— Ладно, не сердись, — опять засмеялась я, — все соберу и приготовлю, как просишь. Но только Римма обидится. Ты забыл про гостей?
— Нет, не забыл. Я ей позвоню, извинюсь. Надеюсь, ты повеселишься за меня и за себя. Только смотри, американцы — хлопцы шустрые! Не заметишь, как влюбишься!
— Сережа! — произнесла я с укоризной. — Во-первых, я — патриотка, во-вторых, у меня уже есть хлопец русского производства.
— И как этот хлопец? Ничего себе?
— Ничего? Как ты смеешь такое говорить? — притворно ужаснулась я и произнесла громким шепотом такое, отчего пришел черед ужаснуться ему.
— Нюша! Надеюсь, Татьяны нет рядом?
— Нет ни Татьяны, ни этой лохматой заразы. Вовсю наслаждаются летом.
— Понятно! Опять что-то натворили? — догадался по моему слишком жизнерадостному тону Сережа. И заспешил. — Прости, нет времени на разговоры. Меня ждут на совещании. Но я тебе перезвоню… — Он отключил телефон, и я некоторое время слушала короткие гудки, хотя знала, что в ближайшие два часа звонка не дождусь: ровно столько продолжались совещания в его конторе.
Но только я называю его организацию «конторой». На самом деле, это — представительство крупнейшего в России Таймырского медно-никелевого комбината, расположенного за Полярным кругом, где десять месяцев зима, остальное — лето. Продукция его идет нарасхват, как внутри страны, так и за рубежом. Сережа говорит, что подобных комбинатов во всем мире раз, два и обчелся, а он знает, что говорит. Мой муж вот уже пять лет возглавляет представительство Таймырского комбината, поэтому и крутится, как белка в колесе, и дома живет меньше, чем в командировках.
Но я его прощаю, потому что всякий раз, когда он возвращается домой, мы переживаем свой очередной медовый месяц, и это компенсирует многое. И лишь по одной причине, чтобы не тосковать о нем, я занимаюсь массой дел, которые выгодны, прежде всего, тем, кто ими не хочет заниматься в силу разных обстоятельств: зачастую из-за собственной неразворотливости, несообразительности, а бывает, из-за откровенной лени. Тем самым я заставляю быстрее течь время, которое словно останавливается, когда Сережа уезжает от нас с Танькой.
Один раз в неделю я работаю в поселковой библиотеке. Поселок — комбинатовский. Здесь живут сотрудники представительства и пенсионеры, отработавшие на северах по двадцать и больше лет. Дома выстроены по особым проектам, но очевидного дисбаланса в застройке не наблюдается, что так характерно для подобных поселков, выросших вокруг города в последние десять лет. Здесь нет восточных дворцов и боярских теремов, нет уродливых железобетонных мавзолеев и кирпичных псевдоготических замков…
В нашем поселке выросло уже больше двух сотен скромных двухэтажных коттеджей, деревянных или кирпичных по выбору хозяина. Но в каждом имеется сауна и бассейн, подземный гараж на две машины и хозяйственные постройки во дворе. Северяне большие любители натурального хозяйства. Поэтому по утрам нас будят крики петухов, звон молочных струй о дно подойников, и рожок пастуха, собирающего местных буренок в стадо.
Но у нас, наверное, единственный в поселке дом на два хозяина и, по сравнению с другими, маленький, общий с Риммой огородик, где растут, в основном, лук, редиска, необходимая для стола зелень да клубника, под которую отведено несколько грядок. Но большую часть тоже общего двора занимают цветники и посадки декоративных кустарников. Сада у нас нет, но часть усадьбы находится в лесу, пихты и березы растут прямо за домом, а лесными цветами, и папоротниками заросли все маломальские полянки между деревьями.
Идея общего двора и огорода принадлежит Римме. Ее прямо-таки хлебом не корми, дай посидеть между грядок, полюбоваться торчащими из земли, острыми, как копья древних воинов, стрелками лука, кучерявой петрушкой, зонтиками укропа. Она любит сорвать листик мяты или сельдерея, размять их в пальцах, и вдыхать этот запах, от которого, как она уверяет, пропадают головные боли, а мозги настраиваются на творческий лад.
Я ей не перечу. Вывожу в коляске во двор и оставляю в беседке, на полянке или между грядок. Она сидит в широкополой шляпе под кружевным зонтиком. Его изготовили на заказ по картинке из модного журнала начала прошлого века. Впрочем, сама Римма тоже напоминает мне дореволюционную даму, нечаянно попавшую в наше время. Тонкие черты ее лица безупречны, взгляд слегка высокомерен, но не из-за вздорности характера, отнюдь нет. Так она смотрит на незнакомых людей, потому что более всего на свете боится, что ее примутся жалеть.
Вот я и подошла вплотную к тому, чтобы рассказать, кто такая Римма, и почему наш дом имеет два хозяина. Хотя понятие это весьма относительное. По сути, мы одна большая семья. Не совсем обычная, не совсем привычная, но все-таки семья. И я не стыжусь, когда, представляя Римму, говорю: «Это первая жена моего мужа, а я — вторая».
Глава 2
Вот уже пятнадцать лет Римма — инвалид. У нее нелады с позвоночником, после того, как она попала в камнепад на Кавказе. Дело в том, что когда-то она работала инструктором по горному туризму, водила группы на Эльбрус, помогала осваивать азы альпинизма новичкам. Ей было тридцать пять, Сереже — двадцать два, когда они встретились в Теберде, и мой будущий муж влюбился в нее сразу и бесповоротно. Его не смущала приличная разница в возрасте, и то, что у Риммы были двое детей от первого брака. Ее первый муж погиб при восхождении на высочайшую вершину Тянь-Шаня пик Победы.
Римма, как я уже говорила, поразительной красоты женщина. Она знает себе цену, и даже сейчас, прикованная к коляске, не теряет своего достоинства и бодрости духа. К моменту знакомства с Сережей у нее уже был мужчина, за которого она собиралась замуж, начальник альпинистского лагеря, поэтому ухаживания Сережи она не воспринимала серьезно. В порядке вещей, что туристы частенько влюбляются в своих инструкторов. Но Сережа стал исключением из правил. Он не был навязчив, не лез в глаза, не допекал Римму признаниями в любви, но так как отпуск у него был, как у всех северян, полгода (в то время он уже работал технологом на комбинате), и эти полгода он естественно провел в лагере, тем более, что путевки в то время стоили сущие пустяки.
Словом, к концу сезона он сделал Римме предложение, а она, к всеобщему удивлению, его приняла. Сказалось, видно, сногсшибательное обаяние Сережи, которое способно растопить даже самое каменное сердце. «Что ж, попробуем, — ответила ему Римма, — но распишемся только тогда, когда я сама скажу об этом!». Через год они расписались, а еще через полгода у них родился Миша.
А еще через полтора года Римма вырвалась на любимый Кавказ, и на первом же маршруте попала со своей группой в обвал. Возможно, потеряла сноровку, и не заметила опасность, возможно, это было простым стечением обстоятельств, я не могу о том судить, потому что знаю об этой трагедии только со слов Сережи. Сама Римма предпочитает об этом не рассказывать, а я не лезу с расспросами, потому что в тот день мир для нее рухнул, а жизнь разделилась на две половины: до и после катастрофы. Ее туристы отделались испугом и незначительными травмами, но Римме, которая шла первой, досталось больше всех. Когда ее извлекли из-под камней, врач лагеря вызвал вертолет, не слишком веря в то, что Римму довезут до Нальчика живой.
Но она выжила, перенесла два десятка операций, пять лет лежала без движения, и Сережа делал все, чтобы поднять ее. Трое детей, один из них совсем еще маленький, и все на одних руках. Родителей его и Риммы уже не было в живых, и поэтому ему приходилось крутиться самому. Няньки, сиделки, дорогие лекарства, операции — все это требовало уйму денег. К тому же север не совсем подходящее место для подобных больных. Но Сереже пошли навстречу и предложили работу в представительстве комбината, а через пять лет он стал его руководителем. Денег он стал получать несравнимо больше, к тому же комбинат начал строительство поселка, и вскоре все семейство Родионовых переехало в новый коттедж. К тому времени в здоровье Риммы наметились улучшения, она стала сначала с посторонней помощью, а затем и сама садиться в постели. Сережа заказал, и ему привезли из Германии навороченную коляску для инвалидов.
Но через пять лет после трагедии Сережа встретил меня…. Я с трудом перевела дыхание. То были самые сложные дни в моей жизни, хотя и очень счастливые. Но сейчас мне не хотелось об этом вспоминать, потому что тогда я окончательно забуду о тех делах, которые мне предстоит сегодня выполнить. Я опять посмотрела на часы, видно, придется отложить встречу с Людмилой, или перенести ее назавтра. Я не могу лететь сломя голову, чтобы успеть попить кофе с подругой, когда мой муж уезжает в командировку. Поэтому первым делом я должна собрать ему вещи и приготовить ужин. Если он заедет домой в семь вечера, а его рейс в одиннадцать двадцать пять (часы отлета и прилета я знаю наизусть), то остается с часок времени, чтобы неспешно поужинать и обсудить кое-какие дела, которые я намерена решить перед нашей поездкой в Грецию.
Но об этой поездке я тоже подумаю чуть позже. Сейчас я должна полностью сосредоточиться на неотложных делах. Я выглянула в кухонное окно, оно выходит аккурат на лес. Таня и Редбой суетились возле шалаша, который мы с Сережей выстроили для дочери в позапрошлое воскресенье. Теперь это ее любимое место. В солнечную погоду она торчит там с утра до вечера, там ее на удалении от взрослых собственный мирок. Сейчас она занималась тем, что вывешивала на просушку, пострадавшие от дождя коврики и старое байковое одеяло. Несколько кукол отдыхали на пеньке, прямо на траве валялись коробки с кукольной посудой и мебелью…
Я отошла от окна. Что-то мешало мне сосредоточиться. И я сама не могла понять, что именно? Но с самого утра во мне жило какое-то мрачное предчувствие, словно должно было произойти что-то нехорошее, крайне гнусное, хотя никаких предпосылок к этому не проглядывалось. Я старательно отгоняла мысль, что это связано с Сережиной командировкой. Он постоянно летает на самолетах и вертолетах, и я всегда переживаю, пока не получу от него сообщение, что с ним все в порядке.
Я сконцентрировала свое внимание на собственных ощущениях. Нет, это не по поводу командировки. И с вечеринкой у Риммы тоже никак не связано. Людмила? Ну, поворчит, что у меня семь пятниц на неделе, так разве это впервые?
Все! Хватит! Я решительно подступила к холодильнику и вытащила из него кусок мяса, которое требовалось разморозить. Затолкала его в микроволновую печь и включила ее. Над ней поднялся синеватый дымок, печь жалобно пискнула и отключилась.
Вплоть до этого события день казался мне вполне сносным. И если бы микроволновка не пыхнула дымом и не сгорела, я бы считала его таковым и дальше. И все же я попыталась себя убедить, что и разгром в прихожей, и происшествие с микроволновкой не являются предвестниками грозных бед и трагедий. Над нашим домом продолжало сиять солнце, погода за окном была прекрасной, жара, благодаря дождям не допекала. Судя по термометру, на улице было около двадцати пяти градусов тепла, самая комфортная для меня температура.
Я вытащила мясо из микроволновки и положила его в миску, чтобы продолжить процесс таяния естественным путем.
Татьяна все еще была поглощена наведением порядка в своем «домике», и я представила, сколько будет недовольства, если я оторву ее от любимейшего занятия. К тому же, какое-то время я смогу отдохнуть от собаки, вечно снующей у меня под ногами и тыкающейся носом, куда попало. Вот они издержки дурного воспитания. Фокс, конечно, знает свое место и понимает некоторые команды, но терпения у него хватает на пару минут не больше.
Сейчас он, похожий издали на большую щетку от швабры, то катается от избытка чувств по траве возле шалаша, а то вдруг принимается резво работать лапами, докапываясь до одной ему известной добычи. В мире царили тишина и покой, и их не могли разрушить даже в десять раз большие неприятности, чем те, что произошли сегодня.
Я открыла окно и окликнула Таню. Дочь повернула ко мне сияющую мордашку. Она у нее была абсолютно чистой, грязные разводы исчезли, глаза радостно блестели.
— Мама, я не хочу кушать, — возвестила она, заметив мой светлый лик в окне, — а для Редбоя передай сюда корм. У него здесь есть миска.
— Ты собралась насовсем переселится в свой шалаш? — весело поинтересовалась я. — Пищу будешь готовить на костре, а спать прямо на земле?
— Нет, — покачала головой Таня, — я хочу устроить настоящее индийское жилище. Миша обещал мне помочь, когда вернется с тренировки. Смотри, какую книгу я нашла! — И она помахала мне книжкой в желтой обложке.
Я улыбнулась. История повторяется. Когда-то именно эта книга «Маленькие дикари» Сетон-Томпсона, заставила нас строить точно такие же шалаши, или «типи», как называют свои жилища индейцы. Мы старались во всем копировать жизнь юных героев книги, правда, не все получалось…
— Кто-то обещал мне помыть машину, — крикнула я в окно. — Дождь прошел, самые хорошие условия для выполнения обещания!
Танька по своему обыкновению страдальчески закатила глаза, но потом на ее мордашке появилось хитрое выражение, и она тут же превратилась в пай-девочку. Эта барышня знает, что не стоит пререкаться, иначе я прекращу ее возню в шалаше, и отправлю выполнять обещанное. Чего-чего, но за этим я слежу строго. Дал слово, сдержи его! Это во мне сидит с детства. В нашей школьной компании терпеть не могли болтунов и обещалкиных.
— Ну, мамуль! — заныла дочь. — Миша через час приедет, отгонит машину на автомойку.
— Ладно, договорились, — отвечаю я. Действительно, это лучший вариант, потому что я никуда уже больше не спешу.
Но об этом надо непременно сообщить Людмиле. С соответствующим выражением лица я беру телефонную трубку и набираю номер ее сотового. Но «абонент временно не отвечает или находится вне зоны действия сети». Я смотрю на часы. И как я забыла. Сейчас Люська у косметолога, поэтому телефон отключен. Она очень серьезно относится к своему внешнему виду и то и дело поругивает меня, потому что у меня вечно не хватает времени на то, чтобы заняться с собой. Нет, я исправно бегаю по утрам, делаю зарядку, купаюсь в озере, но этим можно заниматься, как говорится, не отходя от кассы: и лес, и озеро в пяти минутах ходьбы от дома. А на всяческие процедуры следует ездить в город, но мне жаль терять время на поездки, они занимают почти два часа в оба конца. Зачем выбрасывать из жизни ежедневно два часа, когда их можно потратить на что-то более полезное.
Я уже сказала, что один раз в неделю я целый день занята в поселковой библиотеке. Она действует на общественных началах, а фонд ее полностью состоит из книг, подаренных жителями поселка. Двухэтажное, просторное здание принадлежит комбинату. Для нас это своеобразный клуб, потому что в поселке нет ни школы, ни кинотеатра, ни спорткомплекса, ни дома творчества для детей… Все это объединено под одной крышей, кроме школы естественно, и неработающие женщины раз в неделю, а по желанию и два, работают на благо общества: обслуживают читателей библиотеки, ведут кружки и клубы по интересам. Есть у нас и тренажерный зал, и маленький бассейн. Все это существует на добровольные пожертвования обитателей поселка. И это дает нам повод гордиться, что мы живем насыщенной полнокровной жизнью и не позволяем нашим детям праздно болтаться по улицам и пить пиво в дешевых забегаловках.
Участковый, капитан Симакин называет наш поселок «городом Солнца», и для этого у него тоже есть основания, потому что за последний год на его территории не совершенно ни одного преступления. Конечно, большую роль играет то, что на всех въездах и выездах из поселка стоят шлагбаумы и дюжие охранники, а улицы хорошо освещены в темное время суток. А по вечерам и до полуночи на улицах дежурят крепкие пенсионеры, чей возраст едва перевалил за пятьдесят: бывшие сталевары и вальцовщики, технологи и инженеры. Они считают себя «народной дружиной» и носят на руках красные повязки.
Мне очень нравится наш поселок, но имеется одно но … Ложка дегтя в бочке меда. В нашем поселке все всех знают, и, как следствие, от зорких глаз общественности невозможно что-то утаить. Семейные тайны раскрываются здесь быстрее, чем появляются на свет. И с этим, единственным неудобством в нашей жизни, приходится мириться, чтобы не превратить ее в кошмар.
С этим пришлось столкнуться, когда Римма с детьми переехала в наш дом. Любопытные взгляды с месяц прожигали мне спину, соседи невзначай заводили разговор о том, как тяжело содержать слишком большую семью, кормить и воспитывать такую ораву детей, не тяжело ли общаться с больной женщиной, как можно уживаться с первой женой своего мужа, не затевает ли она скандалы, не строит ли козни, не плетет ли заговоры… Думаю, Сереже доставалось не меньше, но он был начальником, поэтому ему больше советовали , мне же выказывали чуть ли не соболезнование… Но я уже говорила о том, что умею переводить стрелки в нужном направлении, притом это была моя идея поселиться всем вместе, чтобы Римма не чувствовала себя покинутой, а дети постоянно общались с отцом.
1 2 3 4 5