Роберт Блох
Ученик чародея
Пожалуйста, не надо света. От света больно глазам. Зачем этот свет: я и так расскажу вам все, что хотите, расскажу обо всем, без утайки. Только уберите свет.
И пожалуйста, не смотрите на меня так все время. Как может человек собраться с мыслями, когда все столпились вокруг и каждый постоянно спрашивает, спрашивает, спрашивает…
Хорошо, хорошо, я успокоюсь, буду спокойным, очень спокойным. Я не хотел кричать. Я не из тех, кто может забыться. Правда, я не такой. Вы ведь знаете, я никогда не обижу.
Это был несчастный случай. Все случилось из-за того, что я потерял Силу.
Но вы ведь ничего не знаете про Силу, правда? Ничего не знаете о Садини и его великом даре.
Да нет, я ничего не выдумываю. Это правда, джентльмены. Я все сейчас докажу, если только вы выслушаете меня. Я расскажу обо всем с самого начала.
Вот только если бы вы выключили свет…
Меня зовут Хьюго. Так все меня называли, когда я жил Дома. Сколько я себя помню, я все время жил Дома и Сестры были со мной очень добры. Другие дети были плохими и совсем не играли со мной, все из-за того, что у меня косят глаза и такая спина, понимаете? Но Сестры были очень добрыми. Они меня не звали «Хьюго Полоумный» и не смеялись над тем, что я не мог выучить стихи, не заталкивали в угол и не пинали, чтобы я заплакал.
Нет, со мной все в порядке. Вы сейчас поймете. Сейчас я рассказывал о том, что было Дома, но это неважно. Все началось после того, как я сбежал.
Понимаете, Сестры сказали мне, что я уже большой. Они хотели, чтобы я с Доктором ушел в другое место, в Районный Дом. Но Фред – он меня никогда не пинал – сказал мне, чтобы я не шел с Доктором. Он сказал, что Районный Дом плохой и Доктор тоже плохой. У них там комнаты с решетками на окнах, а Доктор меня привяжет к столу и вырежет мозги. Он хочет сделать мне операцию на мозге, сказал Фред, и тогда я умру.
Тут я понял, что Сестры на самом деле тоже думали, что я полоумный, а на следующий день должен был прийти Доктор, чтобы забрать меня. Поэтому ночью я убежал, выскользнул из спальни и перелез через стену.
Но вам неинтересно, что было после этого, да? Ну, когда я жил под мостом и продавал газеты, а зимой было так холодно…
Садини? Да, ведь это все связано; ну, зима, холод и все такое, потому что от холода я потерял сознание в той аллее за театром. Там меня и нашел Садини.
Я помню снег на асфальте, и, как он вдруг встал перед глазами и ударил меня в лицо, такой ледяной, ледяной снег, прямо окутал меня холодом, и я на целую вечность утонул в нем.
А потом, когда я проснулся, я был в этом теплом месте, внутри театра, в гримерной, и на меня смотрел ангел.
Ну все равно, я тогда принял ее за ангела. Длинные волосы, как золотые струны арфы. Я потянулся, чтобы потрогать их, и она улыбнулась.
– Стало лучше? – спросила она. – Ну-ка, выпей это. Она дала мне выпить что-то приятное и теплое. Я лежал на кушетке, а она поддерживала мою голову, пока я пил.
– Как я сюда попал? – спросил я. – Я уже умер?
– Когда Виктор принес тебя, мне тоже так показалось. Но теперь, кажется, с тобой все будет в порядке.
– Виктор?
– Виктор Садини. Неужели никогда не слышал о Великом Садини? Я покачал головой.
– Он маг, чародей. Сейчас он выступает. Боже мой, хорошо, что я вспомнила, я должна переодеться! – Она убрала чашку и выпрямилась. – Ты просто лежи и отдыхай, пока я не вернусь.
Я улыбнулся ей. Говорить было очень трудно, потому что все вокруг кружилось и кружилось…
– Кто ты? – прошептал я.
– Изабель.
– Изабель, – повторил я. Такое красивое имя, я шептал его снова и снова, пока не заснул.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я снова не проснулся, то есть совсем проснулся. До этого я был как в полусне и иногда мог слышать и видеть, что происходило в комнате.
Один раз я увидел, как надо мной наклонился высокий черноволосый человек с черными усами. Одет он был тоже во все черное, и глаза у него были черные. Я подумал, наверное, пришел Дьявол, чтобы утащить меня в Ад. Сестры часто рассказывали нам про Дьявола. Я так испугался, что снова потерял сознание.
В другой раз я проснулся от шума голосов, опять открыл глаза и увидел черного человека и Изабель; они сидели в другом конце комнаты. Наверное, они не знали, что я проснулся, потому что говорили обо мне.
– Сколько еще я буду с этим мириться, Вик? – говорила она. – Мне до смерти надоело быть сиделкой из-за этого ничтожного уродца. Зачем он тебе? Как будто ты ему чем-то обязан.
– Ну, не можем же мы его выбросить на улицу в такой мороз, верно? – Человек в черном ходил взад и вперед по комнате и дергал себя за усы. – Будь разумной, дорогая. Разве ты не видишь, бедняга умирал от холода и голода. Ни паспорта, ничего; с ним что-то случилось, он нуждается в помощи.
– Что за чушь! Вызови «скорую помощь», есть бесплатные госпитали для таких, как он, верно? Если ты надеешься, что я буду проводить все свободное время между представлениями, сюсюкая над этим немыслимым…
Я не понимал, о чем она говорила, что имела в виду. Она была красива как ангел, понимаете? Я знал, что она должна быть доброй, значит, это все ошибка, может, я неправильно слышал, потому что был болен?
Потом я снова заснул, а когда проснулся, почувствовал себя как-то по-другому, бодрее, и понял, что это, конечно, была ошибка, потому что она была рядом и снова улыбалась мне.
– Ну как ты? – спросила она. – Сможешь поесть чего-нибудь? Я только смотрел на нее во все глаза и улыбался. На ней был длинный зеленый плащ, весь покрытый серебряными звездами; теперь я точно знал, что она ангел.
Потом появился Дьявол.
– Он пришел в себя, Вик, – сказала Изабель.
Дьявол посмотрел на меня и ухмыльнулся:
– Как дела, малыш? Рад видеть тебя в нашем кругу. День-два назад я уж было подумал, что мы тебя лишимся. Я глядел на него и ничего не говорил.
– В чем дело, тебя испугал мой грим? Ну да, ведь ты не знаешь, кто я, верно? Я Виктор Садини. Великий Садини – маг и чародей, иллюзионист, понимаешь?
Изабель тоже улыбалась; значит, подумал я, все в порядке, и кивнул головой.
– Меня зовут Хьюго, – прошептал я. – А ты спас мне жизнь, да?
– Ладно, не будем об этом. Оставь разговоры на потом. Сейчас ты должен что-нибудь поесть и хорошенько отдохнуть. Ты целых три дня не вставал с этой кушетки, парень. Надо набраться сил: мы заканчиваем выступления в среду и как птицы летим в Толедо.
В среду выступления закончились, и мы полетели в Толедо. Только взаправду мы не летели, а ехали на поезде. Ну да, я тоже поехал, потому что я был уже новым помощником Садини.
Это все случилось до того, как я узнал, что он служит Дьяволу. Я думал, что он просто добрый и спас мне жизнь. Он посадил меня рядом с собой и все мне рассказал: как он отпустил усы и по-особому сделал прическу и носил черное только потому, что так должны выглядеть все цирковые маги.
Он показал мне трюки, замечательные трюки с картами, с монетами и с носовыми платками, – он выталкивал их у меня из ушей и заставлял течь из карманов разноцветную воду. Еще он мог сделать так, что разные предметы исчезали, поэтому я боялся его, пока он не объяснил, что все это просто трюки.
В последний день перед отъездом он разрешил мне подняться и постоять за занавесом, и я смотрел, как он выходит на сцену перед всеми этими людьми и показывает свой «номер», – так он это называл. Я увидел много невероятных вещей.
По его знаку Изабель легла на стол, а он взмахнул Палочкой, и она сама по себе поднялась над столом и повисла в воздухе. Потом он заставил ее опуститься, и она не упала, только улыбалась, пока вокруг все хлопали. После этого она подавала ему разные предметы, а он указывал на них своей Волшебной Палочкой, и они исчезали, или взрывались, или превращались в другие предметы. На моих глазах он вырастил большое дерево из маленького побега. Потом он поместил Изабель в ящик, несколько человек вывезли на сцену огромную стальную пилу, и он объявил, что сейчас распилит Изабель пополам. И еще тогда он связал ее.
Я чуть было не выбежал на сцену, чтобы остановить Садини, но она не казалась испуганной, а люди, которые задергивали занавес после выступлений, тоже все смеялись, так что я сообразил, что это просто еще один трюк.
Но, когда он включил пилу и начал перепиливать ящик, я весь покрылся холодным потом, потому что было видно, как зубья вгрызались в живое тело. Только она почему-то улыбалась, даже когда он перерезал ее пополам. Она улыбалась и она была живой!
Потом он накрыл ее, убрал пилу и помахал Волшебной Палочкой, а Изабель вскочила, снова целая и невредимая, как будто ее не перерезали пополам. Я никогда не видел ничего более удивительного, и, наверное, именно тогда я и решил, что должен поехать вместе с Садини.
Поэтому после представления я поговорил с ним о том, как он спас мне жизнь, и о том, кто я такой и что мне некуда податься, что я согласен работать бесплатно, делать все, что он скажет, если только он возьмет меня с собой. Я не сказал, что хочу быть с ним, чтобы видеть Изабель, потому что понял – ему это не понравится. И ей тоже не понравится. Я уже знал, что она была его женой.
Я говорил не очень-то связно, но он вроде бы все понял.
– Ты можешь оказаться полезным, – сказал он. – Нам нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за реквизитом, это сэкономит мне время. Кроме того, ты можешь расставлять все черед выступлением, а потом снова упаковывать.
– Найн, найн, найн, Вик, – произнесла Изабель. – Нихт, найн, ферштейн?
Я не понял, что она сказала, но Садини понял. Может, это были специальные магические слова.
– Ничего, Хьюго справится, – сказал он. – Мне нужен помощник, Изабель. Парень, на которого я мог бы положиться, надеюсь, ты поняла, что я имею в виду?
– Слушай, ты, дешевый про…
– Успокойся, Изабель.
Она скривилась, но когда Садини на нее посмотрел, она вроде сникла и попыталась улыбнуться.
– Ладно, Вик. Как скажешь, так и будет. Но запомни, это твоя забота, я тут ни при чем.
– Точно. – Садини приблизился ко мне. – Ты можешь ехать с нами, – произнес он. – С этого часа ты мой помощник.
Вот как это было.
Так было долго, очень долго. Мы поехали в Толедо, а потом в Детройт, в Индианаполис, Чикаго, Милуоки и Сент-Пол – ох, в разные, разные места. Но для меня все они были на одно лицо. Сначала мы тряслись в поезде, а потом Садини с Изабель ехали в гостиницу, а я оставался и следил, как выгружают наш багаж. Дальше реквизит (так Садини называл все предметы, которые использовал в своем «номере») ставили в кузов грузовика, и я давал кусочек бумаги водителю. Мы подъезжали к театру, и водитель выгружал реквизит перед входом, а я относил его в гримерную или за кулисы. Потом я все распаковывал, вот как это было.
В основном я спал в театре, в гримерной, и обедал вместе с Садини и Изабель. Правда, Изабель появлялась не очень часто. Она любила спать допоздна и еще, наверное, сначала стыдилась сидеть со мной за одним столом. Неудивительно – на кого я был похож в этой одежде, с такой спиной и такими глазами.
Позже, конечно, Садини купил мне новую одежду. Вообще он был со мной добрым, Садини. Часто рассказывал о своих трюках и «номере», и даже про Изабель. Я не понимал, как такой хороший человек может такое о ней говорить.
Пусть даже она меня не любила и с Садини держалась порознь, все равно я знал, что она ангел. Она была красивой, как ангелы в книжках, которые мне показывали Сестры. Конечно, зачем ей уродливые люди вроде меня или Садини с его черными глазами и черными усами. Не понимаю, как вообще она вышла за него, ведь она могла бы найти какого-нибудь красивого человека, такого, например, как Джордж Уоллес.
* * *
Она все время встречалась с Джорджем Уоллесом, потому что он был в той же труппе, с которой мы разъезжали по стране. Он был высоким, у него были светлые волосы и голубые глаза, во время своего «номера» он пел и танцевал. Когда он пел, Изабель всегда стояла за боковыми кулисами (они по обе стороны сцены) и смотрела на него. Иногда они разговаривали и смеялись, а как-то раз, когда Изабель сказала, что у нее разболелась голова, поэтому она едет в гостиницу, я увидел, как они оба зашли в гримерную.
Наверное, я зря сказал про это Садини, но все как-то случайно вырвалось – я не успел остановить себя. Он очень рассердился и задавал мне разные вопросы, а потом сказал, чтобы я держал рот на замке и смотрел в оба.
Теперь я знаю, что неправильно сделал, когда ответил ему «да», но тогда я думал только о том, что Садини был со мной очень добрым. И я смотрел в оба за ней и Джорджем Уоллесом, и вот однажды, когда Садини был в городе, я снова увидел их вместе в гримерной Уоллеса. Это было наверху, я на цыпочках подобрался к двери и стал смотреть в замочную скважину. Никого рядом не было, никто не видел, как я вдруг покраснел.
Я покраснел, потому что Изабель целовала Джорджа Уоллеса, а он говорил ей:
– Давай не будем больше тянуть, любимая. Подождем до конца гастролей и покончим с этим, ты и я. Смотаемся отсюда, поедем на побережье и…
– Кончай эту идиотскую болтовню! – Судя по голосу, она страшно рассердилась. – Мои миленький мальчик, я схожу по тебе с ума, но я прекрасно знаю, кто сколько стоит. Вик – это полный сбор, это успех; он за день заработает столько, сколько ты за год не соберешь. Любовь любовью, но на такую сделку я никогда не пойду.
– Вик! – Джордж Уоллес скорчил гримасу. – Что в нем такого особенного, в этом мыльном пузыре? Пара ящиков с реквизитом и черные усы. Каждый способен делать магические трюки, я сам смог бы, если бы мне была по вкусу эта дешевка. Да что за черт, ты ведь знаешь все его секреты. Вместе мы могли бы подготовить свой собственный номер. Как тебе моя идея? Великий Уоллес со своей труппой…
– Джорджи!
Она сказала это так быстро, так быстро отпрянула от него, что я не успел убежать. Изабель метнулась к двери и рывком распахнула ее – я стоял перед ней.
– Что за…
Джордж Уоллес подошел к ней и, когда увидел меня, хотел схватить, но Изабель шлепнула его по рукам.
– Не лезь! – сказала она. – Я сама займусь этим. – Потом она мне улыбнулась, и я понял, что она не сердится. – Идем вниз, Хьюго, – произнесла она. – Нам надо серьезно поговорить.
Никогда в жизни не забуду этого серьезного разговора. Мы сидели в гримерной Садини, только Изабелъ и я, больше никого. И она держала меня за руку, – такие мягкие, нежные руки, – смотрела мне прямо в глаза и говорила своим низким голосом, как песня, как звезды, как солнечный свет.
– Значит, теперь ты знаешь, – сказала она. – Стало быть, я должна объяснить тебе все до конца. Я, я не хотела, чтобы ты об этом знал, Хьюго. Думала, что ты не узнаешь это никогда. Но теперь, боюсь, другого выхода нет.
Я кивнул. Я боялся себя выдать и не смотрел на нее, просто смотрел на туалетный столик. На нем лежала Волшебная Палочка Садини – черная длинная палочка с золотым кончиком. Золото сверкало, сияло и слепило глаза.
– Да, это правда, Хьюго. Джордж и я любим друг друга. Он хочет, чтобы я ушла от Садини.
– Н-но Садини такой хороший человек, – сказал я ей. – Даже если он не выглядит, как хороший человек, он…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, когда я впервые увидел его, я подумал, что он Дьявол, но сейчас, конечно…
Я увидел, что у нее вроде как перехватило дыхание.
– Ты подумал, что он похож на Дьявола, Хьюго?
Я засмеялся.
– Да. Знаешь, эти Сестры, они говорили, что я не очень хорошо соображаю. Они хотели сделать мне операцию на мозге, потому что я не все понимал. Но я нормальный. Ты ведь знаешь это. Просто, пока Садини не объяснил мне, что все это просто трюки, я думал, что он, может быть, Дьявол. На самом деле это не настоящая Волшебная Палочка, и он взаправду тебя тогда не перепилил пополам…
– И ты поверил ему!
Тут я посмотрел на нее. Она сидела выпрямившись, и ее глаза сияли.
– Ох, Хьюго, если бы я только знала! Понимаешь, когда-то я тоже так думала. Когда я впервые повстречала его, я ему верила. А теперь я его рабыня. Поэтому я и не могу убежать, я служу ему. Так же как он служит – служит Дьяволу.
Наверно, тогда я вытаращил на нее глаза, потому что когда она говорила, то смотрела на меня как-то странно.
– Ты ведь не знал этого, верно? Когда он сказал, что все это просто трюки, ты ему поверил, ты поверил, что он понарошку распиливает меня на сцене, что это иллюзия, и он делает это с помощью зеркал.
– Но он действительно использует зеркала, – сказал я. – Ведь я каждый раз распаковываю, запаковываю и ставлю их перед представлением?
– Это только чтобы обмануть служителей, – ответила она. – Если бы они узнали, что он настоящий чародей, они бы схватили его. Разве Сестры тебе не рассказывали про Дьявола и как ему продают душу?
– Да, я слышал про это, но думал, что…
– Ты веришь мне, правда, Хьюго? – Она снова взяла меня за руку и посмотрела прямо в глаза. – Когда он выводит меня на сцену и воскрешает, это чародейство. Одно лишь слово, и я упаду мертвая. Когда он распиливает меня надвое, это все взаправду.
1 2