– Я его знаю, – поддержал Петр Кириллович. – Там всегда прохладно.
– Можно? – Девушка взяла его под руку, и они пошли в тени деревьев.
Парень шел позади, поглядывая на свое отражение в окнах ларьков.
– Вам не надо было лезть на эти дурацкие горки, – сказала Света. – Сколько вам лет?
– Старик.
– Ну как вам не стыдно! Вы очень хорошо сохранились. Вам… пятьдесят лет. Угадала?
– Сорок три.
– Правильно. Я так и хотела сказать сначала. Это вас укачало, поэтому я и ошиблась. Для мужчин сорок три – это самый прекрасный возраст. Правда? Ведь про этот возраст говорят: «мужчина в соку»?
– Про этот. Но я не в соку. Может быть, в собственном соку.
– Не скромничайте. Вы, наверно, научный сотрудник. У вас есть какие-нибудь открытия, изобретения. Вас ценит начальство, и вы подумываете о докторской диссертации. Сейчас у вас хандра. А на горки вы полезли от одиночества. Точно?
– Почти.
– Вот видите. Все-таки я на что-то способна.
– Вы работаете сестрой милосердия?
– Я студентка. Будущий геолог.
– Почему же у вас такие нежные пальцы, будущий геолог? Насколько я знаю, вы все время должны тесать камни.
– Я только на втором курсе. Не верите, что я геолог? Сейчас я вам докажу.
Света остановилась и принялась рыться в маленькой светлой сумочке. С Москвы-реки вдруг прилетел прохладный ветерок, тронул кроны деревьев, задвигались верхушки деревьев, заболтали между собой листья, словно дети на уроке, дождавшиеся наконец перемены. Тень впереди на асфальте стала живой. Она то заползала через весь тротуар на проезжую часть, и тогда становилось почти сумрачно, словно наступил вечер и вот-вот должен пойти дождь; то ветер загонял тень далеко в глубь аллеи, и зной заливал все вокруг ослепительным пламенем, и было похоже, что начался лесной пожар, и бледная тонкая трава под далекими деревьями, казалось, скрючивалась в огне, извивалась, и даже вроде оттуда, из-под не такой уж широкой лесной полосы, тянуло лесными запахами: мокрым мхом, грибами, поспевающей земляникой и холодным родником.
«Боже, – подумал Коньшин, – как хорошо, что я ее встретил. Неужели суббота будет нормальным, человеческим днем?»
– Вот вам на память. – Девушка положила на свою ладонь и протянула Петру Кирилловичу зеленый камушек. – Я привезла из Крыма. Там у нас была практика. Это яшма.
– Спасибо, – Коньшин спрятал камушек в карман.
– Догоняйте! – крикнул Николай. – Чего вы там шепчетесь?
Они прибавили шагу и вслед за Николаем вошли в небольшой ресторанчик. Он был пуст. Чистые накрахмаленные скатерти, на столиках цветы. В дальнем углу курил парень – официант, весь в черном, только на груди пестрый галстук-бабочка; бабочка от движений шевелилась, словно действительно это была настоящая бабочка, прилетевшая откуда-нибудь из тропиков и облюбовавшая для отдыха этого официанта.
Света выбрала столик у окна.
Официант не торопился. Он не спеша докурил сигарету, долго задумчиво тушил ее в пепельнице, потом куда-то ушел, а когда появился, принялся, не смотря в сторону компании, расставлять стулья за столиками. Стулья стояли нормально, но, очевидно, официант добивался абсолютной гармонии.
– Эй! – сказал Николай. Он произнес это «эй» негромко, но властно и слегка презрительно.
Официант не реагировал.
– Эй, салага! Шлепай сюда! – слегка повысил голос Николай.
Официант еще немного повозился, потом прервал свое занятие и подошел с каменным лицом.
– Почему вы так грубо разговариваете?
– Ты слепой? – спросил Николай.
– Прошу не тыкать.
– Ты был в Монте-Карло?
Официант растерялся.
– Нет…
– Оно и сразу видно. В Монте-Карло тебя бы вышибли через полчаса. И профсоюз бы не вступился. Понял? И ты, если бы тебе повезло, мыл машины на заправочной станции. Сейчас их там много-много стоит, поскольку энергетический кризис.
Парень сглотнул слюну.
– Па-п-ра-шу не ку-рить! – вдруг рявкнул он. Вернее, он хотел рявкнуть, но голос подвел его, и вырвалось что-то наподобие поросячьего визга.
– Тогда и ты не кури, – спокойно сказал Николай.
Наступило молчание. Официант и спортсмен пожирали друг друга глазами.
– Что есть? – наконец спросил Николай миролюбиво.
– Салат… «Столичный», – с трудом выдавил из себя парень. Видно, бабочка вцепилась ему в горло своими лапками.
– Еще что?
– Котлеты.
– Вчерашние?
– Горячие.
– Но вчерашние?
– Вечерние, – нехотя согласился официант.
Спортсмен спрашивал быстро, властно, словно вел допрос.
– Эх вы! – сказал он, стряхивая пепел в аляповатую «под хрусталь» пепельницу. – Гнать вас всех в Монте-Карло. Водка-то хоть есть?
– Водка есть.
– Конечно, теплая?
– Средняя…
– Значит, теплая. Льда, разумеется, нету.
Официант усмехнулся:
– Черепашьего супа тоже не имеется.
Николай пропустил его примитивную иронию мимо ушей.
– Извините, – ехидно сказал он. – Я забыл, что у вас нет воды и холодильника.
– Так что будем заказывать? – спросил официант, достал блокнот и открыл его. Блокнот был девственно чист.
– Бутылку водки и четыре салата, – поспешно сказал Петр Кириллович. – И минеральной, если можно, пожалуйста…
Официант ушел, обиженно подняв плечи.
– Зачем ты с ним так? – спросила Света Николая.
– С ним только так и надо, – процедил сквозь зубы Николай. – Жулье… – И окутался шарфом дыма.
– Я сейчас приду, – сказал Коньшин и встал из-за стола.
Жара на улице еще усилилась. Люди брели сонные, как мухи. Казалось, им трудно отрывать ноги от горячего, вязкого асфальта. Еще немного, еще чуть-чуть – и люди не смогут отлипнуть от асфальта и останутся на нем на века, как музейные экспонаты, как те мошки, что навсегда застыли в неестественных позах в кусках янтаря.
Петр Кириллович почти бежал, стараясь держаться тени. Пот струйками стекал по его лицу, сердце билось часто и неровно. Он боялся, что Николай может увести куда-нибудь Свету. Ему очень нравилась девушка.
Кусты сирени уже высохли и даже были горячими. Когда листья хлестали Коньшина по лицу, он ощущал аромат смолы и майских жуков. Откуда на сирени смола?
А вот и «избушка на курьих ножках». «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом», – поколдовал Петр Кириллович, пробираясь по тропинке.
Избушка повернулась, и Коньшин постучал в окошко «для грязной посуды». Опять возник черный восточный глаз. Глядел он настороженно:
– Что надо, генацвале?
– Вы обещали шашлыки, – напомнил Коньшин и обмахнулся, вроде бы от жары, десяткой.
Глаз узнал Коньшина, подобрел, придвинулся ближе, и показался черный ус.
– Шашлыка нет. Бастурма будэш?
– Еще бы, – обрадовался Петр Кириллович и сунул в окошко десятку. Волосатые пальцы смяли новенькую купюру с хрустом, словно какой-то голодный зверь проглотил жертву.
– На! Кушай на здоровье!
В руках у Петра Кирилловича очутился горячий сверток.
– Вы от какого ресторана… – хотел было спросить Коньшин, но дверца уже захлопнулась и даже задвинулась на задвижку.
«Наверное, от нашего, – подумал Петр Кириллович, – поэтому там и есть только одни «вечерние котлеты».
Обжигаясь, Коньшин понес бастурму в ресторан. Из свертка исходил такой аромат, что гуляющие останавливались и смотрели Петру Кирилловичу вслед.
– Налево понес, – сказал кто-то ему вслед с осуждением.
Бежавший по своим собачьим делам пес остановился, принюхался и потрусил вслед за Коньшиным, слизывая с тротуара капавший из свертка сок.
– Вот, – сказал Петр Кириллович и положил сверток на тарелку с котлетами.
– Что это? – спросил Николай, принюхиваясь, точь-в-точь как пес, который бежал за ним следом.
Он развернул сверток и выложил куски поджаристого сочного мяса поверх «вечерних котлет».
– Шашлыки! – ахнула Света и захлопала в ладоши.
Постепенно ресторан стал наполняться. Кроме салата и котлет появился борщ. Борщ был отчаянно горячим. Посетители ели его, обливаясь потом, и запивали теплой водкой. Официант носился по залу, от его высокомерия и медлительности не осталось и следа. Бабочка делала отчаянные усилия, чтобы удержаться на его кадыке.
Пробегая мимо, официант уничтожающе косился в сторону Николая.
– Нервничает, – значит, уважает, – сказал Николай – Надо всегда делать так, чтобы тебя уважали. В любой профессии.
– Вы кем работаете? – спросил Коньшин.
– Я диск-жокей.
– Это когда…
– Когда вы танцуете, а мы не танцуем. И за это платят.
– Неплохо…
– Могли бы и лучше. Что-то этот официант мне не нравится. Мало уважает. Пойду с ним потолкую…
Николай поднялся и ушел за бархатную занавеску, откуда официант носил еду и напитки.
– Вам он нравится? – спросил Петр Кириллович девушку.
– Красивый. Но глупый. Любит только себя. Может быть, потому что еще слишком молодой и избалованный.
– Вы давно знакомы?
– Видела несколько раз в дискотеке.
Заиграл оркестр.
– Потанцуем? – спросила Света.
– Я… Но я… Давно.
– Если уж на горки полезли… Пойдемте!
Девушка встала, расправила сарафан. Губы ее горели, глаза расширились, стали глубокими и манящими. Она положила руки на плечи Петра Кирилловича, и они стали медленно двигаться в такт музыки.
– Я одинокая и никому не нужна, – сказала девушка.
– Неправда. Вы рисуетесь.
– Нисколько. Я одинокая, как вы, и вы это знаете.
Певица пела:
– Тать-а-нин де-нь…
– Татьянин день! – вслед за ней рявкнул оркестр.
«Как спелое яблочко, – подумал Петр Кириллович. – Как румяное наливное яблочко. Висящее на тоненькой веточке…»
– Я бы не хотел вас потерять, – сказал Петр Кириллович.
– Мне бы тоже не хотелось… У вас есть карандаш? Я могу вам дать свой карандаш. У меня отличная память, в школе по арифметике я получала одни пятерки.
Коньшин назвал номер. Света тут же повторила цифры. Потом обняла его за шею и шепнула ему на ухо:
– Счастливый номер…
– Да?
– Да… Очень счастливый… Я сложила, перемножила и разделила. И все равно счастливый. Это очень редко бывает.
– А корень не догадалась взять?
– Корень… Нет… Но я дома попробую, – Света сказала это совершенно серьезно.
– Откуда вы взялись такая…
– Какая?
– Такая… Но главное, как вам удалось остаться такой? Вы живете с мамой и папой?
– Нет… Я в общежитии. Я сама с Украины. Разве вы не заметили? Я говорю нараспев.
Он и в самом деле не заметил, что Света не говорит, а словно поет слова.
– У нас очень красиво… Особенно когда цветут сады. Так пахнет… Кружится голова… Как жаль… нас на лето в Москве… на практике… У нас очень красиво. Особенно когда цветут сады… Кружится голова… Как жаль… Нас на лето в Москве… На практике…
Она не договаривала предложений. В песне почти всегда не договаривают предложений.
– Отец?
– Мой отец алкоголик, – просто сказала она. – Лечится принудительно. Я очень ненавижу пьяных.
Эти слова она сказала отрывисто, они не были похожи па песню.
С минуту они танцевали молча. Петру Кирилловичу почему-то стало стыдно, что он сегодня много пил.
– Тать-а-нин… день… Так легко… Ведете…. А к телефону… Никто… Кроме вас…
Он погладил девушку по длинным вьющимся волосам. Волосы были нежные, как хохолок у початка молодой кукурузы.
– Нет.
– Вы и вправду…
– Я живу один.
– Но были…
– Да… Был…
– Вам жарко…
– Вы устали…
– Разрешите, я…
Света достала из кармана сарафана платочек и промокнула Коньшину лоб. Платочек пах дешевыми духами.
«Я ей куплю самые дорогие духи, – подумал Петр Кириллович. – Если попадутся, французские… Вот будет радости…»
– Пойдемте посидим, – сказал Коньшин.
– Вам плохо…
– Нет… Но слишком душно. И чересчур шаркают подошвами. Если вдуматься, какое глупое занятие: собрались десятки людей, вцепились друг в друга и шаркают подошвами…
Света рассмеялась:
– И в самом деле. Я никогда не думала об этом. А вы всегда во все вдумываетесь?
– Не всегда, но часто. Вот наша встреча…
Они сели за свой столик.
– Вот наша встреча…
– Не надо, – сказала Света. – Не надо про нее говорить.
– Почему?
– Так… Пусть наша… Встреча… Останется… Нетронутой…
– У вас совсем бледное лицо.
– Пройдет… Это от шарканья…
– Тать-я-нин… де-нь…

МОЛОДАЯ ВЕДЬМА

Его жену звали Татьяной. После окончания сельскохозяйственного института Петра Коньшина направили механиком в большое село Покровское, где был плодово-овощной совхоз. Петр сразу влюбился в Покровское. Село раскинулось по левую сторону Дона, оно было просторным, дома привольно расположились по холмам, белые – чувствовалось влияние соседней Украины – домики утопали в яблоневых и вишневых садах; окна стыдливо прятались за фантастической смесью красок: желтых подсолнухов, бордовых георгинов и алых махровых маков; в Покровском почему-то испокон веков любили именно это, на первый взгляд, странное сочетание цветов, но потом, когда новый человек привыкал, он уже не мог представить себе Покровское без подсолнухов, георгинов и маков.
Улиц, как таковых, почти не существовало, ибо село было старое, а в те времена, чтобы построиться, не требовалось разрешения архитектора, и каждый селился там, где ему было любо. Некоторые дома стояли прямо на берегу Дона, огороды и сады спускались к реке, поливались донской водой, и оттого весь левый край Покровского был летом зеленым-зеленым. Многие в конце огорода построили персональные пристани, к которым были привязаны лодки; здесь купались, стирали белье, мальчишки ловили рыбу; кое-кто держал баньки; можно было из баньки прямо нагишом промчаться через сад и бултыхнуться в быструю донскую воду, и никто тебя не увидит, а если и увидит, то не осудит.
Вокруг церкви, со стен ее смотрели скорбные лица святых, больше похожих на лица матерей и отцов, не дождавшихся своих детей с войны, располагались бывшие купеческие лабазы, в которых теперь были магазины, столовая № 1 и пивная № 1 (других столовых и пивных не было). В бывших лабазах даже в самую сильную жару стояла прохлада, пахло плесенью и корицей (неужели до сих пор давали себя знать купеческие «колониальные» товары?).
Имелись еще в Покровском большая деревянная школа-десятилетка – бывший барский дом; хлебопекарня, авторемонтная мастерская, разные бытовые службы. Вот, пожалуй, и все. Ни одного завода. Поэтому в селе всегда был чистый воздух, вобравший в себя запахи лугов, Дона, окрестных хвойных лесов, и стояла тишина; по утрам было слышно, как в соседней деревушке поют петухи, а вечерами лают собаки, – до деревушки же было почти три километра.
Петр Коньшин приехал в село ранней осенью, когда начала созревать антоновка, и ее запах был всюду: на улицах, в избах, в конторе совхоза. С бахчей возили на машинах и телегах полосатые, трескавшиеся от легкого удара арбузы и зеленые круглые дыни, которые отчаянно пахли нездешним запахом, дыханием Африки, что ли, или дельты Амазонки, или откуда там они взялись у нас, эти необыкновенные плоды, вытягивающие из нашей черной, пресной, холодной земли такие сладкие, горячие, пряные соки…
Арбузы и дыни продавались на площади у церкви, прямо с машин и телег. Спешащие в церковь старухи и молодухи, имеющие к богу свои личные просьбы, вставали помолиться пораньше, перед тем как отправиться на фермы и в поле, – учитывая это, молодой энергичный батюшка, имеющий «Москвич» и японский кассетофон «Панасоник», летом открывал церковь чуть ли не на рассвете, – так вот верующие старушки и просящие у бога молодухи первыми разбирали спелые арбузы, самые ароматные дыни.
Они зажимали под мышками еще холодные с ночи бахчевые культуры, спешили с ними в церковь, молились, положив арбузы и дыни перед собой, и казалось, что старушки и молодухи молятся не суровому богу с изможденным лицом, а этим неведомо откуда пришедшим на нашу землю странным плодам, которые создали, наверное, богатые на выдумку языческие боги.
В общем, Петр влюбился в село в первый же вечер. Особенно нравились ему люди. Они были добродушными, работящими и вроде бы неторопливыми, но успевали все: и поработать на государство, и присмотреть за своим садиком, и снять с поливаемого донской водой огородишка такой «вал», что, получи такой урожай на какой-нибудь сельскохозяйственной научно-исследовательской станции, там враз все стали бы героями, а может быть, и заработали звания академиков.
Да, кроме того, покровцы разводили гусей. Из всех видов домашней живности сельчане почему-то предпочитали гусей. Может быть, это была традиция, восходящая еще к тем временам, когда предки ходили на легких стругах на Азов торговать с турками, и живой гусь был прекрасным, не портящимся в дороге продуктом, а также служил разменной монетой; а возможно, и потому, что вокруг было сколько угодно лугов и воды, и гусь сам по себе ходил, щипал траву, пил речную воду и постепенно к осени из травы и воды создавал прекрасное, запеченное в печи жаркое. Да, кроме того, голопузая малышня не оставалась без присмотра; она присматривала за гусиным стадом, а гусиное стадо в свою очередь присматривало за голопузой малышней.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Оранжевая электричка'


1 2 3