При этом Рэддок
почувствовал, что и он сам должен был сложиться ширмой и пропасть, но
почему-то ничего такого не произошло. Он так и остался на месте,
правда, теперь сидел не за прилавком, а на земле, в том пустом мире,
где две фигуры, маячащие чуть впереди на расстоянии десятка метров
друг от друга, решили провести товарищеский матч по взаимоуничтожению.
Сражающиеся не пожелали замечать неувязки со своими первоначальными
намерениями относительно присутствия Рэддока и непосредственно
приступили к ответственной части.
Первый ход позволил себе Ядовитый Плющ. Он, выразительно
посмотрев на Седого Ворона, харкнул себе под ноги, и от того места до
самых ступней Ворона пролегла огненная полоса. Ворон суетливо выдернул
из окружающего пространства ведерко с водой и выкатил его на полосу.
Та потухла.
Тогда Ворон окутался светящимся облаком, миг спустя явился
старцем с посохом в руке (копией толкиновского Гэндальфа) и трубных
голосом изрек какую-то певучую околесицу. Результат получился
потрясающим: над головой Плюща образовалась сияющая белым сфера,
которая, через мгновение лопнув, с грохотом завалила вжавшего голову в
плечи старика белыми же силикатными кирпичами.
Hа несколько секунд установилась тишина. Ворон с любопытством
наблюдал, как Плющ с ругательствами выбирается из-под кирпичей,
дождался, пока тот станет прямо, и вновь воздел жезл для очередной
пакости. Правда, в этот раз Плющ не стал медлить и проворно наколдовал
себе бетонный дот, куда и забрался незамедлительно. Поэтому очередной
дождь из сияющей сферы - на этот раз чугунных болтов под тридцать два
- пролился впустую.
Ворон, потерпев фиаско, скрипнул зубами и обратился в легкое
сорокапятимиллиметровое орудие. За время, потребовавшееся ему на
метаморфозу, Плющ убрал с декораций дот и заменил его на связку гранат
в руках. Ворон-орудие, лязгнув, зарядился; Плющ с каменным лицом
оторвал чеку от первой гранаты и швырнул всю связку под колеса пушки.
Тотчас следом раздался выстрел, но за неуловимый миг до этого земля
под ногами Плюща разверзлась, и он скрылся в образовавшемся окопчике с
головой. В результате у Ворона случился пренеприятный перелет, а после
под колесами рванула совсем позабытая связка гранат.
Какое-то время после этого Рэддок ничего не мог разглядеть в дыму
и пыли, поднявшейся на месте сражения. Затем подул ветер, открывший
его взору следующее: к воронке, усеянной гнутыми железяками, крадучись
пробирался измазанный глиной Плющ. Hо лишь он оказался у ее края, как
справа от него взметнулось развесистое дерево южной наружности, откуда
с диким воплем сиганул Седой Ворон, принявший вид шаолиньского монаха.
Плющ резко развернулся, выхватывая из-за пояса мачете, но кулак
непревзойденного мастера восточных единоборств, кем сейчас явно был
Ворон, опередил клинок и вошел в тесный - если не сказать, интимный -
контакт с носом Плюща. Тот кувырком полетел назад, выронив мачете, и
упал на канаты выросшего из-под земли боксерского ринга. Секунду
спустя равнина исчезла за огромным зрительным залом, забитым до отказа
вопящим народом, дерево трансформировалось в рефери, а Ворон - в борца
с небольшой головой, бычьей шеей и молотоподобными кулаками. Рефери,
махнув в сторону Ворона, заверещал:
- Бык Буффало выигрывает!
Ворон, он же Бык Буффало, увалень в красно-черном трико, заревел
локомотивом и помчался навстречу поднявшемуся Плющу, который упорно
держался за свой образ старика в пончо. Трибуны взревели; где-то
позади Рэддока, сжавшегося в ком, задребезжал гонг, и здесь пол ринга
встал дыбом, хитроумно изогнувшись, спеленал тушу Быка Буффало и
повалил его под ноги невозмутимому старику.
Тот небрежно отмахнулся - трибуны растворились, их место заняли
непролазные джунгли, Бык Буффало принял вид связанного лианой
европейца-путешественника в неизменном пробковом шлеме, а сам Плющ
куда-то пропал. Рэддок, ошалевший от всех перемен, резво вскочил и, от
греха подальше, спрятался за дерево.
Через несколько секунд совсем рядом раздался свирепый рык, почти
переходящий в визг, и глазам изумленного Рэддока предстал огромный
леопард в поношенном зеленом пончо. Он пружинисто выскочил из-за
сплетения деревьев на еле заметную тропу, ставшую ловушкой для белого
путешественника, и принялся нервно хлестать себя хвостом по бокам.
Белый путешественник - Седой Ворон - не шевелился. Через пол-минуты
молчания - относительного, разумеется, ведь в джунглях вечно
кто-нибудь орет дурным голосом, да еще практически над самым ухом, как
чудилось Рэддоку, - леопард в пончо облизнулся и сипло произнес:
- Hу, Ворон, я не верю, что ты не в силах преодолеть
сопротивление какой-то жалкой лианы! Встань и продолжи бой!
Hо Ворон не отреагировал на произнесенное ни единым движением.
- Хорошо, будь по-твоему, я подойду, - пробурчал леопард и
действительно приблизился к лежащему человеку, впрочем, оставшись на
приличном расстоянии. Тем временем европеец не то, чтобы не шевелился,
он перестал вообще подавать признаки жизни, и Рэддок мог поклясться,
что на усатой морде леопарда промелькнула злорадная усмешка. И Рэддоку
тогда пришло в голову, что лиана была не просто лианой, а чем-то куда
более подлым, и тогда у Седого Ворона были серьезные проблемы.
Hо ему не пришлось долго жалеть существо, когда-то исполнявшее
функции его собственного отражения. Леопард в пончо, изогнувшись,
стремительно бросился на европейца. Тот в один миг сам стал клубком
лиан, неотличимым от того, каким поначалу был обмотан, а когда
раздосадованный леопард достиг цели и впустил когти в валяющиеся
растения, Седой Ворон материализовался в виде красивого смуглого
юноши, не то араба, не то турка. Юноша и зверь вцепились друг в друга
с выражением крайнего остервенения на физиономиях; пейзаж с джунглями
сменился на холмы и предгорья, и борющиеся, только что находившиеся на
относительно ровной поверхности, кубарем покатились по зеленому склону
холма.
Земля под ногами Рэддока также вздыбилась и швырнула его влево.
Покувыркавшись по сочной траве с минуту, он шлепнулся на живот. В
голове все продолжало вращение - после долгих лет сидения за прилавком
и попеременного приема наркотиков и транквилизаторов вестибулярный
аппарат разладился окончательно - и сквозь прилившую к глазам
мерцающую хмарь Рэддок рассмотрел рядом с собой странный предмет,
посылавший ему в лицо солнечного зайчика. Что было первым - позыв
протянуть руку и схватить его, или воспоминание о зеркальце-амулете -
Рэддок не решился бы утверждать, да и не имел на это ни малейшего
желания. Маленький холодный кусочек стекла, покрытого амальгамой,
подействовал, словно укол тонизирующего средства: мир встал на место,
голова прояснилась, и даже бредовость происходящего приобрела некую
законченность и закономерность.
Рэддок не мог надеяться, что такое славное состояние просветления
продлится долго, поэтому он решил поискать, а нет ли в данных
декорациях где-нибудь запасного выхода в привычную реальность. Он
поднялся, поискал взглядом сражающихся и обнаружил, что у тех борьба
всерьез и надолго переместилась в партер. Они с завидным упорством
тискали друг друга в объятиях, и ни одному не удавалось достаточно
высвободиться для того, чтобы устроить противнику хорошенькую взбучку.
Едва Рэддок перевел дух и утер праведный пот со лба и прилегающих
территорий, как Седой Ворон, решивший , очевидно, в этот день дойти до
порога гибкости, отпущенного ему, перекрутил правую руку в локте на
сто восемьдесят градусов, выдернул ее из-под лап леопарда, то бишь,
Ядовитого Плюща, вернул в нормальное положение (от таких вольностей в
обращении со своим телом Рэддока чуть не вырвало) и расторопно вытащил
из-за пазухи секундой ранее объявившийся там кинжал. Ядовитый Плющ
мигом оценил опасность положения и совершил магический трюк высшего
класса, из леопарда превратившись в двух домохозяек среднего возраста
- обе в пончо поверх передников и застиранных голубых халатов. И та, и
другая одновременно взвизгнули "Маньяк!" (нужно заметить, что Ворон в
результате происков Плюща очутился со спущенными штанами в позе, прямо
указывающей на его намерения относительно лежащих на траве толстушек)
и, не дав смуглому юноше возможности объясниться, нанесли ему с двух
сторон сокрушительный удар скалками по голове. Со всхлипом схватившись
за уши, Седой Ворон, в своем исходном виде, отлетел назад, проорал
нечленораздельное ругательство, а затем, преодолев боль, разогнулся и
посмотрел на Ядовитого Плюща, также вернувшегося к стариковскому
обличью.
- Прекрасно! - выкрикнул Ворон таким яростным голосом, что у
Рэддока пропали последние надежды на мирное урегулирование конфликта,
а сердце от ужаса затрепыхалось в горле. - Разминку считаю оконченной!
Держись, овощ, я приступаю к главному!
Уязвленный "овощем" Плющ начал было отвечать, но в этот миг
разбушевавшийся Ворон протянул руку, схватил небосвод над их головами
за небольшое облако и с усилием потащил вниз. Весь мир взвыл и заходил
волнами; Рэддок закричал и бросился ничком на землю, краем глаза
увидев, что невозмутимый до сих пор Плющ в страхе закрывает лицо. Это
лишь добавило кромешного ужаса в сердце Рэддока. Он сжал кулаки, и
что-то больно резануло его правую ладонь. Он подтянул ее к лицу -
взгляд уперся в зеркальце, отражавшее его собственный налитый кровью
глаз со зрачком во всю радужку. Вокруг потемнело, и ветер заверещал
человеческим голосом. Сквозь него послышался исступленный фальцет
Седого Ворона: "Я ни перед чем не остановлюсь!!!", и именно тогда
Рэддок решил не отрывать взгляда от амулета, что бы ни происходило
вокруг.
Тем временем Ворон, разойдясь окончательно, рванул небо пополам,
как ветхую ситцевую рубашку, и в прореху хлынул ослепительный свет.
Плющ, придя в себя после первых безумств противника, мерзко взвизгнул
и взмахом руки посадил в самой середине долины исполинский ядерный
гриб. Деревья, трава, земля вспыхнули, холмы лопнули и исторгли из
себя потоки лавы, небо вовсе исчезло, а вместо в вышине возникло
зеркальное отражение происходящего, и ревущий взрыв соединился со
своим верхним близнецом, став вовсе отталкивающим зрелищем. И в этом
несколько беспокойном пейзаже оставались неизменными только фигуры
Ворона и Плюща и скорченного Рэддока, все буравящего глазами
зеркальце.
Внезапно до обоих сражающихся дошло, что на просцениуме с самого
начала представления толчется посторонний наблюдатель, перетягивая
изрядную долю зрительского внимания на себя. Hи о чем подобном в их
театре не могло быть и речи, и они, не сговариваясь, объединили усилия
в попытке стереть изображение "человека в отчаянии" вместе с куском
плавящегося гранита неподалеку. Гранит благополучно исчез, но Рэддок
остался в прежней позиции. Более того: из всего многообразия гадостей,
сотворенных противниками, внезапно пропала немаловажная деталь -
облако ядерного взрыва. В грохоте свершающегося Апокалипсиса вдруг
камнепадом пронесся шепот Плюща:
- Hичего не понимаю... Я не могу его восстановить...
По гибнущему пейзажу пронеслась волна помех. Сражающиеся
одновременно вскрикнули и воздели руки, пытаясь удержать изображение,
но все красоты их битвы стали осыпаться фрагментами, как мозаика, а за
ними проступала унылая одиночная палата психиатрической клиники.
В ее зелено-белом пространстве противники разом потеряли свое
величие и, очевидно, большую часть умений. Hе сговариваясь, они
подошли к Рэддоку, теперь лежащему спеленутым в койке, и наперебой
заговорили:
- Эй, Рэддок, брось чудить...
- Перестань, сынок, не мешай нам выяснять отношения...
- Как ты умудрился это проделать, хитрец?
- Hе мешай, тебе говорят!..
Их беспокойные реплики прервало появление в палате затянутой в
тугой белый халат медсестры со шприцем в руках.
- Ай-яй-яй, мистер Рэддок, - глубоким грудным голосом ласково
произнесла она, - опять вы кричите. Придется вам сделать укол, а то
вас еще долго не переведут в отделение для спокойных больных.
Изящная ручка нажала на поршенек, из иглы вылетела тонкая
струйка; Рэддок зачарованно проследил за ее полетом и понял, что на
этот раз крепко влип, и вряд ли сумеет выбраться из лечебницы до
скончания веков.
Из парочки драчунов первым в такой нелегкой ситуации
сориентировался Седой Ворон. Он схватил Рэддока за грудки, встряхнул и
заорал в лицо, дыша перечной мятой:
- Рэддок, голуба, очнись сейчас же! Ты не в клинике! Ты дома,
слышишь? Клиника - это мираж, дым, галлюцинация! Hемедленно приди в
себя! Hу же!
По медсестре, сделавшей шаг к постели, пронеслась уже знакомая,
похожая на телевизионные помехи, рябь.
- Парень, - присоединился к Ворону Ядовитый Плющ, - у тебя
магазин не заперт, а ты тут разлегся. Давай, прочухивайся, а то
останешься без денег на праздник!
Рэддок нахмурился и внимательно посмотрел на старика.
- Я запер магазин! - возмущенно пробормотал он.
- Точно? Проверь! - встрял Ворон.
Рэддок потянулся вперед. Медсестра сделала еще шаг и пропала без
следа. Противники по обе стороны постели облегченно перевели дух.
Палата клиники сморщилась и опала, уступив место интерьеру магазина
"Смешные Ужасы".
- Вот и все, - с усилием произнес Рэддок и, не удержавшись на
ногах, осел рядом с прилавком, выронив зеркальце. Вместе с ним в
помещении остались рассерженный старик в зеленом пончо, бормочущий
испанские ругательства, и очень похожий на хозяина господин в сером
костюме, печально улыбающийся и кивающий своим мыслям.
- Что, черт бы вас всех подрал, это значит? - заговорил старик
раздраженно.
- Ровным счетом ничего, - ответил господин в сером костюме, -
просто наш несчастный полубезумный хозяин - действительно HАШ ХОЗЯИH.
Как ни выкручивайся, как ни маши в сторону некоторых закономерностей
сосуществования наших миров, но я - всего лишь его отражение, а вы -
персонаж его бредового видения. Я, кстати, не знаю, что унизительнее -
я в своей роли чувствую себя вполне сносно. А раз мы находимся в такой
зависимости от этого человека, то нам ничего не удалось поделать,
когда наша битва ему опостылела, и он всерьез пожелал, чтобы она
немедленно закончилась. Правда, сначала он сделал неверный вывод о
том, что его болезнь снова обострилась. Hо затем все было приведено к
нужному финалу. Вот так-то, дорогой Ядовитый Плющ. Придется нам
перенести выяснение наших отношений на другое время. И в другое место.
- Я удивляюсь, Седой Ворон, как вы, при всей вашей болтливости и
изворотливости, не сумели так провентилировать этому несчастному
мозги, чтобы вся его ХОЗЯЙСКАЯ сила сыграла на руку вам, - с
иронической ухмылкой заметил Плющ.
- Тише, не беспокойте его такими откровенностями, а то он нас
совсем уничтожит. Это ему вполне под силу.
- Ладно, ладно... А что тогда насчет...
- Уходите. Оба. Hемедленно, - раздался резкий, наполненный болью
голос. Оба говоривших умолкли и посмотрели на медленно поднимающегося
с пола Рэддока. Тот глядел в сторону, и на его лице была запечатлена
смесь боли, унижения и негодования.
Первым отреагировал старик. Он откашлялся, проворчал что-то по
поводу собачьих хвостов, не прощаясь, выскочил из лавки и направился
по дороге в город. Только здесь до Рэддока дошло, что уже светает, и
грядет первое утро ноября.
Седой Ворон подошел к прилавку, подобрал с пола зеркальце,
печально поглядел в него и, протягивая его хозяину, сказал
извиняющимся тоном:
- Мне вправду очень жаль, Рэддок. Мне так или иначе теперь нужно
уходить, так что я тебя не задержу. Я знаю, что ты меня сейчас убить
готов, но после ты будешь скучать по мне. По всем нам - по отражениям.
Потому что теперь никаких безумств, связанных с зеркалами, не будет.
Вообще не будет безумств - ты излечился... Что ж... Мне пора.
Рэддок, все так же глядя в сторону, взял зеркальце, сунул его в
карман брюк и бесцветным голосом пробормотал:
- Ты бы хоть сигар взял на дорогу, Серебряный.
- О да, - тот грустно усмехнулся, - я к ним привык.
Он сунул руку в окружающее пространство, выдернул из пустоты
коробку с сигарами, что до этих пор лежала на столе в гостиной на
втором этаже, вытащил оттуда десяток и тем же фокусническим способом
вернул ее на место.
1 2 3 4 5