Игнатова Наталья
Оса в паутине
Наталья ИГНАТОВА
Оса в паутине
На этой двери замка не было. Зато были засовы. Широкие, толстые полосы стали. Целых три. Стальные засовы на обитой сталью двери. Смотровое окошко забрано прутьями толщиной чуть ли не в запястье.
- Он что, так опасен? - спросила Айс, разглядывая внушительную дверь.
Сопровождающий ее десятник пожал плечами:
- Ему замок открыть, как два пальца... кхе... простите госпожа. Ну, так что, пойдете? Или, может, через окошко побеседуете.
Айс потрогала висящий на шее амулетик. Дешевая медная цепочка, а на ней тонкой работы золотой ковчежец. Тюремное ведомство не пожалело денег - всем известно, что заклинания можно вплетать в любой металл, но надежнее всего золото или платина. Амулет защищал от чар. Не от магии - от магии Айс и сама могла себя защитить. А вот чары... так называют все непонятное, и не поддающееся объяснению. Тот, кого держали за стальной дверью, за тремя стальными засовами, он был чародеем.
- Мне сказали, он ни с кем не разговаривает.
- Так и с ним не очень-то, - десятник хмыкнул, - нам, госпожа, оно не надо. Наша бы воля, мы б его пасть поганую свинцом залили. Да и тогда... темнокожее лицо покривилось, вверх-вниз дернулась курчавая бородища, честно скажу, госпожа, и тогда страшно было бы.
- Вот как? - Айс вновь коснулась амулета, улыбнулась и пошла к окошку. Чародей. Если уж стража не стесняется признаться в своем страхе, значит невольный гость и впрямь чудище невиданное.
Любопытный экземпляр.
Она заглянула в камеру. Черная бесформенная тень у дальней стены... Он? Он что, вообще не антропоморфен? Зрачки расширились, приспосабливаясь к темноте, и Айс поняла, что у дальней стены стоит койка. Обычная тюремная койка, аккуратно застланная серым, даже с виду колючим одеялом.
А где же?..
Черные глаза. Огромные, по-эльфийски раскосые. В зрачках отражаются огни светильников из коридора.
- Госпожа кого-то ищет?
Айс не вздрогнула. Сумела не вздрогнуть, а вот ответить сразу не получилось. Тело подчинилось, да голос чуть не подвел. Однако она справилась, и понадеялась, что никто не заметил секундной заминки.
- Вы Тиир фон Рауб?
- Так точно, - в голосе намек на улыбку, в глазах сдержанное веселье. Хочется улыбнуться в ответ.
Он стоял совсем рядом с дверью и Айс, сквозь зарешеченное окошко, видела лишь тонкое, скуластое лицо. Смесок? Полукровка?
Она не смогла определить, какие нации или, может быть, расы сплелись в его крови. Но она заметила, что он красив, этот чародей, пугало тюремной охраны. Он красив, несмотря на недельную щетину, на разбитые, вздувшиеся губы, несмотря на ссадины, на синяк, расплывшийся от левого глаза на полщеки. Интересно, это сделали при задержании, или уже здесь, в тюрьме? Что там говорил десятник?
И голос, который хочется услышать снова. Обжигающе теплый, ласкающий, как огоньки факелов, что мерцают в глубине черных веселых глаз.
Это - чудовище?
Айс подавила желание вновь коснуться амулета. Чары тут ни при чем. Просто человек за дверью оказался неожиданно... человечным. Она готовилась увидеть опасного монстра, может быть, с зубами, когтями и в клочьях свалявшейся шерсти, а, может, еще более страшную тварь - монстра в человеческом облике. Благостного и разумного, спокойного, прагматичного, с душой, похожей на замерзшее дерьмо, и с ледышками вместо глаз.
Он ждал. Он ждал, а она грелась в его взгляде на несколько долгих секунд позабыв, зачем пришла сюда и ей от него нужно.
- Меня зовут Айс, - вымолвила наконец, - Айс фон Вульф.
- О, - он чуть склонил голову к плечу, разглядывая ее лицо, - так вот вы какая. Я представлял вас иначе.
- Как?
- Иначе, - он улыбнулся. И улыбка оказалась такой, какую Айс ожидала увидеть - открытая, искренняя, легкая.
Айс улыбнулась в ответ:
- Я тоже думала, что вы совсем другой.
- Что ж, рад познакомиться, - он легко поклонился, - вы пришли в гости, или просто посмотреть?
- Я... - она растерялась. Пришла ведь не в гости и не посмотреть, пришла составить представления о нем, как о подопытном животном. Разрешение, полученное от самого царя, давало ей право на целую серию экспериментов. С единственным ограничением - повреждения должны быть обратимыми. Тиир фон Рауб стоил денег. Эрик Тевтский готов был заплатить за своего гвардейца любую сумму, но за живого и хотя бы относительно невредимого.
Он истолковал ее молчание по-своему. И теплые огоньки во взгляде потускнели:
- Боитесь? - совсем другая, насмешливая и чуть грустная улыбка, "просьба не подходить к куполу, животное крайне опасно".
Такие надписи, ярко-алые, броские, мерцали по периметру защитных куполов в Лонгвийском зоопарке. Айс на секунду представила себя на месте фон Рауба. Зверь. В темной и тесной клетке. И решетчатое окошко, в которое изредка заглядывают любопытные, испуганные, злые глаза.
- Я не боюсь, - она покачала головой, - просто... я шла взглянуть на вас, и ожидала увидеть совсем другое. Почему-то, - она не удержалась улыбнулась смущенно, - почему-то я думала, что вы похожи на чудовище.
- Любите смотреть на чудовищ? - спросил он, не обидно спросил, скорее, с искренним любопытством.
- Я их изучаю, - ответила Айс.
- Экзотология? - фон Рауб хмыкнул, - я полагал, вы специалист по технической магии.
Слово, такое родное, и такое чуждое для этого мира. Откуда он знает?
- Я мастер, - сообщила Айс. Если он и это поймет...
Он понял. Кивнул спокойно:
- Я тоже.
- Вам знакомо понятие Мастерства?
- Искусства.
- Да кто-то называет это так.
Они смотрели друг на друга. Он - из темноты своей клетки. Она - из широкого, ярко освещенного коридора.
- Это, - Айс потянулась к его лицу, наткнулась пальцами на решетку и отдернула руку, - кто это сделал?
Он чуть поморщился:
- Понятия не имею. Мы не знакомились.
- Здесь есть врач, почему вас не лечат?
- Меня? - снова улыбка... ему, наверное, больно улыбаться, - а зачем? Эрик со дня на день пришлет выкуп, и я стану заботой тевтских медиков.
- Но... - Айс осеклась.
Эрик, император тевтов, готов был выслать деньги в любую минуту, но царь медлил принять выкуп. Медлил, потому что она попросила хотя бы месяц на изучение редкого экземпляра. Царь прекрасно понимал, что чем позже Тиир фон Рауб вернется в армию, тем лучше.
Месяц. Целый месяц в темной, холодной клетке. Ей вновь захотелось коснуться его. Провести ладонями по лицу, заживляя ссадины, кончиками пальцев притронуться к разбитым губам.
- Я... пойду, - она отступила на шаг, поймала себя на том, что судорожно стискивает в кулаке золотой ковчежец.
- Заходите еще, - в черных глазах переливались огненные змейки, - гости здесь такая редкость. Остается беседовать с тараканами, а они немногим умнее охранников.
Айс фыркнула. Бросила взгляд на хмурую морду десятника. А когда обернулась к двери, за окошком было темно и пусто.
- До свидания, - бросила она наугад.
- До свидания, - гулко ответила тьма.
* * *
Айс фон Вульф. Айс де Фокс. Что ж, они подходят друг к другу, Лонгвиец и эта беловолосая тварь. Нет, они подходили бы друг к другу, не будь она такой замороженной. Рыба. Зубастая рыба с холодными пустыми глазами.
Она и в самом деле думает, что умеет улыбаться? Щерящийся клыками оскал - улыбка по-фоксовски. Но Лонгвиец-то зубы не показывает. А эта...
Интересно, забрасывая файерболы под колпак болида, она тоже улыбалась?
Зверь ходил по камере.
От стены к стене.
Кольцо с противным шуршащим скрежетом ездило по тросу.
От стены к стене.
К кольцу была приклепана цепь. Другой ее конец крепился к ошейнику.
Первыми до этого изыска додумались сипангцы. Но они, помнится, сделали ошейник посвободнее, и из него удалось выбраться, отделавшись ободранными ушами да болью в вывихнутой челюсти. Вынуть ее из суставов получилось легко, а вот вправить - не сразу. Маловато опыта. Собственно, до того случая, работать с лицевыми суставами как-то и не приходилось.
Сипангцы облажались. Зато уруки кое-чему на чужих ошибках научились, и склепали ошейничек тик в тик. Еще и с зубчиками по верхнему краю. Нет, жить-то они не мешают, в смысле зубчики, да и уруки, если уж на то пошло. Всякое в жизни бывает - сегодня они, завтра их. Их чаще, поэтому ребята спешат оттянуться, пока есть возможность.
Издержки профессии.
Работа опасная, зато увлекательная.
Интересно, она улыбалась?
О, да. Улыбалась. Правда, совсем не так, как здесь.
Зверь помнил голос. Он его слышал, но не отвечал. Все равно не смог бы ответить - в кабине один за другим взрывались файерболы, и все, на что он был тогда способен, это орать в голос, считая, как одна за другой отщелкиваются сгоревшие жизни. Или молчать. Мертво стиснув зубы и, опять же, считая.
Он молчал.
Потому что она слушала. Внимательно слушала.
- Ну как, пилот? - взрыв, и горящая мазутная пленка растекается по колпаку. Изнутри. - Как летается? Паленым не пахнет?
Он молчал. Раскаленные кнопки тлели под пальцами. Паленым пахло. Со всех сторон пахло. Но это-то ерунда, это не страшно, пока есть запас жизней, пока сохраняется неуязвимость, пока...
- Почему же ты не горишь, мразь? - это она уже не ему, это она бормотала себе под нос, нисколько не заботясь тем, слышит ли ее кто-нибудь, - почему не горишь?..
И вместо огненного, под колпаком взорвался ледяной шар.
Мгновением позже кабина наполнилась водой. Холодной, надо сказать, водой, и какое-то количество жизней ушло на то, чтобы спасти болид от перепада температур. Зверь не сразу понял, что новым этапом эксперимента стала так называемая "Лужа по пояс". Забавное заклинание. Особенно, когда "лужа" по пояс сверху. А когда понял, то даже успел поразмыслить над тем, что лучше, сгореть или захлебнуться. Успел, прежде, чем вода начала замерзать.
- Да сдохнешь ты или нет? - бормотала невидимая колдунья, - ладно, птаха, проверим твои косточки на излом...
Вода, замерзая, расширяется. Во все стороны. Внутрь, между прочим, тоже.
- Больно? - интересовался холодный голос из пустоты, - больно, пилот? Что молчишь? Или ты говорить не умеешь?
И Зверь, стыдно сказать, даже обрадовался, когда болид, наконец-то, раскололся на куски, а глыба льда с вмороженным в нее господином фон Раубом булькнула в реку внизу.
Оттуда его и выловили уручьи пилоты.
Положение унизительное, но лучше уж так, чем подохнуть в результате каких-то долбаных экспериментов совершенно удолбанной бабы.
И вот, пожалуйста, от стены к стене десять шагов. Кольцо шуршит по тросу. Ошейник - тик в тик. Зубчики, опять же. И Эрик не торопится выкупать драгоценного своего легата. И правильно делает. Это наука такая, на будущее: не попадайся, урод.
* * *
- День добрый, госпожа, - десятник отдал честь и указал на знакомую дверь, - вчера он шибко не в духе был, как вы ушли. Весь вечер туда-сюда бродил. Нас аж заколдобило, хоть и амулеты, и дверь чем надо прошитая.
- Почему ты думаешь, что он был не в духе? - прохладно поинтересовалась Айс.
- Ну так, оно же понятно, - десятник состроил удивленную гримасу: ежели нас колдобит, ему, стало быть, совсем не сладко.
- Сменять вас пора, - подытожила Айс, - эмпатические аномалии могут быть чреваты...
- Боком, - тут же согласился стражник, - вот и я о том же. Мы рапорт, конечно, составили, но ежели вы, госпожа, поспособствуете...
- Я поспособствую, - Айс кивнула, обернулась к дверям, - открывайте.
- То есть, - десятник недоуменно поднял кустистые брови, - вы что же, внутрь собрались?
- Я, кажется, ясно выразилась? Откройте двери.
- Так, говорю же, не в духе он... - под "фирменным" взглядом, солдат на мгновение заледенел, и, как только смог двигаться, тут же попятился, примирительно выставив ладони: - ладно, госпожа. Конечно, госпожа. Как прикажете. Сейчас все подготовим.
Из узенькой каморки, что соседствовала с камерой фон Рауба, донеслись скрежет и поскрипывание. Что-то там куда-то наматывалось, что-то откуда-то вытягивалось. Неприятные звуки. Видимо, дверь, помимо засовов, снабжена каким-нибудь хитрым механизмом.
Нет. Навряд ли хитрым. Если верить слухам, для старогвардейца фон Рауба механизм чем хитрее, тем роднее. Якобы, он с ними договариваться умеет. Сказки, конечно. Но на пустом месте сказок не бывает, а для здешнего народа суеверия, зачастую, понятнее и ближе истины.
- Прошу вас, - десятник поклонился, - вы, госпожа, если что, так дайте знать. Мы мигом. А то, хотите, я с вами парней отправлю.
- Не хочу, - отрезала Айс, - закройте за мной двери и оставайтесь на местах. Если мне что-то понадобится, я вас позову. Ясно?
- Так точно, - если стражник и обиделся на резкий тон, виду он не подал. И правильно. Ему по должности обижаться не положено. Ему положено приказы выслушивать и исполнять.
Айс перешагнула порог и остановилась, привыкая к темноте.
Дверь за ее спиной с тихим шорохом повернулась в петлях.
Где же... Тарсграе! Да вон, впереди, две яркие точки - желтые волчьи глаза... Нет, у волков они, вроде, зеленым горят.
Ф-фу, да не все ли равно.
Он смотрит. Ждет. Чего ждет, почему не подойдет ближе?
Айс выпустила из пальцев белый пушистый шарик и тот взмыл к потолку, озарив камеру неярким, мягким светом.
- Ох, - сказала Айс. Рука ее метнулась к губам, - ох, - повторила она. И покачала головой, - извините. Если бы я знала, я осталась бы снаружи.
- Зато так я не опасен, - даже сейчас он улыбнулся. И улыбнулся, искренне, - ну, почти не опасен. Добрый день, госпожа фон Вульф.
- Добрый, - с запинкой ответила Айс.
- Я вас умоляю, не надо так смотреть, - голос его оставался мягким, чуть-чуть насмешливым, - это всего лишь необходимые меры предосторожности. Ничего страшного.
Да, наверное. Но не смотреть она не могла. Просто не получалось оторвать взгляд от прикованного к стене человека. Стальной ошейник. Стальной пояс. Стальные браслеты на запястьях. Цепочка от них пристегнута к ошейнику. А от ошейника толстая цепь уходит куда-то в темную, глубокую дыру. Как раз над его головой.
Он, кстати, совсем невысок, этот Тиир фон Рауб, чудовище из тевтских ВВС. Невысок и худощав, на взыскательный взгляд, так даже, пожалуй, слишком. Но слабым или хрупким отнюдь не кажется, скорее наоборот, впечатление от этого летуна, как он тонкого и гибкого клинка. Из тех, что рубят подброшенный в воздух шелковый лоскут.
Если бы не цепи. Тяжелые даже на вид, и такие нелепые.
- Холодное железо, - он глянул исподлобья хитрющим глазом. Одним. Второй заплыл окончательно, - суеверный вы народ, уруки.
- Иногда, - Айс подошла ближе.
Да, он совсем невысок, ниже ее на полголовы. И, оказывается, у него светлые волосы. Пепельные. Это красиво.
- Жаль вас разочаровывать, - фон Рауб покривился и вдруг, рывком, стал сантиметров на десять выше, - честное слово, госпожа фон Вульф, обычно я выгляжу несколько ухоженнее. Доказать это сейчас нет никакой возможности... - сквозь насмешку в теплом голосе впервые проглянули досада и легкий стыд, увы, вам остается поверить мне на слово.
- Я верю, - Айс разглядывала его, чуть смущаясь и напоминая себе, что она, в конце концов, ученый, а этот человек - любопытнейший экземпляр, представитель неведомого науке вида... - я верю, и даже могу себе это представить.
Ей хотелось сделать это вчера. Сегодня представилась возможность. Айс протянула руку и коснулась его лица. Увидела изумление в черном-черном, непроглядно черном взгляде.
И шепнула:
- Хочу посмотреть, верны ли мои представления.
Осторожно-осторожно. Чтобы не сделать больно. Хватит с него боли, честное слово, слишком много ее для одного человека. Самыми кончиками пальцев... Безобразный синяк. Черты лица такие тонкие, острые скулы эльфийской лепки... У кого поднялась рука?
Вот. Так куда лучше.
- Смотреть двумя глазами удобнее, правда? - она улыбнулась, впервые разглядев в горящих черных глазах недоверие и растерянность. Ей он верил, да, верил. Он не мог поверить в происходящее, - а я думала, вы никогда не теряетесь.
Он не ответил. Опустил ресницы, длинные и острые... может, и вправду эльфийская кровь?
Может быть.
Заодно долой и щетину. Мужчины его породы, собственную небритость воспринимают болезненнее, чем, скажем, сложный перелом берцовой кости. Хуже для них, разве что, не очень свежее белье.
Губы разбиты. Больно, да? Ничего, потерпи немножко, сейчас... а этот шрам, он не от удара. Айс знала от чего остаются такие рубцы, и едва сама не прокусила губу от острой, болезненной жалости. Сейчас, когда с него слетела маска, она смогла заглянуть в его душу. В темноту, в холодную и сырую каменную тьму. Давит, со всех сторон давит, и солнца нет, нет ветра, нет даже звуков, кроме бесконечного, сводящего с ума журчания воды по холодным камням.
- Бедный мальчик, - Айс обняла пальцами его притянутые к подбородку ладони, такие узкие, красивые, длиннопалые кисти, - птаха, и косточки птичьи...
Он вздрогнул. На тонких запястьях арбалетными тетивами проступили напрягшиеся жилы. Дикий, запредельный какой-то ужас во взгляде.
Миг. И сгинуло наваждение. Погасло за опустившейся сеткой ресниц.
1 2 3 4 5