Она на это способна, решила Матильда. Если и было здесь что-то не то, так это не дом, а люди. Атмосфера и так напряженная, зачем Пауле понадобилось усугублять ситуацию? Странное, вспыхивающее как порох создание! Она жила под таким высоким напряжением чувств, желала так отчаянно, давая волю своим неукротимым эмоциям, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, кто перед вами – настоящая Паула или актриса в одной из своих ролей.
Драматург. Не склонная к сентиментальности, Матильда почувствовала к нему жалость. Возможно, ему никогда не выпадал счастливый случай и никогда не выпадет. Вполне вероятно, его пьесу сочтут умной, может быть, жестокой, но наверняка некассовой. Он был, очевидно, стеснен в средствах: его пиджак плохо сшит и лоснится. Несчастный ребенок! За воинственностью в его глазах скрывался страх, как будто он видел перед собой свое мрачное будущее. Он стремился заинтересовать Натаниеля и метался между нежеланием выглядеть навязчивым и отчаянной необходимостью получить денежную поддержку. Конечно, он не выжмет из Натаниеля и пенни. Это все жестокая маленькая идиотка Паула, вселившая в него ложные надежды!
Стивен. Матильда беспокойно напряглась, когда ее мысли переключились на Стивена. Своенравный, под стать своему дяде Натаниелю. Не глуп, однако связался с хорошенькой Дурочкой и даже обручился с ней. Нельзя списывать все выходки Стивена на трагическое разочарование юности. Или можно? Матильда опустила пустую чашку. Наверное, все мальчики-подростки трудные, во всяком случае, так говорят. Стивен обожал другую пустышку, свою мать, этим он отличался от Паулы, которая никогда не строила иллюзий относительно Киски.
Киска! Ее называли так даже собственные дети. «Хорошенькое имя для матери! « – подумала Матильда. Бедная маленькая Киска в одежде вдовы, которая так шла ей! Прелестная маленькая Киска, которую надо было защищать от ударов этого жестокого мира! Умная маленькая Киска, которая выходила замуж целых три раза, сейчас была миссис Сайрес П. Сэнет и развлекалась, удовлетворяя свои экстравагантные вкусы в Чикаго! Да, может быть, Стивен, который так долго не хотел ничего знать, воспринял все так болезненно и ожесточился от сделанного им открытия. Но тогда что за дьявол вселился в него, когда он решился на помолвку с Валерией, второй Киской? И сам об этом жалеет, если можно о чем-либо судить по его неприличному смеху вчера вечером.
А сама Валерия? Решительно подавив желание сбросить ее со счетов и не воспринимать в качестве охотницы за деньгами, Матильда предположила, что, возможно, ее привлекли те особенности Стивена, которые она очень скоро возненавидит: его беззаботная грубость, жесткость, равнодушный, насмешливый блеск его глубоко посаженных серых глаз.
Матильда поймала себя на том, что пытается понять, что же обо всем этом думает Мод, если, конечно, у той вообще есть собственное мнение. Этот вопрос все еще оставался открытым. Мод с ее вечными пасьянсами и бульварными биографиями королевских семей, которыми она наслаждалась! Матильда чувствовала, что в Мод есть нечто большее, чем она предпочитала показывать. Вряд ли еще чей-нибудь ум может быть настолько инертным, это уж точно! Сама Матильда иногда подозревала, что под кажущейся ограниченностью Мод скрывается несомненный интеллект. Но когда из праздного любопытства она испытывала Мод, то натыкалась на броню из пустоты, которой Мод так безопасно отгородилась от мира. Матильда готова была поклясться, что никто не знает, что думает Мод о своем нелепом муже, резком девере, о ссорах, то и дело вспыхивающих между двумя Хериардами. Казалось, ее не обижало презрительное отношение Натаниеля к Джозефу. Она этого как бы не замечала, молчаливо согласившись быть гостьей, которую терпят из милости.
Джозефа не раздражало положение прихлебателя, и это не могло удивить никого из тех, кто его знал. Джозефу, полагала Матильда, легко удавалось превращать неприятную правду в любезные сердцу вымыслы. Именно поэтому он видел в Стивене робкого молодого человека с золотым сердцем и без особых усилий мог разглядеть в Натаниеле любящего, преданного брата, несмотря на явную очевидность противоположного. С того дня как он поручил себя и свою жену щедрости Натаниеля, Джозеф придумал собственное удобное объяснение их отношений. Он говорил, что Нат одинок, быстро стареет, что его сильно поддерживает присутствие младшего брата, хотя он и не хочет признаваться в этом, и что на самом деле Нат пропал бы без Джо.
А если Джо мог представить себе Ната в таком ложном свете, то в какие розовые одежды облачил он свою нелепую личность? Матильда думала, что разгадала Джо. Неудачник, которому для самоутверждения необходимо видеть свой успех в роли устроителя всеобщего счастья, любимого дядюшки. Эта роль должна была завершить его карьеру. Да, это объясняет, почему Джо так настаивал на этом ужасном семейном сборище.
Матильда рассмеялась, отбросила одеяло и решила вставать. Бедный старый Джо, перебегающий от одного к другому, выливая на них полные ушаты того, что он искренне считал утешением! Если он в конце концов не доведет Ната до умопомрачения, это будет настоящее чудо. Он напоминал неуклюжего, добродушного щенка сенбернара, брошенного среди людей, которые не любят животных. Когда Матильда наконец вошла в столовую, она поняла, что все ее ужасные предположения воплощаются в жизнь.
– Доброе утро, Тильда! Рождество все-таки снежное! – радостной улыбкой встретил ее Джозеф.
Натаниель позавтракал рано и уже ушел. Матильда села рядом с Эдгаром Мотисфонтом, надеясь, что тот не сочтет необходимым развлекать ее разговорами.
Мотисфонт и впрямь ограничился несколькими несвязными фразами о погоде. Матильде показалось, что он немного не в себе. Интересно почему. Вспомнив, что вчера вечером он хотел поговорить с Натом наедине, она с упавшим сердцем подумала, не грядут ли новые неприятности.
Валерия, которая завтракала половинкой грейпфрута и несколькими тостами, разъясняя сотрапезникам пользу такой диеты, поинтересовалась, кто чем будет сегодня заниматься. Только Джозеф поприветствовал такое желание распланировать развлечения на день. Стивен буркнул, что он пойдет гулять, Паула объявила, что никогда ничего не загадывает, Ройдон вообще промолчал, а Матильда только простонала.
– Мне кажется, здесь много красивых мест для прогулок, – сочла нужным высказаться Мод.
– Хорошо потоптаться по снегу! Ты почти соблазнил меня, Стивен! – заявил Джозеф, потирая руки. – А что скажет Вал? Давайте бросим вызов стихии и немного проветримся?
– Тогда я остаюсь дома, – закатил глаза Стивен. В ответ на эту грубость Джозеф только покачал головой:
– Кто-то сегодня встал не с той ноги!
– Вы не хотите почитать нам свою пьесу, Виллогби? – Валерия устремала на Ройдона большие голубые глаза.
Валерии всегда требовалось не больше одного дня для того, чтобы начать обращаться к малознакомым людям запросто, по имени. Тем не менее Ройдон почувствовал себя польщенным и пришел от этого в восторг. Слегка заикаясь, он ответил, что с радостью почитает ей свое творение.
Паула немедленно разрушила этот план.
– Нет смысла читать ее одной Валерии, – сказала она. – Ты прочитаешь ее перед всеми.
– Только не мне, – уточнил Стивен. Ройдон ощетинился и обиженно ответил, что не желает надоедать всем своей пьесой.
– Вообще-то я давно выучился читать сам, – мимоходом пояснил Стивен.
– Ну, ну! – мягко пожурил его Джозеф. – Уверен, мы все просто мечтаем услышать вашу пьесу, – поощрил он Ройдона. – Вы не должны обращать никакого внимания на старину Стивена. Может быть, вы почитаете ее после чая? Мы все усядемся у камина и будем вкушать из чаши мудрости...
– Да, если Виллогби начнет читать сразу же после чая, дядя Нат не сможет удрать, – просияла Паула.
– Никто другой тоже, – мрачно заключил ее брат.
Ройдон заявил, что менее всего хотел бы навязывать литературные плоды своего ума недоброжелательной публике. Стивен просто ответил: «Ну и славно! « – но все остальные разразились утешительными речами. В конце концов было решено, что Виллогби должен прочитать пьесу сразу после чая. Бросив на брата убийственный взгляд, Паула сказала, что только обрадуется, если те, кто не в состоянии хоть немного пошевелить мозгами, избавят их от своего присутствия.
Оказалось, Джозеф распорядился, чтобы старший садовник спилил молоденькую елку и принес ее в дом. Теперь Джозеф искал желающих ее украсить. Но Паула явно считала украшение рождественских елок легкомысленным занятием; Стивена, разумеется, тошнило при одном упоминании о таких вещах; Эдгар Мотисфонт полагал, что это работа для более молодых; а Мод, очевидно, не имела ни малейшего желания ничем себя утруждать.
Мод, с головой погруженная в «Жизнь императрицы Австрии», вообще увела разговор в сторону, сообщив всем присутствующим, что венгры обожали Елизавету. Однако она опасалась, что у той была неустойчивая психика. Мод также предположила, что личность императрицы могла бы служить замечательной темой для следующей пьесы Ройдона.
Ройдон пришел в замешательство. Оправившись, он заявил, что исторические пьесы не по его части.
– У нее была такая бурная жизнь, – настаивала Мод. – Здесь будут не только плащи и шпаги.
Джозеф поспешил вмешаться, говоря, что Ройдону это все равно не подойдет и что не могла бы Мод отложить книгу и помочь ему с елкой? Однако не смог уговорить и ее. В конечном итоге только Матильда откликнулась на призыв о помощи. Она заявила о своей неувядающей любви к мишуре и принялась за развешивание бесчисленных цветных шаров и снежинок.
– И все-таки, Джо, – заметила Матильда, когда вся компания разошлась, – никто не сочувствует вашему желанию устроить веселое Рождество.
– Все еще впереди, дорогая моя. Подожди, придет время, – успокаивал ее неисправимый оптимист. – Я приготовил всем маленькие подарки, мы их повесим на елку. И хлопушки, конечно!
– Вам не показалось, что Эдгара Мотисфонта что-то тревожит? – спросила Матильда.
– Да, – согласился Джозеф. – Наверное, небольшие неприятности в делах. Ты же знаешь, какой Нат упрямый! Но все обойдется, вот увидишь!
Судя по подавленному состоянию Мотисфонта во время обеда, его беседа с компаньоном прошла не в рождественском духе. Он выглядел удрученным, тогда как Натаниель неодобрительно хмурился, пресекая любую попытку втянуть его в разговор.
На Валерию, которая, казалось, за утренние часы уже далеко продвинулась в своих отношениях с драматургом, никак не действовало столь негостеприимное поведение хозяина дома, зато все остальные явно ощущали его. Стивен был откровенно угрюм, его сестра беспокойна, Матильда молчала, драматург нервничал, а Джозеф, движимый природной бестактностью, шутил по поводу отсутствия силы духа у всех остальных.
В конце концов мрачная атмосфера, которую он сам и создал, оказала благотворное действие на Натаниеля. То, что его собственное дурное расположение духа развеяло хорошее настроение гостей, доставило ему огромное удовлетворение. Нат чуть ли не потирал руки от радости. К тому времени как все поднялись из-за стола, он уже настолько успокоился, что спросил, чем гости собираются развлекать себя днем.
Мод вышла из состояния задумчивого молчания и объявила, что, как обычно, пойдет отдохнуть и, вполне вероятно, возьмет с собой книгу. Мысль о том, что жизнь императрицы вполне может быть темой для хорошей пьесы, все еще не покинула ее. Мод заметила, что будет трудно поставить путешествия этой сумасбродной леди.
– Но думаю, вы справитесь, – доброжелательно кивнула она Ройдону.
– Виллогби не пишет пьесы такого рода, – раздраженно бросила Паула.
– Дорогая, мне просто показалось, что это может быть интересно, – мечтательно проговорила Мод. – Такая романтичная жизнь!
По выражению смертной скуки на лицах гостей можно было догадаться, что «Жизнь императрицы Австрии» не самая лучшая тема для общей беседы, и Натаниель немедленно, с плохо скрываемым злорадством, начал проявлять к ней острый интерес. Поэтому все, исключая Стивена, который вышел из комнаты, вынуждены были еще раз прослушать рассказ о длинных волосах императрицы, о цирковых лошадях и о ревности великой герцогини.
– Кто бы мог подумать, – шепнула Матильда на ухо Мотисфонту, – что нас, плебеев, будет преследовать дух коронованной особы?
Мотисфонт ответил ей быстрой легкой улыбкой, но ничего не сказал.
– Кто еще интересуется Елизаветой Австрийской? – скривилась Паула.
– Это история, дорогая, – пояснила Мод.
– Ненавижу историю. Я живу в настоящем.
– Если говорить о настоящем, – вмешался Джозеф, кто поможет нам с Тильдой закончить елку?
Он бросил умоляющий взгляд на племянницу.
– О господи, ладно! – невежливо сказала Паула. – Кажется, мне придется впасть в детство. Хотя я думаю, что все это глупости.
Снова пошел снег, других развлечений не предполагалось, и Валерия с Ройдоном тоже присоединились к украшающим елку. Они пришли в бильярдную, чтобы послушать радио, но вскоре соблазнились видом сверкающих блесток, пакетиков с искусственным инеем и цветных свечей. Поначалу Ройдон был склонен прочитать лекцию о том, какое ребячество – придерживаться старых обычаев, а в данном случае имеет место тевтонский обычай, но, когда он увидел, как Матильда прилаживает подсвечник к ветке, он забыл, что, все это его недостойно.
– Дайте-ка я сделаю! Если оставить его здесь, он подожжет всю елку.
Валерия, обнаружив несколько коробок с проволочными снежинками, начала их развешивать на ветки, время от времени восклицая:
– Посмотрите! Очень симпатично, правда? О, а здесь совсем ничего не висит!
Джозеф, как нетрудно было заметить, был на седьмом небе от счастья. Он победно улыбался Матильде, тер руки и бегал вокруг елки, преувеличенно восторгаясь работой каждого и подбирая упавшие игрушки, а падали они довольно часто. Ближе к чаю вошла Мод, объявив, что елка выглядит как картинка и что, оказывается, императрица была кузиной Людвига Баварского, того, который сошел с ума, вел себя как-то странно, но очень трогательно, и у него еще гостил Вагнер.
После неудачной попытки обсудить с Матильдой возможную продолжительность жизни Натаниеля Паула ворвалась в кабинет своего дяди во время его делового разговора с Мотисфонтом, а затем в отвратительном настроении снова присоединилась к компании, занимавшейся украшением елки. Бросив несколько критических замечаний, на чем ее помощь и закончилась, она заметалась по комнате, нервно затягиваясь и рассуждая о том, что, если Натаниель собирается оставить ей деньги в завещании, она вправе получить их сейчас, не дожидаясь его смерти. Никто не обращал на ее слова никакого внимания, за исключением Матильды, которая посоветовала ей не делить шкуру неубитого медведя.
– Но он же убит! – взвилась Паула. – Дядя уже давно говорил, что оставит мне много денег. Мне они все сейчас не нужны. Меня устроит пара тысяч, и, в конце концов, что эта сумма значит для дяди Ната?
Ройдон от этих слов пришел в смущение, сильно покраснел и притворился, что очень обеспокоен тем, насколько надежно закреплены подсвечники.
Но ничто не могло остановить Паулу. Она продолжала мерить шагами комнату, произнося скучный монолог, который слушал один Джозеф. Стараясь утихомирить племянницу, он сказал, что хорошо понимает ее чувства, и ударился в воспоминания о том, как нервничал, готовясь выйти на сцену в роли Макбета в Мельбурне.
– Давайте, давайте, Джо! Вы никогда не играли Макбета, – подначивала Матильда.
Джозеф воспринял это достаточно спокойно, но настаивал на том, что переиграл все великие трагические роли. К несчастью, он не заметил, как в комнату вошла его жена. Матильда сразу же призвала ее опровергнуть эту явную ложь.
– Не помню, чтобы Джо когда-нибудь играл Макбета, – спокойно ответила Мод. – Мой муж всегда был хорош в комедиях.
Все сразу же представили себе Джозефа в роли первого могильщика, даже у Паулы дрогнули в улыбке губы. Мод же, не замечая произведенного ею впечатления, вспомнила множество мелких ролей, которые принесли успех Джозефу, и бросила туманное обещание поискать тетрадь с вырезками – она ее куда-то засунула.
– Еще одна книга, которую надо стащить и тем самым избавиться от нее, – достаточно громко заметил Стивен прямо в ухо Матильде.
Та вздрогнула, потому что не слышала, как он вошел в комнату. Молодой человек стоял прямо за ее спиной, руки в карманах, во рту трубка. Он выглядел насмешливым и довольным, жизнь играла в глазах, а губы сложились в чуть заметную улыбку. Хорошо зная Стивена, Матильда предположила, что он возбужден ссорой, возможно со своим дядей.
– Ну и дурак же ты, – резко сказала она.
Стивен слегка поднял брови.
– Почему?
– Ты поссорился с Натом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Рождественский кинжал'
1 2 3 4 5
Драматург. Не склонная к сентиментальности, Матильда почувствовала к нему жалость. Возможно, ему никогда не выпадал счастливый случай и никогда не выпадет. Вполне вероятно, его пьесу сочтут умной, может быть, жестокой, но наверняка некассовой. Он был, очевидно, стеснен в средствах: его пиджак плохо сшит и лоснится. Несчастный ребенок! За воинственностью в его глазах скрывался страх, как будто он видел перед собой свое мрачное будущее. Он стремился заинтересовать Натаниеля и метался между нежеланием выглядеть навязчивым и отчаянной необходимостью получить денежную поддержку. Конечно, он не выжмет из Натаниеля и пенни. Это все жестокая маленькая идиотка Паула, вселившая в него ложные надежды!
Стивен. Матильда беспокойно напряглась, когда ее мысли переключились на Стивена. Своенравный, под стать своему дяде Натаниелю. Не глуп, однако связался с хорошенькой Дурочкой и даже обручился с ней. Нельзя списывать все выходки Стивена на трагическое разочарование юности. Или можно? Матильда опустила пустую чашку. Наверное, все мальчики-подростки трудные, во всяком случае, так говорят. Стивен обожал другую пустышку, свою мать, этим он отличался от Паулы, которая никогда не строила иллюзий относительно Киски.
Киска! Ее называли так даже собственные дети. «Хорошенькое имя для матери! « – подумала Матильда. Бедная маленькая Киска в одежде вдовы, которая так шла ей! Прелестная маленькая Киска, которую надо было защищать от ударов этого жестокого мира! Умная маленькая Киска, которая выходила замуж целых три раза, сейчас была миссис Сайрес П. Сэнет и развлекалась, удовлетворяя свои экстравагантные вкусы в Чикаго! Да, может быть, Стивен, который так долго не хотел ничего знать, воспринял все так болезненно и ожесточился от сделанного им открытия. Но тогда что за дьявол вселился в него, когда он решился на помолвку с Валерией, второй Киской? И сам об этом жалеет, если можно о чем-либо судить по его неприличному смеху вчера вечером.
А сама Валерия? Решительно подавив желание сбросить ее со счетов и не воспринимать в качестве охотницы за деньгами, Матильда предположила, что, возможно, ее привлекли те особенности Стивена, которые она очень скоро возненавидит: его беззаботная грубость, жесткость, равнодушный, насмешливый блеск его глубоко посаженных серых глаз.
Матильда поймала себя на том, что пытается понять, что же обо всем этом думает Мод, если, конечно, у той вообще есть собственное мнение. Этот вопрос все еще оставался открытым. Мод с ее вечными пасьянсами и бульварными биографиями королевских семей, которыми она наслаждалась! Матильда чувствовала, что в Мод есть нечто большее, чем она предпочитала показывать. Вряд ли еще чей-нибудь ум может быть настолько инертным, это уж точно! Сама Матильда иногда подозревала, что под кажущейся ограниченностью Мод скрывается несомненный интеллект. Но когда из праздного любопытства она испытывала Мод, то натыкалась на броню из пустоты, которой Мод так безопасно отгородилась от мира. Матильда готова была поклясться, что никто не знает, что думает Мод о своем нелепом муже, резком девере, о ссорах, то и дело вспыхивающих между двумя Хериардами. Казалось, ее не обижало презрительное отношение Натаниеля к Джозефу. Она этого как бы не замечала, молчаливо согласившись быть гостьей, которую терпят из милости.
Джозефа не раздражало положение прихлебателя, и это не могло удивить никого из тех, кто его знал. Джозефу, полагала Матильда, легко удавалось превращать неприятную правду в любезные сердцу вымыслы. Именно поэтому он видел в Стивене робкого молодого человека с золотым сердцем и без особых усилий мог разглядеть в Натаниеле любящего, преданного брата, несмотря на явную очевидность противоположного. С того дня как он поручил себя и свою жену щедрости Натаниеля, Джозеф придумал собственное удобное объяснение их отношений. Он говорил, что Нат одинок, быстро стареет, что его сильно поддерживает присутствие младшего брата, хотя он и не хочет признаваться в этом, и что на самом деле Нат пропал бы без Джо.
А если Джо мог представить себе Ната в таком ложном свете, то в какие розовые одежды облачил он свою нелепую личность? Матильда думала, что разгадала Джо. Неудачник, которому для самоутверждения необходимо видеть свой успех в роли устроителя всеобщего счастья, любимого дядюшки. Эта роль должна была завершить его карьеру. Да, это объясняет, почему Джо так настаивал на этом ужасном семейном сборище.
Матильда рассмеялась, отбросила одеяло и решила вставать. Бедный старый Джо, перебегающий от одного к другому, выливая на них полные ушаты того, что он искренне считал утешением! Если он в конце концов не доведет Ната до умопомрачения, это будет настоящее чудо. Он напоминал неуклюжего, добродушного щенка сенбернара, брошенного среди людей, которые не любят животных. Когда Матильда наконец вошла в столовую, она поняла, что все ее ужасные предположения воплощаются в жизнь.
– Доброе утро, Тильда! Рождество все-таки снежное! – радостной улыбкой встретил ее Джозеф.
Натаниель позавтракал рано и уже ушел. Матильда села рядом с Эдгаром Мотисфонтом, надеясь, что тот не сочтет необходимым развлекать ее разговорами.
Мотисфонт и впрямь ограничился несколькими несвязными фразами о погоде. Матильде показалось, что он немного не в себе. Интересно почему. Вспомнив, что вчера вечером он хотел поговорить с Натом наедине, она с упавшим сердцем подумала, не грядут ли новые неприятности.
Валерия, которая завтракала половинкой грейпфрута и несколькими тостами, разъясняя сотрапезникам пользу такой диеты, поинтересовалась, кто чем будет сегодня заниматься. Только Джозеф поприветствовал такое желание распланировать развлечения на день. Стивен буркнул, что он пойдет гулять, Паула объявила, что никогда ничего не загадывает, Ройдон вообще промолчал, а Матильда только простонала.
– Мне кажется, здесь много красивых мест для прогулок, – сочла нужным высказаться Мод.
– Хорошо потоптаться по снегу! Ты почти соблазнил меня, Стивен! – заявил Джозеф, потирая руки. – А что скажет Вал? Давайте бросим вызов стихии и немного проветримся?
– Тогда я остаюсь дома, – закатил глаза Стивен. В ответ на эту грубость Джозеф только покачал головой:
– Кто-то сегодня встал не с той ноги!
– Вы не хотите почитать нам свою пьесу, Виллогби? – Валерия устремала на Ройдона большие голубые глаза.
Валерии всегда требовалось не больше одного дня для того, чтобы начать обращаться к малознакомым людям запросто, по имени. Тем не менее Ройдон почувствовал себя польщенным и пришел от этого в восторг. Слегка заикаясь, он ответил, что с радостью почитает ей свое творение.
Паула немедленно разрушила этот план.
– Нет смысла читать ее одной Валерии, – сказала она. – Ты прочитаешь ее перед всеми.
– Только не мне, – уточнил Стивен. Ройдон ощетинился и обиженно ответил, что не желает надоедать всем своей пьесой.
– Вообще-то я давно выучился читать сам, – мимоходом пояснил Стивен.
– Ну, ну! – мягко пожурил его Джозеф. – Уверен, мы все просто мечтаем услышать вашу пьесу, – поощрил он Ройдона. – Вы не должны обращать никакого внимания на старину Стивена. Может быть, вы почитаете ее после чая? Мы все усядемся у камина и будем вкушать из чаши мудрости...
– Да, если Виллогби начнет читать сразу же после чая, дядя Нат не сможет удрать, – просияла Паула.
– Никто другой тоже, – мрачно заключил ее брат.
Ройдон заявил, что менее всего хотел бы навязывать литературные плоды своего ума недоброжелательной публике. Стивен просто ответил: «Ну и славно! « – но все остальные разразились утешительными речами. В конце концов было решено, что Виллогби должен прочитать пьесу сразу после чая. Бросив на брата убийственный взгляд, Паула сказала, что только обрадуется, если те, кто не в состоянии хоть немного пошевелить мозгами, избавят их от своего присутствия.
Оказалось, Джозеф распорядился, чтобы старший садовник спилил молоденькую елку и принес ее в дом. Теперь Джозеф искал желающих ее украсить. Но Паула явно считала украшение рождественских елок легкомысленным занятием; Стивена, разумеется, тошнило при одном упоминании о таких вещах; Эдгар Мотисфонт полагал, что это работа для более молодых; а Мод, очевидно, не имела ни малейшего желания ничем себя утруждать.
Мод, с головой погруженная в «Жизнь императрицы Австрии», вообще увела разговор в сторону, сообщив всем присутствующим, что венгры обожали Елизавету. Однако она опасалась, что у той была неустойчивая психика. Мод также предположила, что личность императрицы могла бы служить замечательной темой для следующей пьесы Ройдона.
Ройдон пришел в замешательство. Оправившись, он заявил, что исторические пьесы не по его части.
– У нее была такая бурная жизнь, – настаивала Мод. – Здесь будут не только плащи и шпаги.
Джозеф поспешил вмешаться, говоря, что Ройдону это все равно не подойдет и что не могла бы Мод отложить книгу и помочь ему с елкой? Однако не смог уговорить и ее. В конечном итоге только Матильда откликнулась на призыв о помощи. Она заявила о своей неувядающей любви к мишуре и принялась за развешивание бесчисленных цветных шаров и снежинок.
– И все-таки, Джо, – заметила Матильда, когда вся компания разошлась, – никто не сочувствует вашему желанию устроить веселое Рождество.
– Все еще впереди, дорогая моя. Подожди, придет время, – успокаивал ее неисправимый оптимист. – Я приготовил всем маленькие подарки, мы их повесим на елку. И хлопушки, конечно!
– Вам не показалось, что Эдгара Мотисфонта что-то тревожит? – спросила Матильда.
– Да, – согласился Джозеф. – Наверное, небольшие неприятности в делах. Ты же знаешь, какой Нат упрямый! Но все обойдется, вот увидишь!
Судя по подавленному состоянию Мотисфонта во время обеда, его беседа с компаньоном прошла не в рождественском духе. Он выглядел удрученным, тогда как Натаниель неодобрительно хмурился, пресекая любую попытку втянуть его в разговор.
На Валерию, которая, казалось, за утренние часы уже далеко продвинулась в своих отношениях с драматургом, никак не действовало столь негостеприимное поведение хозяина дома, зато все остальные явно ощущали его. Стивен был откровенно угрюм, его сестра беспокойна, Матильда молчала, драматург нервничал, а Джозеф, движимый природной бестактностью, шутил по поводу отсутствия силы духа у всех остальных.
В конце концов мрачная атмосфера, которую он сам и создал, оказала благотворное действие на Натаниеля. То, что его собственное дурное расположение духа развеяло хорошее настроение гостей, доставило ему огромное удовлетворение. Нат чуть ли не потирал руки от радости. К тому времени как все поднялись из-за стола, он уже настолько успокоился, что спросил, чем гости собираются развлекать себя днем.
Мод вышла из состояния задумчивого молчания и объявила, что, как обычно, пойдет отдохнуть и, вполне вероятно, возьмет с собой книгу. Мысль о том, что жизнь императрицы вполне может быть темой для хорошей пьесы, все еще не покинула ее. Мод заметила, что будет трудно поставить путешествия этой сумасбродной леди.
– Но думаю, вы справитесь, – доброжелательно кивнула она Ройдону.
– Виллогби не пишет пьесы такого рода, – раздраженно бросила Паула.
– Дорогая, мне просто показалось, что это может быть интересно, – мечтательно проговорила Мод. – Такая романтичная жизнь!
По выражению смертной скуки на лицах гостей можно было догадаться, что «Жизнь императрицы Австрии» не самая лучшая тема для общей беседы, и Натаниель немедленно, с плохо скрываемым злорадством, начал проявлять к ней острый интерес. Поэтому все, исключая Стивена, который вышел из комнаты, вынуждены были еще раз прослушать рассказ о длинных волосах императрицы, о цирковых лошадях и о ревности великой герцогини.
– Кто бы мог подумать, – шепнула Матильда на ухо Мотисфонту, – что нас, плебеев, будет преследовать дух коронованной особы?
Мотисфонт ответил ей быстрой легкой улыбкой, но ничего не сказал.
– Кто еще интересуется Елизаветой Австрийской? – скривилась Паула.
– Это история, дорогая, – пояснила Мод.
– Ненавижу историю. Я живу в настоящем.
– Если говорить о настоящем, – вмешался Джозеф, кто поможет нам с Тильдой закончить елку?
Он бросил умоляющий взгляд на племянницу.
– О господи, ладно! – невежливо сказала Паула. – Кажется, мне придется впасть в детство. Хотя я думаю, что все это глупости.
Снова пошел снег, других развлечений не предполагалось, и Валерия с Ройдоном тоже присоединились к украшающим елку. Они пришли в бильярдную, чтобы послушать радио, но вскоре соблазнились видом сверкающих блесток, пакетиков с искусственным инеем и цветных свечей. Поначалу Ройдон был склонен прочитать лекцию о том, какое ребячество – придерживаться старых обычаев, а в данном случае имеет место тевтонский обычай, но, когда он увидел, как Матильда прилаживает подсвечник к ветке, он забыл, что, все это его недостойно.
– Дайте-ка я сделаю! Если оставить его здесь, он подожжет всю елку.
Валерия, обнаружив несколько коробок с проволочными снежинками, начала их развешивать на ветки, время от времени восклицая:
– Посмотрите! Очень симпатично, правда? О, а здесь совсем ничего не висит!
Джозеф, как нетрудно было заметить, был на седьмом небе от счастья. Он победно улыбался Матильде, тер руки и бегал вокруг елки, преувеличенно восторгаясь работой каждого и подбирая упавшие игрушки, а падали они довольно часто. Ближе к чаю вошла Мод, объявив, что елка выглядит как картинка и что, оказывается, императрица была кузиной Людвига Баварского, того, который сошел с ума, вел себя как-то странно, но очень трогательно, и у него еще гостил Вагнер.
После неудачной попытки обсудить с Матильдой возможную продолжительность жизни Натаниеля Паула ворвалась в кабинет своего дяди во время его делового разговора с Мотисфонтом, а затем в отвратительном настроении снова присоединилась к компании, занимавшейся украшением елки. Бросив несколько критических замечаний, на чем ее помощь и закончилась, она заметалась по комнате, нервно затягиваясь и рассуждая о том, что, если Натаниель собирается оставить ей деньги в завещании, она вправе получить их сейчас, не дожидаясь его смерти. Никто не обращал на ее слова никакого внимания, за исключением Матильды, которая посоветовала ей не делить шкуру неубитого медведя.
– Но он же убит! – взвилась Паула. – Дядя уже давно говорил, что оставит мне много денег. Мне они все сейчас не нужны. Меня устроит пара тысяч, и, в конце концов, что эта сумма значит для дяди Ната?
Ройдон от этих слов пришел в смущение, сильно покраснел и притворился, что очень обеспокоен тем, насколько надежно закреплены подсвечники.
Но ничто не могло остановить Паулу. Она продолжала мерить шагами комнату, произнося скучный монолог, который слушал один Джозеф. Стараясь утихомирить племянницу, он сказал, что хорошо понимает ее чувства, и ударился в воспоминания о том, как нервничал, готовясь выйти на сцену в роли Макбета в Мельбурне.
– Давайте, давайте, Джо! Вы никогда не играли Макбета, – подначивала Матильда.
Джозеф воспринял это достаточно спокойно, но настаивал на том, что переиграл все великие трагические роли. К несчастью, он не заметил, как в комнату вошла его жена. Матильда сразу же призвала ее опровергнуть эту явную ложь.
– Не помню, чтобы Джо когда-нибудь играл Макбета, – спокойно ответила Мод. – Мой муж всегда был хорош в комедиях.
Все сразу же представили себе Джозефа в роли первого могильщика, даже у Паулы дрогнули в улыбке губы. Мод же, не замечая произведенного ею впечатления, вспомнила множество мелких ролей, которые принесли успех Джозефу, и бросила туманное обещание поискать тетрадь с вырезками – она ее куда-то засунула.
– Еще одна книга, которую надо стащить и тем самым избавиться от нее, – достаточно громко заметил Стивен прямо в ухо Матильде.
Та вздрогнула, потому что не слышала, как он вошел в комнату. Молодой человек стоял прямо за ее спиной, руки в карманах, во рту трубка. Он выглядел насмешливым и довольным, жизнь играла в глазах, а губы сложились в чуть заметную улыбку. Хорошо зная Стивена, Матильда предположила, что он возбужден ссорой, возможно со своим дядей.
– Ну и дурак же ты, – резко сказала она.
Стивен слегка поднял брови.
– Почему?
– Ты поссорился с Натом.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Рождественский кинжал'
1 2 3 4 5