Внезапно его глаза победно заблестели.
– Готово! Франсуа, быстро подай булавку с сапфирами! Камердинер был наготове. Он и Томас с интересом наблюдали, как рука маркиза застыла в нерешительности. Филипп почувствовал, что в его жизни настал решающий момент, он даже перестал дышать. Булавка была прикреплена одним безошибочным движением, что вызвало вздох облегчения у обоих зрителей.
– Ну, вот теперь ты прав, Том: полный триумф, – маркиз одобрительно закивал головой. – Теперь присядьте, Филипп. Филипп плюхнулся на стул перед туалетным столиком.
– Фу! Наконец-то! Неужели вы все-таки закончили?
– Теперь неси румяна, Франсуа! Поторопись! Филипп попытался снова протестовать.
– Не надо меня красить и пудрить!
Суровый взгляд маркиза пригвоздил его к месту.
– Вы что-то хотели сказать?
– Мсье, прошу вас… не надо!
– Филипп, если бы не мое глубокое уважение к вашему отцу, я бы покинул вас сию же минуту. Вы изволите делать, как я сказал?
– Но, мсье, разве совершенно нельзя обойтись без этого?
– Совершенно нельзя, молодой человек. Филипп уныло улыбнулся.
– Тогда делайте ваше черное дело!
– У меня это получается не «черное», неблагодарный. У меня, напротив, это получается лучше всего!
– Делайте, как знаете. Я, действительно, очень вам признателен, сэр.
Маркиз сжал губы и подал знак Франсуа.
Филипп строил жуткие гримасы и вертелся, в тщетной надежде спастись от проворных пальцев француза. Он жаловался, что ему щекотно, с отвращением морщился, когда маркиз начал натирать ему щеки румянами. Потом он расчихался от пудры, которой Франсуа принялся его осыпать, и сделался совершенно мрачным, когда к его левому уху прикрепили серьгу с сапфиром.
Но это были еще цветочки – ягодки ждали его впереди. Он с ужасом обнаружил, что для того, чтобы облачить его в камзол, понадобилась объединенная энергия всех трех мужчин! Когда эта ответственная процедура завершилась, он в отчаянии стал уверять их, что эта штука обязательно порвется по швам, стоит только ему пошевелить хотя бы одним пальцем. Маркиз нашел его «исключительно забавным», но беспокойным.
– Вот теперь, глупыш, дело сделано!
– Как так, – воскликнул Филипп, – я не могу пошевелиться!
– Какой абсурд! Давай шпагу. Том!
– Танцевать со шпагой? – взмолился Филипп.
– Это необходимо, – сказал ему маркиз. Филипп потрогал усыпанные драгоценными камнями ножны.
– Милая игрушка, – заключил он, – никогда раньше не тратил такую кучу денег на побрякушки.
Франсуа расправил складки камзола над ножнами, а Том принялся надевать перстни на пальцы племянника. Затем Филиппу дали остроконечную шляпу, носовой платок и, наконец, покрытую эмалью табакерку. Томас посмотрел на маркиза, тот одобрительно кивнул. Филиппа подвели к высокому зеркалу.
– Что скажете, друг мой?
Но Филипп, казалось, не слышал. Он снова и снова смотрел на свое отражение. Перед ним был молодой человек высокого роста, одетый в бледно-голубой камзол, белые панталоны, разукрашенную манишку и золотой вышивки чулки. Красные туфли с пряжками на высоких каблуках поблескивали бриллиантами. Кружева пенились вокруг кистей рук и шеи. Белый парик стекал каскадами припудренных локонов на плечи. Филипп вытянулся еще прямее, сам того не осознавая, он задрал подбородок и немного помахал платком.
– Ну? – маркиз уже начал проявлять нетерпение. – Вы ничего не хотите сказать?
– Восхитительно! – выдавил из себя Филипп по-французски.
Маркиз был польщен, но при этом слегка покачал головой.
– В свое время – да. Сейчас – тысячу раз нет! До чего он неуклюжий, это просто невероятно!
Филипп попросил сделать его менее неуклюжим.
– Это и есть моя цель, – сказал маркиз. – Думаю, что приблизительно через месяц мне не придется краснеть за своего ученика.
– Ну, дружище, теперь я могу тобой гордиться! – закричал Том. – Ты у нас станешь еще большим франтом, чем Моррис в его лучшие времена!
Филипп покраснел сквозь пудру. Вдруг его внимание привлек рубин в одном из его перстней. Он посмотрел на него, насупился и снял.
– Но почему? – пробурчал маркиз.
– Мне он не нравится.
– Не нравится? Но почему же?
– Я ношу только сапфиры и бриллианты.
– Тысяча чертей, парень прав! – воскликнул Том. – Он должен быть во всем голубом!
– Похоже, что через месяц… или два… я представлю тебя в Версаль. – решил маркиз. – Франсуа, уберите этот противный рубин. А теперь – вперед!
И Филипп отправился на первый в своей жизни бал.
У конце месяца Том вернулся в Лондон с уверенностью, что его племянник находится на правильном пути благодаря заботам маркиза де Шато Банво, проявлявшего к нему неподдельный интерес. После первого бала он совершенно прекратил перечить своим наставникам; он делал все, что от него требовали: по утрам занимался с учителем фехтования и приобрел опыт владения шпагой; с утра и до самого вечера разговаривал только по-французски; выезжал с маркизом в свет; наконец, он прилагал невероятные усилия, чтобы развязать себе язык, рассыпая дерзкие комплименты в адрес некоторых барышень, которые нежно поглядывали на его безупречную внешность. Некоторое время он не проявлял ни малейшего интереса к своему гардеробу, предоставляя заботу о нем исключительному вниманию Тома и Франсуа. Но однажды, когда Франсуа представил его взору пару кремовых чулок, он долго и с удивлением рассматривал их сквозь свой лорнет, после чего отбросил в сторону.
Это обидело бедного Франсуа: ему определенно нравились эти чулки. Но молодой мсье заявил, что они отвратительны. Если же Франсуа нравятся розовые стрелки на кремовом фоне, то пускай он забирает чулки себе. Мсье же их носить не станет, они оскорбляют его эстетические чувства.
Вскоре молодой англичанин всюду стал желанным гостем. Дамы приходили в восторг от его крепкого подбородка и осязаемой мужественности; мужчинам импонировали его благопристойность и деньги. Его приглашали на всевозможные вечеринки и маскарады, за карточный столик. Филиппу это положительно доставляло огромное удовольствие; он начинал входить во вкус своей популярности. Однако маркиз оставался неудовлетворенным. Все было, по его мнению, очень хорошо, но не настолько, как он этого хотел. Зато все вполне удовлетворяло Тома, который уехал, хихикая, в приподнятом настроении. Он покинул Филиппа, поглощенного подбором новых украшений для двух своих париков.
Не успело пройти и двух недель, как Филипп еще сильнее укрепил свои позиции в свете, подравшись на дуэли с каким-то ревнивым мужем. Чтобы вас не шокировал этот пустячный грех, скажу лишь, что сам Филипп решительно не видел для этой дуэли никакого повода, тем более дама, из-за которой все произошло, годилась ему разве что в тетушки. Она, к счастью, ничего не ведала об этом его мнении. Друзья Филиппа также не спрятались в кусты: от секундантов буквально не было отбоя, и дело закончилось всего лишь аккуратным уколом шпагой неудачного супруга и новой волной популярности для Филиппа. Маркиз встретил его прохладно, заявив, что тот – шкодливый пес.
– Прошу прощения, я вас не понимаю? – огрызнулся Филипп.
– И какая при этом скромность! – вскричал маркиз внешне негодуя, но необычайно развеселившись случившимся.
– Неужели вы считаете, что меня прельстили улыбки мадам де Фоли-Мартен?
– Конечно!
– Позвольте просветить вас, – сказал Филипп, – моя привязанность осталась дома, в Англии.
– О-ля-ля! – с сочувствием заметил маркиз. – Привязанность к молодой деревенской красавице? Милой провинциалке?
– Слава Богу, к ней, – ответил Филипп, чем окончательно расстроил своего друга, рассчитывавшего на более волнующее и захватывающее повествование.
Но маркиз все же счел более разумным сменить тему разговора.
– Филипп, я намереваюсь представить тебя ко двору. Филипп сделал элегантное па. Ему было немного скучно.
– Да? Вероятно, это будет на следующей неделе? Сейчас у меня столько всяких дел.
– Отличные манеры, друг мой. Твой поклон доставит королю огромное удовольствие, – проницательные глаза маркиза слегка прищурились.
– Конечно. Я надеюсь, что король будет польщен оказанным ему вниманием…
– Без сомнения, – протянул маркиз. – Но хочу дать тебе совет, мой юный пожиратель сердец: не заглядывайся на мадам Помпадур.
– Мсье, я уже говорил вам…
– О да. Но теперь же у тебя репутация… отменного сердцееда.
Филипп покраснел.
– Боже! Вы сказали, сэр, что я? Я?
– Нынче ты в моде, – лукаво ответил маркиз. – У тебя большое будущее.
– Но я… – Филипп взял себя в руки и томно продолжил. – Они все так меня утомляют. – И он в доказательство устало зевнул.
– Что? Даже мадам Саливье?
– Дама с париком невероятных размеров… Она весьма недурна, но это – пройденный этап, мой дорогой маркиз!
– Господи, ты слишком привередлив! Неужели эта маленькая деревенская пташка столь прелестна?
– Прошу меня простить, маркиз, но я бы предпочел оставить имя этой леди в тайне.
– Или я получу рапирой в самое сердце?
– Это невозможно, – улыбнулся Филипп.
Этим вечером он устроил карточную вечеринку. Играли очень азартно, да и выпито было немало. Филипп немного проиграл, потом немного выиграл и был уложен камердинером спать незадолго до восхода солнца. Когда он проснулся, голова раскалывалась, но он чувствовал себя настоящим мужчиной.
Стоял сентябрь.
Глава VII
В КОТОРОЙ МИСТЕР БАНКРОФТ ПРИЕЗЖАЕТ В ПАРИЖ И СЕРДИТСЯ
В феврале в Париж приехал мистер Банкрофт. Он покинул Литтл Фитлдин вскоре после отъезда Филиппа, потому что Клеона перестала с ним кокетничать. Возможно, ее азарт угас, когда рядом не стало ревнивого влюбленного. Банкрофт выждал, пока о его дуэли не начали понемногу забывать, и вернулся в Лондон. Наконец он появился в Париже, пресыщенный, но тем не менее в поисках новых развлечений. Это случилось незадолго до того, как он снова повстречал Филиппа. Их встреча произвела фурор в парижском свете. При покровительстве своего друга маркиза де Шамбера Банкрофт поселился в особняке герцогини де Могри. Его представили некой мадемуазель де Шошерон, вечно оживленной миниатюрной даме с черными озорными глазами. Мистер Банкрофт был весьма рад стать завсегдатаем ее салона, где встретил двух своих давних знакомых, ибо в Париже он был достаточно известной персоной. Шла обычная беседа. Внезапно мадемуазель воскликнула, радостно захлопав в ладоши:
– А вот и наш маленький Филипп! Как поживаете, маленький англичанин?
К хозяйке быстро подошел, опустившись на колено, хрупкого вида джентльмен, одетый в абрикосового цвета костюм, напудренный, разукрашенный, за которым тянулся шлейф душистого аромата.
– Рад оказаться у столь прелестных ножек, моя госпожа! Она с радостью протянула ему свою ручку. Филипп поочередно поцеловал кончики ее пальцев.
– Где вы пропадали, проходимец?
– Блуждал во мраке, душечка!
– Во мраке дворцовых интриг! – рассмеялся стоящий рядом, граф де Сен-Дантен. – Филипп, не скромничайте, я знаю, что вы плут и проказник!
Филипп посмотрел на него, не отводя губ от руки дамы.
– Вас бессовестно ввели в заблуждение. В чем меня обвиняют на этот раз?
Хозяйка слегка постучала веером по его пальцам.
– Отпустите, наконец, мою руку! Он снова прильнул к ее пальцам.
– Я сбился со счета. Теперь мне придется начать все сначала. Минуточку, граф, я очень занят! – Он принялся жадно целовать розовые ноготки по второму разу. – Теперь последний поцелуй всей ручки. Вуаля!
– Вы действительно плут, – сказала Шошерон. – Вы вскружили голову не одной бедняжке…
– Если бы это было правдой, то я, действительно, был бы неисправимым плутом, – игриво ответил молодой человек.
– Ой, не лгите мне, маленький Филипп! Вы так милы, так очаровательны, вы такой шалунишка… перед вами разобьется любое сердце!
– Ходят слухи, что ваше тоже разбито, а, Филипп? – улыбнулся де Бержери.
– На мелкие кусочки! – проворковал Филипп.
– О! – мадемуазель отпрянула от него, стараясь изобразить гнев. – Несчастный и непостоянный льстец! Встаньте! Отныне я не ваша!
– Увы! – Филипп поднялся с колена и отряхнул его платком. – Благодарю вас, но вы несправедливо жестоки.
– Но вы нам ничего не рассказали! Как она. Помпадур? – закричал появившийся рядом де Сальми. Филипп приложил ладонь ко лбу.
– Помпадур? Я забыл. У нее голубые или черные глаза? Мадемуазель быстро скрылась за спиной своего поклонника. Мистер Банкрофт оторопело глазел на Филиппа. Как раз в это мгновение их взгляды повстречались. Серые глаза не выдали ни малейших эмоций и проследовали дальше.
– Силы небесные! – воскликнул Банкрофт. – Неужели это мистер Жеттан?
– Что он сказал? – заинтересовалась мадемуазель, ибо Банкрофт говорил по-английски.
– Мсье? – Филипп, услышав свое имя, поклонился соотечественнику.
– Вы разве забыли меня? Я Банкрофт!
– А… мистер Банкрофт! Как же! Я вас прекрасно помню! Всегда к вашим услугам, сэр. – Он снова отвесил поклон.
– Боже, я не поверил своим глазам!
– Ага! Я все поняла? – облегченно вздохнула мадемуазель. – Это один из ваших друзей, Филипп? – Она одарила Банкрофта более теплым взглядом и протянула ему руку. – Друг Филиппа… О, вам следовало об этом сказать!
Вряд ли Банкрофта очень вдохновляло быть воспринятым другом Филиппа, но он поспешил склониться над рукой мадемуазель и высказать ей свое глубокое почтение.
– Я не думал встретить его здесь, мадемуазель. Последний раз мы виделись… в лесу, – сказал Филипп.
– Продолжайте! – заинтригованно наседала на него хозяйка салона.
– Ах нет! – Филипп развел руками. – Эта встреча нанесла урон моей доблести!
– Тем более, – не отставала мадемуазель. – Немедленно все расскажите мне!
– У нас с мистером Банкрофтом возникло небольшое расхождение во взглядах, каковое принято разрешать в лесу. И это расхождение было разрешено.
– Невероятно! – воскликнула мадемуазель.
– Напротив, дорогая моя. В те времена я являл собой весьма плачевное зрелище, не так ли, сэр?
– Это было не так давно, – ответил Банкрофт.
– Шесть месяцев тому назад, – уточнил Филипп, вступив в разговор с графом де Сен-Дантеном.
Мадемуазель оставалась крайне заинтригованной.
– Жалкое зрелище, Филипп?
– Здесь попахивает жуткой интригой, – влез со своим мнением маленький виконт. – Клотильда заставит его все рассказать!
– Конечно, – подтвердила подоспевшая Клотильда. – Филипп, где вы?
Филипп грациозно развернулся.
– Клотильда, дорогая, я весь к вашим услугам!
– Идите сюда! Я хочу, чтобы вы мне обязательно рассказали, что вы имели в виду, когда говорили про жалкое зрелище.
Если вы будете упрямиться, то я попрошу рассказать об этом мистера Банкрофта!
– О, я никогда не выдаю мужских секретов! – оскалился Банкрофт.
Филипп поднял свой лорнет и посмотрел совершенно спокойно на Банкрофта. Затем неопределенно пожал плечами и повернулся к Клотильде.
– Мой ангелочек, это очень грустная история. Шесть месяцев тому назад я жил в деревне и был грубым мужланом. Потом меня вынудили познать более радостные стороны жизни, и, наконец, я стою перед вами!
– Я же чувствовал, что здесь не обошлось без интриги, – спокойно сказал виконт.
– Но как же это! Филипп, вы, в деревне? Вы, наверное, шутите?
– К своей чести, нет, дорогая моя! Я приехал в Париж, чтобы научиться всем тонкостям великосветской жизни.
– Шесть месяцев назад? – Де Бержери был очень удивлен. – Вы впервые в Париже? И научились всему за столь короткое время?
– У меня природные способности, – улыбнулся Филипп. – Теперь вы удовлетворены?
– Никогда не поверю ни единому вашему слову, никогда! – с чувством произнесла мадемуазель. – Никогда! И ни единому слову!
– Я также не могу удовлетвориться вашим объяснением! Филипп поднял бровь, повернувшись к виконту.
– Что же вы хотите узнать более того, что я сказал?
– Мне интересно как она выглядела…
– Она?
– Ну да! Та леди, которая разбила вам сердце.
– Которую из них вы имеете в виду, они так не похожи друг на друга? – беззаботно спросил Филипп.
– Я бы мог вам помочь припомнить, – сказал Банкрофт. Все взоры теперь устремились к нему. Филипп, сидя рядом с мадемуазель, пытался улыбаться.
– Простите меня, друг мой. Какую леди я забыл?
– Забыли? Не притворяйтесь, Жеттан!
Филипп поигрывал веером Клотильды и продолжал улыбаться, но в его светло-серых глазах Банкрофт почувствовал вызов.
– Мсье, я ее не забыл и не позволю вам или кому-нибудь еще в такой вольной манере склонять имя этой леди, – спокойно произнес Жеттан.
Наступила тишина. Вряд ли кто-нибудь мог ошибиться по поводу угрожающих интонаций, которые ясно прозвучали в голосе Филиппа. Сен-Дантен поспешил заполнить затянувшуюся паузу.
– Маленький Филипп готов сразиться с любым из нас, но ведь нельзя же этого допустить. Не станем же, друзья, надоедать ему, ибо он очень грозен, когда рассердится, заверяю вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Готово! Франсуа, быстро подай булавку с сапфирами! Камердинер был наготове. Он и Томас с интересом наблюдали, как рука маркиза застыла в нерешительности. Филипп почувствовал, что в его жизни настал решающий момент, он даже перестал дышать. Булавка была прикреплена одним безошибочным движением, что вызвало вздох облегчения у обоих зрителей.
– Ну, вот теперь ты прав, Том: полный триумф, – маркиз одобрительно закивал головой. – Теперь присядьте, Филипп. Филипп плюхнулся на стул перед туалетным столиком.
– Фу! Наконец-то! Неужели вы все-таки закончили?
– Теперь неси румяна, Франсуа! Поторопись! Филипп попытался снова протестовать.
– Не надо меня красить и пудрить!
Суровый взгляд маркиза пригвоздил его к месту.
– Вы что-то хотели сказать?
– Мсье, прошу вас… не надо!
– Филипп, если бы не мое глубокое уважение к вашему отцу, я бы покинул вас сию же минуту. Вы изволите делать, как я сказал?
– Но, мсье, разве совершенно нельзя обойтись без этого?
– Совершенно нельзя, молодой человек. Филипп уныло улыбнулся.
– Тогда делайте ваше черное дело!
– У меня это получается не «черное», неблагодарный. У меня, напротив, это получается лучше всего!
– Делайте, как знаете. Я, действительно, очень вам признателен, сэр.
Маркиз сжал губы и подал знак Франсуа.
Филипп строил жуткие гримасы и вертелся, в тщетной надежде спастись от проворных пальцев француза. Он жаловался, что ему щекотно, с отвращением морщился, когда маркиз начал натирать ему щеки румянами. Потом он расчихался от пудры, которой Франсуа принялся его осыпать, и сделался совершенно мрачным, когда к его левому уху прикрепили серьгу с сапфиром.
Но это были еще цветочки – ягодки ждали его впереди. Он с ужасом обнаружил, что для того, чтобы облачить его в камзол, понадобилась объединенная энергия всех трех мужчин! Когда эта ответственная процедура завершилась, он в отчаянии стал уверять их, что эта штука обязательно порвется по швам, стоит только ему пошевелить хотя бы одним пальцем. Маркиз нашел его «исключительно забавным», но беспокойным.
– Вот теперь, глупыш, дело сделано!
– Как так, – воскликнул Филипп, – я не могу пошевелиться!
– Какой абсурд! Давай шпагу. Том!
– Танцевать со шпагой? – взмолился Филипп.
– Это необходимо, – сказал ему маркиз. Филипп потрогал усыпанные драгоценными камнями ножны.
– Милая игрушка, – заключил он, – никогда раньше не тратил такую кучу денег на побрякушки.
Франсуа расправил складки камзола над ножнами, а Том принялся надевать перстни на пальцы племянника. Затем Филиппу дали остроконечную шляпу, носовой платок и, наконец, покрытую эмалью табакерку. Томас посмотрел на маркиза, тот одобрительно кивнул. Филиппа подвели к высокому зеркалу.
– Что скажете, друг мой?
Но Филипп, казалось, не слышал. Он снова и снова смотрел на свое отражение. Перед ним был молодой человек высокого роста, одетый в бледно-голубой камзол, белые панталоны, разукрашенную манишку и золотой вышивки чулки. Красные туфли с пряжками на высоких каблуках поблескивали бриллиантами. Кружева пенились вокруг кистей рук и шеи. Белый парик стекал каскадами припудренных локонов на плечи. Филипп вытянулся еще прямее, сам того не осознавая, он задрал подбородок и немного помахал платком.
– Ну? – маркиз уже начал проявлять нетерпение. – Вы ничего не хотите сказать?
– Восхитительно! – выдавил из себя Филипп по-французски.
Маркиз был польщен, но при этом слегка покачал головой.
– В свое время – да. Сейчас – тысячу раз нет! До чего он неуклюжий, это просто невероятно!
Филипп попросил сделать его менее неуклюжим.
– Это и есть моя цель, – сказал маркиз. – Думаю, что приблизительно через месяц мне не придется краснеть за своего ученика.
– Ну, дружище, теперь я могу тобой гордиться! – закричал Том. – Ты у нас станешь еще большим франтом, чем Моррис в его лучшие времена!
Филипп покраснел сквозь пудру. Вдруг его внимание привлек рубин в одном из его перстней. Он посмотрел на него, насупился и снял.
– Но почему? – пробурчал маркиз.
– Мне он не нравится.
– Не нравится? Но почему же?
– Я ношу только сапфиры и бриллианты.
– Тысяча чертей, парень прав! – воскликнул Том. – Он должен быть во всем голубом!
– Похоже, что через месяц… или два… я представлю тебя в Версаль. – решил маркиз. – Франсуа, уберите этот противный рубин. А теперь – вперед!
И Филипп отправился на первый в своей жизни бал.
У конце месяца Том вернулся в Лондон с уверенностью, что его племянник находится на правильном пути благодаря заботам маркиза де Шато Банво, проявлявшего к нему неподдельный интерес. После первого бала он совершенно прекратил перечить своим наставникам; он делал все, что от него требовали: по утрам занимался с учителем фехтования и приобрел опыт владения шпагой; с утра и до самого вечера разговаривал только по-французски; выезжал с маркизом в свет; наконец, он прилагал невероятные усилия, чтобы развязать себе язык, рассыпая дерзкие комплименты в адрес некоторых барышень, которые нежно поглядывали на его безупречную внешность. Некоторое время он не проявлял ни малейшего интереса к своему гардеробу, предоставляя заботу о нем исключительному вниманию Тома и Франсуа. Но однажды, когда Франсуа представил его взору пару кремовых чулок, он долго и с удивлением рассматривал их сквозь свой лорнет, после чего отбросил в сторону.
Это обидело бедного Франсуа: ему определенно нравились эти чулки. Но молодой мсье заявил, что они отвратительны. Если же Франсуа нравятся розовые стрелки на кремовом фоне, то пускай он забирает чулки себе. Мсье же их носить не станет, они оскорбляют его эстетические чувства.
Вскоре молодой англичанин всюду стал желанным гостем. Дамы приходили в восторг от его крепкого подбородка и осязаемой мужественности; мужчинам импонировали его благопристойность и деньги. Его приглашали на всевозможные вечеринки и маскарады, за карточный столик. Филиппу это положительно доставляло огромное удовольствие; он начинал входить во вкус своей популярности. Однако маркиз оставался неудовлетворенным. Все было, по его мнению, очень хорошо, но не настолько, как он этого хотел. Зато все вполне удовлетворяло Тома, который уехал, хихикая, в приподнятом настроении. Он покинул Филиппа, поглощенного подбором новых украшений для двух своих париков.
Не успело пройти и двух недель, как Филипп еще сильнее укрепил свои позиции в свете, подравшись на дуэли с каким-то ревнивым мужем. Чтобы вас не шокировал этот пустячный грех, скажу лишь, что сам Филипп решительно не видел для этой дуэли никакого повода, тем более дама, из-за которой все произошло, годилась ему разве что в тетушки. Она, к счастью, ничего не ведала об этом его мнении. Друзья Филиппа также не спрятались в кусты: от секундантов буквально не было отбоя, и дело закончилось всего лишь аккуратным уколом шпагой неудачного супруга и новой волной популярности для Филиппа. Маркиз встретил его прохладно, заявив, что тот – шкодливый пес.
– Прошу прощения, я вас не понимаю? – огрызнулся Филипп.
– И какая при этом скромность! – вскричал маркиз внешне негодуя, но необычайно развеселившись случившимся.
– Неужели вы считаете, что меня прельстили улыбки мадам де Фоли-Мартен?
– Конечно!
– Позвольте просветить вас, – сказал Филипп, – моя привязанность осталась дома, в Англии.
– О-ля-ля! – с сочувствием заметил маркиз. – Привязанность к молодой деревенской красавице? Милой провинциалке?
– Слава Богу, к ней, – ответил Филипп, чем окончательно расстроил своего друга, рассчитывавшего на более волнующее и захватывающее повествование.
Но маркиз все же счел более разумным сменить тему разговора.
– Филипп, я намереваюсь представить тебя ко двору. Филипп сделал элегантное па. Ему было немного скучно.
– Да? Вероятно, это будет на следующей неделе? Сейчас у меня столько всяких дел.
– Отличные манеры, друг мой. Твой поклон доставит королю огромное удовольствие, – проницательные глаза маркиза слегка прищурились.
– Конечно. Я надеюсь, что король будет польщен оказанным ему вниманием…
– Без сомнения, – протянул маркиз. – Но хочу дать тебе совет, мой юный пожиратель сердец: не заглядывайся на мадам Помпадур.
– Мсье, я уже говорил вам…
– О да. Но теперь же у тебя репутация… отменного сердцееда.
Филипп покраснел.
– Боже! Вы сказали, сэр, что я? Я?
– Нынче ты в моде, – лукаво ответил маркиз. – У тебя большое будущее.
– Но я… – Филипп взял себя в руки и томно продолжил. – Они все так меня утомляют. – И он в доказательство устало зевнул.
– Что? Даже мадам Саливье?
– Дама с париком невероятных размеров… Она весьма недурна, но это – пройденный этап, мой дорогой маркиз!
– Господи, ты слишком привередлив! Неужели эта маленькая деревенская пташка столь прелестна?
– Прошу меня простить, маркиз, но я бы предпочел оставить имя этой леди в тайне.
– Или я получу рапирой в самое сердце?
– Это невозможно, – улыбнулся Филипп.
Этим вечером он устроил карточную вечеринку. Играли очень азартно, да и выпито было немало. Филипп немного проиграл, потом немного выиграл и был уложен камердинером спать незадолго до восхода солнца. Когда он проснулся, голова раскалывалась, но он чувствовал себя настоящим мужчиной.
Стоял сентябрь.
Глава VII
В КОТОРОЙ МИСТЕР БАНКРОФТ ПРИЕЗЖАЕТ В ПАРИЖ И СЕРДИТСЯ
В феврале в Париж приехал мистер Банкрофт. Он покинул Литтл Фитлдин вскоре после отъезда Филиппа, потому что Клеона перестала с ним кокетничать. Возможно, ее азарт угас, когда рядом не стало ревнивого влюбленного. Банкрофт выждал, пока о его дуэли не начали понемногу забывать, и вернулся в Лондон. Наконец он появился в Париже, пресыщенный, но тем не менее в поисках новых развлечений. Это случилось незадолго до того, как он снова повстречал Филиппа. Их встреча произвела фурор в парижском свете. При покровительстве своего друга маркиза де Шамбера Банкрофт поселился в особняке герцогини де Могри. Его представили некой мадемуазель де Шошерон, вечно оживленной миниатюрной даме с черными озорными глазами. Мистер Банкрофт был весьма рад стать завсегдатаем ее салона, где встретил двух своих давних знакомых, ибо в Париже он был достаточно известной персоной. Шла обычная беседа. Внезапно мадемуазель воскликнула, радостно захлопав в ладоши:
– А вот и наш маленький Филипп! Как поживаете, маленький англичанин?
К хозяйке быстро подошел, опустившись на колено, хрупкого вида джентльмен, одетый в абрикосового цвета костюм, напудренный, разукрашенный, за которым тянулся шлейф душистого аромата.
– Рад оказаться у столь прелестных ножек, моя госпожа! Она с радостью протянула ему свою ручку. Филипп поочередно поцеловал кончики ее пальцев.
– Где вы пропадали, проходимец?
– Блуждал во мраке, душечка!
– Во мраке дворцовых интриг! – рассмеялся стоящий рядом, граф де Сен-Дантен. – Филипп, не скромничайте, я знаю, что вы плут и проказник!
Филипп посмотрел на него, не отводя губ от руки дамы.
– Вас бессовестно ввели в заблуждение. В чем меня обвиняют на этот раз?
Хозяйка слегка постучала веером по его пальцам.
– Отпустите, наконец, мою руку! Он снова прильнул к ее пальцам.
– Я сбился со счета. Теперь мне придется начать все сначала. Минуточку, граф, я очень занят! – Он принялся жадно целовать розовые ноготки по второму разу. – Теперь последний поцелуй всей ручки. Вуаля!
– Вы действительно плут, – сказала Шошерон. – Вы вскружили голову не одной бедняжке…
– Если бы это было правдой, то я, действительно, был бы неисправимым плутом, – игриво ответил молодой человек.
– Ой, не лгите мне, маленький Филипп! Вы так милы, так очаровательны, вы такой шалунишка… перед вами разобьется любое сердце!
– Ходят слухи, что ваше тоже разбито, а, Филипп? – улыбнулся де Бержери.
– На мелкие кусочки! – проворковал Филипп.
– О! – мадемуазель отпрянула от него, стараясь изобразить гнев. – Несчастный и непостоянный льстец! Встаньте! Отныне я не ваша!
– Увы! – Филипп поднялся с колена и отряхнул его платком. – Благодарю вас, но вы несправедливо жестоки.
– Но вы нам ничего не рассказали! Как она. Помпадур? – закричал появившийся рядом де Сальми. Филипп приложил ладонь ко лбу.
– Помпадур? Я забыл. У нее голубые или черные глаза? Мадемуазель быстро скрылась за спиной своего поклонника. Мистер Банкрофт оторопело глазел на Филиппа. Как раз в это мгновение их взгляды повстречались. Серые глаза не выдали ни малейших эмоций и проследовали дальше.
– Силы небесные! – воскликнул Банкрофт. – Неужели это мистер Жеттан?
– Что он сказал? – заинтересовалась мадемуазель, ибо Банкрофт говорил по-английски.
– Мсье? – Филипп, услышав свое имя, поклонился соотечественнику.
– Вы разве забыли меня? Я Банкрофт!
– А… мистер Банкрофт! Как же! Я вас прекрасно помню! Всегда к вашим услугам, сэр. – Он снова отвесил поклон.
– Боже, я не поверил своим глазам!
– Ага! Я все поняла? – облегченно вздохнула мадемуазель. – Это один из ваших друзей, Филипп? – Она одарила Банкрофта более теплым взглядом и протянула ему руку. – Друг Филиппа… О, вам следовало об этом сказать!
Вряд ли Банкрофта очень вдохновляло быть воспринятым другом Филиппа, но он поспешил склониться над рукой мадемуазель и высказать ей свое глубокое почтение.
– Я не думал встретить его здесь, мадемуазель. Последний раз мы виделись… в лесу, – сказал Филипп.
– Продолжайте! – заинтригованно наседала на него хозяйка салона.
– Ах нет! – Филипп развел руками. – Эта встреча нанесла урон моей доблести!
– Тем более, – не отставала мадемуазель. – Немедленно все расскажите мне!
– У нас с мистером Банкрофтом возникло небольшое расхождение во взглядах, каковое принято разрешать в лесу. И это расхождение было разрешено.
– Невероятно! – воскликнула мадемуазель.
– Напротив, дорогая моя. В те времена я являл собой весьма плачевное зрелище, не так ли, сэр?
– Это было не так давно, – ответил Банкрофт.
– Шесть месяцев тому назад, – уточнил Филипп, вступив в разговор с графом де Сен-Дантеном.
Мадемуазель оставалась крайне заинтригованной.
– Жалкое зрелище, Филипп?
– Здесь попахивает жуткой интригой, – влез со своим мнением маленький виконт. – Клотильда заставит его все рассказать!
– Конечно, – подтвердила подоспевшая Клотильда. – Филипп, где вы?
Филипп грациозно развернулся.
– Клотильда, дорогая, я весь к вашим услугам!
– Идите сюда! Я хочу, чтобы вы мне обязательно рассказали, что вы имели в виду, когда говорили про жалкое зрелище.
Если вы будете упрямиться, то я попрошу рассказать об этом мистера Банкрофта!
– О, я никогда не выдаю мужских секретов! – оскалился Банкрофт.
Филипп поднял свой лорнет и посмотрел совершенно спокойно на Банкрофта. Затем неопределенно пожал плечами и повернулся к Клотильде.
– Мой ангелочек, это очень грустная история. Шесть месяцев тому назад я жил в деревне и был грубым мужланом. Потом меня вынудили познать более радостные стороны жизни, и, наконец, я стою перед вами!
– Я же чувствовал, что здесь не обошлось без интриги, – спокойно сказал виконт.
– Но как же это! Филипп, вы, в деревне? Вы, наверное, шутите?
– К своей чести, нет, дорогая моя! Я приехал в Париж, чтобы научиться всем тонкостям великосветской жизни.
– Шесть месяцев назад? – Де Бержери был очень удивлен. – Вы впервые в Париже? И научились всему за столь короткое время?
– У меня природные способности, – улыбнулся Филипп. – Теперь вы удовлетворены?
– Никогда не поверю ни единому вашему слову, никогда! – с чувством произнесла мадемуазель. – Никогда! И ни единому слову!
– Я также не могу удовлетвориться вашим объяснением! Филипп поднял бровь, повернувшись к виконту.
– Что же вы хотите узнать более того, что я сказал?
– Мне интересно как она выглядела…
– Она?
– Ну да! Та леди, которая разбила вам сердце.
– Которую из них вы имеете в виду, они так не похожи друг на друга? – беззаботно спросил Филипп.
– Я бы мог вам помочь припомнить, – сказал Банкрофт. Все взоры теперь устремились к нему. Филипп, сидя рядом с мадемуазель, пытался улыбаться.
– Простите меня, друг мой. Какую леди я забыл?
– Забыли? Не притворяйтесь, Жеттан!
Филипп поигрывал веером Клотильды и продолжал улыбаться, но в его светло-серых глазах Банкрофт почувствовал вызов.
– Мсье, я ее не забыл и не позволю вам или кому-нибудь еще в такой вольной манере склонять имя этой леди, – спокойно произнес Жеттан.
Наступила тишина. Вряд ли кто-нибудь мог ошибиться по поводу угрожающих интонаций, которые ясно прозвучали в голосе Филиппа. Сен-Дантен поспешил заполнить затянувшуюся паузу.
– Маленький Филипп готов сразиться с любым из нас, но ведь нельзя же этого допустить. Не станем же, друзья, надоедать ему, ибо он очень грозен, когда рассердится, заверяю вас!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17