Курт Воннегут: «Перемещенное лицо»

Курт Воннегут
Перемещенное лицо


OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@
««Колыбель для кошки»»: «Литература артистикэ»; Кишинев; 1981
Курт ВоннегутПеремещенное лицо
Восемьдесят маленьких человечков, спасенных католическими монахинями, жили в сиротском приюте, в бывшем домике лесника, на берегу Рейна, где раскинулось обширное поместье. Деревенька Карлсвальд находилась в американской оккупационной зоне. Если бы не этот дом, если бы не тепло и еда, и одежка, которую удавалось для них выклянчить, они бы разбрелись по всему свету в поисках родных, давным-давно переставших искать их самих.По утрам, в хорошую погоду, монашки строили детей парами и выводили их подышать свежим воздухом — через лес до деревни и обратно. Деревенский плотник, все чаще, по старости лет, впадавший в глубокую задумчивость в самый разгар работы, выходил из своей мастерской поглазеть на это шествие оживленно лопочущих, непоседливых бродяжек и погадать вместе со случайными посетителями, какой национальности родители этих ребят.— Вон та крошка, — сказал он однажды, — явно француженка. Вы только гляньте, как у нее глазенки блестят!— А видишь худенького поляка, что руками размахивает? Поляки, они все любят ходить строем.— Поляк? Где ты нашел поляка? — спрашивал плотник.— А вон, впереди, такой тощий и серьезный, — отвечали ему.— Ну-у, нет, — качал головой плотник. — Чтобы поляк был такой долговязый! И откуда у поляка льняные волосы? Немец он, вот что.Механик пожимал плечами.— Какая разница? — говорил он. — Все они теперь немцы. Поди докажи, кто у них родители. Если бы тебе случилось воевать в Польше, ты бы признал в нем типичного поляка.— Смотри-ка, смотри, кто идет, — вдруг расплывался в улыбке плотник, — Ты у нас спорщик известный, но с этим-то, согласись, все ясно? Сразу видно — американец!И он кричал мальчику:— Эй, Джо, когда отвоюешь титул чемпиона?— Как дела, Джо? — кричал механик. — Эй, «Шоколадина Джо»!Шестилетний мальчик, темнокожий, но с голубыми глазами, одиноко замыкавший шествие, оборачивался на их крик, который он слышал изо дня в день, и улыбался слабой вымученной улыбкой. Он вежливо кивал и бормотал по-немецки — на единственном доступном ему языке — какое-то приветствие.Карл Хайнц — так стали звать его монахини. Но плотник дал ему более броское имя, имя того самого негра, который произвел на них, деревенских, неизгладимое впечатление — бывшего чемпиона мира в тяжелом весе Джо Луиса.— Джо! — кричал плотник. — Веселей давай! Блесни-ка белыми зубками, Джо. Джо робко улыбался. Плотник хлопал по спине механика.— А теперь и этот немец! Глядишь, и у нас вырастет свой чемпион-тяжеловес.Колонна поворачивала за угол, и монахиня, подгоняя отстающих, загораживала собой мальчика. Она и Джо проводили вместе немало времени, потому что Джо, в какое бы место колонны его ни ставили, всегда оказывался в хвосте.— Ты такой мечтатель, Джо, — говорила монахиня. — Может быть, у тебя на родине все мечтатели?— Простите, сестра, — говорил Джо. — Я задумался.— Замечтался.— А правда, что я сын американского солдата?— Кто тебе сказал?— Петер. Он говорит, что моя мать немка, а отец — американский солдат, он уехал и не вернется. Петер говорит, что меня мать оставила у вас, а сама тоже уехала.В его голосе не было горечи, только недоумение. Петер, самый старший мальчик в приюте, был немец, этакий желчный старичок четырнадцати лет; он помнил своих родителей и братьев с сестрами, и свой дом, и войну, и разные вкусности, которые Джо и представить себе не мог. Петер казался ему существом высшего порядка, человеком, прошедшим огонь и воду, испытавшим все на свете. Вот уж кто точно знал, почему все они здесь и как сюда попали.— Ну что ты, Джо, не думай об этом, — говорила монахиня. — Никто не знает, кто твои мама и папа. Но они, конечно же, были славные люди, раз ты такой славный.— А что значит американец? — спросил как-то Джо.— Это тот, кто живет в другой стране.— Рядом с нами?— Есть такие, что живут сейчас рядом с нами, но вообще-то их дом далеко-далеко, туда плыть и плыть.— Как через нашу речку?— Гораздо дальше, Джо. Ты и не видел никогда столько воды. Того берега и не разглядеть. Даже если в лодке плыть много дней, все равно до того берега не доплывешь. Я тебе покажу как-нибудь по карте. А Петера, Джо, не слушай. Он все сочиняет. На самом деле он про тебя ничего не знает. Ну-ка, догоняй остальных.Джо ускорял шаг и, подтянувшись к хвосту колонны, несколько минут старался идти в ногу со всеми. Но вскоре он опять начинал плестись, выуживая из своей крошечной памяти загадочные слова: …солдат… немецкий… американец… у тебя на родине… чемпион… «Шоколадина Джо»… ты не видел никогда столько воды…— Сестра, — спрашивал Джо, — а что, американцы такие, как я? Они коричневые?— Одни коричневые, Джо, другие белые.— А таких, как я, много?— Да. Много, очень много.— Почему же я их не видел?— Просто никто не приезжал в нашу деревню. Они живут в других местах.— Я хочу к ним.— Разве тебе здесь плохо, Джо?— Нет. Только Петер говорит, что я здесь чужой, что я никакой не немец и немцем не вырасту.— Петер! Нашел кого слушать.— А почему все просят меня спеть, а потом смеются, и когда я говорю, тоже смеются?— Смотри-ка, Джо, — говорила монахиня. — Ты только глянь! Во-о-н там, на дереве, видишь? Видишь воробышка со сломанной лапкой? Какой молодчина — совсем еще птенец, бедняга, а до чего независимый! Гляди, гляди. Прыг, скок, прыг-прыг, скок.Однажды в жаркий летний день, когда колонна поравнялась с мастерской плотника, плотник вышел на порог, чтобы сообщить Джо нечто новое, нечто такое, что взволновало и напугало его.— Джо! Слышишь, Джо! Твой отец в городе. Ты его уже видел?— Нет, сударь… нет, не видел, — сказал Джо. — А где он?— Лишь бы подразнить, — возмутилась монахиня.— Какое там дразнить, Джо, — продолжал плотник. — Ты, главное, смотри в оба, когда пойдете мимо школы. Сам увидишь — на горе, в рощице.— Что-то сегодня не видно нашего воробышка, — вдруг оживилась монахиня.— Как ты думаешь, Джо, верно, лапка у него подживает понемногу?— Да, сестра. Да-да.Они приближались к школе, и хотя сестра без умолку говорила о воробышке и цветах и облаках, Джо перестал отвечать ей.Лес позади школы казался тихим, без признаков жизни.А потом, в двух шагах от рощицы, Джо увидел голого по пояс, крупного, шоколадного цвета мужчину, с пистолетом на боку. Мужчина отпил из фляги, вытер губы тыльной стороной ладони, окинул мир с улыбочкой, выражавшей царственное презрение, и вновь скрылся в сумраке леса.— Сестра! — задохнулся Джо. — Мой отец… я видел сейчас моего отца!— Нет, Джо. Этого не может быть.— Он там, в лесу. Я видел. Сестра, я хочу к нему, туда…— Это не твой отец, Джо. Он не знает тебя. Он не захочет тебя видеть.— Но ведь он совсем такой, как я!— Тебе туда нельзя, Джо. И не стой тут! — она взяла его за руку и потянула прочь. — Нехорошо так упрямиться, Джо!Джо молча подчинился. Всю оставшуюся дорогу — а домой они шли кружным путем, в обход школы — он не сказал ни слова. Кроме самого Джо, никто не видел его замечательного отца, и ему не поверили.Во время вечерней молитвы он вдруг разрыдался.А в десять часов младшая из монахинь увидела, что его кровать пуста.В лесу, под огромной растянутой сетью, подшитой лоскутами, зарывшись лафетом в землю и нацелясь стволом в ночное небо, чернело и поблескивало смазкой артиллерийское орудие. Грузовики и прочее оснащение батареи были скрыты за горой.Пока солдаты, неразличимые в темноте, окапывались вокруг орудия, Джо всматривался туда сквозь редкий частокол кустарника и прислушивался, дрожа всем телом. То, что он слышал, казалось ему тарабарщиной.— На кой нам, сержант, окапываться, когда утром так и так сниматься с места? Это ж маневры… Чем рвать пупок, лучше б для вида поискали в окрестностях подходящее место…— Как знать, дружище, может, этой ночью нам как раз и есть смысл окопаться, — говорил сержант. — Так что давай, не спи на ходу. Слышишь?Сержант вышел на освещенный луной пятачок: руки в бедра, широченные плечи откинуты назад, — император да и только. Джо узнал в нем мужчину, которым давеча залюбовался. Сержант не без удовольствия послушал, как вгрызаются в землю лопаты, а затем, к ужасу Джо, направился прямиком к его укрытию.Джо сидел не шелохнувшись, пока башмак не ткнулся ему в бок.— Ой!— Кто здесь?Сержант подхватил Джо и поставил его, как воткнул, на ноги.— Мать честная, ты что здесь делаешь, малыш? Сбежал? А ну марш домой! Тут тебе не детская площадка.Он посветил фонариком в лицо Джо.— Что за чертовщина! — пробормотал он. — Откуда ты взялся?Он подержал Джо на расстоянии вытянутой руки и легонько встряхнул его, как тряпичную куклу.— Ты как сюда попал, малыш? Вплавь?Джо, заикаясь, ответил по-немецки, что искал своего отца.— Так как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? Где твоя мама?— Что вы там нашли, сержант? — послышался голос из темноты.— Сам не пойму, что это за диковина, — отозвался сержант. — Лопочет, что твой фриц, и одет, как фриц, но вы гляньте на него…И вот уже Джо окружен десятком людей, которые обращаются к нему сначала громко, потом тише, словно считая, что от этого их слова станут понятнее.Сколько Джо ни объяснял, почему он здесь, они только со смехом пожимали плечами.— Где он выучился немецкому, хотел бы я знать?— У тебя есть папа, малыш?— А мама есть?— Шпрехен зи дойч? Гляньте, кивает! Ясно дело, говорит.— Слушай, капрал, ты же шпрехаешь как Бог. Спросика его еще чего-нибудь.— Сходите за лейтенантом, — сказал сержант. — Он поговорит с мальчиком и разберется, что тот хочет сказать. Смотрите, как он дрожит! Душа в пятки ушла. Ну что ты; малыш, не бойся, ну…Он обнял Джо своими ручищами.— Ну, успокойся. Все будет олл-л-л райт. Гляди, что у меня есть. Мать честная, да он, по-моему, ни разу в жизни шоколада не видел. А ну-ка попробуй. Да не укусит он тебя.Джо, надежно укрывшийся в бастионе из мускулов от блестевших со всех сторон глаз, надкусил шоколадную плитку. Сначала его розоватые губы, а затем и все его существо погрузилось в теплую, бесконечно сладостную волну, и он весь просиял.— Улыбается!— Гляди-ка, прямо светится!— Да он словно в рай попал. Ей-богу!— Перемещенные лица, — сказал сержант, прижимая к себе Джо. — Ах ты, бедняга. Вот уж перемещенный так перемещенный. Ну и жизнь, все пошло кувырком и наперекосяк.— На, малыш. Вот тебе еще шоколадка.— Не надо больше. Хочешь, чтоб его стошнило? — возмутился сержант.— Что вы, сержант! Зачем, чтоб стошнило? Нет-нет, сэр.— Что тут происходит?Вслед за блуждающим лучом фонарика к группе приближался лейтенант, изящный негр небольшого роста.— Да вот, лейтенант, мальчик, — сказал сержант. — Забрел на батарею. Прополз, должно быть, мимо часовых.— Ну так отправьте его домой, сержант.— Да, сэр. Я и хотел, — сержант откашлялся. — Только странно как-то… ведь мальчишка-то…Он разомкнул руки, чтобы свет упал на лицо Джо. Лейтенант хмыкнул, не веря своим глазам, и присел рядом на корточки.— Откуда ты здесь взялся?— Лейтенант, он говорит только по-немецки, — сказал сержант.— Где твой дом? — спросил лейтенант по-немецки.— Далеко-далеко, туда плыть и плыть, — сказал Джо.— Откуда ты взялся?— Меня создал Бог, — ответил Джо.— Этот мальчик станет адвокатом, когда вырастет, — сказал лейтенант по-английски.— Послушай, — обратился он к Джо, — как тебя зовут? И где твои родные?— Я Джо Луис, — сказал Джо. — А мои родные — вы. Я убежал из приюта и буду жить с вами.Лейтенант встал и, качая головой, перевел то, что сказал Джо.Его слова вызвали бурю восторга.— Джо Луис! Сразу видать — силач, тяжеловес!— Ты, главное, ему под левую не попадайся!— Если он Джо, значит, точно нашел своих родных. Разве мы ему не родня?— Заткнитесь! — вдруг приказал сержант. — Все заткнитесь. Не до смеха! Нашли повод зубы скалить! Мальчик один на всем белом свете. Тут не до смеха.Наступило тягостное молчание, которое наконец прервал чей-то тихий голос:— Да уж, не до смеха.— Надо взять джип, сержант, и отвезти его в город, — сказал лейтенант.— Капрал Джексон, распорядитесь.— Скажите им там, что Джо отличный парень, — попросил Джексон.— Послушай, Джо, — обратился к нему мягко лейтенант по-немецки. — Ты поедешь со мной и с сержантом. Мы отвезем тебя домой.Джо вцепился изо всех сил сержанту в плечи.— Папа! Не надо, папа! Я хочу остаться с тобой.— Ну, что ты, сынок. Я не твой папа, — растерялся сержант. — Я не твой папа.— Папа!— Да он никак прилип к вам, сержант, — сказал солдат. — Похоже, вам его от себя не оторвать. Вот и заполучили сына, сержант, а вы ему за отца будете.С Джо на руках сержант направился к джипу.— Ну, чего ты, — говорил он. — Джо, малыш, отпусти, слышишь. Я же не могу сесть за руль. Я не могу сесть за руль, пока ты висишь на мне, Джо. Да ты сядь рядышком, на колени к лейтенанту.Все снова собрались у джипа. На этот раз они сумрачно наблюдали, как сержант тщетно пытается уговорить Джо отпустить его.— Я же не хочу сделать тебе больно, Джо. Ну же, давайка сам, Джо. Ну, отпусти меня, Джо, мне надо сесть за руль. Ты так вцепился в меня, что я пальцем не могу пошевелить.— Папа!— Послушай, Джо, давай ко мне на колени, — обратился к нему лейтенант по-немецки.— Папа!— Джо! Посмотри-ка, Джо, — сказал солдат. — Шоколад! Еще хочешь шоколаду, Джо? А? Целая плитка, Джо, возьми. Только отпусти сержанта и перелезь на колени к лейтенанту.Джо еще крепче вцепился в сержанта.— Слушай, что ж ты прячешь шоколад в карман? — возмутился другой солдат. — Положи рядом с Джо. Эй, сходите там за ящиком с плиточным шоколадом, что в грузовике. Положим ящик в джип, на заднее сиденье. Чтобы Джо на двадцать лет хватило.— Глянь-ка, Джо, — говорил третий солдат. — Видел когда-нибудь часы с браслетом? Вот, смотри, Джо. Видишь, как блестят? Перелезь к лейтенанту на колени, и я дам тебе послушать, как они тикают. Тик-так, тик-так. Ну что, Джо, хочешь послушать?Джо не шевелился.Солдат протянул ему часы.— Ладно, Джо, чего уж там. Бери насовсем. И он быстро пошел прочь.— Эй, — крикнул кто-то вдогонку, — ты что, спятил? Ты же заплатил за них пятьдесят долларов. На что этой крохе часы за пятьдесят долларов?— Сам ты спятил, вот что.— Я? Скажешь тоже. Ну да ладно, чего там… Джо, хочешь ножик? Только обещай, что будешь с ним осторожен. Всегда режь от себя. Понял? Лейтенант, когда привезете его домой, скажите, чтобы он всегда резал от себя.— Я не хочу домой. Я хочу остаться с папой, — Джо чуть не плакал.— Джо, солдатам нельзя брать с собой маленьких мальчиков, — сказал лейтенант по-немецки. — И потом, мы чуть свет снимаемся с места.— А вы за мной вернетесь? — спросил Джо.— Вернемся, Джо, если сможем. Солдаты никогда не знают, где будут завтра. Мы вернемся проведать тебя, если получится.— Разрешите отдать Джо весь ящик шоколада, лейтенант? — спросил солдат, таща картонную коробку.— Не задавайте вопросов, — отвечал лейтенант. — Знать ничего не знаю ни о каком шоколаде. В глаза его никогда не видел.— Так точно, сэр.Солдат положил свою ношу на заднее сиденье джипа.— Он и не собирается отпускать меня, — сокрушенно сказал сержант. — Лейтенант, садитесь-ка за руль вы, а мы с Джо сядем сзади.Лейтенант с сержантом поменялись местами, и джип медленно тронулся.— Привет, Джо!— Не подкачай, Джо!— Не съешь разом весь шоколад, слышишь?— Не плачь, Джо. Покажи, как ты улыбаешься.— Пошире, малыш. Вот так.— Джо, Джо! Просыпайся, Джо.Это был голос Петера, самого старшего мальчика в приюте. Голос звучал гулко среди каменных стен.Джо вздрогнул и сел. Вокруг его кровати толкались приютские дети, пытаясь разглядеть Джо и всякие диковины, что лежали рядом с подушкой.— Где ты раздобыл пилотку, Джо… и часы, и ножик? — допытывался Петер.— И что в этой коробке под кроватью?Джо поднес руку к голове и нащупал солдатскую вязаную пилотку.— Папа, — пробормотал он сонно.— Папа! — со смешком передразнил его Петер.— Да, — сказал Джо, — я ходил ночью к папе. Не веришь?— Он тоже говорит по-немецки? — с любопытством спросила маленькая девочка.— Нет, но его друг говорит, — сказал Джо.— Не видел он никакого отца, — сказал Петер. — Твой отец далеко отсюда, очень далеко, и он никогда не вернется. Он даже про то, что ты живой, и то, наверно, не знает.— А какой он? — спросила девочка.Джо задумчиво обвел взглядом комнату.— Мой папа ростом до потолка, — сказал он наконец. — И шире, чем эта дверь.Тут он извлек из-под подушки с победоносным видом плитку шоколада.— И такой же коричневый! — он протянул плитку остальным. — Вот, попробуйте. У меня много!— Таких людей не бывает, — сказал Петер. — Ты все врешь, Джо.— Если хочешь знать, у моего папы пистолет с эту кровать или чуть меньше, — счастливо улыбался Джо. — А пушка с этот дом. И таких, как он, было сто и еще сто.— Джо, кто-то подшутил над тобой, — сказал Петер. — Это был не твой отец. С чего ты взял, что он не дурачил тебя?— А он плакал, когда мы прощались, — сказал Джо просто.
1 2