Ленин уже думал о следующем этапе революции, и чтобы он наступил, надо быть там, в России. «Сон пропал у Ильича с того момента, когда пришли вести о революции, - вспоминала Н. К. Крупская, - и вот по ночам строились самые невероятные планы. Можно перелететь на аэроплане. Но об этом можно было думать только в ночном полубреду… Надо достать паспорт какого-нибудь иностранца из нейтральной страны, лучше всего шведа. Паспорт шведа можно достать через шведских товарищей, но мешает незнание языка…».
18 марта Ленин в письме И. Ф. Арманд в Кларан писал: «Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать». На следующий день он просит уже В. А. Карпинского взять документы на проезд во Францию и Англию на свое имя, чтобы ими мог воспользоваться сам Ленин. Он даже предусматривает детали этого плана: Карпинский на время должен скрыться из Женевы, спрятавшись в горах, где за пансион за него заплатит партия. Но Ленин весь в нетерпении: в России сейчас решается судьба мировой революции, а он сидит здесь и не знает, как выбраться из опостылевшей сразу Швейцарии. И Ленин снова обращается к самому близкому для него человеку - И. Ф. Арманд. Только ей он может доверить свои сокровенные мысли. «Я уверен, что меня арестуют или просто задержат в Англии, если я поеду под своим именем, - пишет Ленин 19 марта, - ибо именно Англия не только конфисковала ряд моих писем в Америку, но и спрашивала (ее полиция) Папашу в 1915 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47